Шаги звучно отзывались тихим эхом при каждом соприкосновение подошвы с начищенным до блеска мраморным полом. Глен старался ступать тихо. Храм тонул в кромешном ночном спокойствие.
Они вернулись с Далией с озера совсем недавно. Как преступники проникли через ворота Солнечного храма. Луны не было, а звезды хоть и осыпались канапушками во все небо, не давали достаточно света.
- Вам бы фонари не помещало установить на улице, - ни с того ни сего проговорил Зорин, подводя Надежду к конюшне.
- Зачем? – подивилась Далия.
- Темно же. Плохо видно.
- Это потому что мы вернулись слишком поздно, - девушка завела своего скакуна в стойло. - Ночью надо спать, а не бродить в темноте. Ночь – для покоя и восстановления сил. Таков завет Юи.
Зорин промолчал. Он уже сам порядком устал и спорить с краширкой, что и по ночам можно весело потусить, например, в клубе или в парке, главное с хорошей компанией, не стал. «Все равно не поймет» - мудро рассудил Глен.
Они с Далией расстались на втором этаже, на балконе, пожелав друг другу защиты от Божественного Сеи. Солнечная жрица направилась к себе, а Глен потопал в свое крыло.
Он шел, и каждый его шаг шуршащим эхом разносился по пустому коридору. Он знал, что не один во дворце. Где-то тут спит Эхан, Юивия, скоро уснет и Далия, а теперь и его ждала теплая, уютная кровать с желанным сном.
Он открыл дверь в опочивальню и опешил. У раскрытого окна стояла женщина.
- Ты припозднился, сын мой, - поприветствовала его Юивия.
Такого Глен не ожидал. Он зачем-то быстро обежал глазами пространство, вылавливая из темноты очертания привычных предметов, но кроме его и Верховной жрицы никого в комнате не было.
- Зачем вы здесь? Вы искали меня? Я зачем-то вам понадобился?
- Да, - краширка медленно подходила к нему. – Где ты был, Глен?
- Гулял…
- Гулял, - протянула это слово за молодым человеком женщина, и ее глаза странно блеснули в темноте. – Старайся с заходом солнца уже быть в дома, и желательно в постели.
«Тогда почему вы здесь, а не в своей постели?» - так и подмывало спросить, но Глен неловко чувствовал себя под престольным взором жрицы.
- П-простите, - землянин склонил голову. – Постараюсь больше так не делать. – «По крайне мере пока я в храме» - дополнил свои мысли Глен и перекрестил два пальца наудачу.
- Ты устал? – спросила Юивия и, протянув руку, дотронулась до груди парня. – От тебя пахнет водой…
- Н-нет…
- Это хорошо, - рука женщина опустилась ниже и остановилась в районе солнечного сплетения. – Древо желает видеть тебя.
Глен поражено уставился ничто не выражающее лицо краширки.
- Ч… что, простите?
- Древо желает разговаривать с тобой, - тихо повторила сеюйка и надавила рукой в канавку меж ребер. – Оно покажет тебе твою просьбу.
- Я ничего не просил, - выдавил из себя Глен, отступая на шаг.
- Разве ты не хочешь знать правду? – сеюйка опустила руку.
Она, обойдя остолбеневшего молодого мужчину, открыла дверь. В проем ворвался воздух. Зорин уловил в нем знакомый сладковатый аромат: «Сесии!»
- Идем за мной, - сказала женщина, и Глен не мог противиться этому ни с чем несравнимому пленяющему голосу, коим обладали Юивия и Далия.
Землянин вошел в нишу Древа. «Странно, - юноша задрал голову, вокруг него пульсировал малиновый туман, - как будто стою в колбе». Он коснулся плотных, прозрачных стенок. На удивление стекло оказалось такое же теплое, как и рука, Глен не ощутил никакой разницы в температурах.
- Не стоит этого делать, - приглушенно не своим голосом сказала Юивия. – Просто стой. Древо само найдет тебя.
Глен испуганно обернулся. Верховная жрица смотрела затуманенным взглядом. В ее глазах уже начали расцветать и гаснуть бледные розово-малиновые всполохи. Она протянула к молодому человеку руки, и Зорин взял их.
- Закрой глаза, - повелела Юивия и Глен подчинился.
С поверхности кожи краширки сорвались розовые тонкие молнии. Они, оплетая пальцы землянина, побежали вверх по рукам, плечам, паутинкой обвивая кожу, обмотали шею, покрыли лицо, окутали голову в полупрозрачный кокон, проникли под череп. Уши Глена заполнил рокот, похожий не то на далекий гром, не то на шум прибоя.
Звук неотвратимо нарастал. В висках затрещало, челюсти сжались с нечеловеческой силой. Рот наполнился ноющей болью, отдававшейся в каждом зубе. Ощущения принесли неприятными воспоминаниями из детства: посещением зубного, томительное сидение в стоматологическом кресле, страхом, что надо прийти еще и не раз.
Глену захотелось закричать, глаза наполнились слезами, но звучавший в голове раскатистый шум стал еще громче и поглотил все чувства. По тёмным волосам хаотично прыгали искры. Голова запрокинулась, рот сам раскрылся - из него вырвалось только бессильное: «Охх…»
Вокруг землянина сомкнулась пустота. Такую пустоту Глен уже ощущал - он уже был в ней, перед тем как увидел Югарта в странной пещере. Сейчас же все было по-другому; он не шел в ней, наоборот, это она крепко держала его, утягивая все глубже.
Сердце землянина тяжело стучало, колени тряслись, тело как будто скользило в низ - в нечто, где время сворачивалось и разворачивалось, словно писклявая свистулька на дне рождении.
Послышался мелодичный звон ветреных японских колокольчиков на ветру.
Все смолкло. Настала тишина.
Приятные звуки возникли снов. Глену почудилось в них знакомая мелодия, но какая именно, он вспомнить не мог. Музыка и не музыка. Это были не те звуки, которые он привык слышать на сартане, они не походили ни на одну из мелодий с далёкой Земли. Это было нечто другое, но всё равно до боли знакомое.
Музыка пропала.
Снова началась и снова пропала.
Глен оглядывался, пытаясь найти источник шума.
Вот медленно-медленно звук начал возвращается. Уши снова омыли чистые сильные ноты. Глен в наслаждении закрыл глаза.
Музыка повторно стихла.
Землянин ждал.
Вторая волна звука нежданно принесла с собой сильную вибрацию, прошла сквозь тело и выбила из лёгких воздух.
Глен судорожно вздохнул. Он побоялся открыть глаза. Он боялся увидеть то, что просачивалось в него помимо его воли, тянулось к его сердцу, к его мыслям, к его чувствам, к его разуму. Но ему надо было узнать: Почему? Как? Зачем?
Карие глаза открылись. Глен висел в облаке тумана. Как волокна сахарной ваты, невесомые слои этой неведомой розово-малиновой сущности плавно клубились, смещаясь то влево, то вправо, то в низ, то вверх и все это двигалось одновременно в хаотичном беспорядке. Холодок пробежал меж лопатками и утонул где-то глубоко в животе.
Туман тяжело вздохнул и выдохнул. «Оно…дышит?» - Глен не поверил сам себе. Он протянул руку, пытаясь зарыться в малиновую поволоку. Пальцы погрузились в облако, но не почувствовали абсолютно ни-че-го.
Внезапно марево сгустилось и на мгновение Зорину привиделись глаза, точно такие же, как у сегарта. Большие звериные глаза, в которых притаилось что-то древнее, некая крайняя нужда затаилась в вытянутом, как веретено, зрачке. Морок рассеялся, и глаза, встретившиеся с глазами Глена, исчезли.
Глен повернул голову, но вид от перемещения не поменялся. Туман клубился вокруг, как и раньше - без понятных горизонтов и очертаний конца. Юноша попытался пойти вперед, но лишь перекувыркнулся и беспомощно повис вверх ногами.
- Только этого мне не хватало, - раздражено пробормотал Глен.
Он еще раз попытался пойти вперед, и его резко скрутило. Глен застонал. Тело прожгла тупая боль. Такое ощущение, что кто-то стал разбирать его на части, а потом собирает снова, сустав за суставом. «Я как насекомое на разделочной доске, - испуганно подумал Зорин, морщась от боли. – Точно со мной играются… Нет, - прошептал знакомый голос в голове. – Изучают…»
Внезапно все прекратилось, и парень облегчено выдохнул.
- Дитя Хони, - позвал его тихий голос с легким шипящим присвистом.
Голос, позвавший его, выговаривал четко каждый звук в современных словах, но ощущался таким архаичным, словно шёл из глубина веков, древних-предревних; возможно он звучал ещё на заре самых-самых первых живых созданий на Земле. Глен не мог толком объяснит самому себе, почему он так решил, он просто знал это или… «Оно внушило мне это», - осознал Зорин.
- Меня зовут Глен, - ответил землянин в пустоту.
- Я знаю, - голос немного задрожал, к шипению примешались булькающие нотки, - дитя Хони.
«Ему весело?» - Зорин был уверен, что бы это ни было, оно подавилось смешком.
- Хони? Я не дитя Хони. Кто это?
- Твоя планета, - голос стал глуше. – Хони. Раньше она называлась – Хони, для тебя же она - Земля.
- Раньше? - опешил Глен. - Когда? Кем?
- Вами… И нами… - загадочно отозвался голос.
- Вами? - юноша с ужасом смотрел, как туман запульсировал с пугающей быстротою, и Зорин готов был отдать голову на отсечение, что уловил крупную длинную тень, хищно скользнувшую в круг него.
- Кто ты?! - с вызовом выкрикнул Глен, оборачиваясь, ища глазами быструю тень. - Что тебе нужно?!
- Что тебе нужно? - услышал он в ответ вкрадчивый шелестящий голос. - Ты пришёл в меня, а не я в тебя, дитя Хони.
Пальцы пронзили тысячи острых иголок.
- Я в тебе? Ты Древо Сеюи?
- Давно, очень давно, они называют эту часть так. Отобрав мое истинное имя, они стали называют меня так, - отозвался с лёгким раздражением невидимый собеседник. - Но я их… не виню. Разве можно винить глупых детей за их безрассудство?
«Я не понимаю о чем оно говорит?» - Глен молчал, разглядывая, как ритмично колеблется дымка, словно дышит.
- Она скоро заберёт тебя, - голос зазвучал всюду и сразу. - Зачем ты пришел ко мне... Глен?
- Я, - Глен на мгновение замялся, но, стиснув кулаки, выкрикнул: - Я хочу знать правду! Юивия сказала, только ты можешь её показать! Покажи мне!
- Правду?... Ту, что хочешь ты?... Или ту, что ты боишься знать? Какую из них? - Глен обомлел. - Выбирай...
- Которую надо, - твёрдо ответил землянин.
- Выбор сделан, дитя Хони, - голос сдавлено захохотал.
Движение в тумане усилилось. Перед глазами Глена замелькали яркие (черные на золотом) вспышки, живот свела болезненная судорога. В тумане мелькнула пугающая, необычно длинная, угрожающая тень.
– Эти месартим пожалеют, что ты оказался во мне, землянин... - откуда-то издалека, долетело до Глена смазанное зловещее шипение, и на него обрушилось белое небытие.
«Умри! Умри! Умри! УМРИ!» - Батрис сильнее сжал пальцы. Вены на руках вздулись, проступая неровным узором под кожей. Он, не переставая, монотонно продолжал ударять человека об землю.
Схватка противника ослабла. Кровь потела изо рта и ноздрей, изливая из незнакомца жизнь.
Батрис разжал руки.
Красноволосый лежал на землю обмякшей безжизненной грудой. Страж судорожно выдохнул, внимательно разглядывая мертвое лицо неизвестного: «Кто он?! Я такого ни разу не видел. Красные волосы?! Откуда он взялся?!»
Вдалеке разнесся крик пранта. Батрис быстро вскинул голову в направление зова. С той стороны был слышен шум битвы, небо заволакивалось черным дымом. «Где Селаия?! - мужчина нервно огляделся и увидел ее. Он встал, перешагнул через мертвое тело и, покачиваясь, шатаясь, двинулся к женщине скорчено лежавшей возле кустов.
- Сестра, - позвал ее краширец. – Селаия…
Он нагнулся. Женщина дрожала. Ее руки сжимали расползавшуюся разорванную ткань на груди, путаясь закрыть обнаженное, израненное тело.
- Сестра, - страж коснулся ее плеча. – Тебе больно? Что он с тобой сделал?
- Не трогай меня! – Селаия еще сильнее сжалась в комок. – Я… Я…
Ее голос сорвался на всхлип, и женщина бесшумно зарыдала.
- Он мертв, сестра, - иссинии глаза сеюйца потемнели. – Я убил его.
Краширка замерла.
- Он взял меня, - выдавила она из себя. – Он проник в меня. Он… Он… Батрис, как я вернусь к…
И она завыла, душа свое горе в слезах.
Боль сестры обжигающей резью полоснула по сердцу небесного стража. Он рывком приподнял сеюйку, заключая в свои объятья. Женщина дернулась, попытавшись вырваться, но мужчина держал крепко.
- Селаия, - страж нежно пригладил взлохмаченные волосы женщины. – Селаия, все будет хорошо… Ты жива. Мы живы… Все будет хорошо. Обещаю тебе, что никому больше не позволю причинить тебе боль. Не плачь. Прошу только не плачь.
- Что ты несешь?! - женщина, изогнувшись, ударила краширца в грудь. – Батрис, как теперь я посмотрю в глаза Эйвану! Я обесчещена! Я опорочена, Батрис! В меня вошел другой мужчина, - она впилась отчаянным взглядом в лицо брата. – Меня схватил прант, я думала, что это смерть. Потом упала и тут. Тут…
Селаия, уткнувшись в грудь брата, разрыдалась.
- Я не знаю, откуда взялся этот человек. Я так испугалась, брат. Его красные волосы развевались, как огонь. А его глаза. Эти страшные желтые глаза. Батрис, я пыталась убежать. Батрис, я пыталась. Клянусь! Я пыталась!
Слова сеюйки снова захлебнулись во всхлипах.
- Я верю тебе сестра. Я ни в чем не виню тебя, - Батрис нежно гладил золотистые волосы женщины.
- Я… Он схватил меня. Он повалил меня… Я отбивалась. Честно, Батрис! Он крепко держал меня, - краширка сильнее уткнулась в жесткую черную ткань с чешуйчатым узором. – А потом… Он… Он… Батрис, как я могу вернуться к Эйвану?!.. Мой милый… Мой любимый, Эйван… Как я могу смотреть ему в глаза, когда другой мужчина взял меня?.. Сделал своей...
Тело краширца окоченело. Он сидел неподвижной статуей, обнимая сестру.
- Он, - глухой голос стража оборвал всхлипы сестры. – Он излился в тебя?
Краширка замолчала. По ее спине прошлась невидимая рябь.
- Ответь мне, как есть, – потребовал Батрис, отстраняя от себя жрицу. – Ответь честно! Он излил в тебя семя?!
Холодные глаза сеюйца заглядывали в заплаканные женские глаза.
- Селаия, мне надо знать, - требовательней произнес страж. – Ты же понимаешь, что сегодня свершился обряд и тот, кто взял тебя – считается твоим мужем. Твоим Избранным. Селаия, ответь мне!
- Брат, у меня не будет детей от Эйвана, - прошептала жрица. – Я боюсь, что Всемилостивая Юи прокляла меня. Как мне смотреть в глаза сестрам? Как мне смотреть в глаза Эйвану? Мне страшно смотреть даже в твои…
- Сестра, посмотри на меня! – краширец обхватил лицо женщины своими руками и приподнял вверх. – Селаия, ты моя сестра. Ты моя кровная сестра. Ближе и роднее у меня никого нет и не будет. Мы вмести были с тобой изначально, еще в лоне матери. Мы родились в один день и умрем в один день. Я никогда не оставлю тебя. Чтобы не случилась.
- Я осквернена, Батрис. Я не знаю, что со мной будет дальше. Я не хочу возвращаться к сестрам. Я просто не могу…
Она перевела взгляд с брата в голубое небо, по которому стелился рваными разводами серый дым. Ее глаза наполнились слезами.
- Хочу умереть…
- Что?! – глаза краширца расширились в безумном страхе.
- Я хочу умереть, Батрис. И пусть эта новая жизнь во мне умрет вместе со мной, - жрица прижала свои дрожащие ладони к животу. – Я проклята. Я чем-то разгневала Всемилостивую Юи. Я нарушила свадебный обряд между небесным стражем и солнечной жрицей. Я не спела у Древа Сеюи. Я захотела быть как деревенские, и Юи наказала меня.
