Онлайн чтение книги Вкус жизни
Антон, опять Антон

Задел Инну за живое рассказ Жанны.

«Не хвались, а Богу молись. Расхвасталась, разоткровенничалась! Видно, шла по жизни, ни мыслями, ни сердцем не терзаясь. Не выношу необузданно глупых изъявлений чувств. Жажда красиво хвалиться возникает только у дураков. «Кто говорит что хочет, тот может услышать чего не хочет». Повезло ей, вот и задается. И где только такого откопала? Что-то меня настораживает в их отношениях. Мужик – он ведь сам по себе как кот. Ему женщина нужна постольку, поскольку создает комфорт. А может, это мне только несамостоятельные мужья попадались?..

Не подумала Жанна о том, что уши многих из нас давно тоскуют по замирающим звукам нежно произносимых фраз и просто по доброму человеческому участию. С удовольствием бы выпроводила ее отсюда», – мстительно подумала Инна, но почему-то не завелась и не ответила Жанне по-своему «достойно».

Почему? Может, потому, что неожиданно задумалась о ее судьбе? В классе Жанна была самой «сильной», как говорили учителя. Ни разу не случилось, чтобы она не ответила на какой-либо вопрос, не решила трудную задачу. В вузе была одной из лучших на курсе. На съезд комсомола ее посылали как самую активную, деловую, умную, порядочную и удивительно скромную. Вышла замуж за выпускника пединститута и отправилась за ним на Дальний Восток в деревеньку, в которой не было даже нумерации домов. Всю себя отдавала местным ребятишкам и своей маленькой семье. «Доброта есть, ум тоже. Одно не исключает другого. А она с ее талантами и внешностью всю жизнь была для мужа чем-то вроде домработницы и, похоже, деградировала? – гадала Инна. – Откуда в ней такая нетребовательность к жизни? Почему, имея такие прекрасные умственные данные, не добивалась в жизни достойных ее высот? Любовь за собой повела? Ради нее она «закопала» себя в деревне? А вдруг бы разочаровалась в муже, и тогда это стало бы трагедией всей ее жизни. Но как гордо защищает свой выбор! Не показное ли это?

И сестры ее, не менее талантливые к наукам, не сумели достичь многого и в личной жизни оказались неудачливыми. И это с их-то золотыми бесхитростными сердцами! Вот в чем обидная ирония судьбы. Поди, пойми ее, судьбу эту их распроклятую. Может, в детстве стоит поискать корни их неуверенности перед жизнью? Им не хватало практической смекалки или цепкости? Их городская мама, когда-то с отличием закончившая институт, родив третьего ребенка, оставила работу, и семья жила на нищенскую зарплату деревенского завклубом… пока не случился тот жуткий пожар…

А ведь, если вдуматься, процентов пятьдесят (а то и все шестьдесят!) женщин ищут именно такого, как у Жанны, мужа: надежного и совсем даже не сексуального, чтобы помогал, нервы не мотал, а не этаких, пусть даже совершенно очаровательных, «перпетум ко́биле», как у Маргариты, которые в упор не видят своих жен… Такая вот моя бытовая версия.

– …И все же роскошно говорит Антон, – томно прикрыв глаза, проговорила Рита, желая возобновить разговор: «Моя душа призвана идти дальше, она стремится к познанию мироздания... только любовь, искусство и удовлетворение от достигнутого в науке доставляют мне истинное наслаждение, находят во мне глубину и делают счастливым. Они приоткрывают мне вечность…» Как это на него похоже! Есть своего рода шик в его словах… И все-таки он романтик. Последняя особь из когда-то многочисленного вида, – пошутила Рита.

По ее лицу прошла еле уловимая улыбка, точно она подумала о ком-то очень любимом, но далеком.

Женщины уважительно помолчали.

«Как же мало меняются люди с возрастом. Рита сегодня как-то особенно романтична, ну совсем как тогда, в день моего отъезда в Москву, в МГУ. Никто в меня не верил, но все искренне желали удачи, а Рита говорила яркие вдохновенные романтичные слова напутствий», – вспомнила Лена.

– Антон мог бы и понятней изъясняться. В его возрасте уже принято давать рациональное объяснение своим чувствам, а он остался романтиком, – вставила пренебрежительную фразу Инна.

Со стороны казалось, что в ней боролись и уважение, и нелюбовь к Антону.

«Инна знает свой стервозный характер и уже не ждет к себе доброго отношения? Я заметила, что ее удивило и обрадовало мое приятельское к ней обращение в самом начале нашей встречи. Она как-то сразу разъерошилась, стала мягче. А в первый момент показалась слишком напряженной и взвинченной», – на минуту отвлеклась на Инну в своих мыслях Жанна.

– Может, это и хорошо, что Антон романтик, – помедлив, сказала Лера. – Как-то за рюмкой коньяка, не помню, на какой праздник мы собирались, он произнес задумчиво: «Все мы ищем того, кому не хотели бы изменять». Может, о работе говорил, а может, Дина всю жизнь стоит перед его глазами.

Я эту его фразу запомнила еще и потому, что впервые услышала нечто подобное от своей мамы. Она при этом еще добавила, что всегда хотела умного и такого, в ком могла быть уверена, но, видно, эти понятия несовместимые. А много позже она грустно констатировала, что так и не встретила мужчину, которым могла бы всерьез восхищаться, потому что мужчины по большей части неумны, неглубоки и в основном лживы. И сказала она это так, будто добралась до сути главной житейской истины, основной причины всех женских несчастий. Мне было жаль ее…

«Любовь! Одни беды от нее, – подумала Инна. – Антон! Спроси он меня тогда, наверное, сказала бы правду, и тот день, может, изменил бы всю мою жизнь. Но после ошибки юности не давало покоя чувство вины, я была слишком неуверенной, и неловкостью своей все испортила сама. Только поняла это слишком поздно. И потом не видела в юных девах, с их примитивными попытками соблазнять, серьезных соперниц и все надеялась… Надо хорошо знать мужчин, чтобы не влюбляться столь опрометчиво…

Но когда спустя годы мы встречаем тех, кого любили прежде… мы их не любим, потому что и в них, и в нас умерли те, кем мы были в юные годы. Мы стали другими. Теперь я уже не могу себе вообразить, что страдала, сходила с ума. От того состояния влюбленности, от прошлых мучений сердца ничего не осталось. Я испытываю к объектам своего прежнего вожделения смешанные чувства любопытства, разочарования и даже некоторой неприязни. Но тут уж, что греха таить перед собой, надо винить обиду на свое неслучившееся счастье или зависть к соперницам.

Еще больших трудов мне стоит поверить в то, что некоторые роковые встречи, предвещавшие радость и страдания, были пустоцветом моего пылкого воображения, а трогательные истории, бывшие тогда единственным утешением, теперь кажутся почти смешными… Оказывается, любовь вместе с нами стареет, изнашивается и погибает»...

Голос Риты перебил печальную думу Инны.

– Что мне еще нравится в Антоне, так это то, что он не позволяет себе хвалиться перед друзьями, не бравирует своим талантом. Говорит, что здесь это было бы неуместным, мол, не на партсобрании, где все регалии каждого обязаны быть на виду. От похвальбы его, очевидно, предохраняет редко теперь встречающееся нравственное достоинство ума. Может, поэтому и для нас, его сотрудников, его «хорошо» было высшей точкой похвалы.

– Хватит смаковать героя. Антон – совсем не уникальный случай. Если ты ищешь кумиров среди своих современников, значит, сама уже принадлежишь прошлому, – подбросила шпильку Инна.

«Так и подмывает ее кому-нибудь нахамить. Скучно Инке дома одной, задыхается она в тисках четырех стен. Ищет на кого выплеснуть переизбыток нерастраченной энергии. Наверное, сейчас сидит здесь между нами и думает: наконец-то у меня в жизни что-то происходит… Или хамит, или хитро, провокационно исповедуется, вкрадчиво влезает в душу, вываливая житейский хлам наружу то истово, то с осторожной правдивостью, ожидая от каждого из нас того же. Слушать ее порой совестно, но я слишком устала, чтобы упорствовать, отстаивать свое», – размышляет Кира, предлагая подругам чай, кофе и бутерброды.

– Закругляйтесь с разговорами, перекусите, – обращается она к подругам.

Рита опять заговорила о научных успехах Антона, потому что побоялась еще раз ступить на зыбкую почву разговоров о личной жизни своего друга.

– В небольших, гомеопатических дозах похвальба, злость и обидчивость не только простительны, но и полезны, – засмеялась Жанна. Ей не хотелось скучных, серьезных разговоров и оценок.

А Рита не унималась, ее точно прорвало:

– …По-настоящему умный и серьезный, Антон испытывает отвращение к тем, кто вкладывает свою энергию в рекламное пустословие, набивает себе цену, желая прослыть гением, дает амбициозные названия своим статьям, теориям и проектам. Как-то хлестко и ядовито высказался – видно, достали его, – что дураков всюду хватает, что, мол, дураки и хулители, со страстью отстаивающие глупые дела, не бесят его, там все ясно. И только те, что настырно лезут в разумные проекты, выводят его из себя, потому что его злит торжествующий оптимизм несведущих людей. И тут же заявил, что любая борьба, будь она даже на службе самого правого дела, никогда не убедит того, кто сам не захвачен этой борьбой. Вы не представляете, какого удовольствия лишаетесь, не общаясь с Антоном, не пытаясь его разгадать. А он связан с каждой из нас какими-то незначительными подробностями, которые объединяют всех, – задумчиво и немного грустно закончила Рита и с таким важным видом кивнула головой, словно под присягой подтверждала строгую достоверность своих слов.

От внимания Инны не ускользнул излишне романтичный настрой сокурсницы.

– Рите поберечь бы комплименты для своего очередного мужа, – зашептала Инна, обращаясь к Жанне, – а она возвеличивает и расхваливает на все лады Антона. По-моему, она злоупотребляет литаврами, характеризуя однокурсника, с пеной у рта защищает. Подумать только, как велико его влияние на умы некоторых женщин! Ее рассказ – ода! Бравурный марш в честь друга юности. С тем же успехом она могла бы воздвигнуть ему памятник у себя на родине. Он ее единственное утешение? – иронично хмыкнула Инна, бросив презрительный взгляд в сторону Риты, для которой она произнесла эту фразу достаточно громко, чтобы та поняла, что говорят о ней, но пониженным тоном, чтобы показать, будто не хочет быть услышанной. Ох уж эти каверзы женской натуры!

«Инка похожа на неразорвавшуюся гранату, готовую от малейшего толчка все разнести в клочья. Глаза ее горят каким-то болезненным возбуждением, – тревожно подумала Аня. – Не ожидала, что ею так остро переживается само воспоминание о давней любви».

Рита резко выпрямилась на стуле, ее щеки вспыхнули нервным румянцем, но она ответила Инне с достоинством:

– Мне следует обидеться на твои колкости? Не дождешься. Запомни, мои интересы лежат несколько в другой плоскости, нежели ты предполагаешь. Антон – герой не моего романа, он просто прекрасный человек и редкий друг. Я ценю его. Ты же знаешь, что удивительные встречи, переворачивающие жизнь человека, слишком редки… Если продолжишь говорить глупости – будешь иметь со мной серьезное объяснение, только не тут и не сейчас. Я промолчу, хотя ты уже достойна приличной нахлобучки. Не выбивай меня из нормальной колеи.

Инна применила свой старый излюбленный способ: подколоть, унизить, раздосадовать и вовремя отвернуться. Теперь ее голос совсем сошел на доверительный шепот, и она принялась спокойно делиться с Жанной своими предположениями:

– Антон – холостяк по натуре, вот и не снискал доверия «масс», окучивая красоток, ценит в себе только самцовую доблесть, помешался на собственной персоне. Меня шокирует его непохвальная неразборчивость. Похоже, он дал обет безбрачия. У каждого своя Голгофа… Конечно, его откровенная наглость и изысканная небрежность по-своему неотразимы, а безупречные европейские манеры притягивают. Мне кажется, он все больше напоминает свою мать. Наверное, от нее он унаследовал высокомерную изысканность обхождения. Ее прекрасное дворянское воспитание выпестовало в нем это свойство… Он точно всех инспектирует своим пронзительным взглядом. В нем это проявляется инстинктивно, непроизвольно, в силу привычки… – долетали до Лены отдельные фразы Инниных высказываний.

– «Из неправды в правду дверей не отыскать», – обронила Алла. – О каждой из нас тоже говорят много всякого, разного.

«К Антону, я думаю, все эти сплетни имеют малое отношение. Не одобряю я подобные россказни. Не стоит верить всему тому, о чем Инна треплется. Может, Антон по натуре дамский угодник, но никак не ловелас. В студенческие годы, помнится, он был не большой охотник до вина и вольных женщин. Одной Дине отдавал все свое мужское обаяние. В порядочности никто с ним не мог сравниться, – думает Жанна, внешне не выдавая своего несогласия. – А если что и было, так эти локальные моменты несовершенства в нем так милы и обворожительны, что только подчеркивают его естественность».

– Не пора ли нам закончить разговор об Антоне? – шепнула на ухо Инне Кира.

Ответа не последовало.

– Говорят, если юноша был слишком любим своей матерью, он ждет от женщин слишком большой к себе любви и, естественно, не находит. Нельзя получать, не умея отдавать. Женщинам тоже хочется, чтобы их любили, боготворили... А как он красиво и гордо вскидывает голову, с каким достоинством! И движения шеи при этом настолько гибкие, высокомерные, даже кокетливые. От матери унаследовал...

– Кто тебе о нем такое наговорил? Я такого за ним не замечала. Антон прост и в высшей степени естественен. Никогда не замечала в нем ни малейших черт рисовки и позы. Никогда не видела, чтобы он принимал людей, самодовольно развалившись в кресле. Слишком предвзято ты к нему относишься и чудовищно извращаешь его поведение, – в запальчивости повысила голос Рита и, смутившись, оглянулась, испугалась, что привлекла к себе внимание.

Но нет, все присутствующие были поглощены своими разговорами.

– Так я тебе и скажу, кто́, – рассмеялась Инна.

Она умела нагнетать обстановку неудовольствия, поэтому невозмутимо продолжала:

– Не уместно ли в этом случае задаться вопросом: «Что может привнести в жизнь женщины такой мужчина?» Только хаос. Его любовь – блестящий дивертисмент на короткое время. Легко ему – не надо ни о ком тревожиться, заботиться. По одному принципу живет: если очень хочется, то можно. Он слишком умен и хорош, чтобы кого-то любить. Любая ему неровня. Прекрасно выкован природой, улетный экземпляр, к тому же красив той особенной внутренней красотой, которую так ценят умные женщины. Но он давал отпор любым их поползновениям. А чтобы потешить свое самолюбие, окружал себя дурочками, которые сохли по нему, которым нравилось, чтобы их раздевали глазами. У них он нарасхват. Элегантное решение, ничего не скажешь!

И – надо же! – совсем не боялся огласки. Другого давно бы «раздавили» и мокрого места не оставили. Такие дела обычно заканчивались скверно. Ему бы оставить опасную забаву, так нет, все нипочем. Был молод, беспечен, кровь бурлила. Я советовала ему не искушать судьбу, сокрушалась, мол, умерь свой пыл, иначе с тобой при первой же возможности разделаются.

Надо сказать, не удавалось повлиять. Это было безнадежным делом. Как-то он заметил мне довольно холодно, мол, на свой аршин всех не меряй. Не оценил моей заботы. Не одобряла я его ребячества, но, смирившись, предпочла больше не смущать друга, со стороны наблюдала его жизнь…

Аню ошеломили слова Инны, Лене чуть дурно ни стало… «Хорошо, что Рита вышла на лестничную площадку подышать и не слышит этой дикой ахинеи».

– Во внешней красоте их притягательная сила? Но она ничто без внутренней. Нет, все-таки недаром говорят, что женщины одерживают верх над самыми выдающимися мужчинами лишь благодаря макияжу и прекрасной фигуре.

– Напротив, Антон был один из тех немногих, которые не боятся сильных умных женщин. Он дружит с ними, – возразила вошедшая в комнату Мила.

– Если он их использовал, то хорошо устроился, – хмыкнула Инна, довольная невольной подсказкой.

– Не можешь без пошлостей! – рассердилась Мила.

– Наверное, надо быть мужчиной, чтобы понять Антона. Существует магнетизм талантливых людей, в них влюбляются, и ничего тут не поделаешь. А влюбленности гениев интересны тем, что под влиянием чувств у них возникают талантливые идеи или создаются прекрасные произведения искусства. Я, например, скорее полюбила бы талантливого, нежели красивого, – простодушно заметила Жанна, совершенно не желая унизить Инну своим замечанием. – Умная женщина, наверное, уцепилась бы за Антона обеими руками. От такой просто так не отмахнешься.

Реакции Инны на слова Жанны не последовало. Она торопилась высказать свое мнение:

– Едва ли надо говорить, что он в женщинах искал радость и сладость, а они в нем опору. Не сходились их помыслы. Разное исповедовали. Он – нарцисс, и в этом его несчастье… Никто не удержал его ни опытом, ни безотказностью, ни пышными или изящными формами. Ему хотелось от них только телесной любви… Для очистки от грехов его идеального образа – а они, несомненно, за ним водились – нам только не хватает средневековой церкви с ее индульгенциями, но для этого надо очень даже напрячь воображение, – с притворным вздохом закончила свой монолог Инна.

Вошедшая при ее последней тираде Рита взвилась, буквально взорвалась громким негодующим шепотом:

– Как можно опускаться до таких примитивных сплетен?! Кто тебе сказал такое? Передай им мой «горячий»… очень «горячий» привет!.. Так, всё! Хватит, достала! Может, ты это всё из собственного опыта вывела?

– Да уж не из твоего серенького, – пробормотала Инна как бы для себя, но опять-таки, чтобы слышала Рита.

– Не пори горячку и не раскручивай моховик недовольства тобой. Не умствуй там, где нужна мудрая простота. Мне гадки твои измышления. Я чувствую себя так, будто это меня ты всю вывернула наизнанку. Не приписывай Антону манеры ловеласа. Это уж слишком!

Ты прекрасно знаешь, что Антон – самый чуткий и совестливый из нас, но его семейное счастье возможно только при наличии единства физического, духовного и эмоционального. Его-то он и не находил, а из насильственного альянса ничего путного выйти не может. И он это понимал. Не торопись наказывать людей. Как говорится, оторванную голову к месту не приставишь. И вообще, подумай, может, не судить, не осуждать и впрямь будет мудрее? – с притворным, но ядовитым смирением добавила она.

Рита никак не могла успокоиться, терла подбородок, резко встряхивала головой, будто дирижировала возникающей в ней бравурной музыкой.

– Духовные поиски? Одно другому не мешает. И так, и этак их можно повернуть… – весело ухмыльнулась Инна.

– Искрометное суждение! Одни пошлости в твоей голове. Моя позиция в этом вопросе категорично однозначна, – вспыхнула Рита.

– Ах, ах! Мое общество для тебя недостаточно изысканно! – вскрикнула Инна так громко, что недоуменно умолкли и растерянно опустили глаза в пол две соседки по столу, Мила и Аня, те, что сидели рядом с Жанной. А Кира, на минутку остановившаяся за спиной Риты и успевшая услышать отповедь обиженной однокурсницы, с суровым состраданием взглянула на Инну, но промолчала, чтобы не разжигать страсти вокруг имени всеобщего любимца. Она старалась угадать дальнейшую линию поведения Инны и только на миг приподняла руку, точно желая остановить ее, пока та не сорвалась окончательно.

«С раннего детства нас приучали держать свои чувства в узде, многословную восприимчивость души загоняли до полного бесчувствия в тесные рамки стыдливого умолчания. И в школьном детдоме у меня был девиз: «Вижу, но молчу». Так легче было выживать... А влюбившись и утешившись призраком телесной близости – на миг соприкоснувшись коленями или руками, – мы вдруг понимали, что есть на свете чувства, из-за которых стоит жить, но умело маскировали их хорошими манерами... Ну и что? Если восстановить в памяти череду жизненных событий, разве строгое воспитание помешало нам? Ведь нет же?» – думала Кира, неодобрительно поглядывая на Инну.

Рита, сжав свои руки так, что ногти вонзились в ладони, думала раздраженно: «Что-то не припоминаю я за Антоном перечисленных подвигов. Опять вылезает из всех щелей эта инкина невыносимо вульгарная претенциозность!.. Ни сплетни, ни фантазии в ней надолго не задерживаются. Странная у нее мораль. А какая готовность и способность защищать свои собственные «нравственные» основы! Не дают ей покоя чужие лавры, не остается сомнений, что иронией она прикрывает свое гнилое нутро. В своих бесчисленных авантюрах она приобрела довольно сомнительную репутацию, и сейчас, похоже, ее переполняет страстное желание столкнуться со мной лицом к лицу. Зачем? Если изголодалась по роскоши общения, так смени амплуа из уважения к хорошей компании. На худой конец, могла бы утешиться другим способом и в другом месте…

И Лена молчит. Хотя бы потихоньку упрекнула подругу… Может, перед всеми ткнуть Инну носом в ее собственный порок, в ее слабое место и оставить сплетницу побежденной, обесчещенной? Будет знать, как дразнить и травить других. Ха! Эта будет сцена, «полная напряженного драматизма и философской глубины или высочайшего проникновеннейшего лиризма»?.. А черт с ней. Я пришла сюда не для того, чтобы выяснять с ней отношения. Не следует высвечивать и выпячивать обычно мне несвойственное… Не стану никого разубеждать, что не переменился Антон со студенческих лет, что на самом деле все обстоит прямо противоположным образом – девчонки сами на него вешаются, а он только отбивается. Мои подруги сами разберутся в том, кто из нас прав.

Превратно судит об Антоне Инка, да еще и распространяет свои вздорные домыслы и утверждения! Недаром в отделе всегда говорили, что если произошла утечка информации, особо нет нужды упоминать Инну. Всем и так все ясно… Из-за таких вот завистливых и «слишком сведущих и осведомленных» гнусные пасквили всю жизнь преследуют незаурядных людей… Репутация зарабатывается десятилетиями, а губится в одночасье. Вопреки расхожему мнению Инны о похождениях Антона, из него вышел бы прекрасный муж, будь он рядом с любимой.

Не хочу его оправдывать, конечно, что-то было… но, может, он искал вторую Дину и не находил. Я верю, что ему нужна не только физическая любовь, доводящая мужчину до безумия, а еще и истинная, рожденная узнаванием, заботой, верой в любимого человека, единомыслием. Поиски идеала не называют страстью к женщинам, это скорее трагическая необходимость. Но разве такая любовь, какая была у Антона в юности, может повториться? К тому же девушек у него было, насколько я знаю, не так уж и много…

Только если Инка наворочает – не скоро разгребешь завалы ее фантазий. Как всегда, перегибает, перебарщивает. Она свой необузданный темперамент, лишенный свободы развернуться на чем-то полезном, направляет в другую сторону. Ей, не согласившейся на поиски компромиссов в своей семье, хотелось бы и других видеть такими же несчастливыми… Может, у нее разгуливается воображение на почве физической неудовлетворенности?

Почем тебе, Инна, знать, как он оставлял своих женщин, свечку, что ли, держала? Смешны поверхностные оценки людей, основанные только на собственном опыте, легко постичь другого в сравнении только с самой собой, но будет ли это истиной? – молча распаляла себя Рита. – А может, Инка видит в нашей встрече возможность причинить мне новые мелкие неприятности?»

В огромных черных глазах Риты читалось затаенное возмущение, обидчивость и оскорбленная во всей своей деликатности женская стыдливость. Она так разгневалась, так разнегодовалась, что румянец осветил ее чуть поблекшее красивое смуглое лицо. Она снова и снова прокручивала в голове слова Инны. Боль прошлого, давно отступившая на второй план, вдруг всколыхнулась, затрепетала, нервы натянулись. Рита была на грани. Казалось, еще немного, и покажутся слезы…

И не справилась… Неожиданно для самой себя Рита высказалась вслух достаточно громко, презрительно, даже ехидно. Слова, полные безрассудного отчаяния, словно сами явились из ее прошлого как эхо той горячей, тайной, драматической, студенческой любви:

– Ах, так вот как, оказывается, обстоят дела у Антона! Тебя, Инна, с позволения сказать, заносит. Тебе всегда недоставало врожденного такта. Хочешь всех ошеломить? Твои слова – весьма смелое заявление на достоверность. Как всегда, выискиваешь недостатки? Кидаешься на всех, как черная пантера. Из-за чего надрываешься? Я к тому, что не спешишь ли ты с выводами, может, мне стоит поторопиться и положить конец твоим домыслам твоим же методом? Я, например, слышала о нем другую, полярную, безоговорочную точку зрения. Женщины преклонялись перед его талантом, а он хотел, чтобы они видели в нем человека.

Понимаю, ты много пережила, много видела в жизни зла, но вопреки твоему устоявшемуся мнению я считаю, что Антон обладает многими добродетелями, но его женщины слишком поздно начинали понимать, что имели дело со сложным, утонченным индивидуумом… И вообще у тебя, Инна, как-то удивительно просто получается ставить людей в идиотское положение, делать из них монстров, пользуясь тем, что пока все прояснится, утечет много времени… да и выяснять никто не станет…

Меньше сомневайся в себе, тогда больше будешь доверять другим. В твоем изложении личная жизнь Антона получила очень даже ненадлежащую трактовку. Тебе не кажется, что ты несколько предвзята в своих оценках?.. Перевоссоздаешь им пережитое в духе своих сокровенных желаний?.. Страдаешь за поруганную правду своего женского естества? Оно стало венцом твоих несчастий?..

Рита досадливо и раздраженно махнула рукой, не надеясь на понимание.

В комнате повисла явственно ощутимая неловкость. Присутствующие опустили глаза и насторожились в ожидании бури от такой неожиданной бестактности всегда сдержанной Риты. Казалось, заговор молчания окружил ее плотной стеной.

«Будь сейчас здесь хотя бы один из наших мужчин, такой неловкой ситуации никто из женщин не допустил бы. В чем причина этой странной Ритиной вспышки? Похоже на невольную, неосознанную ревность. Так ведь не семнадцать лет. Хотя, конечно, о юношеской любви вспоминают редко, но помнят-то всю жизнь. Никак не могу взять в толк, неужели и Рита не избежала участи Инны? Она тоже была влюблена в Антона? Выдала себя? Я и мысли такой не допускала, каверзное предположение. Зачем Рита высветилась, поставив вопрос ребром?.. Не в меньшей степени это же можно сказать и об Инне. Отчего они обе так сильно покраснели, разнервничались? Неужели юношеская безответная влюбленность, не увядая, может дремать в сердцах бесконечно долго? Не думаю. Юность – годы, когда всюду и во всем грезятся тайны – уже давно прошла, и с ней утекло давно перебродившее половодье первых ярких чувств. Не стоит тратить время на раскрытие загадок, которые уже не вызывают в нас высоких чувств. Разве что простое любопытство.

Длительная разлука обычно усыпляет злопамятство и обиды, даже пробуждает давнишнюю дружбу. Я могла бы понять Инну с ее вспышками невоздержанности. Она замурована в четырех стенах. Она одинока. Но с чего это Рита вдруг завелась? Не похоже на нее. Всегда такая собранная, строгая, правильная… А строки ее стихов дышат страстью и мольбой, поражают откровенностью чувств. Но то стихи… В жизни ведь как случается: она любит его, он – другую, а та – третьего. И все несчастливы… Инна чем-то задела Риту? С нее станется. Заметил ли еще кто нервные подергивания рук Риты? Наверное, она уже и сама не рада, что ввязалась в разговор с Инной. Не случилось бы чего из ряда вон выходящего. Надеюсь, Инна не отравит атмосферу встречи настолько, что нам придется сожалеть о сегодняшнем дне… К чести Инны могу отметить: не продолжила она «обмен мнениями». Ах, как неловко у них все вышло! Я должна их мирить?.. Избавьте меня, пожалуйста, от подобного рода обязанностей!» – все это промелькнуло в сознании Киры с космической скоростью.

Но Кира умела, когда надо, придерживать готовые вырваться резкие слова, поэтому только внимательно посмотрела с едва заметным беспокойством туда, где еще тлели угли раздора. Упреждая неосторожные и, более того, неуместные комментарии, она отвлекла ершистых однокурсниц от огнеопасной темы попыткой уплотнить их жизненное пространство, чтобы втиснуть между ними еще одно посадочное место для кого-то из ожидаемых гостей.

– Не будете ли вы так любезны помочь мне? Вас не стеснит, если я придвину ваши стулья к шкафу? – с шутливой, но неукротимой заботливостью настаивала она.

Ее действия привели к желаемому результату, буря миновала гостеприимные стены этого скромного жилища. Настал настороженно-хрупкий мир. И все же мир. Инна усилием воли сумела сжать в кулак свое сердце и не выдать своих чувств. Только говоря о других, она могла позволить себе распаляться. «Высказалась Ритка! С моим самолюбием и самоуважением я никогда и никому не служила запасным аэродромом, даже Антону», – сердито пробурчала она себе под нос. Но долго еще бурлила внутри нее обида на Риту. Видно, не понравилось, как на ней апробируют ее же методы.

И все-таки не избежали гости минуты неуютного молчания, хотя Рита и постаралась овладеть собой, чтобы не огорчать подруг. Кира, в свою очередь, снова вмешалась. С очаровательной легкостью, пропустив между пальцами истинные проблемы сокурсниц, она принялась мягко расспрашивать Аллу о здоровье ее старенькой мамы, а потом откликнулась на более веселой ноте на призыв Ани и Милы срочно «заморить червячка».

«Кира – хороший дирижер, умеет в любой момент отретушировать, замаскировать истинное положение вещей и смягчить отношения между людьми. Немезида ты наша милая! Редкое и очень необходимое качество в женском коллективе. Ум, такт, любовь, милосердие, неосуждение – когда они встречаются в одном человеке – это дар Божий. Кира богата той мудростью, которая порой лучше всякой учености», – оценила Лена поведение хозяйки дома. (Она не знала удивительного таланта общения Вали, которая влилась в их компанию годом позже).

– Инна, я думаю, ты права, – словно бы проснувшись от скоротечного сна, высказала свое предположение Жанна, – женщина сама никогда не покинет сто́ящего мужчину. Только твои слова не послужили опровержением моей теории. Тут все ясно: не любил Антон, а женщины это чувствовали и вынуждены были оставлять его.

Она сказала это для того, чтобы продолжить разговор, повернув его в нужную ей сторону, потому что считала, что оживленность ее речи скроет хоть и временное, но тотальное духовное оцепенение маленького коллектива. При всем при том она была не против кое-что выпытать и выспросить об Антоне. Но никто не поддержал ее мнения, возможно, сочтя его провокационным или излишне наивным в данной ситуации.

– Мне кажется, он сам дает нам ключ к разгадке. Я лично приписываю это тому, что он однолюб. Сгорел в любви к Дине. Женщины для него – лекарство от одиночества. И с детьми у него, как говорят мои внучки, полный облом. Жаль, порода хорошая… А алкаши десятками детей строгают, русскую генетику портят... Что ни говори, положительное в Антоне все равно на два порядка выше и значительнее всех его вместе взятых недостатков, – неожиданно для всех присутствующих подытожила долго молчавшая Эмма.

– Кира, а есть ли среди наших однокурсников хоть один предприниматель? – неожиданно спросила Жанна. – Помнится, в наши студенческие годы инициативу первых смельчаков на корню подрубали наглядно, чтобы другим неповадно было. Тот процесс (ты помнишь его?) впечатлил многих, шрамами на всю жизнь остался, глубоко отложился, страх породил. На подобные вещи мы стали смотреть с опасливым недоверием.

– Все, кто занимался наукой, остались верны ей – не подались в бизнес, не улетели за границу. К сожалению, часть молодежи сейчас голосует ногами – уезжают на Запад. Скажу высокопарно – наши сокурсники со страной все беды переносили, хоть и за гроши, но продолжали работать на своих местах, считая, что приносят пользу Родине и своему народу, оберегая уже созданное и пытаясь, по сути дела, бесплатно продолжать исследования.

– Кому надо было улететь, еще раньше крылышки расправили. Видно, нос по ветру давно держали. И будто ветром их сдуло, – невозмутимо уточнила Инна.

– Ты на кого это намекаешь? – спросила Аня, но сказала это так, словно не представляла, о ком идет речь, и рассчитывала на чью-то помощь в прояснении этого вопроса. А может быть, понадеялась на деликатность сокурсницы.

– Коль скоро речь зашла об этом, я подскажу тебе. На него намекаю, на твоего любимого... Понял, что тут ему ничего не светит, и слинял в Америку. Крышу ему снесло, хотя он и не производил впечатления летуна. Только я слышала, не нашел он там счастья, загнанный какой-то, всего боится. Дочки-красавицы его одиноко там кукуют. Перестарки. Юношам на чужбине всегда легче пристроиться. Наша судьба не всегда та, что мы яростно желаем… Он, по крайней мере, старался извлечь из их ситуации все, что могло бы принести семье пользу и радость…

А здесь с его-то связями он ой как мог развернуться. Перемудрил себя. Сейчас в России легче, чем где-нибудь еще, можно столько денег заработать, чтобы потом жить где хочешь и как хочешь. В наши предприятия пока что вкладываться рискованно. Коррупция, неразбериха, обман… Ничего, не так, так этак как-нибудь выкрутится. Левич – парень головастый, – спокойно разъяснила Инна.

– Решился-таки уехать, – не то утверждая, не то вопрошая сказала Аня. – Я и не знала… Думаешь, поддела меня, на обе лопатки положила? Не обольщайся... Ну-ну, давай продолжай в том же духе, – Аня улыбнулась с легким презрением и сделала вид, будто речь в монологе Инны шла не о ком-то ей когда-то очень дорогом, а о чем-то мелком и до ужаса неприличном. Ей не хотелось раскрывать свою душу перед бестактной недоброй «теткой», какой она увидела бывшую сокурсницу. – Чуть что, так сразу я на языке. В честь чего это опять обо мне… – раздраженно забурчала она, отворачиваясь от Инны.

«Зачем Аню растревожила?.. Заведется в коллективе одна паршивая овца и всем настроение портит своими неуместными комментариями. Слишком далеко заходит в своей наглой «непосредственности», – раздраженно думает Галя о порочных наклонностях Инны, в который раз заглушавших ее радостный настрой от встречи.

Кира предложила проветрить зал, и женщины дружно отправились кто в спальню, кто в коридор.