Онлайн чтение книги Вкус жизни
Алла

Алла, недовольная поворотом разговора в сторону «перемывания косточек» мужчинам, остановила подруг:

– Хватит корить своих мужей. Вас послушать, так все мужья – скоты. Что же вы за них замуж шли? Некоторые из нас слишком быстро постарели и забыли, как влюблялись, любили, с ума сходили от ревности, может быть, даже какое-то время были счастливы. Будьте благодарны судьбе за то, что была любовь и есть дети. Миром правит любовь – и это истина, – иначе он давно бы рухнул.

Вот я своему мужу всегда «пела», что нет для него дела, с которым он не справился бы лучше меня, а потом частенько молчком переделывала после него. И что из того? Мужчина все равно должен быть или казаться главным. А он меня на первый план выдвигал. Саша проректором по хозяйственной части работал. Вот там он был по-хорошему амбициозен. Руководил, организовывал талантливо – это была его стихия. Но что касается того, чтобы что-то руками сделать… – не его эта сфера деятельности.

Алла посмотрела на подруг своими умными, приветливыми глазами, ожидая одобрения своих слов.

– Вздор говоришь… Ты же доктор наук! Два пьедестала в одной семье – величайшая, но «несовместимая с жизнью» редкость, – съехидничала Инна. – Здесь какая-то тайна?

Алла не удостоила ее взглядом.

– В ее компании он был мужем Аллочки, в его – она женой Саши, – сказала Лера, тем самым четко определив взаимоуважение в семье своей лучшей подруги.

– Алла, поделись своим опытом семейной жизни. Нам уже поздно добирать недополученное, так внукам пригодится, – мягко попросила Жанна.

Алла смутилась, даже как-то немного растерялась от такой неожиданной просьбы.

– Понимаете… это в основном заслуга Саши. Он был спокойным. Никаких конфликтов в семье. Полное приятие людей, которые рядом. Наш дом был островом стабильности. Саша помог мне состояться, стать полноценной личностью. Бывало, приду после работы домой измученная, раздраженная, положу ему голову на грудь, свернусь клубочком и будто цыпленком становлюсь в гнездышке его добрых рук. Блаженство охватывало мое тело. И такое умиротворение в душе, и так мне хорошо! Так бы и не расцепляла оплетавших меня его ласковых объятий… И нет больше сильной, несгибаемой и властной Аллы Дмитриевны, а есть усталая, маленькая, слабая Аллочка… Как хорошо было ощущать его рядом. Слышать взволнованное сердце преданного любимого человека – это такое счастье… И это было все, чего я от него хотела в тот момент… И он был благодарен мне за открыто выражаемые чувства. Не стесняла меня его забота. Сидим в кресле, делимся своими мыслями, мечтами, забывая обо всем бренном, мелочном, недолговечном… Час с ним как год в раю… Жизнь наша была трудная, но радостная. Понимание жизни не облегчает ее. Но мы достигли чудесного равновесия наших душ. Не удовольствие, удовлетворение – главное.

– В духовном слиянии есть особая прелесть, необычайная наполненность, – сказала Жанна.

– Я считала, что ты из тех, что не дают мужчине больше трех минут на исполнение твоих желаний. Красавица! Гордая Аэлита!.. И вдруг… цыпленочек, – искренне удивилась Инна и задумчиво потерла переносицу, пытаясь осознать неосознаваемое.

Лена внимательно вгляделась в Аллу. «Глаза по-прежнему огромные и синие. Они того глубокого темного таинственного оттенка, какой бывает в драгоценных камнях сапфирах или в чистой бездонной реке. Очки придают ей фантастический вид. На самом деле Аэлита. Разрез глаз особенный, удлиненный. Похоже, это результат сильной близорукости, но, тем не менее, он ее украшает».

– И когда прошел период душевных бурь, когда чувства притупились, он все равно оставался ласковым, нежным, понимающим, заботливым. В наших отношениях было столько теплоты. Я любила его, но не сразу оценила его тонкую душу. С годами научилась его по-настоящему уважать. Нервное желание утвердить себя в семье сменилось ласковым покоем. И только тогда мы стали единым целым. А сначала мне трудновато было признаваться в своей неправоте. И он не сразу, постепенно открывал мне свою бесконечно прекрасную душу. Мудрый, сдержанный был. Он – моя главная награда в жизни. Только когда в моей жизни появился Саша, я стала настоящей, полной, самодостаточной. Он говорил, что есть базовые вещи, которые надо обязательно пропускать через себя, а есть те, на которые не стоит обращать внимание… Хотя обычной логикой и здесь не обойтись…

Женщины слушали откровение затаив дыхание, не желая пропустить ни единой мысли. Они понимали, что в рассказе Аллы нет любования собой и она не грешит преувеличениями.

«Рассказывает нам рождественскую сказку. В ее красивой мозаике, наверное, тоже недостает многих кусочков», – недоверчиво подумала Инна.

– Кажется, Гете утверждал, что в семье один должен быть молотом, другой наковальней. Ну, что-то в этом духе. И с таким лозунгом он строил свою семью? Наверное, он был человеком крайностей, – тихо и задумчиво произнесла Жанна.

– Чем старше мы становились, тем более трепетной становилась Сашина нежность и забота, боязнь потерять меня. Он всегда с радостью возвращался в свою семью-крепость. Семья не тяготила его, не умаляла его свободы, чего так боятся многие мужчины. Счастлив был в ней.

– И этот его стимул носил имя Алла! – величественно произнесла Инна и тут же получила от соседки по столу чувствительный толчок локтем под ребро.

«Алла властвовала в спокойном сознании силы своей любви. Моя свекровь добивалась внимания мужа мелочной сварливостью, капризами. О любви она, видно, знала только понаслышке. А что давали мои бесплодные усилия любви при беспримерном легкомыслии Федора?..» – грустно думала Эмма.

– Этому способствовало еще и то, что он очень любил дочь. Было время, когда я боялась, что ребенок затормозит рост моей карьеры. Потом поняла: Саша прав: семья – прежде всего. Он так внуков хотел… Удивительно порядочный, преданный был человек… Все хорошее в нем сошлось. Вот так и продышали вместе тридцать лет. Только не он меня, я его потеряла… и тогда узнала, что значит «боль моей любви». Неожиданно оборвалась его жизнь. И врачи не помогли. Больница была всего лишь короткой отсрочкой неизбежного. Он ушел, как принято говорить, упокоился с миром, а я с годами все ярче слышу его голос… Это чудо – найти себе пару. В основном людям всю жизнь приходится приспосабливаться друг к другу. Мне повезло. Выбор профессии и выбор мужа – вот два главных начала жизни женщины. Для меня они были равновелики. Но я ошибалась. Любовь и роскошь прекрасных человеческих отношений – важнее всего, приоритетней.

– Каждое твое высказывание – как непреложная истина, – с притворным смирением произнесла Инна, но вложила в эти слова столько циничного недоверия, что даже Лена недовольно покосилась на нее.

«Зачем, пусть даже скрытно, хамит? Все для того, чтобы лишний раз обратить на себя внимание?» – поморщилась она.

Жанна поспешила нарушить неловкое молчание после «невинной» выходки Инны.

– Кто-то из физиков-ядерщиков пошутил: «Удачно жениться – значит суметь вытащить ужа из мешка гадюк», – засмеялась она. – То же можно сказать и о замужестве. Не нарваться бы на удава.

«А чтобы защитить Аню, она и пальцем не пошевелила бы, – разгадав ее тактический ход, фыркнула Инна. – …Гимн верной любви поет Алла. А люди в большинстве своем неидеальны. У всех свои слабости и завихрения. У одних их больше, у других меньше. Разно-образие, черт его побери. Что касается меня… я в этом плане далеко не исключение, – иронизирует над собой Инна. – Я из тех, о которых говорят, что скорпион жалит себя своим же хвостом?»

– По счастью, и вкусы наши совпадали, и пристрастия, и мысли. Случалось такое: только я хочу что-то сказать, а он уже озвучивает мою мысль. И наоборот. Это не говорит о нашей предсказуемости или примитивности. Только о единении душ. У нас с Сашей были очень честные отношения. Мы говорили друг другу абсолютно все, потому что лучше такая близость, чем отдаление, которое часто заканчивается полным отчуждением или разводом. В Саше переплеталось все лучшее, чего может желать женщина: сердечность, нежность, понимание. И вообще… он умел любить, беречь, боготворить. Был у него талант видеть, слышать, чувствовать. Умел он из обыденного, житейского извлекать необыкновенное. До конца быть бы с ним рядом… Я каждой клеточкой души цепляюсь за наше с ним прошлое… Я оберегаю его, живу им, – сдавленно выдохнула Алла.

– Ой! Я зеленею от зависти. Такой и мне был бы в самый раз, – тихонько засмеялась Инна.

«Вот бы идти по дороге жизни как по ленте Мёбиуса. Мы могли бы продолжить с Сашей нашу жизнь и после…» – Алла грустно усмехнулась своим мыслям.

– Ушел… и всё остальное стало таким незначительным, приземленным… Казалось, жизнь потеряла смысл. Нет, работа, конечно, меня держит. Я всегда была до нее жадная. И дочка – счастье. Но чем дольше наше расставание, тем больше я понимаю, кем был для меня Саша. Без него не было бы меня настоящей… Не секрет, что и сейчас живу с оглядкой на него... Никогда не думала, что двое людей могут быть настолько совместимы. Я с радостью вспоминаю каждое мгновение, проведенное с ним. Даже то, когда мы иногда ссорились… я ссорилась.

Инна спросила ехидненько:

– Как же ты разглядела его уникальность в густом мужском мелколесье?

Аллу задел Иннин тон, ей не хотелось, чтобы в разговоре о ее муже звучали издевки или пошлость. Она ответила тихо, так, чтобы услышала только Инна, но достаточно резко:

– По мелколесью не ходила. Вокруг меня только мощные дубы и корабельные сосны росли. – И добавила несколько громче:

– Один раз поговорили, и я сразу поняла – мой.

– Ну, ты же у нас как снайпер – во всякую цель, вне всякого сомнения, с первого раза попадаешь, – без тени иронии похвалила Аллу Инна.

– …Сподличать? Для его человеческого статуса это было невозможно. Честным был перед самим собой. Его невозможно было куда-то втянуть. Он был самодостаточный, на все имел свое четко определенное мнение. Саша до последнего дня верил в мои возможности, поддерживал любые начинания, даже немыслимые, литературные. Как-то, уже перед кончиной, сказал мне слова какого-то книжного героя: «Стремись к Луне. Даже если промахнешься, то все равно останешься среди звезд». Теперь я пишу будто… только для него.

Когда Алла говорила о муже, лицо светлело в мягкой улыбке, морщинки разглаживались, а в глазах за туманом грусти пряталась такая выстраданная мудрость. Алла вдруг замолчала, будто впала в глубокую задумчивость.

«Есть в ней что-то подлинное, истинно русское. Под ее мягкой, обаятельной внешностью скрывается сильная, умная женщина. И улыбка у нее как у Джоконды, сдержанная, затаенная. Не представляю ее вульгарно хохочущей», – подумала Эмма, любуясь Аллой.

«Я тоже продолжаю любить деда и бабушку… И хотя моих обожаемых старичков давно нет, их любовь и моя к ним до сих пор поддерживает меня, – грустно улыбнулась внутри себя Лена. – Я стремлюсь сохранить в себе минуты, которые стали для меня памятными, чтобы не растворились они в приливах и отливах моего обыденного существования».

«Настоящая правда – не объективность, а бескорыстная субъективность», – подумала Лера.

– Ты уже застала своего Сашу человеком, победившим свои слабости, – сказала Инна.

– Или он даже смолоду не имел комплексов, какими были накачаны мои мужья, – предположила Лиля.

– Ну, скажем так, он был по жизни философом, – вслух решила Лера.

– Я тоже никогда бы не променяла такого на современного гордеца-мачо. Зачем мне бесполезная гора мышц? Зачем мне нужен человек, который на построение своей фигуры тратит все свое время? Такой только себя любит, только собой гордится и воображает, что, лишь взглянув на его формы, женщины падают вокруг него штабелями. Кому на потребу такое добро нужно? – горячо заговорила Лиля.

Кого она вспомнила? Может, зятя?

– Мы с Сашей были единым целым. «Ты – это я», – говорил он. Счастье и несчастье мы переживали с одинаковой глубиной. Возьму на себя смелость утверждать, что если люди любят по-настоящему, они уважают друг друга. В семье мы всегда единомышленники. Никогда не возникал вопрос: кто выше, кто значимей.

– За этим пониманием стоит огромная культура человеческих отношений, – озвучила свое резюме Лера.

– У нас как в балете: он всегда на втором плане, вторым номером, на поддержке, но что я без него? Даже «за кадром» он был всегда рядом. Когда он ушел из жизни, я надолго потеряла опору в себе. Мне не хватает его добрых рук, теплого голоса, его сердечности. Я без него осиротела… Боже, как прекрасен может быть человек!.. Я верю в земную любовь. Судьба обязательно нас сводит, но кто и как этим распорядится… Кто-то мимо проходит, от кого-то она ускользает…

– А кому-то недостается…

«Алла среди нас единственная – именно такая, какой мы все когда-то хотели стать, – по-настоящему счастливая? Или это известная женская уловка, хорошо скроенный миф? А если без излишней мишуры?.. Даже если это отчасти и так, она все равно самая-самая», – размышляла Аня.

– Ой, даже мухи дохнут от зависти! – вскрикнула Инна.

Никто не обратил внимания на ее колкость.

«Слишком навязчивая демонстрация добропорядочной семьи, – холодно решила Инна. – Интересно, к какой из известных мне разновидностей мужчин я могла бы отнести Аллиного мужа?»

– Ученые-биологи утверждают, что любовь – это невроз. Влюб-ленность, может, и невроз. Только не любовь. Я любила и притом была спокойна, уверенна и счастлива. Нервы мои всегда были в порядке именно благодаря любви. Счастливым надо быть тихо… и внутри. Я такая, потому что у меня был мой Саша… А могла бы не на той странице открыть книгу жизни. Судьба даровала мне удивительного мужа.

Помню, объяснился мне Саша в любви и заплакал от полноты чувств, услышав мое согласие. Я была потрясена… Эти его слова и теперь звучат во мне так, словно я слышу их впервые… Это были самые прекрасные минуты его жизни. Потом было счастливое познавание друг друга... Он всегда останется в моей душе таким, каким хотел быть и был на самом деле. Внешне он был неярким, но почему-то я моментально подпала под его обаяние. Сердце сразу сказало – мой.

– Такое совпадение равносильно чуду, – сказала Инна.

Лиля вдруг вспомнила одну свою знакомую. Та хвалилась, что муж ее «все пальчики ей обцелует…» Только не ее это была заслуга. Он умел любить. А она обыкновенная хитрая стерва, которая житья никому не давала на работе. И детей своих разводила с невестами и женами. Разве такой угодишь? И за что любил? Двуличной была…

«Столетний дуб в лесу повалился. Алла исповедуется! Откровения подруг ослабили и открыли всегда надежный клапан ее сердца?– изумилась Кира. – Может, хочет помочь мне изменить настрой девчонок? Не удастся ей переломить ситуацию. Не тот случай».

– В Сашиной семье из поколения в поколение передается одна нехитрая притча. «Пришли ученики к старцу в его келью – он почувствовал, что дни его сочтены, – чтобы проститься, поблагодарить за труды его праведные и выразить почтение его святости. А он повел их в деревню. Когда они вошли в чей-то двор, навстречу им вышла женщина со взрослыми детьми. И тут старик встал перед нею на колени со словами: «Вот кто святой. Она вырастила прекрасных детей».

Женщины притихли.

«Конечно, не все так однозначно в любой жизни. И в душе Аллы, наверное, были и разлад, и метания, и печаль. Все было, – мысленно на все сто не согласилась Лена с идеализированным образом семьи подруги. – Но теперь пустое, суетное, мелкое ушло и осталось торжество переживания редкостного чувства: величия любви…»

– Стоило Саше только подумать, а я уже высказывала взглядом его самую сокровенную мысль, и он радостно улыбался нашему пониманию. Мы оба мгновенно воспринимали внутренние посылы, понятные только нам двоим… Любила я его очень, но не уберегла, – как-то по-бабьи горестно выдохнула Алла и добавила с печальной усмешкой: – Человек никогда не скажет: довольно, я уже счастлив… А что стало бы с могуществом женщин, если бы не мужское тщеславие?.. Но это уже другая тема…

Я каждый день перед сном трогаю последний Сашин подарок. Я как бы прикасаюсь к его рукам, целую и засыпаю…

Алла говорила тихо, словно сама с собой. И ее огромные под выпуклыми очками глаза наполнились слезами. Она замолчала. Она больше не могла говорить о любимом, а уйти от мыслей о нем ей не удавалось.

«Александр ушел из жизни, любя Аллу. Он оставил ей счастье до конца дней чувствовать себя счастливой, поэтому у нее нет полного одиночества, как у меня. Даже Андрей ушел от Лены пусть как-то неправильно, но по-своему любя ее. А мои мужья расходились со мной в злобе, и у меня от них оставалась одна обида. Я ненавидела мужчин из-за того, первого… сломавшего мне жизнь, – думала Инна. – И Лиля вспоминает своего Диму с жалостью. И если бы он «по пьяной лавочке» не ушел к той пьянчужке, то, несмотря на их трудную жизнь, она бы никогда не говорила о нем плохо, потому что считала бы свое предназначение исполненным до конца. Предательства не простила».

«Тело долго не живет, когда из него уходит душа… У подруги Нелли случился инфаркт после того, как она узнала, что муж всю жизнь любил другую. А если душа умирает еще при жизни…» – почему-то подумалось Лиле о нестерпимо грустном.

Для ощущения контраста? Так уж повелось, что на все радостные случаи из чужой жизни она находила вокруг себя что-то грустное… После развода с Дмитрием в ней все больше печальные истории копились.

«Как по-разному у нас складывалась жизнь. А все мы хотели одного: счастья, любви, радости…», – Инна судорожно вздохнула. Боль жестким обручем охватила ее грудь. Слезы прихлынули к глазам, но она подняла их к потолку и переждала момент слабости. Она не хотела растравлять себя вечным вопросом «за что?», но отвязаться от риторических вопросов ей не удавалось.

«Каково было мое предназначение? В чем было мое счастье? Всю жизнь истратила на поиски приличного мужа. Стоило ли это того? Нет… Было и хорошее. Отец недолго, но любил. И предал. Была первая любовь, было счастье. И он тоже предал. Мама была, бабушка. Детдомовские были лишены и этого. Что еще? Лена, Антон. Кто-то сказал, что счастья много в одни руки не дается.

Хобби? Хотела бы поездить по свету, пообщаться с умными людьми. А мне доставались только телепередачи «В мире животных» с Сенкевичем и Дроздовым. Что хорошего кроме работы я сделала? Когда любила – отдавала себя полностью. Да, видно, не тем… Мало любила? А много ли любили меня? Даже мать… Предательство мужа сделало ее бесчувственной даже к себе. Лена. Прелесть какая была девчонка! А много ли ей досталось любви? И все же больше, чем мне. Она познала материнство и сыновнюю любовь. А Эмма? Кто следующий на заклание судьбы?.. Мужья… В гробу я их всех видела и в белых тапочках. Ленка сейчас сказала бы, мол, попридержи вожжи… Когда выпадают хорошие дни, я держусь, как никто другой, молодцом. Ну а коль всерьез постучалась беда, то, как говорится, отворяй ворота».

Стремясь успокоиться, Инна попыталась вникнуть в разговор сокурсниц. Ей требовалось найти повод подразнить очередную «жертву». Чего-то другого для отвлечения от тоскливых дум придумать у нее не получалось. «Милу бы сейчас послушать, – подумала она с тоской. – Рассказывала она всегда весело, подшучивая и издеваясь над всеми сразу, и над собой в первую очередь. А теперь она молчит. Несчастье сломило. Шутка ли… все мужчины семьи разом…»

– …Умная женщина не станет замечать мелкие недостатки мужа, – задумчиво сказала Лера, подтверждая какую-то мысль Аллы.

А Рита о своем втором муже вспомнила:

– Мой никогда не рассказывал о своих неприятностях на работе. Не допускал в свои дела. Не хотел плохо выглядеть в моих глазах – самолюбивый был. А ведь одна голова хорошо, а две – лучше. Скольких ошибок мог бы избежать! Я могла бы внушить ему уверенность. Она же у него была показная.

– Всем хочется быть или хотя бы казаться умными и красивыми. Не зря же мы украшаемся словами, одеждой, – сказала Жанна. – А мы, женщины, еще и кокетством. В кокетстве есть обаяние и определенная раскованность.

– Можно подумать, что мужчины не кокетничают! Да сколько угодно, – неодобрительно фыркнула Инна.

– Хитрая жена будет выпячивать недостатки, использовать их, чтобы принизить мужа. И еще неизвестно, кто из двух женщин окажется в большей выгоде, – вернулась Лера к словам Жанны.

– Саша тоже иногда шутил по поводу превосходства женской хитрости над мужской мудростью, – улыбнулась Алла теперь уже своей обычной, неизменно приветливой улыбкой.

– Как ни странно, парадокс заключается в том, что… – Аня смутилась, подправила очки безымянным пальцем… и не закончила свою мысль.

«Учительская привычка, – подумала Лена, – руки-то всегда мелом измазаны».

«Аня – старушка с фигурой пятнадцатилетней девочки, а лицо постоянно выражает уже давно ставшую привычной покорность судьбе, приобретенную ценой слишком ранней утраты иллюзий. Она всегда была доброй, слишком честной и держалась немного виновато, словно знала, что и ее есть в чем упрекнуть. Когда Бог раздавал самоуверенность и наглость, она дремала. Подспудное искушение сойтись с подругами ближе толкает ее к диалогу, а страх быть непонятой останавливает. Наверное, думает: никогда не знаешь, на что они могут обидеться, чего ждать от них в ответ на откровенность. Видно, и это не совсем по моей части», – решила за нее Жанна и не стала настаивать на продолжении фразы.

«Все-таки Анька неплохая девчонка. Такие кукиш в кармане и камень за пазухой не держат. Слушать умеет и делает это, проявляя к собеседнику неподдельный, а не просто вежливый интерес. И удивляется очень натурально! Она часто не понимает, куда я клоню, и оказывается в смешном положении, но ведь «не всем дано летать», – подумала Инна и усмехнулась над собой: что-то меня «не в ту степь» понесло.

– …Любовь и выгода?.. Ну да, смотря кто какую цель преследует, – неопределенно протянула Галя.

– …Если муж понимает и ценит ум женщины, тогда имеет смысл его выставлять или применять. А так… лучше дурочкой прикинуться и молотить свою копну на благо детей и внуков. Я, например, розетку сама могу починить. Но должен же муж хоть что-то делать по дому. Иначе совсем мышей перестанет ловить. Не зря же говорят, что женщина сильна своей слабостью. Может, и правда счастье женщины состоит в том, чтобы хоть иногда позволять себе быть слабой. У меня получалось. Только сильному мужчине тоже иногда хочется преклонить голову на колени своей слабой женщине, – задумчиво, будто в пустое пространство сказала Жанна.

– Не встретила я такого, чтобы могла допустить в свое сердце, – тихо обронила Аня.

«Это, конечно, поза. Сейчас самое время исповедоваться… Женщины в отсутствие приличных внешних данных обычно не питают несбыточных надежд… Даже примитивные уловки – кокетство и близкие женские слезы – мимо нее. Какие уж там мужчины? Вот они к ней и ни ногой... Ей надо такого же, как она, зануду, – подумала Инна. Ее на мгновение передернуло легким привычным презрением к высказыванию Ани. – …Хотя, если глубже вникнуть, она приспособлена к жизни лучше других, потому что всегда ожидает самого худшего, ее ничем сильно не испугаешь. А ноет она больше по привычке».

– Насколько я помню, Алла, – криво ухмыльнулась Инна, – твоя мама была великой труженицей, надежным оплотом вашей семьи, доброй няней всем вам. Что-то я не разглядела сияния нимба над ее головой... Ведь два начальника в семье – перебор. Не правда ли?.. Что, рыльце в пушку?

– В нашей семье каждый достойно и с любовью нес свой портфель обязанностей, – мягко ответила Алла на выпад Инны. – Счастье человека во многом зависит от силы его души, от той высоты, которой она способна достичь.

Алла говорила, будто взвешивая каждое слово. Нечего ей было возразить.

«Умолкла Инна. Должно быть, и ее проняло откровение Аллы. Дрогнуло гранитное сердце… И меня рассказ Аллы как-то странно взволновал, – подумала Лера. – Мой Леня по молодости был невероятно ранимым, ломким. Ахиллесова пята есть у каждого из нас. Разным был. Не все клеилось, не купался в славе, но без любимой работы пропадал, задыхался. Не сразу стал опорой семьи. И я по молодости не всегда могла понять его, сдержаться – это было одной из моих ошибок. И тогда находились «друзья», которые советовали, мягко говоря, плохое. Я вмешивалась в их разногласия, трения, пыталась сплачивать. А они искали способы давления на него: не выпускали за границу, «зажимали» договора. Когда коса спотыкается о камень, ломается коса. А для мужчины бесперспективность – это самое страшное. Но он никогда не отыгрывался на мне, только спрашивал: «Какова твоя концепция по данному вопросу?» С ним было непросто, но он был надежным. Не в смысле денег – они не главное, – в смысле души… Главная часть жизни, считай, прошла. Что нам теперь доказывать друг другу? Что делить? В нашем возрасте, если сумели вместе дожить, муж и жена – одна сатана».

– Любовь! Она – радость, боль, счастье? Кого любить? «Тайна сия велика есть». Как тут не ошибаться? Все мы дилетанты, по первому разу живем,– брезгливо сморщилась Инна и тут же неожиданно расхохоталась.

– Любят того, о ком болит сердце, – просто ответила ей Алла.

– В мой огород камешек? Я любила один раз – в семнадцать лет. Мне этого на всю жизнь с перехлестом хватило, – зло вспылила Инна. – Можно лгать другим, себя обмануть невозможно.

«Ну и перепады в настроении», – поразилась Жанна.

– Никогда не зарилась на чужое счастье… По своему опыту знала: чем ярче и глубже любовь, тем тяжелее разочарование. И все же когда я любила, мне все было по силам, я готова была идти на любые жертвы. Без любви, пусть даже несчастливой, все становится безразлично, неинтересно, не хочется жить… Любишь, если чувствуешь, что без него не можешь существовать, когда хочешь сделать для него максимально возможное, – со вздохом констатировала Лиля.

– Человек счастлив, только если он кому-то нужен, – подтвердила Жанна.

– Ты о нас, о женщинах? – с усмешкой уточнила Эмма.

– Когда любовь погибает, то способность созидать превращается в разрушительную силу, – высказалась Инна.

– Любовь – субъективная иллюзия, и все-таки она важна потому, что лучшего у человека нет, – медленно, врастяжку произнесла Галя.

– Счастье – это такой итог жизни, когда не страшно уходить, зная, что не зря прожил, – сказала Эмма тихо.

– Уходить всегда страшно… – сказала Алла еще тише.

Наступила длинная философская пауза. Все словно прислушивались к своим тайным мыслям.

– Чего молчишь? Тебе неинтересно? – Это Жанна теребит Лену. – Опять уходишь в сторону?

– Нет, я сижу на месте, – вяло отшутилась Лена.