Мэхан бежал, не разбирая дороги. По ногам больно хлестнули ветви кустов. Краширец скривился. Он выбежал на плац. Ворота медленно отворялись. Он знал, что за ними будут его братья, его товарищи - сегарты. Он видел их со смотровой башни – сильные звери вереницей мчались к замку. В еще не до конца раскрывшийся проем ворвался Рохак. Он нес на руках тело.
- Брат! – Мэхан подлетел к стражу.
Белокурая голова Эхана безжизненно покоилась на широкой груди отца. Казалось, юноша спал. Если бы Мэхан не знал, что Эхана не было целый месяц в Лаярде, то подумал бы, что кузен устал, а отец несет сына домой, как носил его в детстве из леса после утомительных тренировок.
- Рохак, - выкрикнул Мэхан, спеша за родственником. - Что с ним?! Он жив?!
Рохак нечего не ответил. Он рванулся к сияющему черным провалом входу здания и неистово заорал:
- ОРАФ!!!
Мэхан содрогнулся, когда глас дяди, отражаясь тысячным эхом о своды, ворвался в цитадель, заполняя замок отчаянием.
- Ораф! Ораф! – неслось по коридорам, лестницам, просачиваясь сквозь стены, вторгаясь в уши.
Мэхану уже доводилось слышать такой крик о помощи. Имя отца срывалось с уст Югарта, там - у Небесного озера. Его брат по матери также взывал к хранителю песен, неся на руках бесчувственного Глена. «Или не так?» - одернул себя сеюиц.
Крик Рохака резко стих, как будто на человека опустился не проницаемый колпак. Мэхан стоял в проеме, не решаясь войти внутрь родного дома.
- Мэхан, - бас Даруна раздался за спиной, - пропусти.
- Что с Эханом?! – краширец резко повернулся, обрушиваясь на брата матери. – Он живой?! – его взгляд скользнул по суровому лицу главнокомандующего. - Эйван, мой брат… - он перевел глаза на мрачного Глена. - Где Югарт?
- Где Рохак? – сухо спросил Эйван.
- Там! – Мэхан, резко выкинув руку, указал в темное чрево замка. - Он понес Эхана к Орафу, - Мэхан устало облокотился на кирпичную кладку, закрывая лицо руками. – Всемилостивая Юи, он жив… Благодарю тебя, Сея, что защитил брата…
Мэхан прислушался, как сердце прыгало по всему организму, то подымаясь к горлу, то ухало где-то в районе живота, стучало шумными волнами в ушах. «Все хорошо, - краширец впускал и выпускал в легкие воздух, стремясь обуздать расшалившееся сердце. - Все хорошо. Он живой. Он живой».
- Почему, брат без сознания? – спросил Мэхан, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно.
- Мы не знаем, - Дарун, задрал голову, ища на фасаде окно опочивальни хранителя. – Ораф, разберется. Да поможет ему Сея!
- Глен? – Мэхан вопросительно воззрился на землянина. – Почему нет Юг… - сеюиц дрогнул.
Вид Зорина, как скала, припечатал краширца к земле. Глен стоял прямо, натянутый, как струна. Черты лица были напряжены, челюсти сжаты так, что скулы угловато выпирали, добавляя окантовке лица еще большей резкости. Брови, сведенные к переносице, привносили облику остроты, побуждая думать, что сейчас в этой покрытой темными вихрям голове решаются серьезные, извечные своей важностью вопросы, не требующие отлагательств. А глаза… Мэхану еще никогда не доводилось видеть таких пустых глаз. В них не было ни тепла, ни холода. Померкшие, как угасшие угли отработавшего свое костра, не несущие в себе ни единого отблеска того человека, каким Мэхан привык видеть Глена: забавного, интересного, знающего много необычного, попадающий в неловкие ситуации, непонятного, веселого… живого…
- Где Югарт? - со всей твердостью, которою смог найти в себе, спросил Мэхан. – Где. Мой. Младший. Брат?
- Он ушел с ними, - ответ Даруна упал, как камень, больно ударяя своей суровой правдой. – С этими… Как их там…
- Дорами, - бесцветным голосом подсказал Глен.
- Прантами, - выплюнул слово Эйван.
Мэхан ошалело смотрел то на Эйвана, то на Глена, то на понурого Даруна. И если в глазах командира звучала сталь, а в глазах дяди сквозила боль, то в глазах землянина не сквозило ничего, а скорее все сквозило сквозь них. На мгновение Мэхану померещилось, что если бы он смог закинуть в карии глаза: Лаярд, Солнечный храм, деревню Марсай, близь лежащие леса, да всех сеюйцев разом, то все бы это благополучно провалилось в бездну безразличия, что поселилась в глазах Глена, даже не заполнив ее и наполовину.
- Почему вы не привели его силой?! – жесткий голос Мэхана рубанул как топор. – Эйван, он твой сын! Разве Югарт посмел бы ослушаться отца?
- Я не его отец, - выдавил из себя главный страж. – Мой сын отказался от меня.
И сказав это, Эйван, протиснулся мимо Мэхана. Сумрак цитадели поглотил его.
Мэхан, проводив опешившим взглядом могучую фигуру командира, обернулся к Даруну, ища поддержки, но старший собрат, горестно отведя глаза, что-то неразборчиво пробормотав, поспешил за Эйваном.
На улице их осталось двое. Землянин и краширец.
Мэхан уставился на безразличного Глена. «Мне надо пойти к Эхану. Узнать как он, - сеюиц смотрел на человека в напряжении застывшим перед ним. – Но как я могу оставить его?»
- Глен, - слабо позвал страж, сам поражаясь своей интонации. А дальше невысказанные слова застряли в глотке, прокалывая душу и сердце шипами.
Юноша не видящим взглядом посмотрел на Мэхана.
- Что с Югартом, Глен? – с усилием выдавил каждый звук из себя краширец.
- А что с ним?
- Вот и я хочу узнать, что?
- Он там, - землянин еле уловимо качнул подбородком в сторону заходившего солнца. – У себя.
- Живой? – «Сея, что я спрашиваю?! – заорало в нутрии Мэхана. – Если бы он был мертвый, то они бы его обязательно принесли для погребения».
- Да, - прошептал Глен и его глаза закрылись. – Слава Богу…
Зорин качнулся. Страж подумал, что парень сейчас упадет. Его руки раскрылись, как крылья, готовые подхватить хрупкое тело землянина, но Глен устоял и, сделав неуклюжий шаг, потом второй, третий, и еще один, и еще, медленно зашагал в проход. Мэхан поспешил за ним. Он шел рядом, постоянно косясь, стараясь прочесть на спокойном, смуглом лице хоть что-то, хоть туманный отголосок того о чем сейчас думал Глен. Глен, которого он полюбил. Глен, который стал его первым и единственным другом. Глен, который перевернул его мышление о таком, казалось бы, понятном, привычном и скучном мире, а по факту оказавшимся незнакомым, запутанным, будоражащим, рождающим к себе нескромные вопросы, изученным только с одной стороны, да и то не до конца. Сеюиц неосознанно схватил руку Зорина. Глен остановился. Его взгляд уставился на белые мужские пальцы, обхватившие запястье, а потом карие глаза встретились с серо-голубыми.
- Глен, ты не один. Я с тобой. Расскажи, что случилось в Саярде?
- Я устал, - безжизненный голос Глена обжег краширца сильнее раскаленного металла. – Я очень сильно устал. Мне надо поспать, - Зорин дернул рукой. – Отпусти меня.
- Нет, не пущу! - Мэхан осознавал, что это выглядело как ребячество, но его разум вопил: нельзя отпускать руку. – Я беспокоюсь о тебе.
- Не надо, - губы Глена искривились в подобии улыбки. – Я давно уже взрослый. Я не ребенок и в состоянии позаботиться о себе сам в такой ситуации. Просто дай мне побыть одному, Мэхан, - и землянин, цепко сжав указательный палец стража, отвел, разжимая захват.
Мэхан разжал пальцы, сдаваясь. Шаги удаляющего Глена, гулко отдаваясь эхом под сводами холла, мерно заглушались в укромных уголках зала, терялись среди колон.
Тоска, боль и отчаянье обрушались на Мэхан, как стая обезумевших сгротов. Хотелось рвать и метать. Он ощутил, как сегарт лезет из него наружу. Кровь закипела. Лицо обдало жаром. В глазах зажегся хищный огонек. Мэхан, оскалившись, зарычал, подавляя в себе желание - перекинуться в туже секунду. И прежде чем он успел что-либо понять, его ноги уже несли тело к крепостной стене.
Он, перекувыркнувшись, вдарил со всего размаха в сердцевину замка, отверзая путь на свободу.
Затягиваемый сумерками тракт ждал его. Лес, призывно шумя, звал его. Оглушительный вой возвестил, взывая к Краширу, что монстр вышел на волю, и пусть трепещет любой, кто увидит золотое чудовище, истязаемое в своем горе, в своей злобе и в бессилии изменить то, что уже случилось.
Монстр медленно обвел дорогу начинавшую тонуть в сгущающихся прохладных сумерках. Мэхан ощетинился. Его белые зубы зловеще блеснули с вязкой чернильно-фиолетовой тьме. Сегарт громко втянул воздух, для нового рева. Зверь задрал морду, напрягая могучую глотку.
В животных глазах отразилось небо, в зрачках блеснули звезды, подмигивающие синеватым сиянием. Мэхану вспомнились такие же светящиеся, но не холодным блеском, а теплом и нежностью синие глаза.
«Лана! – теплая волна прошлась от носа до самого кончика хвоста, порождая надежду. – Лана… Я хочу увидеть тебя!» И зверь мощными, гигантскими прыжками устремился в направлении деревни Марсай.
Клубы дыма, поднимаясь широкими столбами, чернили чистое закатное небо. Испуганные вопли людей, громкое ржание коней, треск рушившихся домов охваченных пламенем – оглушили Глена.
Он стоял, опешив, посреди незнакомой улицы, по которой бегали перепуганные люди, метаясь от дома к дому, пытаясь вытащить из под завалов раненых.
Яростные, пугающие крики проносящихся в небе больших и страшных существ, пригвоздили Глена к земле. Он с ужасом смотрел, как извергая из клюва ослепительный столб света, эти адские создания, громят строения, добавляя еще больше огня к ревущим под ними пожарам.
Жители уничтоженных домов бегали мимо Глена, не замечая его, не врезаясь в него, как будто он и не существовал для них.
- Югарт! – отчаянный женский крик заставил Глена обернуться.
По улице бежала молодая женщина с растрепанными, опаленными волосами. Её длинная, желтая юбка была измазана в саже, прожженная местами уродливыми дырами, оборванная по краю подола.
- Югарт! – звала женщина, задыхаясь от едкого дыма, заволакивающий все вокруг. – Югарт!
- Он здесь! – к ней несся мужчина, зажимая под мышкой мальчика.
Оказавшись рядом, мальчик, в руках мужчины, повернулся к Глену лицом на половину скрытым съехавшей белой банданой, из-под которой торчали красным ежиком волосы. Испуганный, широко раскрытый ярко-синий глаз, обрамленный алыми ресницами, пристально смотрящий на Зорина, заставил землянина вздрогнуть.
На мгновение широкая тень накрыла женщину, мужчину и ребенка.
- Убегайте! – крикнул мужчина, впихивая в руки женщины Югарта. – Скорее!
- А как же ты, брат?! – руки женщины впились в сына, страх исказил ее лицо.
- Спасайтесь! – мужчина замахал на них руками и побежал в том направлении, откуда пришел.
Миг, и огромный синий сегарт несся по улице, оповещая громким рыком о своем присутствии. Глен заворожено смотрел, как на зверя спикировали две огромные черные, адские птицы, издали казавшимися огромными летучими мышами.
- Папа! – пронзил воздух детский крик. – Мама, там папа!
Глен смотрел, как тянулись с отчаяньем маленькие руки Югарта в сторону схватки сегарта с крылатыми тварями. Слезы текли из его полных страхом и ужасом васильковых глаз. Белая бандана валялась в пыли.
Прижав ребенка крепче к груди, женщина побежала по улице. Глен припустился за ними.
Жар от пожаров обжигал ноздри, дышать было трудно, горло скребло, горький дым проедал легкие. Глен надсадно кашлял, щурил слезившиеся глаза, но мчался вперед, стараясь не выпустить из виду колышущую желтую юбку.
Женщина неожиданно завернула за угол. Глен очутился в вытянутом закутке меду стенами, который оканчивался тупиком с высокой изгородью из кустов.
- Мама! – донесся детский голос. - Мама, я боюсь!
- Я знаю, Югарт, знаю, - женщина гладила и обнимала свое дитя. - На нас напали пранты, от них никому не уйти. Сын, посмотри на меня! Ты, храбрый мальчик! Ты сеюиц и лес спасет тебя!
Она крепко обняла и в последний раз поцеловала сына.
- Иди! – мать подтолкнула к лазу, цепляющегося за нее ребенка. – Иди и спрячься!
- А ты?! – ревел Югарт. – Мама, пойдем, спрячемся вместе!
- Не могу! – слезы лились из васильковых глаз женщины, точно таких же, как у сына. – Они найдут меня! Они всегда находят таких, как я! Югарт, я люблю тебя и мой брат любит тебя! Прошу спрячься! Да спасут тебя Юя и Сея!
Женщина с силой протолкнула мальчика в дыру и, поднявшись, побежала по узкому проулку, ведущий к улице по которой они недавно все вместе бежали. Её раскрасневшееся, полное решимости лицо было схоже с лицом взрослого Югарта, которое Глен знал и любил.
Глен посторонился, пропуская женщину, но она даже не взглянула на него - невольного свидетеля ее разлуки с сыном.
Выйдя на открытое пространство, женщина замерла, вскидывая руки над головою, прикрываясь от чего-то. Раздался наводящий ужас вскрик пранта, от которого кровь стыла в жилах. Яркий столб света обрушился на женщину. Ее неистовый крик пронзил уши Глена, сердце съежилось от нестерпимой боли.
Глен отвернулся, он не мог смотреть, как в пламени, корчится черная искривленная фигурка, пытающаяся выползти из собственного костра.
Его взгляд уперся в лаз в ограде, куда мать толкнула сына. Там в тени от сплетенных веток изгороди блестели остекленевшие от испуга и ненависти глаза маленького Югарта.
- Юг! – Глен бросился к забору. – Югарт! – руки тянулись к ребенку.
- Югарт!
Глен рывком сел в постели. Сердце колотилось как безумное, прерывистое дыхание не щадило легкие, пальца судорожно вцепились в покрывало – землянина всего трясло.
Глен посмотрел на подушку, где всегда, рядом с ним, мирно засыпал его любимый, его страж, его сегарт, его Югарт.
Зорин до боли впился зубами в кулак: «Придурок! Краширский индюк! Как ты мог?! Как ты мог?!»
Зорин встал и, шатаясь, подошел к окну.
Там за лесом, за пустыней, на каменной гряде был сейчас Югарт.
Комната давила на Зорина, душила своими воспоминаниями. Он ненавидел сейчас все и вся в этом мире: «Как, ты, мог предать меня?! Как ты мог оставить меня?! Разве, ты, не любишь меня?!»
Глен захотел бежать. Долго-долго бежать, а потом упасть и умереть, там где силы оставят его. «Разве этот придурок будет жалеть, что я умру?! Он и слезинки по мне не проронит! Чертов Югарт!» - Глен зло сжал подоконник и взглянул на небо. Желто-зеленые звезды равнодушно мерцали в вышине, безразличные ко всему: к шумящему под ними лесу, к землянину, смотревшему на них, к его гневу, к его горю.
Глен вышел в коридор. В цитадели было тихо - стражи спали. День был насыщен шокирующими событиями – они спасли Эхана, но потеряли Югарта. «Наверно только меня волнует этот придурок!» - Глен поплелся к лестнице.
Он не понял, как очутился у входа в библиотеку. Скрипнув, дверь приоткрылась, приглашая зайти. Толкнув ее, чтоб проход стал шире, Глен вступил в темень зала.
В глубине помещения на каменном полу лежал узкий, вытянутый треугольник света, своим основанием зацепившийся за приоткрытую дверь комнаты Орафа. «Ораф, тоже не спит?» - удивился Глен, медленно проходя мимо затемненных картин, которые как черные соты изъели в хаотичном порядке кирпичную стену. Его шаги гулко повисали в воздухе, наполненный непривычно мертвой тишиной.
