Онлайн чтение книги СЕГАРТ. Путь огня (Книга первая) SEGART. The fire's path (1 book)
3 - 1

«Истинно великие люди должны ощущать на свете великую грусть, и нужно быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла», - Глен помнил, что эти строки ему попались в вопроснике на экзамене по литературе, и они въелись в его мозг навсегда.

Стрессовая ситуация, напряжение, неопределённость  выжигает (нужное и не нужное) в памяти помимо твоей воли. Но случается и наоборот - отшибает все к чертовой матери. Сейчас Глену хотел второго. Он хотел, чтобы все его воспоминания о Югарте стерлись из памяти -  на-все-г-да.

Он лежал неподвижно на кровати. Потолок, подобно магниту, притягивал взгляд. Выбеленная кирпичная кладка завораживала Зорина. «Вот бы она упала и придавила меня», - мысленно попросил Глен.

Он чуть сместил голову, рассматривая затененный угол стены, по которой лучи солнца пустили теплые, розово-оранжевые подтёки. За дверью раздались приглушенные мужские голоса. Глен затаил дыхание.

Тишина.

«Они ко мне не зайдут, - выдохнул парень. – Я им сдался как собаке пятая нога». Но Зорин лукавил. Рохак исправно приносил ему еду, а Ораф приходил проведать его общее здоровье. Оба близнеца пытались завести беседу, растормошить Глена, но юноша душил все их попытки молчанием. Но ни Дарун, ни Мэхан, ни Эхан, ни Эйван не тревожили его добровольное отшельничество.

Землянин покосился в окно. Радость солнечного мира душила его, и он снова уставился в потолок. «Что теперь мне делать? Что делать?» - веки сами собой закрылись и в голове вспыхнули образы красноволосых людей и Югарта непоколебимым утесом, возвышающимся над ними в малиновом мареве. Эти картины, эти наваждения мучили, терзали.

Глен открыл глаза. Голова гудела, он уже как три ночи не мог нормально спать. Загорелые пальцы устало потерли лицо:

- Чтоб они все сдохли...

Глен рывком сел. Руки безжизненно упали на колени, на плечи опустилась тяжесть безысходности. «Я мог бы выйти к ним, - Зорин прислушался к пустоте за дверью. - Но я никого не хочу видеть».

Его впервые так знобило от расставания. Глену не впервой было рвать отношения. Всё его шуры-муры заканчивались одинаково: замутили, потусили, расстались. Все! Временной отрезок на романтику не превышал двух-трех месяцев. Нет, не он сбегал от девчонок или они от него. Просто как-то все рассыпалось, расплеталось, рассасывалось само собой. Его подружка на очередной вечеринке уходила с новым кавалером, а Глен уже был в объятьях другой. Все тихо-мирно: без ссор, скандалов и обид. Девушки не винили его, не мстили. Они потом спокойно общались, если встречались на улице, в школе, в институте. Такая лёгкость в женщинах нравилась Глену. Он её ценил и любил. «Либо до этого я просто был везунчиком, - Зорин сморщил нос. - Но Сенька меня не понимал. Вовка поражался, что ко мне так относились. Эх, знали бы они, что моя лафа прошла, когда появился он».

Перед глазами снова предстал образ Югарта, его пронзительный, вызывающее непонятное беспокойство взор. Глену вспомнились прикосновения возлюбленного. Волна дрожи прошлась по телу, тактильная память вызвала щемящие душу воспоминания.

 Глен больно ударил кулаками по ногам и спрыгнул с пастели. «Не хочу думать о нём! Не заслужил и капли, крупинки, песчинки, атома, иона моего внимания!» - землянин задохнулся в своем раздражение. Он метнулся к окну. Рамы взвизгнули, раскрываясь, и поток воздуха окатил Зорина свежестью, звуками, облегчением.

Дни буквально растянулась на целые годы, стискивая в своих обжигающих когтях два разных мира – в одном из них был Югарт, а в другом его не было.

Глен впервые серьезно задумался над своими чувствами к краширцу. Не с былым трепетом и ликованием: люблю - не могу, а осознанно, по-взрослому. Ему надо было переосмыслил всю сложившуюся ситуацию: Югарт - враг-предатель, и он тебя не любит.

Хоть Зорин максимально старался думать рационально, но эти слова «он тебя не любит» подобно раскаленному паяльнику, больно выжигали рубцы, располосовав его сердце, не давая Глену спокойно мыслить и спать.

Он уже обращался к Орафу с просьбой дать ему краширского снотворного, настойку забытья или чего-нибудь прохожего, дабы оставшись в темноте ночи, лёжа в кровати, просто закрыть глаза и спать, не думая ни минуту об краснобровом предателе, обманщике, изменщике (как только Глен не обругивал Югарта, но все слова отскакивали точно горох, от сеюйского отступника).

- Я не могу тебе сейчас с этим помочь, Глен, - объяснял хранитель песен. - Все настои, бальзамы, лекарства, в основном готовятся с добавлением сока сесии. А ты прекрасно знаешь, как он влияет на тебя. Мне жаль, но тебе придётся засыпать самому, - Ораф задумался и произнёс: - Попробуй физические нагрузки. Измотай свое тело. Усталость потребует полноценного отдыха. Только, прошу, не перетрудись, а то получишь обратный эффект.

