Онлайн чтение книги Вкус жизни
Сложная проблема

– …У нас если отец и борется за ребенка, так лишь затем, чтобы насолить его матери.

– Проблема неполных семей даже не в том, что женщинам одним тяжело растить детей, а в том, что мальчишки, выросшие в условиях женского окружения, по большей части не стремятся к лидерству, в них не чувствуется мужского начала. И дочери теряют женственность.

– …Вот ты, скажем, смогла бы взять на воспитание детдомовского ребенка? – неожиданно напрямую спросила Аня у Риты и осеклась. Наверное, о себе подумала.

– Очень сложный вопрос, а я не могу принимать спонтанных решений. Мне это несвойственно. При наличии своих детей однозначно – нет. С моей точки зрения, роковое, непростительное заблуждение брать детдомовцев в семью, где уже есть родные дети. Как ни старайся, к чужому ребенку будешь неосознанно относиться чуть иначе, чем к родным. Трудно не сфальшивить. Невозможно себя постоянно контролировать. Дети будут чувствовать эту разницу, она будет их задевать. Надо обладать слишком большим запасом душевной щедрости, чтобы полюбить чужого ребенка, как своего. Когда родной чем-то не устраивает, он все равно свой, ему все прощаешь, а тупость чужого будет раздражать, из себя выводить. Видела я такие примеры. Но самая сложная проблема в такой сборной семье, безусловно, – это муж… А какова твоя позиция по этому вопросу?

– Ты права. Одно время у нас мода на усыновление возникла. Потом возвращать детей стали… Жуть. Что потом с ними было – вспоминать страшно… Хотя, конечно, случались исключения.

– И все же приемная семья лучше детдома, – сказала Лера.

Лиля не смогла остаться равнодушной к разговору Ани с Ритой:

– Трудно воспитывать чужих детей, особенно тех, которые до детдома жили в семьях, где творилось черт знает что. Как говорил в своей проповеди один мой знакомый священник: «Каждый идет своим путем. Чаще эти пути прокладывают родовые генетические программы. Как селевой поток, они обрушиваются на детей в виде хаотических желаний, намерений и порабощают душу. Они творят судьбу, они указывают путь к призрачным радостям и преходящему счастью и еще больше усложняют их жизнь и жизнь будущих поколений. А между тем душа приходит в тело, чтобы постичь истину, просветлиться её Духом и найти высшее счастье… Вкус к высшему счастью – удел немногих. Широки врата и пространен путь, ведущий к спасению, но не многие находят его». Золотые слова! Как они подходят к нашим детям! Я записала проповедь, выучила и при любом удобном случае использую в беседах со своими внуками.

Я и сама-то, выйдя «в свет», в свое время не скоро поумнела, подводила детдомовская прямолинейность. Я ожидала от людей какой-никакой подлинности чувств, а получала от них молчание из чувства самосохранения… А я вылезала со своей идиотской, наивной честностью, с непониманием ситуации и все шишки сполна получала и от умных, и от хитрых. Стремилась что-то доказать, ну и «достремлялась» иногда по самую макушку. Долго еще боялась, что осмеют или обманут.

Но я родилась от нормальных родителей. Я – «дитя войны». А теперь, ты же знаешь, с какой наследственностью попадают в детдома дети алкоголиков и наркоманов. Разве ее перешибешь? Зачиная детей, подобного рода «предки» по большей части уже заранее знают, что не будут заботиться ни о душевном, ни о физическом, ни о материальном благополучии своих чад. Им и до себя-то мало дела: было бы чего глотнуть или нюхнуть. И какие от них дети? Яблоко от яблони. Мне представляется, что в нынешнее насквозь фальшивое продажное время, когда многие считают, что совесть и доброта – рудименты прошлого века, когда в цене наглецы, – детдомовцам не выжить. Многим не избежать бесповоротного превращения в бандитов или нищих. Жалко их. Какое у них может быть сопротивление жизни, будь они хоть стократ прекраснодушны… Помогать им надо.

– А вот если нет своих детей – это категорически меняет дело, тут совсем другая история, – продолжила Рита. – Я бы не взяла ребенка, который помнит своих первых родителей, особенно мать. Больнее всего в этой ситуации то, что, как ни старайся, я никогда не буду для него значить так же много, как она. Даже если он не будет с ней встречаться, она все равно навсегда останется его матерью, какой бы плохой ни была. Боюсь, что с голосом крови не поспоришь.

Как-то наблюдала печальную встречу. Мать через десять лет разлуки явилась к дочери. И я поняла, что голова кругом шла от радости у той девочки не от игрушек, а от того, что их принесла ее родная мать. И ей не было дела до того, что та пьющая, развратная. «Она не забыла меня. Она просто не могла прийти ко мне раньше». А приемная мать, столько лет отдававшая девочке всю свою душу, стояла растерянная, убитая, обливалась слезами и чувствовала себя обманутой… и лишней. Ее моральные и физические силы были на исходе. Только теперь она поняла, что у девочки есть еще одна своя жизнь и ей в ней никогда не будет места. Она осознала, что является только частью ее жизни и явно далеко не самой главной – кормит-поит – и что никогда она по-настоящему не станет ей матерью.

– Не сумела? Не захотела! – неожиданно жестко заметила Аня, и голос ее зазвенел, как лопнувшая струна. (Никто из присутствующих – кроме Киры и Лены – не знал, что приемные родители, разведясь, возвратили ее в детский дом.) – Надо всегда помнить, что за ошибки взрослых расплачиваются дети. Их раны никогда не заживают. Чтобы понимать, надо чувствовать ребенка.

– Неимоверно трудная и ответственная задача – воспитать чужого ребенка. Родному-то не всегда ладу даешь. Бывшему детдомовцу кажется, что какой бы хорошей ни была его приемная мать и какой бы плохой ни считалась его первая мать, родная все равно любит его намного больше, чем чужая. Вот он и ждет эту кукушку, как манну небесную, надеясь, что она будет его баловать, не станет заставлять учиться или работать, как эти новые жестокие, как ему кажется, а на самом деле просто нормальные, строгие родители, – дернула плечами Рита.

– Я бы могла взять только грудного малыша и постаралась бы воспитать в нем чувство благодарности. В противном случае малейшее слово доброхота о том, что мама неродная, в один миг может разрушить то, что я выстраивала бы годами, – довела свою мысль до завершения Рита.

– Не знаю… ждать от детей благодарности?.. Ну, если только уважения… – с сомнением пожала плечами Лера.

– В современном мире есть красота, но мало жалости, – вздохнула Лиля.

– Мать жалеет, она выше красоты. Доброта и милосердие спасут мир. Красоту саму надо спасать… Я имею в виду красоту взаимоотношений людей. Много ли ее в нашем суетном мире? – сказала Аня. – …Да, есть еще одна тонкость в воспитании многих современных детдомовских детей, брошенных родителями-наркоманами или алкоголиками, которую надо обязательно учитывать – это низкий потолок их умственных способностей. Нельзя от них многого ожидать. Я в детдоме сама читать выучилась, и Лариса своим детям при мне один раз показала буквы, объяснила, как из них слова складывать, и проблем с чтением у них не возникало. Заинтересовались, сначала требовали им читать, потом самих за уши было не оторвать не только от художественной, но и от научной литературы. Так и идут по жизни – ни дня без книг. А с современными детдомовцами бьешься, бьешься… Главное, вырастить их добрыми, порядочными и трудолюбивыми. Сколько таких детей ни учи, сколько ни вкладывай, выше запрограммированной планки в своем развитии они не поднимутся. Руками работать у них лучше получается. Это их спасает. Именно это их качество надо использовать на полную катушку.

И сдерживающие центры у них часто не работают, словно атрофированы. Каждый шаг приходится контролировать. То у девочки неожиданно с двенадцати лет проявляется сильнейшая тяга к мужчинам, то у мальчика – к алкоголю и дракам или к воровству. В характерах этих детей очень много плохого набирается от обоих родителей. Много времени, сил, любви и терпения требуется для воспитания таких детей. Но они небезнадежны. Это я точно знаю. Прихожу я от них предельно вымотанная, опустошенная. Долго мне не удается изгладить впечатление, произведенное несчастными детьми. Они такие ласковые… такие жалкие…

Жанне вспомнился старенький тихоня-сосед, его горькие пьяные слезы: «Для кого жил-копил? С собой не унесешь…»

– Не надо о грустном, – попросила она. Слезы стояли в ее глазах.

– Я верю, что добро в природе людей, – тихо сказала Эмма.

– Из наших сокурсников кто-нибудь, – она оглянулась, нет ли рядом Лены, – кто кроме Лены взял ребенка из детдома? – спросила Алла.

– Трое бездетных. По два сына вырастили, внуков имеют. А недавно Света, дочка Кати, под опеку двух девочек взяла. Все нервы за два года вымотала, пока оформила документы. Не рискнула она сразу удочерить.

– Опека – тоже один из способов помочь обездоленным, – сказала Аня. – Все лучше, чем ничего. Как правило, если жена не может родить ребенка, семья рушится, а если муж не способен иметь детей, они берут малыша из детдома.

– Не факт, – не согласилась с ней Мила.

«Инне нечего горевать, она троих племянников помогала сводной сестре поднимать, когда та развелась», – вспомнила Кира.

– Почему Аня не родила себе ребенка, пусть даже вне брака? Как говорится, ей сам бог повелел, – тихим шепотом спросила Жанна у Риты.

Та ответила также очень тихо:

– Ей нравился один учитель, но он побоялся, что Аня ославит его или заставит платить на ребенка алименты. Не поверил в ее порядочность.

– А почему не взяла ребенка на воспитание?

– Посчитала, что за заботами об одном ребенке не сможет сполна отдавать себя остальным подопечным.

– Она не обманулась в своем выборе?

– Похоже, нет. Когда дети повисают у нее на руках, она выглядит такой счастливой! Я думаю, что она еще успеет подобрать себе «внучку» и осчастливить ее.

      Жанна обратила внимание на то, что в комнате нет не только Лены, но и Инны. Она накинула на голову шарф и вышла на площадку перед квартирой. Никого. Спустилась двумя этажами ниже. Инна стояла под лестницей, ссутулившись, обхватив себя руками за плечи и уткнувшись головой в угол, как наказанный ребенок. Она плакала. Жанна увидела бесконечно несчастную, слабую, очень постаревшую женщину. Сердце ее дрогнуло и заныло, к горлу подкатил жесткий комок.

Лена одной рукой обнимала за талию вздрагивающую, безвольную подругу, другой промокала носовым платком перекошенное, зареванное, в черных подтеках туши лицо и что-то тихо, ласково говорила. Но приступы старательно подавляемой истерики следовали один за другим. Рыдания прорывались сквозь крепко сжатые зубы. Инну трясло.

…Теперь Лена сжала Инну в объятьях и прижалась к ее лицу своей бледной щекой, по которой тоже бежали горькие слезы. Они стали общими, как их беды. «Такая сильная, неустрашимая, и вдруг… Инне, как никому другому, нужны любовь и сочувствие. Она так одинока, а мы на нее… как с цепи сорвались».

Жанне стало неловко… Будто в замочную скважину подсматривала. Она тихонько вернулась в квартиру.