- Ораф, - нерешительно позвал Глен. – Ораф, можно зайти?
Никто не ответил. Глен, приоткрыв дверь шире, заглянул внутрь.
Опочивальня хранителя ни чем не отличалась от аскетичной обстановки других комнат стражей. Три ночника сферической формы освещали пространство мягким оранжевым светом, делая комнату уютнее и теплее. Над кроватью, чуть левее окна, висел портрет женщины. Глен подошел ближе, разглядывая его. Со стены смотрела молодая Лия – жена Орафа.
Уже прошла половина краширского месяца, как никто не ездил в храм. Глен знал это точно – луна сделала свой незыблемый путь от полнолуния к новолунию. «Скучает ли Ораф по Лии?» - задумался Глен.
Дверь, ведущая в лабораторию, была закрыта, другая дверь на крышу – стояла распахнутой настежь. «Значит, он там», - Глен решительно двинулся к лестнице, ведущая вверх.
Свежий порыв ветра, ударив в лицо, заставил Глена зажмуриться. Он ощупью выбрался на крышу.
Ночь была темная и давала взору обхватить бескрайнее лилово-черное небо полное звезд, что раскрылось перед земляниным. Карие глаза по привычке поискали созвездие Большой медведицы, но это было бессмысленно. Глен огляделся.
Ораф стоял у края парапета и смотрел на запад, туда, где скрылись последние лучи солнца, туда, где сегодня ночует их товарищ, их брат, небесный стаж Сеи – Югарт.
Глен бесшумно подошел и встал рядом с хранителем.
- Не спится? – голубые глаза с теплотой посмотрели на Глена.
- Да, - прошептал землянин.
Рядом с Орафом Глену стало как-то легче, злость на Югарта улетучилась, но сердце заныло от тоски, что краснобровый паршивец ни здесь, ни с ним.
- Я пытался найти созвездие - Большая медведица, - взгляд землянина блуждал по расшитой звездами тверди. - Её все могут найти. Она похожа на ковш. А если провести от двух звезд с краю ковша линию вверх, - Глен прочертил рукой по воздуху, - то можно увидеть Полярную звезду на хвосте Малой медведицы. По ней – по звезде – путешественники всегда находили север и знали где их дом.
Ораф все время смотрел на Глена во время рассказа, его ладонь привычно потянулась к пряди пшеничных волос, спадавшей на грудь, и, нащупав ее, стала плавно перебирать и накручивать в хаотичном порядке на фаланги пальцев.
Повисло неопределенное молчание.
- Ораф, - сдавленный голос Глена нарушил тишину, - как ты думаешь, Югарт хочет вернуться домой? - «Ко мне…» - в юношеской груди с надеждой затрепетало сердце.
Ораф молчал. Недокрученный локон замер в руке хранителя.
- Наверное, нет, - Зорин понурил голову. – Я думал, что понимаю его, – пауза, – его чувства, его мысли. Но оказалось, что я как дурак, все это напридумывал в своей тупой голове.
- У тебя не тупая голова, - Ораф коснулся плеча землянина. – И ты не дурак, что бы это не значило в твоем прежнем мире.
Глен прикусил нижнюю губу, ком в горле душил его.
- Но почему?! – слезы полились по щекам юноши. – Почему, Ораф, он не здесь?! Не со мной?! – Глен, выбросив вперед руку, указал на пустыню. - Почему он там?!
Ораф сочувственно смотрел в залитое слезами лицо: «Земное дитя. Такое юное. Такое благородное. Такое честно… Югарт, что же ты потерял, сумасбродный мальчишка».
- Только Югарт сможет дать ответы на твои вопросы, Глен, - с грустью сказал хранитель. – Иди сюда.
Ораф по-отечески обнял Зорина. «Как
птенчик, который выпал из гнезда, - под его сильными руками, вздрагивая,
сотрясались плечи Глена. -Эх, Югарт, Югарт… Разве, ты, этого хотел? Ты же
знаешь, кто убил твою мать, кто уничтожил твою деревню, кто наш враг. Мы же
твоя семья… - страж сокрушенно вздохнул. - Да осветил Всемилостивая Юи твой
путь домой».
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления