Онлайн чтение книги СЕГАРТ. Путь огня (Книга первая) SEGART. The fire's path (1 book)
2 - 23

Глен сидел перед хранителем, понурив голову. Он сам пришел сюда, когда понял, что Югарта нет в Лаярде, и никто не знает где он. Хранитель принял его, и теперь они, молча, сидели за столом в библиотеке. Старший смотрел на младшего, а младший на свои руки, нервно перебирая пальцы, не зная как правильнее завязать разговор.

- Еще с детства мне не нравилось, когда меня критикуют другие люди, - тихим голосом начал землянин, стиснув с хрустом свои пальцы. - А еще больше, когда осуждают. В обществе, в школе, в институте  на тебя вещают всевозможные ярлыки  с общепринятыми стандартами. Душат своими требованиями. И всегда что-то ждут от тебя. – Зорин, не весело хмыкнув, посмотрел на стража, - а скорее хотят, чтобы ты совершал все правильно, ну или почти, – юноша, подняв согнутые руки, показал жестом кавычки, - правильно. Но сейчас, - Глен сглотнул, - когда я думаю о том, сделал ли я все правильно, был ли я честен сам с собой, с ним... Мне становится страшно, Ораф.  Страшно от того, что я мог совершить ошибку, потянув его за собой. Но мои чувства, - карии глаза полные слез отразились в голубых, - то, что я чувствовал к нему... Наши отношения... Разве это было все обманом?
Если я буду так думать, то... Я просто свихнусь! Я потеряю себя. Понимаете? А я и так уже потерял его... – слезы беззвучно упали  с подбородка и Глен быстро отер его. -  Что мог дать ему я кроме своей любви? Ничего. Жри… - Зорин запнулся, но продолжил: - Женщина даст больше... И я с этим ничего не могу поделать. Потому он и ушел…

- Ты думаешь, что смог бы удержать его? – спокойно спросил Ораф. – Он не просто ушел, Глен. Он пренебрег словами Эйвана. Он ослушался нас – старших стражей.

Глен молчал.

- Ты берешь чужую вину на себя, Глен, которая не имеет ничего общего с твоей любовью, – хранитель, плавно провел ладонью по поверхности стола вправо от себя, и та, закончив путь, соскользнула вниз. - Твое сердце само выбрало Югарта. Ты можешь отвечать только за свое сердце, но не за сердце другого человека и не за его действия.

Глен удручено вздохнув, посмотрел на краширца:

- Из-за нашей ссоры он ушел. А еще  Югарт хочет  спасти Эхана! Я уверен, что он сейчас в пустыне!

- Он был не обычен с самого начала, - хранитель овил золотой локон между пальцев. – Его волосы. То, что он пережил в детстве. Но он сын Селаии - нашей сестры… И Батриса, - Ораф нахмурился. - И даже рожденный в таком союз, он – сеюиц. В нем течет кровь Сеи, он – сегарт.  - «Единственный сегарт, который может долго выдерживать убийственный зной пустыни», - подумав это про себя, Ораф сказал:  - И самой жизнью ему уготовано было стать небесным стражем – защитником народа. Но пранты – это опасные твари, они убьют его, если он направился к ним.

- А где они обитают? – Глен сжал край стола так, что пальцы заныли от напряжения.

- Пранты всегда прилетают с запада, - задумчиво произнес Ораф. - Мы точно не знаем их логова. Но есть предание, что за пустыней Скорби (она не всегда была такой широкой – это пранты расширили ее, выжигая лес) расположен горный хребет. Он тянется от бескрайних девственных лесов юга до зыбких болот севера. Мы называем его Шрам – он уродует землю с дарованными нам лесами Юи. Давным-давно, на заре первых песен проснулся вулкан Аокк и создал эту каменную гряду, порождая огненных птиц из своего жерла, из облаков пепла обжигавших все живое. Бытует мнение, что они вылезли из лавы. Она тоже выжигает лес, оставляя после  себя голую, черную смерть.

Сеюиц, подперев голову рукой, замолчал.

- Югарт может погибнуть, - сдавлено произнес Глен. Он почувствовал, как ком встал поперек горла.

- Да, - грустно отозвался Ораф. – Он сам выбрал этот путь. Надеюсь, брат одумается и вернется.

«Не вернется, - прикусил губу Зорин. – Этот индюк, не вернется без Эхана. Он винит во всем себя».

- Безотцовщина! Безотцовщина! – Карвач кривлялся, стоя на углу веранды, готовый в одночасье сорваться и убежать далеко-далеко.

- Заткнись, засанец! – Вовка взял небольшой камень и кинул дразнившемуся  мальчику в ноги.

Женька Карвач отпрыгнул, засунул два указательных пальца в рот -  растягивая губы так, что стал походить на страшную лягушку – высунул язык:

- Бэ-бэ-бэ…

- А, ну! – Вовка поискал глазами что-нибудь повнушительнее чем камень, но ничего не найдя, погрозил кулаком.

- Я все Зои Павловне расскажу, - пообещал Карвач, но отошел на всякий случай немного подальше.

- Вова, не надо, - Клякса схватил Вовку за низ футболки и потянул к себе.

Глен, стоял рядом и, молча, прикусив губу, смотрел на разыгравшуюся перед ним перепалку между друзьям и противным Карвачом.

- Ух, сукин сын, - Вовка Сорокин еще раз погрозил шалопаю, убежавшему за деревянную горку Жар-птицы.

- Мама говорит это плохое слово, - тихо сказал светловолосый мальчик, отпуская Вовкину футболку. – Не красиво так говорить.

Крепкий, сбитый, с кучерявой головой мальчик, зыркнул черными, как угольки, глазами на Кляксу, пробурчал невнятно, разжимая пальцы:

- Так мой папа говорит.

Глен вздохнул. Папа Вовки работал на заводе. Один раз Глен видел этого мужчину – громадного и сильного, как слона, во дворе своего дома. Недавним вечером они с дядей возвращались с рыбалки. У третьего подъезда стояла группа мужчин - они курили, о чем-то беседуя. Один – самый огромный – отошел от людей и направился к ним. 

- Здорово, Санек, - пробасил он, крепко пожимая дядину руку. – С рыбалки? Как улов? Клюет?

- Здорово, - ответил дядя на рукопожатие. – Да так. С гулькин нос. Гленка, покажи дяде Сереже добычу.

Дядя Саша легонько подтолкнул Глена вперед, и мальчик гордо протянул плотный полиэтиленовый пакет, в котором в мутноватой, речной  воде плавали три здоровенных (так казалось Глену) уклейки. Он, не мигая, смотрел на человека с большие, закатанными до плеч рукавами рубашки, оголившие черные волосатые руки, и ему казалось, что так и должен выглядеть былинный богатырь Илья Муромец – устрашающе сильным, о котором ему недавно читала мама.

- Отличные рыбки. Вовка – дома, - мужчина провел по коротко стриженным каштановым волосам пятерней. - Завтра в саду встретитесь. Ну, бывайте.

Он снова пожал дяде руку и влился в толпу курящих мужчин.

- Кто это? – тихо спросил Глен, когда они поднимались с дядей Сашей по лестнице подъезда.

- Не узнал? – спокойно спросил дядя. – Это же отец твоего друга Вовы Сорокина. Его папа - Сергей Викторович. Можешь звать его дядя Сережа.

И теперь стоя на детсадовской веранде, Глен понимал, откуда у Вовки такие большие кулаки и плохие слова. Он, опустив голову, посмотрел на свои руки. Зорин сжал кулаки сильно-сильно, но они не сделались такими же огромными как у Сорокина, и он снова грустно выдохнул, прикусывая нижнюю губу.

- Три дебила. Три дебила, - начал свою шарманку Женька Карвач. – Ума нет и в этом сила.

Вовка рванул к забияке, а Женька побежал в другой конец площадке, прятаться за домик.

- Не слушай его, - Клякса погладил Глена по спине. – Мама говорит не слушать глупости.

Глен кивнул и поднял голову. Он окунулся в бездонные, большие, как синие-пресиние озера, глаза Кляксы. «Как два василька в поле» - часто повторяла воспитательница Зоя Павловна, смотря на Кляксу, и грустно вздыхала. И Глен догадывался почему. Сеня был красивым мальчиком, все так считали: его мама, дядя Саша, бабушки, сидевшие на лавочках возле их дома и даже Марина из их группы с длинными черными косами  и большими, как воздушные шары, голубыми бантами.

Глен тоже считал, что Сенька похож на принца из сказки – светлые рассыпчатые волосы, летом выгорали до практически белого цвета, аккуратный курносый нос, брови выбеленными полосами светились на загорелом лице, синие огромные глаза, и густые длиннющие ресницы. «У теленка украл» - один раз дядя Саша пошутил так племяннику, когда Глен  спросил, почему у Кляксы такие ресницы. И был бы Сенька всамделешним принцем, если бы не фиолетовое бесформенное пятно, что лежало у Кляксы на левой щеке, закрывая его скулу, растекаясь до самого уха, сползая кривой дорожкой вниз к шее.

«Может это след, который оставила злая колдунья?» – спросил однажды перед сном Глен свою маму. «Может быть» - ответила мама. Она  отложила книгу со сказками и, обняв сына, нежно поцеловала в щеку. Так Глен в свои практически пять лет считал, что ведьма заколдовала его друга и лишила Сеню Романова законного сказочного королевства.

Мальчики жили в одном доме: Глен и Сенька во втором подъезде, а Вовка в соседнем - третьем. Они знали друг друга давно, еще до детского сада. Зорин смутно помнил, что они рыли какие-то траншеи или лепили крепости-куличики в песочнице, рвали зеленые листья, цветы с клумб, за что на них всегда орали бабушки на лавочках, дедушки с балконов или тетеньки из окон. Зимой катались с горки, которую строили из снега дворник и папы, играли в снежки и лепили снеговиков. В общем, они были друзья - не разлей вода, как говаривал его дядя Саша.

«Когда же придет мама?» - Глен грустно уставился на ворота, огораживающих их детсадовский мир от внешнего, полного неясных звуков, доносившихся гулом из-за высокого, белого забора, разрисованный кривыми рисунками странных человечков, цветочков и солнышков – творчество девочек. 

Глен вздохнул и сел на край веранды, свесив ноги. Нагретое за день дерево приятно соприкоснулось с голыми икрами. Глен погладил шероховатую поверхность деревянного пола, местами потрескавшейся облупленной краской. Сеня присел на корточках рядом. В дальних кустах сирени вскрикнул Карвач. Мальчики как один повернули головы на звук. «Наверно Вовка догнал его», - подумал Зорин. Ветки сирени чуть колыхались, но из-за густой листвы ничего не было видно.

Железная дверь калитки противно скрипнула, приоткрываясь, впуская человека на территорию детского сада «Светлячок».  

Зорин сорвался с веранды, чуть не упал, огибая пушистый, стриженый куст, и побежал навстречу мужчине, шедшему не спеша по асфальтированной дорожке.

-  Дядя Саша, - вырвалось из груди мальчика, обнимая мужчину, захватывая его как можно больше в объятья. – А мама?

Глен испуганно заглянул в лицо родственника:

- Где мама?

- Дома, - дядя ласково потрепал племянника, еще больше взъерошивая непослушные темные волосы. – Нас ждет. Обещала приготовить что-то вкусненькое.

- Блинчики? – карие глаза засияли радостью.

- Может быть, - улыбнулся мужчина, обводя взглядом игровую площадку. - А где твоя воспитательница - Зоя Павловна?

 - Она ушла, – затараторил Глен. – Маша упала и разбила коленку.

- Она ее повела зеленкой мазать, - вставил свою лепту, подошедший к ним Клякса. – Здравствуйте, дядя Саша.

- Здравствуй, Сенька, - протянул мужчина мальчику руку и тот торопливо, крепко пожал ее.

Глен с гордостью смотрел на счастливого друга: «Еще бы, с ним поздоровались как со взрослым».

- Ничего. Подождем маленько, - сказал дядя Саша, опуская руку «заколдованного злой ведьмой золотоволосого принца». – За тобой-то кто придет, Сеня?

- Мама, - Клякса пожал плечами.

- А бабушка как? Здорова? – поинтересовался дядя.

- Да, только у нее болят ноги. Ей  трудно ходить.

- Понятно, - вздохнул мужчина. – Ну что ж – жди маму, боец, - озорно подмигивая, наставительно сказал он мальчишке.

- Так точно, капитан, - Сенька вытянулся стрункой, выпячивая грудь, и приложил ладонь ко лбу, отдавая честь.

- К пустой голове руку не прикладывают, - пожурил дядя Саша.

- Она не пустая, - хитро улыбнулся Сеня, - там мозги. Мне мама говорила.

Мужчина добродушно рассмеялся. Зорин стоял и любовался своим дядей. Он был высоким, стройным, сильными  (может не с такими большими как у отца Вовки) руками и широкой грудью. Дядя всегда говорил спокойным и ровным голосом. Глен ни разу не слышал, чтоб он на кого-нибудь заорал. «Наверно небо должно упасть, чтобы мой брат рассердился или повысил голос» - как-то раз Глен услышал это от матери. В дяде Зорин чувствовал силу и без огромных кулаков. «Хочу вырасти таким же, - решил для себя Глен. – Буду большим, сильным, смелым. Буду защищать маму, как па…». И тут перед ним встало лицо отца. Глен зажмурился: «Не хочу. Не хочу это вспоминать». Но Глен помнил. Он хорошо помнил тот день, когда отец, подозвав его к себе, спросил:

- Глен, хочешь поехать со мной в Америку?

Мальчик смотрел в серьезные, веющие холодом и поэтому казавшиеся такими не знакомыми, карие глаза отца. От папиного взгляда Глена пробрало до мурашек, в ногах так сильно зачесалось, что захотелось убежать из комнаты. Он оторопело оглянулся, ища глазами маму, но ее тут не было.

- Сын, - папа потряс его. – Что скажешь? Хочешь жить со мной в Америке?

- А мама? – почему-то спросил Глен.

Мужчина перед ним удрученно вздохнул, отводя взгляд в сторону:

- Твоя мама останется здесь. Сын, в Америку придется поехать без нее. Только ты и я.

Глен шмыгнул. Слезы брызнули из глаз. Он громко заревел, утирая ладонями потоки слез, размазывая их и сопли по щекам.

- Почему, Глен, плачет? Что ты ему сделал? – в комнату ворвалась женщина, и чуть толкнув мужчину, подхватила плачущего ребенка на руки, крепко прижала к себе.

Глен обвил ручками маму за шею, утыкаясь носом в ее плечо. Мама пахла чем-то вкусным, как цветочки, и это успокаивало мальчика.

- Ну-ну, мой маленький, мой хорошенький, мой сладенький, - заворковала женщина, шепча Глену на ухо ласковые слова, покачиваясь с ним из стороны в сторону. Ее светлорусые волосы нежно защекотали кожу Глена.

- Ничего я такого не делал, – пробурчал мужчина, смотря как перед ним, качает мать в своих объятиях сына. - Я предложил ему поехать со мной.

 – Нашел, что говорить трехлетнему ребенку, – грозно зыркнула женщина на мужчину. – Зачем его приплетаешь во все это?

- Ему скоро четыре. Он и мой сын! - Максимилиан резко встал с дивана. – Не только твой!

- Я его не отдам! – женщина сильно прижала Глена к себе. – Езжай куда хочешь. Живи, как вздумается. Мы останемся здесь. Бросай нас! Вали из моего дома!

Мужчина сжал кулаки. Женщина, отшатнувшись, злобно посмотрела на сжатые пальцы мужчины.

- Я вызову милицию, - тихим ровным тоном произнесла она. – Бери чемодан и уходи. Сейчас же!

Глен тихо всхлипывал на руках у матери и ничего не понимал. Он слышал, как быстро стучит сердце мамы, как мимо него протопал, тяжело дыша,  папа.

Громко хлопнула входная дверь, и наступила гнетущая тишина.

С тех пор отца он не видел.

Они с мамой не долго были одни. В их жизни появился дядя Саша – мамин брат. Он приехал к ним перед самым днем рождения Глена. Они втроем (все вместе) задули четыре свечки на праздничном торте, который испекла мама, и дядя Саша остался с ними жить навсегда.

Раз в год потом Глен еще получал открытки из далекой Америки на Новый год и День рождения, а потом и это прекратилось.

- Мне не впервой терять значимого для меня человека, - вполголоса проговорил Глен, прохаживаясь щеткой по Мести.

Лошадь фыркнула, отзываясь на голос землянина. «Опять всякая хрень лезет в голову. – Зорин стиснул губы, мотнул головой, гоня из мыслей калейдоскоп неприятных детских воспоминаний. – Надо проветриться. Прогуляться».

- Ты сегодня на редкость спокойная. Тихая. Тоже скучаешь по нему? – горько спросил Зорин, похлопывая кобылку. – Мы с тобой братья по несчастью, сестра.

- Животные все чувствуют, - бас Даруна заставил Глена вздрогнуть и обернуться.

Страж стоял у входа в денник и смотрел на Глена:

- Ее надо прогулять. Ты сам или я?

- Сам, - ответил Глен стражу и посмотрел через стойло на свою лошадь. – Захвачу ее, когда поеду с Надеждой.

- Глен, не езжай в пустыню, - юноша удивлено посмотрел на небесного стража. - Не заставляй меня и всех остальных волноваться за тебя.

Зорин всегда рядом с Даруном чувствовал себя спокойно и защищено. И сейчас от слов стража разлилось тепло в груди. «Он беспокоится обо мне? Даже после всего?» - Глен, смотря на поникшие крепкие плечи мужчины, отчетливо осознал тот факт, что в Лаярд пришло настоящее горе.

«И не удивительно, - Зорин потупил глаза в пол. – По моей вине потеряли двух людей. Эхан. Югарт».

- Я понял, Дарун, - землянин посмотрел на стража. – Я не ослушаюсь Эйвана и тебя. Обещаю.

- Мы, планируем, завтра отправится в Солнечный храм, - Дарун упер руки в бока. – Поедут: Эйван, Ораф, я и ты.

- А Мэхан?

 «Зачем я это спросил?» - сам себе удивился Глен.

- Он с Рохаком останутся здесь.

- Можно и мне остаться? – Глен с надеждой посмотрел в глаза краширца. – Что мне делать в храме?

 «Лично сказать Юивии, как ее сын, из-за моего эгоизма, из-за ничтожного шанса найти путь к Земле, увязался за нами в пустыню, беспокоясь обо мне, где его похитили пранты? – землянина пробил холодный озноб. – Я бы на ее месте себя бы убил».

- Не хочешь?

Глен помотал головой:

- Прости. Хочу остаться здесь.

- Хорошо. Я понял. Спрошу у Эйвана.

- Не надо, - Глен кинул щетку в ведро. - Спасибо, Дарун. – «Еще и здесь становится трусом? Бери ответственность и взрослей, Глен». - Я сам спрошу.