- Нет! – вскричал Батрис. – Не смей так даже думать! Ты не умрешь, Селаия! Может детей не будет. Ты же не знаешь наверняка.
Краширка не видящим взглядом смотрела на брата.
- Селаия, давай поживем нужный срок… хочешь в лесу, хочешь в деревне. В любой. В самой далекой. В той, в которой ты захочешь. Прошу! Мы дождемся и поймем, зачала ты или нет.
- И что будет, если да? – мертвлено поинтересовалась сеюйка.
- Мы просто останемся жить там же. Я готов пойти на все, лишь бы ты жила, сестра. Я пойду на все! Прошу, только живи! Я обещаю, что никогда не брошу тебя! Не оставлю! Защищу от любой опасности, - он сильно стиснул ее ладони. – Клянусь тебе перед Божественным Сеей, что буду оберегать тебя, твоих детей. Клянусь, что приму и разделю с тобой всю боль, всю кару. Прошу только живи! Прошу, Селаия, только живи!
- Батрис, мой любимый брат, - женщина заключила мужчину в свои объятья. – Ты готов все это сделать для меня? Отречься от небесных стражей? Нарушить свои клятвы? Скрыться со мной?
- Да, - закивал мужчина. – Только, пожалуйста, никогда не думай о смерти. Ни о своей, ни о моей, ни о чей. Молю тебя, Селаия, живи. Живи всегда…
Постепенно розовый туман рассеялся. Глен судорожно вздохнул, впуская в свои легкие воздух, заставляя себя дышать.
- Юивия, - голос не слушался землянина. – Я видел… Это правда? Это все правда? Югарт… он действительно?
Большие изумрудные глаза Верховной жрицы искрились розовыми вспышками, напряженный взгляд был с всепоглощающим вниманием устремлен на землянина.
- Да, - был ответ. – Древо не лжет. Не имеет право лгать. Прости, что ты все это узнал. Тебе наверно больно осознавать, что человек, которому ты отдал сердце, изначально был твоим врагом?
Она потянула молодого человека за собой, выбираясь из стеклянной ниши.
«Он не был никогда моим врагом», - нахмурился Глен, отстраняясь от нее.
- Вы, - Глен устало опустился на холодный, каменный пол. – Вы знали про все это?
- Нет, - грустно покачала головой жрица. – Я узнала правду только сейчас, с тобой. Ты, а не я, связан с Югартом. А он связан со своей матерью. Так растут ветви, так сплетаются жизни. Древо могло только тебе показать все, что было с Селаией. Я, - Юивия заломила руки. – Я сильно виновата перед Югартом. Я решила, что Батрис и правду его отец. Я стерла его из памяти, Югарта. Мне так жаль…
Глен закрыл ладонями лицо. «Югарт всю жизнь думал, что он дитя инцеста? Каково ему было? Может поэтому он так легко ушел к прантам? Там-то открылось, что его отец не брат его матери. У меня болит голова. Меня сейчас стошнит от всего этого»:
- А, Югарт знал, что вы решили, что Батрис его отец?
Юивия, вздрогнув, отвела взгляд в сторону.
- Если кто-то пренебрегает наказами Юи, то несет должную кару. Но ребенок не виноват в грехах родителей. Мы скрыли от него эту правду. Но кто знает, - Верховная жрица сжала ткань платья. – Я не могу давать гарантий, что он мог это узнать. Хотя вряд ли, кто-то говорил об этом открыто при нем.
Зорину показалось, что его всего ушибло, точно он спикировал с большой высоты на гребень волны, неудачно приземляясь всём телом; он всей душой прочувствовал это необратимое погружение в бурлящую пучину обжигающего гнева. «Да как вы, - Зорина всего затрясло, кровь прилила к лицу. - Как, вы, так с ним могли! Ненавижу! Ненавижу всех вас! Не планета, а рассадник…» У Глена на языке плясала ядовитая колкость, он хотел её выплюнуть (так она жгла язык) освободить свой рот от этого неприятного ощущения, но разум сдерживал опрометчивое неразумие.
- Не надо нас ненавидеть, Глен, - холодно сказала Юивия. Малиновые искорки вспыхивали и гасли в ее изумрудных глазах, заставляя землянина поежиться. – Мы повинуемся воли Вселюбящей Юи, ее наказы будут выполнены без прекословно, - она наклонила голову к плечу. – Разве на Земле не так же? Разве ты никогда не ошибался?
- Но вы даже не пытались понять, почему у него красные волосы и он отличается от вас, - перешел в нападение Глен. – Как вы могли так поступить с ним!
- Мы любили его, - Юивия мраморным изваянием возвышалась перед юношей. – Мы полюбили его как сына Селаии. Мы, как могли, заменили ему мать и отца. Он стал одним из нас, он стал частью нашей семьи. Мы приняли его, каким он есть.
- Почему вы не предположили, что на Крашире есть и другие народы?
- А ты бы мог предположить, что есть другие обитаемые планеты?
- Это другое!
- Это тоже самое, - с легким раздражением выдохнула Верховная жрица. – Если бы ты сам не очутился на Крашире, ты бы поверил, что есть такой народ как сеюи?
- Да, поверил! Смотря, кто мне это расскажет.
- Не обманывай себя, Глен. Я видела образы о твоих представлениях об инопланетных жителях. Ты бы не поверил.
Глен в отчаянье прикусил губу.
- И даже если ты и поверил, это лишь по тому, что на твоей Земле слишком много разных людей. Много народов. Ты привык к такому, а мы – нет. Даже Орафу пришлось довольно долго нас убеждать, что мы живем на планете. Все не так просто, мой младший сын.
- Да, - в согласии кивнул юноша, - здесь я принят вашим сыном, а вы мне стали матерью. Но у меня все еще есть моя настоящая мама, - Глен почувствовал, как горький комок подкатил к горлу. - Я скучаю по своей родной маме… Мне ее очень сильно не хватает… Вы даже представить не можете, насколько мне порой плохо без нее… Хочу еще раз обнять ее…
- Нет, могу, - в голосе Юивии звучала великая грусть. – Я тоже скучаю по своей, и тоже хочу обнять. И хотя я видела ее только через Древо, но я тебя прекрасно понимаю. Ты хороший сын. Любящий. Это светлое чувство. Но я не могу отправить тебя домой. Мне очень жаль. И прости, что так и не смогла заменить тебе твою кровную мать. Но, - она присела рядом с юношей, – ты здесь и мы любим тебя, Глен. Ты - часть нашей семьи.
Глен тупо смотрел, как белые пальцы покрыли его ладони. Он поднял голову. Перед ним пульсировали насыщенным розовым светом два больших глаза. «Она хочет стереть твою память!» - тот же голос, что он слышал, погруженный в Древо Сеюи, панически засипел в нем.
- Вы сотрете мне память? - прошептал Глен.
- Если ты этого пожелаешь, - гулкий голос солнечный жрицы напугал землянина. – Я могу облегчить твою боль, Глен. Могу убрать из твоих мыслей все, что связано с Югартом, с Землей. Все что не дает тебе спать. Просто скажи, и я принесу тебе покой.
- Я этого не хочу… - еле шевеля губами, ответил Зорина.
Он чувствовал, как тонет в этом малиновом бездомном океане с черными, острыми, как иглы, зрачками. «Убеги от нее! Убеги от нее!» - все тот же глас в истерическом шепоте клокотал в голове юноши.
– Не надо, - жалобно попросил Глен.
Слезы сами потекли из глаз землянина.
- Хорошо, - глаза Верховной жрицы закрылись. – Не бойся, я не причиню тебе зла. Я просто хотела помочь.
Юивия нежно погладила Зорина по волосами (одинокие искрящиеся розовые искорки, как снежинки, скатились с каштановых прядей) и не спеша выпрямилась во весь рост.
- Пойдем. Пора возвращаться.
Глен попытался подняться, но не смог. Его все еще потряхивало, ноги не слушались. Перед глазами вставало и вставало лицо жрицы с пугающими, неестественно светящимися, глазами. «Она же ничего не сделала, - Глен пошатнулся, но выпрямился. – А могла бы все стереть, даже не спрашивая меня».
- Я бы не смогла ничего сделать против твоей воли, - негромко проговорила Юивия, обернувшись через плечо. – Потомучто перед Древом Сеюи ты мой кровный сын, а я твоя кровная мать. Запомни это, Глен.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления