Онлайн чтение книги Вкус жизни
Рита

Разговор возобновился. Рита неожиданно для всех продолжила ту же тему, но уже применительно к себе.

– Мне хотелось от мужа нежности, а он был сух, и я боялась приласкаться к нему. Он принимал мою нежность как желание постели, недоуменно и насмешливо смотрел: опять? днем? И я терялась. Ласковым становился лишь ночью. Только разве можно эротические игры назвать лаской в широком смысле этого слова? Не получалось у меня объяснить ему, что любовь – не слова ради получения кратковременного удовольствия и, может быть, даже не дела как таковые, а проявления… Не откликался, не понимал – хоть плачь. А мои чувства всегда были раскрыты навстречу каждому его слову. Я ожидала пересечений наших мыслей, слияний чувств. В минуты неудовлетворенности жизнью вспоминала свои первые к нему чувства: счастье увидеть хотя бы издали, запах его кожушка, умопомрачительное желание прикоснуться к нему, вместе стоять и смотреть, как полощется месяц в реке...

Вот так же в раннем детстве я хотела, чтобы меня обняла бабушка. Но она не умела или боялась моего недетского взгляда: недоверчивого, всеосуждающего, желающего слишком глубоко проникнуть в душу. Мои глаза обвиняли, и ей не хотелось пускать меня туда, словно она чувствовала себя виноватой передо мной. А может, у нее не хватало на меня добра и тепла. Истратилась давно. Может, просто у нее сил уже не было ни физических, ни эмоциональных. Старенькая, больная была… Потом и она навсегда покинула меня… Врагу не пожелаю такого.

…Помню, уже сорок пять лет мне было. Лето. Прекрасный солнечный день. Настроение на все сто. Я делаю в квартире уборку. Подошла к зеркалу, чтобы протереть его – а сын рядом стоял, – и вдруг увидела в нем взгляд счастливой женщины: спокойный, мягкий и удивительно нежный. Я опешила. Не представляла, что могу смотреть так, как мне всегда хотелось, чтобы на меня смотрел мой муж, – с чистой, искренней любовью. Я тогда даже перед зеркалом пообезьянничала немного, меняя выражения лица. Никогда до этого случая не занималась подобной глупостью.

И тут вспомнила, как еще с юности замечала, что мужчины очень часто смотрят на меня долго, не отрываясь, будто впитывая в себя минуты общения. Я связывала подобное внимание с интересом к моей эрудиции и еще старательней стремилась быть на высоте.

Рита вдруг улыбнулась так, будто вспомнила что-то очень далекое и очень приятное.

– Стала я приглядываться к другим женщинам, ища в них взгляд, подобный моему. И вдруг одна то ли задерганная, то ли «замотанная» женщина-бухгалтер так искренне-радостно улыбнулась, когда я поблагодарила ее за безвозмездную помощь, так ярко осветилось и сделалось прекрасным ее строгое, каменное до этого лицо, что я не удержалась, чтобы не восхититься ею вслух. «Вы не представляете, как вы хороши, когда у вас радостное настроение. Улыбайтесь, улыбайтесь чаще», – попросила я. Бухгалтер так растерялась, так мило смутилась. И я поняла, что она тоже давно забыла, что она – женщина. А может, ей, как и мне, никто об этом не напоминал. За своей целеустремленностью в учебе и в работе мы забываем, что рождены еще и для того, чтобы радовать своей не только внутренней, но и внешней привлекательностью…

– Ох и разгулялась бы я, обладая твоим магическим взглядом. Все мужики были бы моими. Мне смолоду было интересно завоевывать мужчин и бросать, потому что скучны те, которых видишь насквозь, – рассмеялась Инна. – Ты потом, открыв в себе эту способность, пользовалась своими чарами, чтобы добиваться внимания мужчин?

– Не встретила такого, ради которого это стоило делать, – ответила Рита. И ее черные глаза заволокло дымкой печали. Она наморщила лоб и замерла, отдавшись течению грустных мыслей.

– «Всех нас гроб, зевая, ждет», – непонятно к чему процитировала Инна Пушкина.

«В Инне есть что-то, вызывающее беспокойство. Нагнетает, нагнетает незаметно. Раздражение наслаивается… И не переступить через нее. Кто-то хорошо сказал, будто то, что не помнишь, для тебя не существует. Только попробуй Инку выковырнуть из памяти. За одну встречу навязла в зубах, намертво въелась в душу», – вздохнула Жанна.

Кира перехватила растерянный взгляд Риты и спокойно кивнула ей, мол, не обращай внимания, продолжай.

– Я болезненно воспринимала выходки мужа, и чтобы он не подминал меня под себя, от него переняла и освоила манеру защищаться грубостью, потому что по-сво́ему, по-женски в свое время меня не научили воевать. На работе он был сдержанным, а дома психовал. Считал, что может сбрасывать на меня свое дурное настроение, понимал, что позволю, не сумею защититься. Но я, конечно, не сдавалась, боролась. И на развод сама подала. Он не хотел. Его все устраивало. Процедура была унизительной, болезненной… Когда развелись, для него словно и не было тех десяти лет, а я стала жить с сердцем, словно разбитым параличом. Он был моим первым мужчиной. Окунулась я в стихию тоски и разочарования. Долго не могла выскоблить его из себя. Казалось, вся душа залита кровью, и язвы на сердце никогда не заживут. Наверное, и не зажили. Я так, по сути дела, и не оправилась от того удара. Беспощадная судьба! Когда мы женились, он был еще не исподличавшийся. А потом вынул из меня сердце и загасил во мне все, что делало меня женщиной…

Я все думала: «Почему он больше не чувствует ко мне ни страсти, ни нежности, ни уважения? Не интересуется тем, что я делаю, о чем думаю. Ведь все это было до свадьбы. Не играл же он роль влюбленного только для того, чтобы жениться? Почему у него нет желания что-то изменить в наших отношениях? Мои слезы его не трогают…» Второй раз замуж пошла от тоски. Но теперь я уже жила в предвидении легко предсказуемых последствий… В жизни все гораздо прозаичнее. Нам надо вовремя выбрасывать из головы романтику, чтобы легче переносить удары судьбы… – в безнадежной тишине добавила Рита.

Ее печальные черные глаза в этот момент отсвечивали лилово-синим, как цейсовские линзы современного прибора, что придавало ее лицу особую обреченность. Взгляд был мучительно и напряженно прикован к одной точке, чуть выше экрана телевизора.

– Что до тебя, дорогая, то вот тут оправдания тебе нет! Потребовалась следующая попытка. Хотелось надеяться, верить. Изголодалась, тепла захотелось… И перед этим вывернула душу как карманы. И к чему это привело? Опять обожглась. Такая вот странная подробность…Все мы крайне падки на гормон счастья. Только «наука побеждать» нужна не только в армии, – сказала Жанна. – Знаешь, как у меня на родине старики говаривали? Получила свою порцию счастья и больше не вымаливай у Бога. Разобидится.

– Выразительный, предельно четкий, безупречно-убедительный комментарий, – обронила Алла. И Рита поняла, что Аллу тоже интересует и беспокоит ее судьба.

А Кире дневник Ритин припомнился. Рита сама давала ей читать его в минуты грустных откровений.

