Глен чувствовал себя листом бумаги, который рвут на части. Одну полоску отрывают за другой. Медленно. Неровные края, шурша, отделяются от целого, и снова начинается этот мучительный процесс отчленения.
- Как бы не было трудно, - зазвучал в голове голос дядя Саши, - какие бы волнения тебя не истязали, какие унижения ты не испытывал, помни - ты остаешься мужчиной при любых обстоятельствах. Мужчиной, что в любой ситуации примет нужное решение. Ты найдешь в себе силы, Глен, не упасть в грязь лицом. И если в тебя закрадется сомнение, что никто уже не верит тебе, не верит в тебя, даже ты сам, - Глен ощутил фантомное прикосновение пальцев маминого брата на своих руках, как и шесть лет назад, также сильно сжимавшие его при этом наставлении. - Помни, что есть я. Я буду верить тебе, в тебя. Потому что, ты мне как родной сын, Глен. Запомни это и не забывай.
И Глен помнил. Он устало смотрел на все еще говорившего Эйван. «Нет, - Зорин сидел напряженный, как остро заточенный карандаш, и ждал конца. – Ты мне не поможешь. Не ты мне сейчас нужен, - его взгляд равнодушно скользил по лицу Эйвана. - Хоть ты мне тут за «отца», но мне нужен не ты, а дядя Саша. Ты не поймешь меня. Ты даже не понимаешь Югарта».
Главнокомандующий стражей озвучивал свою версию отречения Югарта, а Глен терпеливо внимал. Ему не хотелось все это слышать, но он продолжал смотреть на Эйвана так же, как он преданно смотрел во время скучных лекций в институте в рот преподавателям. Кисти юноши чуть поддергивались, когда хозяин Лаярда произносил имя Югарта. «Ненавидит ли он его? – размышлял Глен. – Или хоть немного, но переживает о нем? Беспокоится ли он о своем блудном сыне?»
Наконец стало тихо. Зорин облегчено выдохнул.
Сегодня Эйван позвал его к себе на разговор. «А скорее потребовал», - просочился в мысли знакомый въедливый шепоток.
Но землянин ждал какого-то такого исхода его добровольного шестидневного заточения. «Никто не будет терпеть твои выкрутасы, Глен, - рассуждал Зорин, идя за Орафом к комнате хозяина Лаярда. – Тут не дом - тут крепость. Тут война». В последнем он не сомневался.
- Заходи, - хранитель, отворив дверь, посторонился.
Главный страж ждал его, откинувшись на спинку стула, сурово уставился на какую-то только ему понятную точку в другом конце комнаты. Глен попытался проследить ее, но он так и не понял, куда именно смотрит Эйван: там была голая стена и деревянная дверь, украшенная символами переходных фаз луны. Зорин понял, что за ней-то, за этой резной дверью и находится жилая часть - опочивальни Эйвана, а здесь, в этом помещении, он проводит свои собрания.
Стук закрывшейся входной двери вывел сероволосого краширца из ступора, и он обратил свое внимание на вошедшего.
- Присядь, - кивнул он Зорину, и указал на ряд стульев ровно стоявших по его правую руку, - сын мой.
Глен нерешительно подошел к среднему стулу и осторожно положил свои руки на спинку, не решаясь выдвинуть и сесть.
- Я могу постоять? – тихо спросил Глен. – «Я и так уже належался».
- Как пожелаешь, - отозвался Эйван и сменил позу на более вертикальную.
Зорин бегло осмотрел помещение. Это была обычная прямоугольная комната, по центру которой стоял не большой, овальный стол со стульями вокруг. Два широких окна давали достаточно света. Одно окно было открыто и в него врывались звуки леса, голос Даруна и ржание лошадей. «Наверно собираются прогуляться» - Глен немного позавидовал Даруну. Он хотел быть там – на воле, скачущем на Надежде, куда глаза глядят, а не здесь, стоящим, как нашкодивший котенок, под цепким взглядом холодных, серых глаз.
Тишина, вновь наполнившая комнату, стягивала мысли, как вязкая хурма, и Глену показалось, что страж ждёт от него первого вопроса или даже ответа.
- Я пришел, как вы и просили, - начал землянин, удивляясь, как спокойно прозвучал его голос. - Зачем вы позвали меня?
-… отец, - дополнил его Эйван.
- …отец, - почтительно повторил за ним Глен.
Главный страж громко вздохнул, приложив руку ко лбу, устало потер его. Зорин нашел себе силы посмотреть на сеюйца и, встретив сканирующий взор, быстро отвел глаза.
- Тебе не приятен разговор со мной?
- Н-нет...
- Я хотел, чтобы мы поговорили доверительно, как отец с сыном, - Эйван положил руки на стол. - У меня никогда не было своих детей и не будет. Но Древо даровало мне иных детей. И один из них – ты, Глен.
Землянин взметнул взгляд на лицо Эйвана, а потом быстро опустил его на руки краширца. Большие, сильные мужские ладони белые, как у всех сеюйцев, были испещрены длинными и не очень шрамами с неровными кроями. Руки спокойно покоились на гладко-обточенной, коричневой столешнице.
- Моя любимая, моя Избранная погибла более 10 циклов назад, - голос Эйвана, говоривший такие неприятные вещи, был сух. - Не знаю, рассказывал ли тебе Ораф или другие стражи о трагедии в Саярде? Может ты слышал об этом от солнечных жриц?
Зорин отрицательно мотнул головой.
- Так вот, - продолжил хозяин цитадели, - более 10 циклов назад была разрушена первая цитадель, построенная для обороны против прантов - Саярд. Ее воздвиг Ярд. Всемилостивая Юи даровали ему мастерство строителя. А ещё он был мыслитель и это не удивительно, ведь его братом был Фэрей – хранитель песен. В его планы входило иметь цитадели, как обитель небесных стражей, наблюдательные посты за прантами, контроль над безопасностью деревень.
Глен стоял с прямой спиной, ловя каждое слово.
- Мы все радовались что, наконец, у нас есть дом-крепость, смотровые башни, с которых далеко все видно. Мы думали, что этого достаточно от внезапных налетов прантов, - тут Эйван замолчал. Глен нечаянно сдвинул стул, скрип распорол воздух. – Может, все же сядешь?
Глен повиновался и сел.
- Мы жестоко поплатились за нашу наивность, - продолжил краширец, прерванный рассказ. - Саярд был разрушен. Эти огненные твари набросились на нас в самый прекрасный из прекраснейших деней, - Глен оторопело смотрел, как на мгновение сжался Эйван. - Они, - голос краширца дрогнул, - напали на нас во время священного ритуала. Никто и подумать не мог, что они прилетят, да еще так много. Небо потемнело от их крыльев, а земля от их теней. Я, - страж закрыл ладонями лицо. - Мы ничего не могли сделать, чтобы спасти наших любимых, наших близких. Многие погибли. Много жриц, стражей, сеюйцев, что пришли в цитадель на праздник…
Эйван устало выдохнул, опуская со стуком руки на стол.
- В тот же вечер, я поклялся, что изничтожу их всех. Ни один прант не будет летать под светом Вселюбящей Юи, ни один прант не будет спокойно спать под оком Божественного Сеи. Эти животные не имеют право на жизнь. И мы достроили Лаярд. Был возведён Реярд. Две цитадели. Два наблюдательного поста. Юг и Север… То, что совершил Югарт...
А дальше Глен уже не слушал. Он не хотел вникать в тонкости рассуждения-обвинения Эйвана, он и так все знал, ему не надо было еще раз напоминать и объяснять, что совершил этот краснобровый, своенравный, взбалмошный, молчаливый самодур. Стена белого шума оттеснила голос Эйвана на второй план, не мешая землянину погрузиться в себя, думать о своем.
- Скажи, мне сын мой, - Глен вздрогнул от громкого, холодного голоса сеюйца, - зачем вы с Югартом поехали в Саярд? Я должен знать из-за чего вы нарушили запрет.
- Из-за меня, - Глен виновато понурил голову. - Югарт не виноват. Это все из-за меня.
- Конкретнее, - сухо потребовал главный страж.
«Почему они все допытываются про это? – недоумевал Глен. – Мы же все рассказали еще тогда. Ничего не изменилось».
- Я хотел попасть домой, - затараторил привычный ответ Глен. - Югарт сказал, где нашел меня. Я думал, что там есть что-то в виде дольмена – проход на Землю. Я упросил его отвести меня туда. Он не мог отказать мне.
- Не мог? - удивился краширец.
- Я не вру вам, - Зорин посмотрел на сеюйца, - отец. Он не смог мне отказать. Он мне поклялся.
– Допустим, - нахмурившись, согласился страж. - Вы все-таки, - тут Эйван поперхнулся, - Избранные. А ты знал, что он изначально умолчал, где нашел тебя? Ты знал, что он никому не сказал, что уже был в Саярде?! И что ты там тоже был?!
В нутрии Зорина все сжалось, его пальцы похолодели. Да, он знал, это. И он знал, что они нарушают запрет, отправляясь в пустыню – Югарт сразу предупредил его. Но, тогда все это казалось таким незначительным, наказание мутной тенью маячившее в предупредительных словах представлялось смешным и не естественным. Но вот сейчас, сидя перед Эйваном, Глен ощущал, что его глупое безрассудство, не осмысление предостережения Югарта вылилось в бедствие и ему придется принять все последствия своих необдуманных поступков, принять наказание, за свое несбыточное желание вернутся домой.
- Отвечай! Не молчи!
Парень поежился от криков мужчины.
- Не отводи взгляд! Смотри мне в глаза!
- Я узнал это в тот день, когда мы отправились туда… - выдавил из себя ответ Глен. – И Югарт предупредил меня о… запрете. Но я… Я не прислушался к нему.
Эйван сжал кулаки. И Зорину почудилось, что он уловил, как скрипнули с озлобленностью друг о друга зубы сеюйца.
- Вы нашли-то что искали? – Эйван, как мог, давил в себе негодование, стараясь говорить с земляниным спокойно.
- Нет, конечно, - в отрицание качнул головой Глен. - Мы даже не успели осмотреть первое строение, как на нас напали. Мы спрятались. Долго ждали. Мы подумали, что они улетели и решили вернуться домой. А потом, когда мы уже практически подъехали к лесу, - грудную клетку землянина сдавили тиски, перед глазами пронеслись ужасающие картины полётов адских голокрылых птиц. – Эхан сражался. Югарт тоже, - пальцы, судорожно сжавшие в кулаки, от напряжения побелели. - Было много огня. Я такого никогда не видел... Огненные столбы по кругу. Везде. Казалось, они обложили нас со всех сторон… Они схватили его. Югарт попытался помочь, но я был самым беззащитным из них....
Не было больше сил смотреть в гневные глаза краширца. Резцы со злобой до крови впились в нижнюю губу. «Я подвёл их! Это всё из-за меня!» - орало в Зорине, и он отвел взгляд.
Напряженные мышцы ныли, грудь, словно, нашпиговали свинцом, который давил своей тяжестью, не давая спокойно дышать. Голова раскалывалась, а ноги зудели. Землянину хотелось толкнуть стол, выбежать за дверь и со всего размаху разбиться об стену. Мозг Глена требовал причинить себе боль, как будто это могло как-то заглушить то, что раздирало его из нутрии, как будто это бы могло выкинуть из сознания омерзительное чувство вины, как будто это могло все повернуть вспять. «Боже… Я все проебал, - Зорин негромко замычал, давя в себе приступы гнева, отчаянья и ненависти к самому себе.
- Я знаю, что ты испытал, - Эйван встал из-за стола и направился к Глену. - Я не раз участвовал в сражениях с прантами. Я видел гибель моих друзей, моих братьев. Тела саженые огнём. Черные, обугленные деревья. Разрушенные дома. Громадные пространства испепеленными этими дикими птицами порождённые самой смертью, несущие в себе боль и горе. Возможно, настанет день, когда ты захочешь забыть об этом. И даже если этот день настанет, никто не пообещает, что ты забудешь. А если и забудешь, никто не даст гарантий, что потом не будет так же тяжело.
Зорин не мог оторвать свой взор от поверхности стола, слушая речь Эйвана, как скола возвышавшийся над ним.
- Но пранты это не птицы, - глухо проговорил Глен. – Это люди. Они также как вы могут становиться… - юношу так и подмывало сказать «монстрами». «Но если я скажу это, - Глен поджал губы в тонкую линию. – То я признаю, что и они, все они, - землянин зажмурился, - тоже монстры. А это не так!»
- Да, - мужская рука легла на плечо, своей тяжестью припечатывая парня к стулу. – Я видел это сам. Но, даже видя это своими глазами, все ровно в такое трудно поверить.
Эйван замолчал. Глен искоса смотрел на пальцы, сжавшие его плечо. Он не мог подняться и уйти.
- Глен, ты не сможешь вернуться к себе на Землю. Ты должен принять, что ты - здесь, что лес – твой дом, что ты часть нашей семьи. Ты страж, - рука краширца сильнее сжала плечо юноши. - Ты мой сын и веди себя подобающе. Каждый сеюиц знает, кто твоя мать и кто твой отец. Посмотри на меня, Глен.
Зорин повернул шею и поднял глаза. Лицо Эйвана было спокойным, но в глоссе отголоском звучал металл.
- Сегодня, не покидай Лаярда. Завтра с утра мы выезжаем в Солнечный храм. Юивия желает тебя видеть. Твоя мать ждёт тебя.
Землянин кивнул в знак понимания слов Эйвана.
- А теперь ступай, - повелел командир стражей, отпуская плечо Глена. – Да обережет тебя Божественный Сея, сын мой.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления