Онлайн чтение книги Вкус жизни
Вадим, Николай

Инна наклонила голову к Жанне, явно собираясь ее во что-то посвятить. Обе углубились в перешептывания, и до Лены долетали лишь отдельные отрывки их «повествований»:

– …Про Вадима, про этого порочного красавца, что-нибудь слышала? Помнишь его? Пересмешник, любимец женщин, всегда делал ставку на эпатаж. Бьюсь об заклад, что без гарема у этого петушка не обошлось. Меня еще в студенческие годы поражало, как странно точно его внутренний мир сочетался с внешностью. У него уже тогда были все повадки петуха. Как я хохотала, впервые обнаружив это разительное сходство! Он смешно махал руками-крыльями и так своеобразно мелкими шажками нарезал круги вокруг меня! Видно, так уж он природой изначально запрограммирован. В каждом человеке есть что-то от какого-нибудь животного.

…Воображал себя самым искушенным ценителем женской красоты, петух ощипанный. Считал, что достиг на этом поприще желаемого совершенства. Только тем и занимался, что ловил «любви порывы благотворные». Отчаянно искал встреч, отважно бросался в любой омут любви. Его страсть, как шампанское: пены много, толку мало. На короткое время опьяняет и сводит с ума, потом тишина. Что будет дальше с объектом кратковременного обожания, его не заботило. Небось да авось обойдется… Не люблю я мужиков, у которых при взгляде на женщин только одна мысль в голове возникает, которые в своей жизни обожание представительниц противоположного пола на первое место ставят.

– Точно подметила. Боже мой, как же он был падок на лесть, как был чудовищно неискренен из-за безмерного, болезненного желания всем нравиться. К тому же за его брутальным обаянием скрывалась дремучая некомпетентность, малопригодная для побед над умными женщинами, поэтому он находил удовлетворение в успехах весьма невысокого сорта. До смешного ценил внимание женщин, каждый взгляд их ловил, все насытиться не мог. Это был его капкан, и он не мог в него не попадать. Видно, это была его моральная компенсация за недостаток способностей в других областях жизни. Знал, что заслуженной похвалы в них ему не дождаться, – поддержала разговор Жанна. – Как сейчас обстоят его дела?

– Где его только не носило, и везде он оставлял следы своего пребывания – детей. По сей день жена с ним мучается из-за его слабости к женскому полу. Неистребимое, буквально патологическое желание нравиться – до сих пор его основной порок. А в остальном ты совершенно права, он – тюха-матюха. И в кого только уродился? Родители были приличные.

Как-то за рюмкой вздумал исповедоваться передо мной, мол, жена, которую я люблю, не справляется с моими потребностями, и я вынужден ее обманывать с другими, которые мне просто нравятся. Вот на днях увиделся с Х… и все такое прочее… А я ему: «Что же делать женщинам, которых не устраивают в постели мужья? По статистике такая неувязочка случается в восьмидесяти процентах семей».

А недавно я ему напрямик врезала: «Ты уже не способен ни причинить женщине боль, ни доставить ей удовольствие. И витрина твоя в достаточной степени поизносилась, а повадки все те же. Так и живешь, перебиваясь с серединки на половинку кое-чем и кое-как? Приплачиваешь дамам, чтобы они смеялись над твоими шуточками?» Кровно обиделся. До сих пор не разговариваем. Как-то жаловался моей подруге – видно, в оправдание, – мол, свобода, наверное, и есть самый худший вид неволи. Мол, жена разрешает, а я уже не хочу. Может, теперь мне ее с гаком хватает?» А сам по привычке так и стреляет глазами. И манерничает. Все-таки есть в нем что-то чисто женское. Не знаю, как там у него по мужской части – наверное, все давно паутиной заволокло, – но вот что уж точно, так это то, что для лести его уши пока еще вполне открыты и свежи.

Знаешь, на ком Вадька женат? На Варе. Не смогла она забыть свою первую любовь – преподавателя. Помнишь, со стройотрядом в тайгу из-за него комаров кормить ездила. А судьба ее с Вадимом свела уже в НИИ. И кто бы мог подумать? Сюрприз, каприз природы… приговор судьбы.

– Видно, злой рок давно замыслил эту шутку. Зачем он женился при такой патологической склонности к непостоянству?

– Для ощущения нормальности. Его выражение.

– А что его держит в семье?

– Уют, какая-никакая забота. Разводы в его жизни уже случались. Были и пеленки, и вопли. Не желает он больше повторять пройденное, хоть и ученик никудышный. Устал. Языком теперь в основном треплет, вспоминая молодые беспутные годы. Его даже мужчины не одобряют, посмеиваются над ним. Мол, старик с явным перекосом. Ему всегда хотелось свободы, радости, любви. Море любви без трудностей, без работы души. Кто же такого стерпит?

«Набита Инна чужими тайнами. Только какие же это тайны, если по секрету всему свету?» – усмехается Лена.

Теперь Лена слышит обращенный к ней голос Киры:

– А ты про Николая слышала? Был прост и прям, как кол. Ненавидел – может, только внешне – свою провинциальную укоренённость. Тут был, вероятно, и какой-то расчет – хотел произвести прогнозируемое положительное впечатление на преподавателей. Помню его шуточку в свой адрес: «Судьба обидела внешностью. Я один из тех, кого без специальных примет не опознаешь. Физиономия подгуляла, конечно, а так – я ничего. Хорошо подготовлен к преодолению препятствий и трудностей. Мозги при мне, а это главное».

Первое время незаметным бананом прикидывался, хотя мог произвести и благоприятное впечатление. Любил примерять на себя маску простачка, увальня, недотепы, чтобы как-то немного подбодрить себя. Долго не раскрывался. «Поспешай медленно» – была его любимая поговорка. Скромен, осторожен был в словах. Ему не хватало вкуса, но он учился. Говорил, мол, я могу себе позволить желать чего-то добиться, но вот удастся ли воплотить желаемое, это совсем другой вопрос. К нему и не приставали. А он просто хотел остаться самим собой. Трудно пробиться к человеку, если он сам того не хочет.

– Как он этим был невыносим и этим же особенно мил, – воскликнула Аня.

– Надо заметить, речь его отличалась изысканностью, что редкость для выходца из крестьянской семьи. Видно, много читал, стремясь выйти на другой уровень. Шутил, будто рад, что за упорными занятиями не скоро догадался о существовании другой жизни, полной удовольствий. Не отдавал дань карточному безумству, не запил, не загулял. Видно, успел к тому времени повзрослеть, поумнеть, поэтому и не скатился в пропасть, как некоторые. Он не был украшением нашего курса, но упорством и трудолюбием добивался иногда большего, чем талантливые лодыри. Напряг все, что можно, в себе и достойно закончил университет.

О женщинах говорил только возвышенно и чисто. Может, и были на его счету любовные истории, но он никогда о них не распространялся. Девчонки со страшной силой вились вокруг него. Чувствовали в нем уравновешенность, надежность, добротную провинциальную закваску, целомудренный мир неподдельных чувств, ни с чем не сравнимый по свежести и искренности. А он будто назло всем женился на своей, деревенской. Она пять лет его ждала.

Мне достоверно известно, что, получив диплом, он надел погоны. В четырех тайных войнах участвовал – теперь это уже не секрет, – не раз висел на волоске от гибели. Есть сведения, что дослужился до чина полковника, а когда уходил на пенсию, оказалось, что нигде не служил. Ордена и медали есть, а места службы нигде в документах не указаны. Долго боролся с несправедливостью. Добился. Тем, кто шли за ним, легче было. Он расшевелил чиновничий муравейник, сломал их беспредел. Но замечателен он не только этим. Встретила его недавно. Жив, здоров, доволен жизнью. Утверждал, что достиг даже большего, чем надеялся. Уже будучи на пенсии организовал небольшое предприятие, и вовсе не для того, чтобы разбогатеть. Людям рабочие места предоставляет, не обирает их до нитки, как некоторые. Ценят, уважают его.

А случилось это так: поехал он на родину, туда, где, как говорится, бродило его белобрысое детство, проведать стареньких родителей, там и познакомился с предпринимателем из местных. Потолковали наедине. Он сразу ухватил суть дела, и они быстро нашли общий язык. Не знаю, в чем его лепта, но, короче говоря, новый друг подключился, разрешил многие проблемы Николая, каким-то чудом провел его через все чиновничьи барьеры, и они ударили по рукам. Николай, нырнув в бизнес, поплыл быстро, уверенно и поставил дело на широкую ногу. Теперь они успешно сотрудничают – один в деревне, другой в городе. Оба не в убытке. Беспрецедентная удачливость!

Вошел Николай во вкус предпринимательской деятельности. Нашел себя. Как рыба в воде себя чувствует в бизнесе. В решительности ему не откажешь. Сначала какими-то щетками из свиной щетины торговал, теперь у него два заводика появилось, гофрированную тару из отходов производства выпускает. Справным, деловым оказался: все умеет, все у него сочетается. Жизнь вокруг него бурлит. Добытчик, продвинутый хозяин. Одеяло на себя не тянет. Мощно, ярко, самобытно себя проявляет. Видно, харизма у него такая открылась. Говорил, будто сам не ожидал, что из него может «вылупиться» приличный предприниматель. Ведь как поздно талант открылся. Как и прежде, принципиальный. Если не попадешь в идеи, которые он исповедует, не станет с тобой иметь дело. Нашел свою золотую жилу, процветает, счастлив. О чем, мол, еще может мечтать на пенсии бывший деревенский мальчик из дремучей глубинки? Зарабатывает деньги, достаточные для того, чтобы удовлетворить свои амбиции, те, что подспудно дремали в нем с самого детства и вдруг так неожиданно пробудились.

Была я в их богом хранимом гнезде. Сердце их семьи – жена. В ней, как мне показалось, скромность, доброта и терпение возведены в крайнюю степень. Она много души в семью вкладывает. Здесь все подчинено ее нежному влиянию. Дом у них огромный, куча внуков. Шум, гам, радость. Впечатляет! Отношения в семье не медово-паточные, а правильные, умные, искренние. В золоте не захлебываются. Дети тоже нашли себя в семьях и им отдаются со всей страстью и старанием. Николай, сам чуждый искусству, художественному волнению творца, послал внуков обучаться языкам, музыке, живописи. Смотря по склонности. Такое их «хобби» и его облагораживает. По-другому и быть не могло. Такие – соль земли нашей, – оптимистично закончила свой рассказ Кира.

– …А Федя в Афгане был ранен. Ордена имеет. Принес награды главе администрации области и говорит: «Где я только не служил, помотало меня по России. Дочки взрослые, а я до сих пор своего угла не имею». Дали ему квартиру. Внуков в ней теперь нянчит, – сообщила Лиля.

– Сын у него тоже военный?

– Военный. И на полюсе холода в Оймяконе служил, и в Кушке жарился, потом в Московскую область его послали с обещанием квартиры. Целый год их дом стоял с недоделками замороженным. Кого заботит офицер, когда нет войны? Тогда они самовольно дом захватили, провели отопление, свет (коммуникации к дому были подведены), поклеили обои и заселились. Теперь борются за получение ордеров. Упирают на то, что сам президент был у них в части и обещал всех офицеров обеспечить жильем. Не знаю, чем у них дело закончится, но Анатолий говорит, что не уйдет со службы, пока ордер не получит. Уж о потраченных деньгах никто и не вспоминает. Главное, что зимуют в своих собственных хоромах. До этого Толя с семьей в однокомнатной служебной обитал, а теперь его дочки имеют отдельную комнату. Рай!

– …Виталий?

– Ах, Виталий! – шутливо-картинно заломив руки, в восхищении простонала Мила. – Я ожидала увидеть седого величавого профессора, а увидела молодого человека, на вид не больше сорока лет, худощавого с косой светлой челкой на лбу. У него вся жизнь была расписана вперед на много лет. Он еще школьником знал, что после вуза его ждет аспирантура, через три-четыре года защита кандидатской диссертации, еще через несколько лет степень доктора наук – все, как у отца. По проторенной дорожке шел. Это совсем не значит, что все ему было преподнесено на блюдечке с голубой каемочкой. Он работал много и, главное, целенаправленно. Внешне сдержанный, отстраненный, даже холодный, а в душе мягкий, нежный. По стечению обстоятельств именно он помог Антону в его трудную минуту. Пусть временно, но взял его на свою кафедру.

Ты знаешь, Виталий мою младшую дочку своей жене «сосватал» на репетиторство. Дочка же в английском «ни тпру, ни ну» была, только со словарем, как впрочем, и большинство выпускников. Так та заставила ее за четыре месяца язык выучить. Поехала-таки моя Галка на стажировку в Англию. В Америку не удалось пробиться. Представляешь, как это ей помогло в карьере? А моя старшая внучка у Виталия защищалась. Всю душу ей вытряс, пока не добился от нее результата. Она стольким ему обязана! Он наш добрый гений.

– Какие у нас на курсе чудные мальчишки! Какие у них прекрасные характеры, какие удачные судьбы!.. – с доброй слезой в голосе сказала Лиля.

А Кира, подсаживаясь то к одной, то к другой группке подруг, незаметно объединяла всех общим разговором, реанимировала и подталкивала продолжение интересующих всех тем.

– …Ее отец в молодые годы был настоящим коммунистом и только поэтому не мог позволить себе роскошествовать. Я как-то будучи у Нины в гостях неосторожно пошутила над его фанатичной верой в коммунизм, так ему чуть плохо не сделалось. Глаза вытаращил, дыхание сбилось. Я уже сама не рада была своему легкомыслию… Не смог пережить перестройку. Инсульт случился…

– Кира, а как Оксанка со своим Олегом? Ходили упорные слухи об их разводе.

– Они не просто познакомились, они сразу нашли друг друга. Их отношения развивались трудно. Ссорились с битьем посуды, мирились с охапками цветов. Мне они казались опасным сближением двух критических масс. Я все взрыва ожидала. А они любили друг друга до умопомрачения. Дня не могли прожить, чтобы не услышать любимого голоса. Она категорично критиковала его и в то же время боготворила. Он тоже сходил по ней с ума, но не хотел уступать. Ярко жили. Между ними никогда не было равнодушия. Боролись два диких темперамента, два горячих непокорных сердца. Она была – вопль, зов, молитва; он – вихрь, огонь, распятие. Они захлебывались жизнью, увлекались работой до изнеможения, оба многого достигли. В горы вместе с детьми, а потом и с внуками ходили, сплавлялись по сибирским рекам. Каждый отпуск новый маршрут открывали… Кто бы записал историю их любви, историю прекрасных, гордых, пламенных сердец!.. Они жили прекрасной насыщенной жизнью. Они познали любовь истинную, полнокровную, бескорыстную, обжигающе-тревожную. Им всегда было страшно расстаться даже на час, а тут она отпустила его одного. Он, сын и невестка разбились в автомобильной катастрофе. Оксана винит себя в том, что допустила их гибель. Она не вынесла бы этого удара, если бы не долг перед тремя внуками… Земной поклон ей…

– Господи! – только и произнесла Жанна, каменея от ужаса. Она долго еще рассеянно слушала Киру, пытаясь прийти в себя от впечатления, произведенного трагедией когда-то таких близких ей людей.

«Три жутчайшие автомобильные катастрофы… три жестокие трагедии…» – мысли Жанны не шли дальше этих обессиливающих слов.

Ей сразу вспомнился случай с мужем. Они с Колей никогда никуда не ходили порознь, даже в кино. А в тот день она задержалось на работе по профсоюзным делам, и Коля ушел кататься на лыжах один. Домой его привезла «скорая» с переломом ключицы. Горка оказалась обледеневшей. Она тогда еще пошутила: бог наказал.

– Кира, ты списывалась с Димкой? Он был для меня непонятой личностью, – перевела Жанна разговор в новое русло. – Помнится, он еще на первом курсе женился. Бывало, ссорился с женой и все свою первую школьную любовь вспоминал. Считал, что с нею был бы более счастлив. Все грозился уйти из семьи, когда сын вырастет. Ему бы сказать спасибо жене за то, что она его несносный характер терпела, а он еще и выпендривался.

– Так ведь и ушел! – откликнулась Аня.

– Что ты говоришь! И как теперь живет? Доволен?

– Ха! Теперь он сам трудный характер второй жены терпит и из упрямства не сознается, что прогадал. Бог не фраер, он все видит… И как в человеке совмещаются романтизм и занудство? Вы бы знали, как прекрасно он умел ухаживать! Каждый день за пять километров бегал к невесте на свидание. А мужем был неважным – жена его жаловалась мне. Сынок у нее – чудо превеликое, святой. Жену свою боготворит. Боже, как он на нее смотрит!.. А она, стерва, аборт от хахаля сделала, а теперь родить не может. Мать знает про фортель невестки, но молчит. Сына жалеет, боится, что сломается, – внесла в разговор свою категоричную лепту Инна.

– А про Шурика слышала? Нет? Погоны надел. Геройски погиб при исполнении. Даже жениться не успел. Наш, детдомовский, был. Вечная ему память.

– …О ком? О каком Мише, Кира?

– О Михаиле Андреевиче. Он старше нас с тобой лет на девять был. Помнишь, он еще закидывал удочки насчет того, много ли на нашем курсе желающих продолжить учебу в аспирантуре?

– Как же, помню, знаю. Читала в газете его биографию по случаю юбилея. Ни намека на то, что притесняли его как немца, хоть и обрусевшего. Все-то у него по-ихнему в жизни происходило ладно и гладко. И детство, как у всех, голодное, и в аспирантуру взяли запросто. А как на самом деле было – копаться не стали. Написали, что школу свою педагогическую создал. Докторов и кандидатов защитилось у него около сотни. А что академика не получил до сих пор – умолчали. Прекрасный человек, дай Бог ему здоровья, – от души пожелала Эмма.

– Этого-то как раз у него уже маловато, но еще консультирует.

Почувствовав резкий будоражащий запах горячего томатного соуса, Кира заторопилась на кухню «спасать» рагу.

– Толика Шуваева вспомнила. Все пять лет ходил в одной синей спортивной рубашке на голое тело. Она выгорела на солнце, вылиняла от стирки, буквально расползалась на глазах, а он ее все чинил, штопал. Всегда трудно по жизни шел. В армии попал под воздействие какой-то химии. Облысел. Жаловался мне: двадцать три года, а на меня обращают внимание только женщины после сорока… Когда женился наконец, ему было очень трудно добиться расположения членов ее семьи. Все косились на его лысину. Он старше отца жены выглядел. Обрил бы голову и без вопросов. Моды тогда не было… Рано покинул нас, – вздохнула Лиля.

– Ты ему очень нравилась, – напомнила ей Инна.

– Мало ли кто кому в юные годы нравился, – усмехнулась Лиля.