Она писала о первом муже: «Увидела тебя в поезде слабеньким – ты не в силах был бороться со сном и заваливался на сидящую рядом немолодую женщину, – и тепло разлилось в груди. Так вдруг захотелось быть на ее месте, шептать «люблю», оберегать от всех предстоящих бед, идти рука об руку. Быть единственной для единственного. А в данный момент защитить от тетки, которая сердито сбрасывала твою голову со своего плеча. (Она не женщина, она не мать!) Говорят, надо слушать свой внутренний голос и подчиняться. И я поверила».

«Мое чувство к тебе просто и естественно, как приход весны, как восход солнца, как запах цветов… Это состояние милостивого просветления объединяло меня с лучшей частью прекрасного мира, где каждое слово значимо, где каждый жест говорил о любви».

– Помнить можно и за плохое, – каким-то посторонним голосом произнесла Аня. Сказала, как выдохнула из себя что-то тоскливое.

– Не задевая самолюбия! Непростительное легкомыслие уравнивать в правах ангела и демона. Не мечи икру. С чего это ты вздумала мужа жалеть? Напыжилась! Он-то жестко тебя задевал, и я что-то не заметила, чтобы при этом горевал. Отчетливо помню, как при мне тебя оскорблял и третировал, устраивал сцены, кричал, простирал вверх руки да еще имел наглость называть свои грубости шутками. Он же чудовище! Тоже мне – моду завел! Юмором разряжают градус нервной обстановки, но не оскорблением и унижением человеческого достоинства. Подфартило – нечего сказать! – вспыхнула Инна. – Усвой простую истину: он был желчный, грубый, ни в грош тебя не ставил. Все норовил уколоть. Он убежденный противник равенства мужчин и женщин. Он же спал и видел, как бы припахать тебя. На фиг ему твои тонкие психологические переживания. Не стал он их препарировать и филигранно оттачивать. Не знал он и не хотел знать, что равновесие добродетели и красоты возможно только в отсутствие стрессов. К тому же в молодые годы мужчин больше интересует наше тело, чем образ мыслей. У них, видите ли, в это время преобладает культ красоты и наслаждений… Я же знаю их вдоль и поперек.

– Как я устала слышать этот идиотский довод. Не все мужчины такие, – с непередаваемым отвращением дернула плечами Рита.

– Те, которые сексуально озабочены. У таких мужчин, когда они завоевывают очередных женщин, семьи не существуют. Небезосновательно утверждаю. Я же тебе еще много лет назад доказывала, что таких чумовых мужей надо сразу безжалостно «сбрасывать с парохода» и проклинать, иначе вся жизнь коту под хвост пойдет, а в старости поздно будет разбираться, да и не к чему. А ты все: любовь, любовь… Десять лет на него угробила.

– По большому счету, ты права. Было бы за что клясть, а за этим у нас дело не станет. Каждому нужен свой Аустерлиц, Ватерлоо или Измаил, – рассмеялась Лиля.

– Ну не Цусима же! Ироничный подход к неразрешимым семейным проблемам более жизнестойкий, чем слюнявый. Этому учат нас мужья.

– Крамольная мысль. Ты слишком цинична, – остановила Инну Рита.

– …Мужчины утверждают, что женщины не понимают юмора. Интеллектуальный, тонкий еще как понимаем! А грубый, мужской, тот, что ниже пояса, не хотим воспринимать. Как-то по телеку шла юмористическая передача: там все падали. И женщина свалилась с лошади. Одежда на ней задралась, «батоны» из выреза блузки вывалились и некрасиво разнеслись по плечам, полные ноги раскинулись жутко противно. Она лежала на траве и вульгарно хохотала. Я была в ужасе, а мой третий муж чуть ли не икал от восторга. Когда я, расстроенная и рассерженная, ушла на кухню, он мне вслед «запустил», мол, помешалась на эстетике, юмора не понимаешь! – возмущенно рассказывала Лиля.

– А вот шутим мы на самом деле меньше, – сказала Лера.

– Что правда, то правда, – подтвердила Жанна.

– До шуток ли, после того как напляшешься в две смены – на работе и дома, – огрызнулась Лиля. – Ты представляешь себе мужчину искрометно шутящим, после того как он два выходных подряд проведет дома, выполняя вместо жены все домашние обязанности? Скорее всего, он, бешено матерясь, станет клясть жизнь, семью и все, что с нею связано.

– У меня есть неженатый одноклассник. Такой был веселый, компанейский парень! А когда умерла его мама, а потом и сестра, которые с ним нянчились, то стал он скучным занудой, – сообщила Аня. – Куда его юмор делся?

– Домашний быт съел, – рассмеялась Жанна. – А что бы с ним стало, если бы ему пришлось нянчиться с женой, детьми и внуками?

– Наверное, повесился бы, – рассмеялась Лиля.

– Вот вы тут о шутках заговорили, и я сразу вспомнила друга моего мужа. Шуточки так и выскакивают из него. И все больше короткие, мягкие, добрые. Например, едем мы как-то за грибами. Мой муж просвещает друга на предмет характеристик грибов, высказывает свое мнение об их вкусовых достоинствах. Мол, польский гриб – брат белому. А Николай Сергеевич ему влет, не задумываясь, отвечает: «Брат, только двоюродный». И сразу стало ясно, что у него другая шкала распределения вкусовых предпочтений. Умные, тонкие экспромты друг выдает, естественно, без всякого гонора, не красуясь. Шуток бросает на единицу времени столько, что всех не упомнишь. Хоть записывай за ним. От них на душе спокойно и радостно становится.

Бывало, встретятся с моим мужем, и давай друг друга дружелюбно подначивать. Я тоже вступала в игру, настраиваясь на их волну. Мы вместе хохотали. Такая прекрасная разрядка после напряженной рабочей недели… И никакой пошлости. И никогда ниже пояса. Слабые или больные места друг друга не трогали, щадили самолюбие. Не искали случая, чтобы больнее ущипнуть. Друг любил поддразнивать моего мужа тем, что рыба, пойманная им, за год «вырастала» в его видении вдвое, а Саша «в отместку» проезжался по его страсти к хорошим снастям.

Как-то наловил мой муж мелких окушков на уху – крупная рыба в тот день не брала, – так Николай Сергеевич с хитреньким видом спросил: «Ты сразу их будешь готовить или сначала доведешь до кондиции?» И тут же предложил оставить их в колее с водой, что образовалась после дождя возле нашего гаража. А потом с самым серьезным видом добавил: «Лужа может быстро пересохнуть. Пожалуй, лучше помести их в ванну. Там им самое подходящее место. Этой рыбе совсем чуть-чуть – месяца три – надо бы покормиться».

Что их объединяло? Они ничего не выгадывали из дружбы. Ясные, определенные были отношения, без фальши. В друзья друг к другу не набивались. Само собой у них сложилось. По душе.

– Он ему дороже брата? – зачем-то спросила Инна.

– Это разные, несравнимые категории, – ответила Алла.

– Ты и на рыбалку ездишь? – удивилась Аня.

– А почему бы и нет. На природе не думается, только чувствуется. И всё только хорошее, радостное. Будто отсекается все трудное, что возникало в течение недели.

Наверное, Алла хотела настроить подруг на приятный лирический лад, но продолжения беседы в том же русле не получилось. Видно, не стоило ей заводить этот разговор, не тот душевный настрой. Женщин сегодня «цепляли» только грустные темы.

– Человек не исчерпывается умом и наличием юмора. Я бы сказала, существо человека не ум, а совесть. Терзание совести – наш великий инквизитор, он делает из нас людей, не позволяет стать абсолютными скотами. – Это Лера подала голос, остановив тем самым приятные ностальгические воспоминания Аллы.

Инна сердито забурчала: «Не знает, чем человек отличается от животного?.. Тем, что умеет лгать».

Рита горько вздохнула:

– Вот и я говорила мужу: «Ни разу не испытав стыд за свои многочисленные гадости, ты и в следующий раз повторишь их, да еще с учетом опыта более изощренно, чтобы похлеще, больнее задеть, обидеть меня». А я-то, глупая, гордилась сама перед собой своим терпением, своей порядочностью. Советы своим молоденьким лаборанткам давала: мол, придет мой муж усталый, раздраженный, а я его накормлю, успокою, и лад в семье… Только оказалось, что его основная жизнь проходила где-то вне семьи… Настоящая любовь к нему в душу так и не постучалась. Безудержная, все сметающая на своем пути страсть гнала от одной женщины к другой. В жадном упоении вновь обретенной свободы рвался к следующей жертве. Многим женщинам на короткое время открывал свое быстро воспламеняющееся сердце, потому что эмоциональные взрывы долго не длятся. Смеялся: «Нужно ли идти против своей природы?.. Я как переходящий приз, как награда. Прелесть разных женщин в непредсказуемости». От каждой женщины его мозги взрывались, и он срывался как дверь с петель…

Легко жил, с панибратским отношением к жизни. Делал акцент на разнообразие. Ни на одну женщину всерьез не запал, ни с одной долго не задерживался. Он как бы все время находился в точке бифуркации (в неустойчивом состоянии, переходящем в нулевое). Пересмешник. Я поняла бы, если бы методом проб и ошибок искал что-то определенное, страстно желаемое… если бы полюбил другую и женился на ней – тут все ясно. Но носиться за каждой юбкой?.. Жил точно в первобытном мире: только ради секса (овладеть и забыть) и желудка. То, что лишено тайны или хотя бы чего-то нового, интересного, недостойно его… Собственно, чего ждать, если нет сердечной привязанности… Судьба – это характер, это то, что заложено. В жизни нет ничего случайного. Все взаимосвязано. И даже то, что я ступила на чужую стезю, – не игра случая, а рок… Когда муж слишком далек от того, каким ты его хочешь видеть, – это невыносимо… Помню, узнав… буквально задохнулась от горького изумления… Удивительно, как живы воспоминания. Прошлое не оставляет в покое…

– Темперамент не спрячешь, если только закопаешь, – хихикнула Инна.

– Как это всё отвратительно! Вконец испортилось настроение, – простонала Аня. – Почему непорядочность многими мужчинами возводится в ранг достоинства? Это факт отсутствия внутренней культуры?

– Если женщине не хватает физических наслаждений, она компенсирует их чем-то духовным, а у мужиков это не получается. Им не дано… – фыркнула Инна.

«Теперь Рита душу напоказ выворачивает, – огорчилась Лена. – Она будто подводит итог своей жизни. Рановато».

– В юности я где-то вычитала, что жизнь – это растворение нас самих в других, а верность – высшее проявление силы. И поверила в это. Хорошо, благородно сказано. Но это утверждение, наверное, из рыцарских времен. Хотелось бы вернуть в наше время понятия нравственности. Мечты, мечты, где ваши радости?.. Неясны мне были мотивы поведения Стаса. Блажь, баловство скуки ради? Дань темпераменту? Так я никогда ему не отказывала, сама была не против… Мне его не хватало, но я же не бегала… Или тут еще что-то странное… – распалившись от воспоминаний, повысила голос Рита и нервными движениями вытерла носовым платком лицо и шею.

– Мартовский кот. Черта лысого ему не хватало. Я бы ему такой хай устроила! Ты позволяешь, и я себе позволю! Я бы ему задала перцу! Изобразила бы на нем пенку во всю стенку! – зло провозгласила Инна. Она чувствовала себя вправе дать волю раздражению.

«И Рита свернула на грустную тропу, – удивилась Жанна. – А ведь умела молчать, хотя многое, о чем она молчала, не давало ей покоя. Как скрипку несла свою боль, свою первую любовь».

– Не разглядела, не угадала я в нем верхогляда. Виртуозно лгал, с удовольствием лихо выворачивался, будто родился с этими качествами. Никогда не конфузился. Я чувствовала в нем что-то непонятное: в его отсутствие у меня часто перехватывало горло, меня бросало то в жар, то в холод, но не верила себе. Ведь ничего не указывало на его свободное поведение. Так почему же я писала в своих стихах о нем горькие строчки, правда, начиная их словами «неужели»? Предчувствовала, предвидела?.. Вот и получалась моя жизнь из многоточий надежд, страхов, неуверенности, недомолвок… Все мои беды на его совести.

…Он даже не задумывался над тем, что все домашние заботы лежали на мне. Я с ног валилась от усталости, а он, бывало, ложки к ужину сам себе не возьмет – все ему подай-принеси. Никогда не работавшими вне дома мамой и бабушкой так был приучен. А попробуй только заикнуться о помощи, так он сразу сказывался больным. Я верила, жалела его. А у него был на это простой расчет… И его мамаша подпевала, мол, что еще надо, он же возвращается к тебе. Может, ей, домохозяйке, этого было достаточно. Она, полностью зависящая от мужа, боялась требовать большего. Мужа побаивалась и перед сыном благоговела: мужчина!

Бывало, спрашиваю Стаса: «Почему ты считаешь для себя позволительным оскорблять меня, а за мной такого права не оставляешь?» И смотрю ему в глаза. А он меня не видит…. «Я – мужчина» или «Мужчина не должен делать то, что он не хочет, иначе он потеряет себя», – вот и все его ответы на все случаи жизни. А женщина, получается, обязана терпеть по определению, так что ли? И время от времени он напоминал мне об этом всеми доступными ему способами. Его лозунг – не быть благоразумным. Самое главное – его поведение зачастую сводило на нет все мои усилия по воспитанию сына. Его преступное равнодушие, его жестокость… Напрасно взывала к его разуму.

Потом напрямую, но словно в шутку, стал говорить, что, мол, мужчине свойственно расширять «сферы своего влияния». Руки опускались, когда слышала такое… А дальше все больше и хуже… Сначала не верила, потом с ужасом осознала, что все это правда. Ревела, с ума сходила… тут и стыд, и страх, и растерянность…

«Очередная победа? Мои поздравления! Еще не рябит в глазах от разнообразия? Какая по счету?» – такими словами я встречала его под утро, уже готовясь к разводу. Не смогла вынести его пренебрежения мною… Думал, всю жизнь буду воздавать почести его изменам.

…Бывало, квартиру украшаю, готовлю на ужин что-нибудь вкусное в надежде, что придет пораньше, но не сбывались мечты, не оправдывались ожидания. Он все равно уходил кривыми путями, гонимый сладострастным любопытством, следуя темным животным инстинктам, и возвращался, когда заблагорассудится. «Разве человек создан для того, чтобы вести размеренную праведную жизнь?» – удивлялся он. А зачем тогда не гулял, терпел, пока не родился сын? Привязать ребенком хотел?.. Видно, мы, женщины, сами себе придумали вечную, верную любовь и как малые дети обижаемся на мужчин, которые эту выдумку не воспринимают, не одобряют и не поддерживают. А как-то случайно обнаружила, что не слушает он, когда я ему о чем-то говорю. И даже если слышит, то все мимо ушей проносит. Не нужны ему мои мысли, заботы, настроение. Боже, о каких мелочах я говорю! Занозой в душе была для него семья. Она казалась ему символом всего, что он ненавидел. Его бесила моя долго длящаяся жертвенность и стремление к ясности, справедливости. Я чувствовала его откровенное неприятие даже к ребенку. И он ему мешал. А расходиться не хотел. Не было у него потребности в душевном тепле. Не воспитано оно в нем, поэтому и отзывчивостью не отличался. Для него было достаточно комфорта, чтобы кормили его, обихаживали. И к чему только клонилось его сердце?.. Кто сам не страдал, тот и другим не умеет сострадать.

«В Рите невероятная нежность прекрасно сочетается со строгостью и решительностью», – отметила про себя Лена.

– …Потом задумалась. Свою ли жизнь проживаю? Зачем она мне такая? И подала на развод. Сам бы он этого не сделал… Я отталкивалась от своего понимания счастья. Собственно, дело здесь даже не в этом… у него какое-то безотчетное желание возвышенной неземной любви. Он не мог представить свою любимую в халате… и себя простым, не великим… То, что лишено тайны или хотя бы чего-то нового, интересного, недостойно его. Доходило до абсурда… гурман, лизоблюд.

Поняв это, я, конечно, первое время пыталась ему подыгрывать, но ему еще было необходимо совершенно новое лицо… Если у человека не возникает сердечной привязанности, о чем еще можно говорить? У такого самая великая любовь стоит слишком мало. Такому важна только игра. В семье легко и быстро удовлетворялись любые его желания, и это не ценилось, – говорила Рита, смущаясь, пряча скорбный взгляд, с трудом подбирая подходящие слова. Казалось, в ее черных глазах была вся боль и все бессилие несчастливых в браке женщин.

– Ничего себе! Ошеломляющее откровение, – опешила Лена.

– Ну, это уж заскок. Он сексуальный маньяк? – недоуменно спросила Жанна.

– У каждого свои причуды, – презрительно фыркнула Инна.

– Кто слишком много страдает, у того чувства должны атрофироваться, а ты до сих пор с ума сходишь, – догоняя первую мысль Риты, эхом отозвалась Аня.

– Проще умереть, – возразила Инна.

– А ему, судя по всему, стыдно не было, и он никогда не давал нравственной оценки своим действиям. «Чувство вины? А что это такое?» Вот и разошлись наши стежки-дорожки. Не нужны мне были его подачки. Я хотела его целиком, полностью. Раз грешишь, принимай на себя последствия: не бесись, не угрожай, не привередничай… Как катком по мне прошли годы моего первого беспросветного замужества. За что мне такое? За то, что любила? Ты, Инна, как в воду смотрела, предрекая такой конец. На самом деле осечка у меня с ним вышла. Но он хоть был умным, интересным. В нем было что-то невыразимо привлекательное. Не сексуальность, нет. Пожалуй, умение нешаблонно выражать свои мысли. Цены бы ему не было, не будь он беспардонным лжецом и распутником… (Она сказала это достаточно жестко, чтобы внести полную ясность на счет своего мнения, однако в то же время и мягко, чтобы это не выглядело как нанесение обиды некоторым из присутствующих.) Боже мой, сколько же тупых, бездеятельных, примитивных мужчин встретила я на своем жизненном пути! Много больше, чем глупых женщин.

– «Великая» история любви. Это же апокалипсис в отдельно взятой семье. И какие невидимые канаты притянули вас друг к другу, можно только гадать. Твой рассказ не укрепляет стремления к супружеской жизни. Если любовь воспринимать как неизбежное страдание, так зачем она тогда нужна? Может, проще, не задумываясь о высоких чувствах, справлять физиологическую потребность в сексе и все? Такое часто предлагается в западных фильмах, – вздохнула Лиля.

– Осенила замечательная идея! Время от времени тебя посещают гениальные мысли! Развела руками чужую беду, утешила! Растрогала донельзя. Ни к селу, ни к городу такие замечания… и так этого «доб-ра» кругом навалом, – взбунтовалась Жанна.

– Завести любовника? Чтобы после секса он по привычке холостяка уходил к себе домой? Нет, я бы хотела засыпать и просыпаться в объятьях мужчины, – сказала Рита.

– А я бы и сейчас не против. Не могу отказать себе в удовольствии, – то ли в шутку, чтобы подразнить подруг, то ли серьезно сказала Инна.

– Ну-ну. Дружно сняли очки, оба положили зубы в стаканчики… и вперед! – расхохоталась Мила, вызвав дружный смех подруг.

«Ну и финтифлюшка эта Инна», – молча удивилась Жанна.

А Инне хоть бы что. Она с равнодушным видом продолжила свои рассуждения:

– Собственно, у меня, Рита, тоже были схожие с твоей ситуации. Но меня голыми руками не возьмешь, мои мужья быстро получали по заслугам, – твердо заверила она. (Не утерпела, чтобы не проанализировать услышанное на свой лад.) – Можно подумать, мужья эти знали себе цену. Ха, только из чего она складывалась, они сами не понимали.

– Хоть и невелики были твои потери, но разорванные нити души, как ни связывай, все равно ведь болезненными узелками остались на всю жизнь, правда? – то ли уточнила, то ли подтвердила Лиля.

– Ты с детства была затюканная? – грубовато-искренне спросила Инна, словно не слыша вопроса Лили, обращенного конкретно к Рите.

– В детдоме я была слишком хилой, чтобы верховодить, вот и приходилось включать соображалку.

– А любовь ее отключила?

– Похоже на то, – улыбнулась Рита.

«Когда я вижу одиноких женщин, у которых много в характерах мужского, и одиноких мужчин с женскими качествами, то невольно приходит мысль, что иногда деление по типу пола должно происходить по способу существования, а не по физиологическим признакам», – про себя усмехнулась Лена.

– Рита, ты ревновала мужа? – негромко спросила Жанна. – Ну… это когда сама себя ввергаешь в безотчетный ужас, демонизируешь реальность, когда чувства достигают прямо-таки клинической остроты, когда осознаешь мучительный роковой тупик… ну, так, чтобы до умопомрачения…

– Ну и тему ты вбрасываешь, нечего сказать! – неодобрительно закрутила головой Инна, словно прогоняя неприятные мысли, в один миг горьким потоком хлынувшие из ее памяти.

Эта реакция не укрылась от внимательного взгляда Жанны, и она «сняла свой вопрос с повестки дня».

Галин нежный голосок вдруг прорезался:

– Бывало, в общежитии девчонки с ребятами вперемешку в обнимку сидят на койках, песни поют, хохочут, а я всегда на отдельном стульчике. Не позволяла, чтобы кто-то меня помимо жениха касался, чувствовала, что любовь – сосредоточение на одном человеке. А он всю жизнь мне не верил, нервы мотал. Как зверь становился. Что-то беспощадное возникало в нем в эти моменты… То посмотрела на кого-то не так, то сказала что-то не то. Я с ума сходила от постоянной грозовой атмосферы подозрительности. Ревность – плохой советчик в жизни. После командировок муж рыскал по квартире, рылся в ящиках. Компромат искал. И этим перечеркивал все хорошее, что было между нами. Недоверие, сомнения, ревность – лавина, которая сминает человека, он становится одержимым.

Жанна мгновенно загорелась любопытством. А может, тема ей была близка, но она скрывала это.

– Ха! Она хотела, чтобы у ревнивца мысли были мудро соразмерны! – удивилась Инна. – Он же псих. И если я, как тебе кажется, ошибаюсь, опровергни меня.

– Может, у него в детстве был дефицит базового доверия?

– А эта его хамская манера неприятия твоего мнения. К чужим словам он прислушивался, ловил каждую интонацию, что-то выуживал для себя. Отродясь не встречала такого деспота.

– Он ставил меня в положение, в котором трудно доказать неви-новность или непричастность. Почему выходил за пределы благоразумия? Почему чужим верил больше, чем мне? Они же нарочно его дразнили, издевались… Он плод законченного, закоренелого скептицизма?

– Ненормальный он, – зло отреагировала Аня. Она жалела Галю.

– Им хи-хи, а тебе ой! как хе-хе… – с плохо сдерживаемой яростью проронила Инна.

– У моей знакомой учительницы тоже очень ревнивый муж. Зная это, над ним постоянно подшучивают, а скандалы достаются Людмиле. Получая сомнительное удовольствие, задумываются ли шутники над тем, что изводят не только мужа, но и жену? А может, их действия преднамеренны? Вряд ли.

– Такая вот она, злополучная сермяжная правда жизни. Одни бесятся, другие от этого страдают. Владимир даже молодым был уже каким-то охладелым. Вместо любви его внимание смещалось на жажду власти надо мной, на желание мучить. Зачем добивался ненависти к себе, что им руководило? Отсутствие здравого смысла, извращенный ум тому причиной или элементарная слабость? Случалось, так заигрывался…

Помнится, где-то читала, что Лермонтов будто бы считал, что женщина, приобретая характер, изменяет себе. Я бы рада быть просто женщиной, так ведь не позволяет, приходится бороться и с ним, и с собой. А еще говорят, что характер выковывается в горниле любви. Нет, в борьбе с мужским самолюбием, с многочисленными слабостями, с нежеланием смирить гордыню. Вот из каких «мелочей» складывается «Вселенная» человека... И сдается мне, ключевое слово среди них «эгоизм». И в нем столько безнадежности… Моя школьная подруга, измученная несправедливостью, лживостью и жестокостью мира, ушла в монастырь. А там матушка стала ее притеснять. Она и повесилась, не найдя нигде защиты…

– Ты повергла меня в шок, – испуганно пробормотала Аня.

– Недавно встретили мы мою знакомую с мужем. Наши ровесники. Выглядят прекрасно. Улыбаются. Когда они ушли, я упрекнула Владимира: «А ты вечно злой, раздражительный, вот и выглядишь на десять лет старше. И я с тобой вечно на нервах. А разве нельзя и нам было жить как они: в добре, ласке, во взаимной заботе? В счастье». От эгоизма или от недостатка ума он на два шага вперед не видел?

– То-то твой муж казался мне человеком слишком уравновешенным, даже зажатым и не без странностей, – удовлетворенно сказала Инна, довольная своей наблюдательностью. – …Но при всем при том он талантливый инженер.

– Не понимаю, почему некоторые люди не хотят жить спокойно. Ведь это так просто. Почему им обязательно надо ссориться, мотать другим нервы, делать гадости? Это же глупо! Что привлекательного они находят в такой жизни? И почему я позволяла ломать свою жизнь одному, другому? Получается, своим терпением я сама себе все портила. Хотелось покоя, тепла, опоры… Замужества! Вот тут-то и призадумаешься… стоили они того? – вздохнула Рита и сделала скучающую гримасу, будто эти проблемы теперь слишком от нее далеки.

«И у нее развязался язык, а ведь еще не пили, – удивилась Жанна. – Сравнивают девчонки себя друг с другом».

«Мало кто знал, с какими трудностями пришлось столкнуться Рите еще в детстве. Она думала, детство останется для нее са́мой тяжелой травмой жизни… А тут навалилась глубокая депрессия – итог неудачных замужеств. И как она все это выносила? Мне, наверное, было много проще», – сочувственно подумала Лена и погрузилась в свои воспоминания…

– Я не приветствую всевозможную необузданность и не стала бы терпеть унижения. Вмиг достала бы свой «ножичек» и так бы отбрила! Всё сразу стало бы на свои места. Ты же знаешь мой язык. Говорю редко, но больше и не требуется. Да и не пустила бы я в свою жизнь недостойного, не позволила бы спутать все мои планы. Я сразу прикидывала в уме четко и однозначно: «Этот мне не подходит. С ним я рука об руку не пойду». В таких вещах я не обманывалась, – нахмурив начинающие седеть широкие черные брови, строго произнесла Лера и добавила:

– Четкая непримиримая позиция выработалась у меня еще в раннем детстве на мамином примере. Человек должен помнить, что он не может быть полностью свободным ни в семье, ни в стране, в которой живет, и с этим пониманием строить свою жизнь. А длительным трогательным отношениям я училась у бабушки, у которой после гибели родителей, по сути дела, и прошло мое детство.

– Даже животные имеют чувство собственного достоинства. Один случай убедил меня в этом… – попробовала сменить грустную тему Аня.

Но Инна уже крепко включилась в разговор о Ритиной судьбе и начала азартно развивать свое мнение.

– Ты, Рита, жестоко обманулась. Думала, что получить мужа, как туза из рукава вытащить. Вихрь любви и счастья закружил! А оказывается, прямо сказать, вляпалась. Не к тому берегу причалила. Зря ты тогда поторопилась. Конечно, легко нарваться, когда тебе с изрядной самоуверенностью виртуозно врут. И кто в свое время разбудил в Стасе самое худшее, кто вдохнул в него столько гадкого, ведь при папочке и мамочке жил. Ты в небе искала красоту и вдохновение, а для него сквозь звезды только черная бездна смотрела… Твой муж для меня был прозрачен. Он думал, раз у тебя нет родителей, значит, с тобой можно поступать как заблагорассудится. Быстро освоился. Всем понятно, что хорошие родственники придают человеку известный вес в обществе и уверенность в семье.

Первое, что приходило мне на ум – твой муженек экспрессивный, неудержимо скандальный, с приветливой улыбкой вурдалака. Ты увидела в нем своего короля, а он угадал в тебе свое царство, свое тепленькое гнездышко. Ты вкалывала с неистощимым терпением как заведенная, а он хоть бы в какой-то мере проникся твоей заботой. Не человек он, а разъезжающаяся куча дерьма. Лживая, изворотливая тварь, способная кому угодно отравить жизнь. Ты принимала в нем участие, которого он вовсе не заслуживал. На это он и рассчитывал. Я бы через такого переступила. И зачем замуж шла? Приспичило?

Инна опять начинала расходиться.

– Это ты уж лишку хватила… В общих чертах это выглядело так: сначала его слабость казалась мне нежной и трогательной. От этого я еще больше его любила. Забота о нем была мне в радость, – призналась Рита.

– Ты, в силу своей доброты, в каждом незначительном парне пыталась найти глубоко запрятанные достоинства, которых они и сами в себе не обнаруживали. Вот и вились вокруг тебя всякие и прочие. Вы с Лилей два сапога – пара. Ха! Огрузились заботами и были счастливы? Верх блаженства испытывали! Знавала я одну такую даму. Говорила, мол, чем больше я переживаю трагедий, тем глубже познаю себя, раскрываюсь сама перед собой. Нашла себе оправдание! Не слишком ли дорого обходились ей эти уроки жизни? Похоже, сама себя успокаивала.

– Ой, Инна, заморочила ты мне голову своими примерами из жизни. Я его на самом деле жалела, от домашних дел освобождала, не докучала своими проблемами, помогала во всем. Я совершенно не думала о себе, ему себя полностью посвящала. Жертвовать собой ради любимого было приятно. Все мы в юности как Александр Матросов – нам только амбразуру подавай… а потом такая обида брала, хоть плачь. Но это еще полбеды…

– Ты принимала его таким, какой он есть, и к чему это привело? В семейных делах ты целиком полагалась на свою интуицию, а она тебя подчистую подвела, потому что ты была настроена на людей добрых, порядочных, так сказать, по своему образу и подобию. Впору бы сразу разочароваться, как только поняла, что проиграла сражение, а ты все еще на что-то надеялась. Я сразу отрезала! И ни разу не пожалела. В свои прощальные слова я вкладывала всю душу, все свое глубочайшее презрение. Неблагодетельность молчания в такие минуты подтверждалась моим предыдущим опытом жизни…

– Ты на свой лад оригинальна, – усмехнулась Лера.

«Низкое торжество не добавляет разума, а у некоторых, может, и отбирает. Ей сладко стоять над поверженными и беспомощными?» – удивилась Алла.

– Наверное, кто-то может восстанавливать отношения и чувства к своим бывшим мужьям – только не я. У меня не остается к ним даже агрессии. Такова моя психофизика. Уже первый жизненный печальный урок не прошел для меня бесследно. Мне его хватило на всю оставшуюся жизнь… Помню, второй муженек пер на меня, как лось, лаву ругани изливал. Так я ему быстро хвост прищемила. Думал, с бессловесным животным или с «мебелью» будет жить, думал, всякого его стану с распростертыми объятьями встречать! Меня не объегоришь. А то присоседится, и хлопот с ним не оберешься: приборки, постирушки, а с самого толку с гулькин нос. Я и сейчас согласна жить с мужчиной только при добром взаимопонимании. А иначе зачем он мне нужен? Гвоздь я и без него в стену вобью, невелик труд, – сказала Инна и тут же, усмехнувшись, подумала: «Он, наверное, в свое оправдание нарисовал бы совершенно другую картину». И почему-то голубые зимние тени залегли у нее под глазами.

– Что тут смешного? – приняв усмешку на свой счет, возмутилась Рита. – С рождением сына ходила я вечно затурканная проблемами с ребенком и капризами мужа – не любил он, когда противятся его воле. Все старалась успеть сделать сама. Только все равно особой благодарности от него не замечала. Все отмахивался. И вместо того, чтобы твердо стать на ноги, стал позволять себе много чего лишнего. Выждал, пока сына рожу, и пустился в загул. В этом, как я посмотрю, многие мужчины схожи.

Хорошо устроился: верная хлопотунья-жена, требовательная любовница… Застала я их в собственной постели… Как гром среди ясного неба… Не по себе стало, затряслась как в лихорадке. Не укладывалось в голове такое… Лицо горело как от пощечины. А перед глазами будто мутная вода волнами, волнами. Я была сломлена, разбита, уничтожена… Тот самый случай, когда от одних только мыслей делаешься болезненно хмельной. Потом заледенела. Практически в одночасье весь мир стал для меня иным. В тот день я похоронила свои мечты на лучшее будущее… Замужество, семья – вот школа жизни. Только в ней становится ясно: кто есть кто. А вся предыдущая жизнь – детский лепет. Не суждено мне было испытать счастья в любви… Тогда я еще не знала, что та женщина – одна из многочисленного ряда доверчивых дурочек или любительниц приключений…

– Все о любви, все о ней, – будто эхом отозвалась Аня. – Ума не приложу… Поди разбери их, этих мужчин…

– Кого легко добиться, того трудно удержать. Много позже я поняла, что какая-нибудь самоуверенная, эгоистичная девица быстрее покоряет мужское сердце, чем тонкая, скромная, добрая, и перестала уважать многих из своих знакомых… Муж был моим идолом. Но все его поведение оказалось преднамеренной ложью. Нельзя сказать, что я не чувствовала ее. Внутри что-то мешало, нудило… Но не могла я поверить, что такой любящей и заботливой можно лгать. Самой себе доказывала, что ошибаюсь. А он как раз и хотел, чтобы все именно так и выглядело в моем представлении. Обихаживал двух, а то и трех женщин одновременно и не очень-то мучился переживаниями. Для меня осознать такое так же трудно, как и осмыслить возникновение совести в человеческой материи, состоящей из электронов и позитронов… Долго это длилось по причине моей искренней наивности, но ложь рано или поздно все равно всплывает. Такой вот поворот случился в слишком прямой траектории моей жизни.

– Думала, всё, кирдык тебе, гроб с музыкой? – усмехнулась многоопытная Инна.

– И все-таки обидно, когда выстраданное тобой достается другой… Не представляю, как можно было привязать его к себе, сделать оседлым. Я прикладывала немалые усилия, надеялась… На мой взгляд, западню устроила мне судьба, используя мою порядочность. Видно, злой рок свел нас в недобрый час. Да чего уж теперь… слезами и стонами горю не поможешь. Странно, уровень науки и техники растет, но это никак не влияет на развитие человеческих взаимоотношений, не поднимает людей на более высокую духовную ступень. Как и сотни лет назад, люди погрязают в мелочах, становятся подлыми, гадкими…

«Почему Кира молчит? Природная сдержанность не позволяет ей ни свободно высказываться, ни тем более расспрашивать, – решила Жанна. – А у Лены эмоциональный паралич от избытка откровений подруг».

– Надо думать, ты поперла его, – взяла прежний, игриво-насмешливый тон Инна.

«Оседлала любимого конька», – вздернула плечами Рита.

– Из квартиры его мамы? Сама с сыном ушла, но не в общежитие, а в однокомнатную квартиру. Профком помог. Им проще было отсудить часть квартиры у моего бывшего мужа, чем «выбить» новую.

– Молодец, своего не упустила, – одобрила Инна. – Око за око, зуб за зуб.

– Все по закону, – раздраженно ответила Рита, резко обернувшись к ней.

Она вспоминала прошлое, и мысли о прежних обидах с новой силой застучали в ее висках.

Жанна встрепенулась.

– Когда я случайно, походя, слышу грязные истории из уст мужчин, то думаю, что мир животных намного чище мира людей. Не дай бог постоянно жить в гадком окружении. С такой пугающей ясностью вижу в нем себя… как неотступные немигающие глаза ужаса. Затылком, спиной чувствую этот взгляд из ада… Мне кажется, можно умереть от позора каждодневных унижений, от стыда за себя. Ты ушла, а ведь многие живут в нем, хотя достойны лучшего… Может, напрасно Всевышний, экспериментируя над людьми, дал нам разум и свободу действий?.. Конечно, мы теперь все скептики, иногда всё хорошее нам кажется абсолютно невозможным, совершенно нелепым…

«И к чему эти ее разглагольствования? Все-таки невозможная эта Жанна, как застрявшая под ногтем заноза. Много мнит из себя. Какая-то ненастоящая, притворщица…» – раздраженно взглянула на соседку слева Аня и вопросительно перевела на Киру свои печальные серо-хрустальные глаза.

– Так вот, вернусь к нашему разговору, – резко остановила Инна Жанну. Та сердито огрызнулась: мол, что, теперь на меня переключилась? Но замолчала.

– Рита, уж коль у нас речь зашла о характерах, я выскажу свое мнение. Ты никого никогда не подводила, надежная, невероятно пунктуальная и ответственная, никого не обманывала и считала, что тебя всюду ждут открытые люди с распростертыми объятиями. Да ждут, чтобы использовать. Видно, детдомовская, наивная, нежизненная закваска крепко засела в твоей голове и не позволяла реально смотреть на жизнь. А мне сразу было ясно, что у тебя все этим кончится, и поэтому препятствовала вашему сближению. А ты, наверное, злилась на меня.

«Завела шарманку», – вздохнула Жанна. И ее мысли потекли тихим журчащим ручейком в другую сторону: «До замужества я с многими мальчишками дружила, но ни один из них не умел красиво ухаживать. Если и стояли на коленях, так только пытаясь выпросить близости. А мне хотелось преклонения, восхищения, поклонения, чтобы мне пели «бесаме мучо…»

– Конечно, родиться красивой – уже бонус, но подарком судьбы тоже надо уметь распорядиться. Я любой ценой хотела избавить тебя от разочарований, но ты говорила о своем замужестве как о деле уже решенном. Влюбленность не только слепа, но и глуха… Видишь, я не охотница до сентиментальностей.

Инна все больше расходилась:

– В юности мы безоглядны в своих решениях, бестрепетно глядим в глаза трудностям, с безрассудной отвагой бросаемся в любовь. А в молодости уже не мешало бы подумать, чтобы потом не барахтаться, как не умеющие плавать. Ты же замечала за ним непонятное, но что оно значило, не стала уточнять. А у человека с годами развиваются не только положительные качества, но и вредные, сначала едва различимые, но если им создать благоприятные условия…

«Как кстати сейчас пришлась бы Валюша. Она быстро нашла бы нужную тональность в разговоре и не позволила бы девчонкам стонать. Сразу всю тоску-печаль разогнала бы по углам», – уже не в первый раз за встречу подумала Кира.

– Мечты быстро завяли, нарядные розовые крылышки надежд обтрепались. Тумаки достаются тем, кто позволяет. Я бы сразу сказала: шалишь, братец ты мой… Так бы и влип в притолоку от одного только моего взгляда, и больше не чудились бы ему несуразные глупости. Раз и навсегда запомнил бы и вмиг обучился всем азам поведения от «а» до «я». А в результате оказался бы там, где оказался, и больше не торчал как бельмо на глазу… Как тебе это? – со злым вызовом спросила Инна, по-кошачьи гордо и упруго выгнула спину и расправила плечи.

«Ну, Инка дает! – испуганно-восхищенно подумала Аня. И тут же ей почему-то вспомнились слова любимой певицы Изабеллы Юрьевой о себе: мол, «я из тех старушек, которые могут забыть валидол, но только не губную помаду». Нет, Инна из другой категории женщин. Она таран».

«Глядя на нее, можно подумать, что в данный момент ее ничего не интересует, кроме собственного ораторского искусства и желания покрасоваться перед нами. Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты. И смех, и грех. Не устала еще всем доказывать свою самостоятельность?.. Неймется ей, рьяно топчет мужчин. Видно, так и не расправилась ее душа после первого удара судьбы. Были бы свои дети, смягчилась бы… А может, и впрямь сочувствует Рите?» – думала Жанна, постепенно снижая накал осуждения.

«Сколько же раз она применяла этот метод на практике, сколько раз предварительно перемалывала, репетировала его в своем сознании? Каких мужчин она терпела подле себя? Какие сами ее избегали? Вряд ли многие мужские сердца очаровывались и как воск таяли от общения с ней, несмотря на ее красоту и бешеный темперамент», – думала Лера, вслушиваясь в резкую Иннину тираду.

– Твои претензии, Рита, так или иначе, я могу обосновать, а в чем его к тебе – мне не понять. Что давало тебе силы сносить трудности и неприятности? Валяй дальше. Недосказанное бывает наиболее интересным.

– Из своей собственной жизни я знала, как отец важен для ребенка. Потому-то и старалась, чтобы он больше внимания уделял сыну… Потом оставила попытки его исправить… Собственно, ругался он по причине нездоровья, – защитила своего мужа Рита.

– Во-первых, дети не удерживают мужчин от подлых поступков. Ты это уже сама поняла. Во-вторых, ты еще и оправдываешь его? Бесстыжих глаз чад не ест. Не по зубам он тебе оказался. И нечего было с ним валандаться. Лучшие свои годы на него ухлопала. Помню, чтобы заставить его что-то сделать, надо было ой как много постараться! Проще самой все без нервов выполнить, не надеясь ни на какие лавры, что, собственно, ты и делала. Если не ошибаюсь, лежебока он. Очень берег себя. Ни пропасти на него, ни погибели!

«Вот уж про это Инне не следовало напоминать. И без ее комментариев Рите тошно», – с обидой за подругу подумала Лена, хмуро взглянула на Инну, а потом пригрозила ей суровым взглядом.

Да разве ее этим остановишь.

– Ты видела его окружение, но не смогла заставить его чохом отказаться от всех дружков. Знала, что последнее дело – впустую компанией шляться по улицам. Не мальчик уже. Как и Лиля, считала, что любовью можно исправить кого угодно? В этом корень ваших бед с ней. Стервы на него не хватило, – с угрюмым наслаждением добавила она. – Встретила я недавно своего знакомого. Жаловался на жену, мол, ей всего пятьдесят два года, а она идет, согнулась в три погибели, ногами шаркает. Ух, как я взбеленилась! Как заору на него: «С чего ей молодеть да красоваться?! Для тебя твои измены – милые пустяшные мелочи жизни, а для нее – трагедии! Она болеет, состарилась раньше времени от страданий, которые ты ей причинял! Вот и вся арифметика. Жена твоя не только снаружи высохла, она и внутри вся ссохлась! А много ли ты ей помогал в домашних делах? Ее я вечно навьюченной вижу, а ты из магазина выходишь бодрой походкой, размахивая полиэтиленовым пакетом, в котором кроме пива и воблы ничего не бывает. Я с таким, как ты, на одном поле с… не села бы». И что же он мне нагло заявил в ответ? «Это был ее выбор: терпеть или уйти». С тремя детьми в общежитие или на частную квартиру? И без надежды на алименты? Хорош гусь! Да кто ты такой, чтобы осуждать свою жену, эту святую женщину! Был бы на его месте мой муж – так бы и врезала по сытой роже.

Она пообещала это так решительно и напористо, что никто в сказанном не усомнился.

– Следи за речью, – назидательно, как ребенку, сделала Инне замечание Аня.

– Нахваталась грубых слов и швыряешься ими, где надо и не надо, – поддержала ее Эмма.

– Значит, кое-где все же надо? – заливисто засмеялась Инна, довольная тем, что подловила назидательную сокурсницу.

– Уцепилась за оговорку и довольна как слон, – добродушно отметила Мила. – В кого ты можешь превратиться, коверкая язык?.. К сожалению, сейчас время Эллис Дулитл, уличный язык лезет и с экранов телевизоров… И хватит гарцевать по Ритиной судьбе. Не третируй ее, не вытаскивай со дна колодца давно заброшенный хлам.

– Аня, провинившимся начисляй штрафные очки. Будем нарушителей удалять с поля, – рассмеялась Жанна.

– Лучше деньгами. Помнишь, как Евгений в общежитии установил в своей комнате копилку? А потом он и его друзья чаи с тортом гоняли.

– Прости, Рита, я ненароком, сорвалось с языка… – послушно признала свою вину Инна. – Только, знаешь ли, Мила, кому-то это хлам, а для кого-то, может быть, разрушенная Вселенная. Я не имела «счастья» встретить такого психа, но гаденыша, подобного твоему мужу, на третий день взашей выгнала бы. Для таких мужиков нужно оставлять свободное пространство в три метра в поперечнике, и шаг вправо, шаг влево – расстрел. С моей легкой руки всех бы их… Мой третий, боясь – и не напрасно, – что я могу победить его в споре, грубо прерывал наши разговоры, рот мне затыкал. Так я быстро направила его куда подальше, чтобы не командовал, а ты миндальничала с мужем, увязая в его пороках как в болоте. Столько лет человека из него пыталась делать. Идеалистка. Он что, был медом намазанный? Может, ты и сейчас себе ищешь оправдания? – спросила Инна.

Лена сняла очки и обратила умоляющий взгляд в сторону подруги.

– Лена, ты сейчас видишь меня? – спросила Жанна.

– Нет, только предполагаю, – немного смутившись от прямого вопроса, ответила Лена, повернув голову на голос, – зрение сильно подсело за последние три года. Боюсь совсем потерять…

– Не гневи Бога. Ведь читаешь, и это уже много.

– Ты всегда была инициатором своих разводов? – теперь Жанна обратилась к Инне.

– Да. Хотела хоть в чем-то чувствовать свое превосходство. Иногда была снисходительна. Говорила, что он пока не готов к серьезным отношениям и должен пройти определенный жизненный путь, прежде чем стать мне интересным.

– И кто это сказал, что жизнь прекрасна в ее неосознаваемом эгоизме? – задумчиво произнесла Аня.

– Эгоист, кто же еще? – нервно рассмеялась Рита.

Разговор печальный и тревожный не кончался.

– Мир жесток к женщинам, – глубоко вздохнула Рита и замолчала.

«В глазах ее недоумение раненой птицы», – сочувственно подумала Лена.

– Выдохлась, что ли? – рассмеялась Инна. – Называй вещи своими именами. Не мир жесток, а лживые мужчины. Они специально себе таких «возвышенных» подыскивают, жалостливость и чувствительность им только на руку – натур утонченных проще заставить на себя пахать. Вы сами своей добротой и покладистостью, слишком любя и балуя мужчин, навлекаете на себя беды. Таким разнеженным пальцы в рот не клади. Они становятся непреклонными в своих слабостях. Откуда в вас эта чуть ли не религиозная терпимость? Генетическая, что ли?..

– После второго замужества я окончательно пришла к выводу – без мужа лучше, – в сердцах сказала Рита.

– Получается, после первого замужества твоя вера в мужчин пошатнулась, но устояла? – шутливо спросила Галя.

– Значит, ты простила его, – сделала вывод Жанна.

– Бог простит. Не думаю, что он нуждался в моем прощении. Человек очень меняется по жизни. И в то же время не меняется. Сохраняется в нем стержень, если, конечно, он у него имеется. Это трудно понять. Но оба эти момента в каждом человеке как-то странно сочетаются… Сложная битва человека с самим собой всю жизнь происходит, опять-таки, если он хочет меняться... – Риту потянуло на философию. – Жизнь, собственно, состоит из простых вещей, но когда в ней отсутствуют какие-то звенья, человеку плохо… И все-же я не склонна видеть в мужчинах только подлецов. Мир без мужчин?.. Вряд ли…

– А небезызвестный классик сказал, что человеку нужен весь мир, – заметила Инна.

– Каждому свой. По тому, о чем человек мечтает, можно многое в нем понять, – вступила в разговор Лера.

– Я, например, теперь мечтаю, чтобы желание писать стихи у меня не исчезло, – поделилась Рита.

– А мне достаточно, чтобы внуки были здоровы, – улыбнулась Лиля.

– Мечтать надо о великом, недостижимом, чтобы всегда впереди сияла звездочка надежды? – спросила Аня.

– Я за конкретную мечту. Великое тоже должно быть реальным, иначе это не мечта, а видение. Возьми хоть коммунизм, – ответила Лиля.

– Социализма, конечно, достаточно, – подтвердила Жанна. – И все же «желай прыгнуть выше головы, может, тогда сможешь подскочить до уровня пояса», любит говорить мой Коля.

– Мечты, мечты! Где ваши радости?.. – усмехнулась Галя.

– …Красоты взаимоотношений хочется, тонкости, деликатности, а получаешь другие правила игры… Что-то темное, безнадежное шевелилось в моем муже. Носил в душе смутные, мучительные подозрения, не мог от них отделаться. Нервничал, страдал. Я упрашивала: «Не можешь смириться с чем-то внутри себя, борись с чем-то снаружи». Конечно, советовать легко… Если бы в молодости люди умели владеть собой, тогда и в старости они были бы здоровей.

«Опять душевный стриптиз. Открывать настежь свою душу всем сразу? – вздохнула Лена. – А завтра на встрече все они сразу станут веселы, энергичны и будут выглядеть самыми счастливыми, какими только могут быть женщины в возрасте за шестьдесят».

Женщины замолчали, погрузившись в воспоминания о прошлом. Но уйти от больной темы им не удалось. Инна опять перехватила вожжи.

– Мужчины, в основном, в семье покой ищут, а мы их стараемся припахивать. Вот в чем причина противоречий.

– Но не одним же нам, женщинам, тащить груз семейных забот, – вздохнула Лиля. – Свобода, где она?.. Есть только тяжкое бремя.

– Свобода – понятие в большей степени политическое, – задумчиво произнесла Лера. – В быту имеет смысл говорить о воле. Это понятие человеческое, эмоциональное.

– Не лезь в философские дебри. Они непролазные. Русский человек свободолюбив по причине огромности нашей страны. Исстари так было: ушел в тайгу, и ищи-свищи его. Вольный. Ему там везде дом родной. В малых странах такого нет. Там душа человека всегда в рамках, – высказалась Инна.

«В Инне больше игры или настоящего трагического чувства? Я напрасно цепляюсь к ней? Может, она за бравадой и иронией научилась скрывать свои горькие истинные чувства? Ей тоже не досталась дорога, усыпанная розами и сахаром, но она боролась, искала, пытаясь сложить непростую мозаику своей жизни», – вглядываясь в усталое лицо Инны, размышляла Лера.

– Кто-то сказал: «Замужество погубило больше женщин, чем голод и войны», – сказала Жанна.

– Истинно прекрасной жизнью мы живем только в наших фантазиях, – тихо поддакнула ей Аня и только тут вдруг почему-то обратила внимание, как прекрасно удлинял шею высокий воротник и глубокий вырез на блузке Жанны.

– Каждой женщине в конце жизни хотелось бы сказать: «Я была счастлива».

– Все, чьи надежды не сбылись, наверное, и на том свете будут тосковать по счастью, – пошутила Инна, явно довольная своим остроумием.

– На том свете всем равно сладко, – усмехнулась Лена, стряхивая с себя задумчивость.

Все женщины разом замолчали. Опять наступила пауза.

Рита вышла на площадку. Вдруг хлынули беззвучные слезы от обиды за все сразу: за детство неласковое, за несложившуюся личную жизнь, за Иннины слова постылые. Как по живому резала… Отплакалась. Полегчало. Остались только тихие толчки грусти в седеющих висках.

За дверью было слышно, как Инна закатывается смехом. Ну, совсем как ребенок.