Глен поблагодарил за совет, но выйти из комнаты – было выше его сил.

Но один раз (когда бессонница замучила так, хоть волком вой)  землянин заставил себя пробежать пару кругов вокруг замка. Тело Глена прогрелось настолько, что казалось горном кузни,  где плавились, шипя, его эмоции и мысли. Но все было бесполезно - ночи тянулись коварно долго, сны давили своей тяжестью, утро не приносило облегчения.

День сменялся ночью, тьма покрывала сознание, солнце будило разум, побуждая тело хотеть есть, пить, двигаться - заставляло жить. И так все монотонно и  вертелось в замкнутом симбиозе человека и солнца, день за днем, ночь за ночью.

 - Как же я, черт побери, устал, - Зорин невидящим взглядом смотрел в окно. 

Перед ним простиралось яркое, слепящее своей голубизной небо, которое никак не вязалось с серостью растекавшейся едким туманом в душе. Глаза хотели видеть давящие своей свинцовой тяжестью небеса, с клубящимися  предгрозовыми тучами, на худой конец противный моросящий осенний дождь с пожухлой листвой на практически голых ветвях, а не эту праздничную погоду.

Но Крашир не спешил исполнять пожелание инопланетного гостя. Солнце сияло. Высоко в глянцевом небе беззаботно парила одинокая птица, уходя по спирали все выше и выше, превращаясь в черную крошечную точку.

Разочарование жгло горло Глена, душило своей не торопливой, извращенной пыткой. Карии глаза закрылись: «Ни хочу видеть больше всего этого».

Внезапная острая колющая боль полоснула меж ребер, землянин согнулся, пережидая приступ. Эти короткие приступы приходили часто, каждый день. Ораф объяснял это тем, что Югарт, как Избранный Глена, очень сильно страдает.

- Такова суть союза, - сказал страж и сочувственно погладил юношу по плечу. – Разделить любовь между двумя. Принять своего Избранного без остатка. Испытать все эмоции, чувства, будь-то радость или боль, вместе. Прими это. Вы теперь неразлучны, пока Юи не уложить вас спать навсегда в Колыбель. Таков наказ Вселюбящей Юи, таков завет Божественного Сеи.

Зорину пришлось поверить славам хранителя.

- Хотя бы знаю, что он жив, - пробормотал парень, глубокими вздохами регулируя сбившее дыхание. – И ему так же плохо, как мне.

Но от этого принятия Глену не стало легче, и он  мучительно застонал. Зорин решил исповедаться, ибо понял: если сейчас не произнесет все что скопилось на душе, если сейчас эта разящая боль, прожигающая тело изнутри, не выльется наружу, то он взорвется, раздробится на тысячу кусочков, рассыплется в прах, превратится в пепел, на этой чертовой, забытой христианским Богом планете.

- Мама, - сдавленным голосом Глен обратился к самой любимой и теперь к самой далекой  женщине на свете, - порой я думаю о том, что бы было, если бы Югарт вернулся.  Бросил бы этих мерзких прантов, этих  дор. Будь они трижды прокляты. Что было бы с нами дальше? Куда бы все это привело? Приняли бы другие наши отношения, наши чувства?  Я так запутался… Мама, я уже ничего не понимаю! Я просто хочу, чтоб он был рядом. Хочу обнять эту краширскую краснобровую сволочь!

Зорин больно ударил  кулаком по стене.

- Ты уже разговариваешь сам с собой? - Эхан неуверенной походкой вошел в опочивальню.

«Эхан! Он пришел? Он все слышал?!» - Глен нервно обернулся.

- Ты  что-то хотел, Эхан?

- Солнечного дня, Глен, - Эхан, оглядевшись, не спеша присел на краешек кровати. - Ты в последнее время какой-то не такой, - после не долгой паузы продолжил краширец. - Мы мало разговариваем. Ты часто, - сеюиц хотел сказать «прячешься», но смолчал, -  один. Надежда мается в конюшне. Думаю, она по тебе скучает.

Глен виновато посмотрел на краширца:

- Сегодня же прогуляю ее. Прости.  Я поступил с ней, как последняя свинья.

- Это что-то на земном? - Эхан не весело хмыкнул. - Мне показалось, - он нерешительно провел рукой по колену,  - ты избегаешь братьев… меня… Я чувствую себя виноватым…  Из-за меня мы, - он, немного промедлив, продолжил:  - ты лишился Югарта.

- Боже! Вы что все сговорились?! - Глен, страдальчески  обхватив голову руками, запрокинул ее. - У вас это что в крови? Генетический код сеюйцев? Сперва - Югарт, теперь - ты. Все в случившемся винят себя, хотя везде, во всем виноват я! Ты попал в плен из-за меня, Эхан!  Югарт перешёл к врагу из-за того, что ты попал в плен ИЗ-ЗА МЕНЯ! Пойми, я тут слабое звено!

Глен устало облокотился о стену.

- Вини во всем меня, - Зорин вяло махнул рукой, - тупого землянина, принесшего смуту в дивный и безоблачный мир Крашира.

- Ты не прав, Глен, - страж быстро вскочил с кровати. - Пранты были до тебя! И многие погибли из-за них ДО ТЕБЕ! И без тебя они бы тоже на нас напали и все могли бы умереть. Ты ни в чем не виноват!

- Но если бы мы в тот раз не пошли искать дольмен, то тебя бы не похитили!  - заорал Глен.

- Но это я увязался за вами! Кто знал, что мы встретим там этих тварей? Пранты могли убить нас всех, Глен! ВСЕХ! - орал Эхан.

Он вцепился в Глена и встряхнул его.

- Мы небесные стражи!  Наш долг защищать народ сеюи! Отдать жизнь за их спасение. Многие стражи отдали ее - отец Орафа и Рохака - Фэрей, Алсерт, Батрис, Серт, Веллер, да  многие. Пранты полностью сожгли Саярд, ты сам видел это -  обломки занесённые песком от когда-то величественной крепости. Первая цитадель. И все равно её сожгли пранты! Может быть благодаря тебе, - Эхан переведя дух, заговорил спокойнее, - мы наконец-то узнали, что пранты - это не животные, а перевоплощенные люди. Это тоже важно, Глен.

- Да уж, - скривил губы землянин. - Есть чем гордиться...

- Да! - не сдавался Эхан. - Ты помогаешь нам, ты один из нас, Глен. Ты один из стражей, один из сеюйцев. Разве ты не чувствуешь наше единство?

- Но, - Глен ощутил, как комок встал в горле, что ещё немного и он заплачет. - Югарт...

- Югарт, - Эхан обречённо вздохнул. -  Я не знаю, что и сказать, - страж, отпустив Глена, с грустью смотрел на понурое лицо землянина. - Ты его, правда, любишь? Как Избранного?

Ответ был написан на лице Глена.  

- Тебе все уже рассказали? – Зорин метнул на Эхана испытывающий  взгляд.

- Мэхан сказал, что вы Избранные друг для друга, - вздохнул Эхан. - Ты не думай, я не осуждаю вас. Я еще в Саярде начал понимать, что вы.… Хотя это необычно… Ты мой брат, Глен, и это не изменится.

 «Что уж скрывать, если так все и было» - Глен с убитым видом уставился на кровать, где они с Югартом ночами предавались страсти, где он засыпал в объятьях любовника.

- Да, я любил его, - тихо сказал Зорин.

- Любил? - удивился краширец. - То есть уже не любишь?

- Все так сложно, Эхан, - землянин  без радости посмотрели на краширца. - Он не хочет меня. Я ему не нужен. Он ушел от меня к ним, – Глен нервно стиснул пальцы. - Я что, по-твоему, должен ждать его в надежде, что он передумает? Мол, прости, Глен,  я – конченный мудак, был не прав, бла-бла-бла. И я должен буду вилять хвостом как преданный песик при его возвращении? А там и мир, и пир. А  где пир, там и свадебка?

Эхан в нерешительности задержал взгляд на лице землянина, а потом, сильно сжав кулак, со всего размаху, вдарил по стене. «Ого!» - Глен ошарашено смотрел как краширец, тяжело дыша, приходит в себя от удара.

- Р-рука цела? - отойдя от шока, спросил Зорин.

- Пальцы не сломаны, - процедил сквозь зубы Эхан, встряхивая кистью. - Я не прощу ему. Никогда! За то, что он так обошелся с тобой.

Эхан подошел практически вплотную к юноше. Он коснулся левой рукой лица Зорина  и утер щеку. «Я плачу?» - только сейчас Глен осознал, что слезы текут из его глаз. Он сконфужено опустил голову и увидел, что кожа на  костяшках Эхана содрана в кровь.

- Да у тебя кровь! - забеспокоился Глен, в панике оглядываясь, ища полотенце, чтобы приложить к ране.

- Эти раны ничтожны,  - Эхан равнодушно смотрел, как змеиная ткань костюма ползла по ладони, затягивая кисть краширца в черную перчатку,  - по сравнению с теми, что он оставил в твоем сердце. Ты плачешь, Глен. Ты страдаешь. И я это вижу. Ты бы заставил страдать своего любимого?

Землянин, прикусив до боли нижнюю губу, молчал.

- А он причинил тебе боль, - продолжал Эхан, и в его голосе зазвучала сталь. - Мой брат страдает. И нет прощение тому, кто причиняет ему это страдание. Ты, - Эхан схватил парня за плечо. – Глен, посмотри на меня, - и,  не больно надавив, заставил Зорина посмотреть себе  в лицо. - Я не знаю, что ты обещал, ему, Глен; какие клятвы вы  давали друг другу, соединившись вместе, но помни, я не дам тебя в обиду. Я клянусь тебе, Глен! Клянусь перед Всемилостивой Юи и Божественным Сеей, клянусь как небесный страж и носитель сегарта, что буду всегда защищать тебя, мой младший брат!