Лену опять привлекли стоны Ани.
– …Как же мне принять это новое «счастье», когда за один день тебя несколько раз обманут и лапшу на уши навешают, ни за что ни про что обругают?.. – тянула «похоронную мелодию» Аня.
– Хочешь новый анекдот из Интернета? «Кто в этом году навесил народу на уши самую длинную лапшу? После чьего посещения храма мироточила икона?..» – азартно прервала Инна Аню.
– Погоди, дай досказать. Невольно появляется мысль, что большинство людей у нас понятия не имеют о добром отношении друг к другу. Уважают только начальников, да и то если боятся. Произошло невероятно быстрое окостенение душ. А раньше я считала, что сострадательность из русского народа ничем не вытравишь, что оно в нем запрограммировано на генетическом уровне.
Так и хочется крикнуть: «Очнитесь, бессовестные, пробудитесь, безразличные! Получается, вы отвоевали свободу свинцу, а не уму и душе. Это ужасно, чудовищно!..»
Аня кротко посмотрела на Лилю сквозь тусклые круглые очки, казавшиеся огромными на ее сероватом узеньком лице.
– Насчет генетической сострадательности ты права. Она есть в нас. Купил недавно мой друг сыну однокомнатную квартиру, а тот долго не заселялся. И когда он наконец переехал, соседи стали нещадно донимать его придирками, мол, богатеи накупают себе квартиры и не живут, а нищие на улицах погибают. Проходу не давали ему! Вот я и провела эксперимент. Запустила утку, будто бы этого молодого человека невеста бросила перед самой свадьбой, поэтому он теперь один живет. И что ты думаешь? Больше его ни разу не тронули! А ты говоришь, окостенели, – улыбнулась Лиля.
– С какой бедственной быстротой нахлынули перемены! Какова модель будущего нашей страны? Незавидная судьба стариков, неопределенная – у молодых. Не упустили бы главного. При бездействии и при попустительстве проблемы падают, как снег на голову, а ведь их можно было бы предвидеть и избежать. И совершенно бесспорно, что тогда бы поддержка народа была гарантирована. Ну… а тут еще эти иммигранты, согласные на любую работу на любых условиях, лишь бы платили. Видно, дома и не к такому привыкли. Надо задуматься о границах применения западного опыта. Америка принимает только умных и богатых, а мы подбираем даже тех, кто не нужен в своих странах. И они нередко пополняют ряды преступников. Без иммигрантов нашей экономике, может, и трудно, но и с ними – пропащее дело. О столь серьезных для нашей страны вещах мы должны сто раз подумать, прежде чем принять решение. Не навредить бы себе.
– Я тоже так думаю. Просто я хотела убедиться, что не я одна с беспокойством смотрю на эту проблему.
– Опять всех одной поганой метлой метешь, – защитила приезжих Рита. – Не забывай, иммигранты, как правило, из наших бывших братских республик.
– Наша беда в крайностях. Надо не мешкая повысить требования к прибывающему контингенту, иначе социальные проблемы так встряхнут нашу страну, что мало не покажется. Вспомни Францию. И законодательство у нас дырявое, и полный беспредел в силовых структурах, – снова печально и бесстрастно заговорила Аня, безвольно сложив руки на коленях, будто бы позабыв прежние обиды или примирившись с мыслью о неизбежности присутствия Инны. Ее личико от причитаний еще больше заострилось и посерело.
– Смотри, не увязни в рассуждениях. Не отпускают тебя проблемы... или сама их не отпускаешь? Умеючи обосновать можно что угодно. Не продолжай. С тобой все ясно. Ах ты, святая ясная душа! Провинциальность тебе давно бы надо изжить... Совершенство на небесах – призываю в свидетели Всевышнего, – а в жизни все больше некрасивое, но естественное, – лениво, с некоторой долей участливого сарказма сказала Инна. И добавила, пряча улыбку:
– Не стоит стараться становиться совершенной. Это так портит характер! А может, не устоять мне перед искушением и поучиться? Разве что у тебя, Аня, проконсультироваться по этому вопросу? Но к тебе не подступиться. Ты всегда в окружении свиты детей.
«Нет у Инны ни чувства превосходства, в котором ее часто обвиняют, ни недоброжелательности. Шутит она так, пожалуй, не совсем корректно – это правда», – опять мысленно защитила Лена подругу.
– Это было бы кстати, особенно если вспомнить о небесах, – совершенно неожиданно весело подыграла ей Жанна.
Возможно, она таким образом хотела закрыть тему. По крайней мере, результат был именно такой. Инна почему-то с неожиданной легкостью позволила себя остановить, а ведь ее нелегко расположить, одарив пустяшной шуткой или примитивной лестью. Но Инна замолчала, потому что просто подумала: «Вываливает всем все про себя и воображает, что так и надо. Достала своими страданиями. Оно, конечно, каждому своя болячка больнее всего».
А между тем Аня наклонилась к Жанне и тихо, стараясь голосом расположить ее в свою пользу, спросила: «Инна не видит никаких препятствий для своих шуточек, и ты издеваешься? Хоть ты не ухудшай моего и без того не очень хорошего настроения. Дай хоть одним словом понять, что ты на моей стороне и пусть не во всем, но признаешь мою правоту». И та совершенно искренне прошептала ей в ответ: «И в мыслях не было шутить над тобой».
«Я не так чтобы уж очень огорчена нападками Инны, но все же…» – пробормотала Аня невнятно и умолкла.
«Самое интересное наблюдать за взаимоотношениями не между мужчиной и женщиной, а между женщинами или между мужчинами», – подумала Лена, не вникая в суть разговора подруг, и улыбнулась своей мысли.
Кира вздохнула с облегчением и нырнула в кухню хлопотать у плиты.
Аня, успокоившись, опять заговорила.
– …А современное образование? – слышит Лена, с трудом оторвавшись от беседы Аллы с Лерой. – Поступила у моей приятельницы внучка в московский вуз на бесплатное отделение, а за квартиру надо столько платить, что всей семье не собрать такой суммы. И как тут быть?.. А вдруг откатимся назад? – неожиданно осторожно спрашивает Аня. – Вот и муж моей приятельницы шутит: «Вернусь с рыбалки, а флаги уже сменили»…
Видно было, что разговор взволновал и расстроил Аню.
– Проняла ты меня! Я рыдаю от смеха. Расквохталась, как наседка! Ждешь вознаграждения за неудачи и трудности последних лет или только участия? Тоскуешь по советской халяве! А пару оплеух для острастки не хочешь? Засунь эту мыслишку назад себе в голову или еще куда-нибудь. Блажен, кто верует. Неужели еще не истощились резервы надежды? – воскликнула неугомонная Инна. – Не терплю, когда говорят глупости. Лакируешь, украшаешь воспоминания, затушевываешь противоречия. Безутешная! Боишься разувериться?
Не вытаскивай отдельные положительные события из прошлого и не тащи их в настоящее. Попробуй восстановить историческую правду. Забыла, сколько раз эту правду подправляли? Потому что, оказывается, у каждого своя правда. И впоследствии историю будут очень даже сильно корректировать «под нужды руководства и трудящихся», ведь власти нужны только марионетки. Надеюсь, хоть здесь наши мнения совпали?
– Сколько еще сюрпризов нам новое время принесет – это большая загадка, – буркнула в ответ Аня.
– Щедро источаешь хвалу прошлому, Союзу, почившему в бозе. Не помешало бы тебе вспомнить, что ты и раньше не барствовала на учительскую зарплату. И мы в НИИ получали сущие гроши.
– Но была стабильность. Мы квиты? – спросила Аня.
«Лиля, Инна и Аня задают тон нашей встрече. Это всегда так у них было или сегодняшнее безразличие присутствующих к избитой теме тому причиной? Им надоели пустопорожние разговоры о том, что все в нашем обществе плохо»? – подумала Лена.
– Ты осталась на старых позициях и хотела бы, чтобы твои ученики запросто, за здоро́во живешь, получали теплые местечки? Мол, не отбирайте у нас старую добрую сказку и веру в чудеса. Беззубая позиция! Бредовая безудержность пустых совковых мечтаний! Тебе не повредит поумнеть. Нельзя представить влюбленность, длящуюся сто лет, или любую страну, пытающуюся развиваться без реформ. Все течет, все меняется. И в нашей жизни сейчас многое ломается. Это нормально. Одно стареет и отпадает, другое возникает. Диалектика, – с вызовом добавила Инна.
По ее губам скользнула еле заметная усмешка, с оттенком гордости и превосходства. Она огляделась, чтобы сориентироваться и узнать реакцию подруг на ее слова.
«С высокомерием коронованной особы глядит. Было бы с чего, – удивленно хмыкнула Лена. – Присутствие Инны вносит некоторые неудобства. Но у каждой из нас свои слабости. Приходится быть терпимыми. Я не чувствую себя вправе осаживать ее. Инна ни в чем не знает меры или слишком занята собой, чтобы думать о других? При наших «мальчиках» она не осмелилась бы оттачивать свое жало, сумела бы взять себя в руки. При них всё наносное в ее характере быстро отходит на второй план. Все ее хитрые умыслы разрушаются в прах в тот самый миг, как только появляется Антон».
От намеренно оценивающего взгляда Инны Аня переменилась в лице, ее даже в жар бросило. Этого она уже не могла снести, и, нервно взъерошив волосы и сняв очки, что означало – она закусила удила, поднялась со стула. Вид ее сделался воинственным, упорствующим. Казалось, теперь ее не остановить. Но Инна не дала ей высказаться.
– Вынуждена тебя разочаровать: теперь далеко не каждый может позволить себе выбирать лучшую долю, чтобы удержаться на плаву. Тем, кто оглядывается назад и беспокоится, «как бы чего не вышло», не найдется места под солнцем. Не пытайся отодвинуть от себя реальность. Учи своих детишек дорогу пробивать грудью, а не лбом. Снес тебе голову наш перекошенный капитализм? У нас все так: то крайний социализм, то дикий капитализм.
– Усовестить меня хочешь, укротить или убить своей жалостью? Думаешь, зацепила? Понятно, куда ветер дует. Я не нуждаюсь в твоем сострадании. Нет, вы только посмотрите на нее, она сочувственно-милостиво качает головой! С ума можно сойти.
– Когда же ты поумнеешь? Напичкала себя ерундой и никак не можешь отмыться. Глубоко въелась сталинская пропаганда, – мгновенно взъерошилась Инна, в ярости не помня себя.
Но именно в этот момент ее высокий голос перестал быть центром внимания. И о том, чтобы нанести Ане достойный удар, не могло быть и речи. Алла заговорила, и запал Инны быстро остыл.
– Лера, а что тебя настораживает в молодежи?
– Собственно, не так уж и многое. Взрослые больше беспокоят, те, что бросают детей, оставляя их без будущего. Милиция. Политическое пустозвонство депутатов. Отписки по любому поводу, а не действенная помощь. Коррупция. Нежелание брать из прошлого лучшие моменты. Да мало ли что еще.
– Ох, и скользкий сей предмет – история! Для многих – и для меня в том числе – она темное пятно. История у нас не в большом почете. Пишут, переписывают… Что говорить о сегодняшнем дне, если с вчерашним еще толком не разобрались. Может, и правда для нас монархия больше подходит? В мире из десяти стран с монархическим строем восемь преуспевающих. Не развратит ли демократия нас окончательно? Боюсь, что, ратуя за свободу и «уступая желанию большинства», разбазарят политические тяжеловесы-«демократы» нашу страну или отдадут на откуп иностранцам. Китаю, к примеру… И все же наш народ в мудрости своей умеет ценить в своей истории главное. – Это Эмма негромко размышляла вслух. Но масла в спор о судьбе страны не подлила. Скорее, загасила его.
– С возрастом я стала остро ощущать реальность слов: «В этом мире мы – всего лишь пылинки, и наши жизни – микроскопически малые эпизоды в извечной истории своего народа. И все мы, как и предыдущие поколения, будем преданы всеискупляющему забвению. Память уготована лишь избранным». От этого в душе иногда появляется чувство безысходности и тоски, – задумчиво проговорила Лера.
– К Богу не потянуло, чтобы утешил? – в тон ей спросила Инна и добавила: – Шучу, что называется, без обид. Разброд и шатания всем свойственны.
– И тебе?
– Мне по статусу критика они не положены, – рассмеялась Инна.
– Дразнишь, чтобы некоторым из нас жизнь слишком сладкой не казалась? По гороскопу я Лев, по году рождения – Тигр. Внушительная комбинация! Я верю в звезды, в связь каждого живого организма с Вселенной. Но к религии это не имеет никакого отношения. Преданность, порядочность, профессионализм – вот моя религия, – отчеканила Лера, не поддавшись на шутливый тон Инны.
Мила внезапно оторвалась от цепко державших ее мыслей.
– Что правда, то правда, до конца невыясненное или искаженное прошлое не позволяет достоверно судить и нормально строить сегодняшнее и будущее, потому что прошлое всегда с нами, – нехотя и как-то уклончиво сказала Мила и взглянула на Галю.
Судя по проскакивающим между ними коротким быстрым взглядам, Лена заключила, что добрая многолетняя дружба соседок по лестничной площадке никогда не прерывалась.
– Прошлое страны для всех нас не чужое. – Это Кира попыталась перевести спор на другие, более оптимистические рельсы. Она сказала это тихо, но тем четким и внятным голосом, который несет целую стихию чувств.
«Поражает ее твердость суждений и поступков. Никакого тебе мямленья, нерешительных колебаний; все продумано, выверено и спокойно», – подумала Лена, любуясь подругой.
– …Это наша с вами вина. Надо учить детей вовремя уходить от мониторов. Их поведение не инфантилизм, а защитная реакция от внешних, захлестывающих отрицательной информацией условий жизни. Ведь посмотрите, то, что раньше в малых дозах пряталось за стенами домов, теперь разрослось и бесстыдно вылезло наружу, стало публичным, общедоступным… И эта тема почти совсем не прослеживается в эфире, – услышала Лена справа от себя.
– …Домохозяйки подсаживаются на примитивные сериалы, дети сходят с ума от жестоких импортных мультиков. Молодежь видит в западных фильмах, как герои легко, без любви ложатся в постель, мол, секс не повод для знакомства. Ужас. Всюду вижу сочетание силы и слабости, трусости и жестокости. Они – недобрые пастыри…
Интернет стал как мусорная яма. Там такое – хоть святых выноси. Мерзость, растление, культивируются душевные и физические отклонения. Всю грязь вываливают на всеобщее обозрение. Естественность насилия – сильнейший яд, пропитывающий людей. Сто раз на дню вспоминаю про эти страсти. Вот чьего влияния нам следует опасаться… Бесовщина какая-то. Территория Воланда! А потом будем сокрушаться: «Печально я гляжу на наше поколенье. Его грядущее иль пусто, иль темно», – продолжила свою «песню» Аня.
– Понеслась душа в рай. Не буди во мне зверя своим нытьем, – нервно дернулась Инна.
– И то сказать, не самое приятное занятие выслушивать стоны, – тихо буркнула Лера и повернулась к Миле.
– Аня только отчасти права. Не то выуживает, – тихо согласилась с ней Жанна.
– Лекция в сельском клубе, – скучным голосом прокомментировала Инна монолог Ани.
Разговор опять свернул в сторону бесконечной темы воспитания детей, перемешанной с воспоминаниями добрых моментов детства.
– …На твоем любимом канале «Культура» тишь, гладь и божья благодать.
– Насчет божьей благодати поговорим как-нибудь отдельно, – неожиданно резко ответила Аня, и ее руки инстинктивно затеребили ежик волос на макушке.
«С пустого завелась», – неодобрительно покачала головой Кира.
«Язык жестов иногда бывает точнее и убедительнее слов», – подумала Лена отстраненно.
Как-то сразу и мощно навалились на нее воспоминания из ее нелегкой жизни. Последние двадцать лет за суетой будней она не могла позволить себе расслабиться. А сейчас ей никак не удавалось полностью отрешиться от мыслей о прошлом, и это накладывало отпечаток на ее поведение среди подруг юности.
– …Ты излишне эмоционально фантазируешь, а я тут при какой курочке? – фыркнула Инна, смерив Аню любопытствующим взглядом.
– Зачем ты со мной так? – Аня обиженно-вопросительно взглянула на Инну.
В ее покрасневших глазах читалось: «Как прохаживается по мне! Где не хватает ума, добирает за счет пафоса и грубости. Внушает окружающим осознание моей неполноценности? Манипулирует мной в полной уверенности в том, что лучшего я не заслуживаю? Разве я стою того?»
«Опять Аня под прицел Инны попала. Она дразнится, а та все принимает за чистую монету и берет на свой счет. Ничего лучшего не придумала, как нарочно изводить Аню. И не приструнишь. Она же на одно слово десять точно из пулемета выстрелит. Получится свара. Да, характерец еще тот… Навсегда покончить с этими перебранками можно, только оставив Инну за порогом… Но она такая одинокая… И Анюта тоже хороша, как дитё малое», – вздыхает Мила.
– …Девочки, держите себя в руках, не распускайтесь. Не надоело препираться? Ох уж эти мне учительские нервы! Мы виним телевидение – одолевает оно нас, – но, наверное, и мы что-то где-то упускаем в воспитании детей, недорабатываем, – спокойно говорит Эмма.
В каждом ее жесте проявляется педагог и педант. Она очень серьезно относится к своей нынешней профессии и не упускает случая продемонстрировать свои навыки. Лене понравились ее умные, но такие усталые и грустные глаза.
– Дети наши не плохие, они другие, у них другой код развития, – спокойно и слегка насмешливо заступается за подрастающее поколение Кира.
Алла отвечает ей тихим согласием. Разговор течет через случайные ассоциации, ни на чем долго не задерживаясь. Теперь он соскочил на прошлое. Опять перепутывается с настоящим. Слева об одном, справа о другом. Голова у Лены идет кругом.
– …Моя бабушка, до революции оставшись после эпидемии тифа в двенадцать лет одна, вынуждена была батрачить на помещика, а я в войну пяти месяцев от роду оказалась в детдоме, и ничего! Государство вырастило, выучило, работу дало. Квартиру я получила по очереди. Я бы не пожелала своей внучке судьбу моей бабушки.
– …Ну, знаешь ли, на нефтяной игле мы не могли бы долго благоденствовать, – горячо возразила кому-то Инна.
– …Нувориши возводят огромные особняки.
– Снова-здорова! Завидуешь?
– …Да, люди на самом деле были добрее. Условия жизни не позволяли развиваться злобе и зависти.
– Плетешь всякую ерунду. Будто из преисподней вышмыгнула. Думаешь, новостью о нефти по мозгам шарахнула? Любишь понты? Велико твое заблуждение! С чего ты взяла, что мы перестроились? Мы и сейчас не перекрыли трубу с черным золотом, – сердито забурчала Аня и отвернулась, не желая продолжать больную тему.
– Прекратите пустую перебранку. Золотого века на планете никогда не будет. Раньше говорили «хлеб всему голова», теперь «нефть всему голова». Пока за нефть идет борьба, мы в лидерах. Потом начнется более жестокая битва за питьевую воду. Не в вакууме живем. Правда, это будет не скоро, – остановила спорщиц Лиля.
«Как невыносимо банальны все эти споры!» – раздраженно думает Лера.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления