Онлайн чтение книги Вкус жизни
Современные детдомовцы

– Так что ты там насчет детдомов говорила? – Это Алла, о присутствии которой все как бы забыли, неожиданно помогла выйти подругам из ступора. Она оказалась в данной ситуации самой понятливой.

– Какие они теперь, современные детдомовские дети? – поддержала разговор Рита.

Аня начала громко, как на уроке, точно подбадривая себя:

– Маленькие дети, пока их жизнь не обломала, остаются самими собой. Они такие же, какими были и мы в их возрасте: добрые, честные, чувствительные. А подрастая, становятся всякими, некоторые насквозь фальшивыми. Мы, взрослые, их делаем такими. Недавно по телевизору показывали девочку, которая издевалась над малышами. А кто в том виноват? Воспитательница сделала из нее надсмотрщицу…

Отменили в детдомах физический труд (оградив себя от лишних хлопот) и тем лишили детей главного воспитательного рычага, формирующего их мозги. Назову вещи своими именами: неприспособленных иждивенцев растим, потребителей, не знающих цену труду, заботе, любви. Физический труд всегда был патентованным средством, так сказать, физиотерапией нервных срывов, но никак не панацеей от избыточных размышлений. Напротив, он исправно выполнял роль их стимулятора. Сам по себе повседневный, примитивный труд, например чистка картофеля – не созидание, он машинальный, как бы отупляющий. Но в это время ребенок разговаривает сам с собой, мысленно ведет с кем-то полемику. По себе знаю… Надо только правильно организовать труд детей. Я не любила коллективный труд без индивидуальных заданий. Он позволял лодырям примазываться к чужим успехам, безнаказанно пользоваться трудом старательных, лишая их желания стать первыми, лучшими. Хорошим воспитательным средством я считаю правило: сделал плохо или неправильно – переделай сам.

Не понимают наверху, что после незамысловатой иждивенческой жизни в детдоме ребятам на воле до беды совсем недалеко. У них же обостренное чувство жалости только к себе, других понимать не хотят… Мы в своем детстве были сильны своей братской близостью и стремлением стать достойными, самостоятельными. Вне всякого сомнения, теперь детдомовские дети выходят в жизнь в полной уверенности, что все им, бедненьким, обязаны, а сами и палец о палец не хотят ударить, чтобы что-то сделать для своей же пользы. Не приучены. Вот и катятся под откос. В наше время только пять процентов детдомовских детей сбивалось с пути, а теперь все девяносто пять. Ты только вникни в эту цифру! И вокруг меня живые свидетельства тому…

Я курирую многих бывших детдомовцев, пытаюсь хоть чем-то им помочь. Могу рассказать вам много грустных историй. Вот яркий пример вроде бы достаточно удачной судьбы. Коля еще до выпуска из интерната понял, что в полной свободе нет ничего привлекательного, поэтому не стремился к самостоятельной жизни. Учился кое-как, будто отбывал повинность. Знал, что из жалости поставят тройки и выдадут аттестат… Проще завышать оценки, чем возиться с пацанами. Главное – галочку поставить: выучили, выпустили…

И после армии он не чувствовал интереса к работе, к созданию семьи. Он и женился на домашней девушке (был симпатичным) только потому, что хотел иметь рядом с собой человека, который заботился бы о нем. Добытчиком не стал, его все время куда-то заносило. Прятался от жизни, от семьи, от самого себя. Вечно ныл, обещал себя убить. Его надо было все время уговаривать, поддерживать. Здоровенный такой мужик, а толку от него с гулькин нос…

Встретила как-то его жену. Она в Польшу неслась с огромными клетчатыми сумками-чувалами зарабатывать тысячи ничего не значивших тогда рублей. Пожаловалась: «Думала, детдомовский, добрый, надеялась: приласкаю, обогрею – ценить станет. А у него только о себе голова болит. Посадила себе на шею бугая, только в больницу меня может посылать. Детей не хочет. Говорит: «Заведешь, сама с ними будешь кувыркаться». С работы его отовсюду гонят, дома за собой тарелки не помоет. Замучилась с ним, а выгнать не могу. У меня квартира двухкомнатная, не разменяюсь…». Даже плохо знающий ее человек не мог не расслышать в голосе этой женщины с трудом сдерживаемую ярость…

В современной школе недооценивают способности детей к труду. Помнится, я в пятом классе за полгода научилась вышивать стебельком, крестиком, гладью, подшивать «козликом» юбки, ставить заплатки (теперь их называют аппликациями) и еще много чему. А следующие полгода мы работали с деревом и металлом. Я до сих пор все в квартире делаю сама. А мои подопечные девочки вот уж целый год вышивают один и тот же рисунок. Это же скучно. Научился одному, переходи к следующему. Детство – это годы максимальной обучаемости…

«Если в человеке сильно развито чувство долга и ответственности, если он трудолюбив и нравственен, то даже при средних способностях он будет жить правильно и счастливо», – сделала вывод Рита из рассказа Ани.

– Реальность первого же после школы года бьет детдомовских детей, воспитанных на всем готовом, по мозгам. На их пути часто встречаются те, кто хочет их обмануть, поиздеваться, загнать в ловушку и использовать наивных, неприспособленных. А они, глупые, верят, что счастье само идет им в руки, не понимая, что деньги потом придется отрабатывать, попадают в жестокую зависимость…. потом не выдерживают, скатываются в пропасть: бомжуют, идут на преступления. И оправдываются тем, что злая судьба по собственной воле закинула их в последние ряды отщепенцев. И никто им не объясняет, что и в природе, и в современном обществе есть место добру и злу и непрестанной борьбе. А может, они не слышат предупреждений. Легче воспринимаются красочные речи, облеченные сомнительным блеском, чем серые нотации. Детдомовских надо за ручку вести, пока не поумнеют. Только если чего-то важного недодали в детстве, взрослым им это уже ой как трудно вложить в голову!.. Человек формируется в детстве. Глупенькие, на помощь олигархов надеются! А зачем богатым нужны эти беспомощные, неразвитые, подчас с умственными отклонениями щенята?

Воспитывать надо как следует домашних детей и дома, и в школе, чтобы не было детдомовцев. Недавно пришел ко мне юноша за советом, мол, что делать, если девушка его не любит? А сам ужас какой примитивный! Стала я ему растолковывать, что к чему. А он про жизнь свою начал рассказывать. Отец-милиционер избивает по всякому пустяку, не разобравшись в причинах. Мама боится отца, не защищает. В школе его одни презирают, другие бьют. В младших классах отлично учился, а теперь все не мило, жить не хочется. Думал, что, может, любовь ему поможет, но и тут облом вышел».

«А что ты сделал, чтобы понравиться этой девушке? Как ты доказываешь, что заслуживаешь ее внимания и уважения?» – спросила я. А ему и сказать нечего. Трижды я с ним беседовала. Никак он не хотел понять, что от его упорства и силы воли зависит его судьба. Все жалел себя. Я не выдержала плача, без обиняков по пунктам расписала все его недостатки, объяснила, что надо делать для их устранения, и попросила не приходить ко мне, пока не сдвинет дело своего самовоспитания с мертвой точки. Теперь вот жду его следующего визита с результатами выполнения первого пункта.

Инна посмотрела на Аню так, словно впервые заметила в ней что-то заслуживающее ее внимания, и подумала: «Она – точно открытая книга, а все же с многоточиями».

– Богатому легко быть добрым. Его помощь не равна помощи человека среднего класса. Богатые сначала обдирают каждого своего рабочего как липку, недоплачивая за его работу, накапливают миллионы, а потом с помпой кому-то немного «отстегивают» для усиления своего имиджа «защитников народа», маски которых изо всех сил пытаются напялить на себя, чтобы попасть во власть и еще увереннее грабить народ, именем своим и авторитетом вводя его в заблуждение. Не достучишься, не докричишься до них, – брезгливо роняет Лиля. – На копейку сделают, а на сто рублей себя похвалят. Наелись их помощи до отвала… раз в год по заказу, чтобы потрафить избирателям перед выборами. Думают, можно всех нас с потрохами купить своими подачками. Накалывайте легковерных… – вибрирующим от напряжения голосом, исполненным горечи, добавила она.

– Ах, какие мы гневливые! – рассмеялась Инна. Но слушала Лилю с каким-то голодным интересом.

– Не все, Лиличка, такие… – продолжила Аня. –Ну так слушайте дальше. Многие детдомовцы не верят мне, когда я рассказываю, что домашние дети часто донашивают вещи, перешитые от старших братьев и сестер, что они работают с родителями на огороде или где-нибудь подрабатывают и что не у всех на обед каждый день есть кусок мяса. У них бытует мнение, что все домашние дети благоденствуют. Им воображение рисует рай. Их невозможно переубедить. В моем детстве детдомовские дети хотели от взрослого добрых слов – моральной поддержки, современные – только денег. А я им толкую о том, чтобы копили в сердце радость, чтобы собирали ее по малым крупинкам. Но их тоже испортил наш незрелый капитализм. Сейчас их в детдомах балуют, а потом они столкнутся с реалиями, и их одиночество будет обусловлено не только сиротством, но и бедностью. Незавидное будущее ожидает этих детей, не многим удастся стать достойной частью нового поколения. Ну, если только повезет еще маленькими попасть в хорошую семью.

– Детдомовцам, которые поступают в институты, государство неплохо помогает. – Это Алла осторожно попыталась прервать Аню.

– Но таких единицы. А что дети читают? Разве что Гарри Поттера, который еще дальше уводит их от действительности в мир фантазий.

Лена встрепенулась:

– Увидела я у своей студентки книжку о Гарри Поттере, удивилась. «Ты хоть понимаешь, что в двадцать лет любовь к подобного рода литературе – инфантилизм? Чувствуешь себя десятилетней? Не боишься деградации личности? Такое чтиво не готовит к жизни. Я в твои годы Сенеку читала».

А Лиля все о своем.

– Вот бы сейчас некоторых гламурных особ лишить денег, квартиры, связей, поддержки и выпустить в любой город с маленькой суммой для питания на один месяц, и пусть бы попробовали сами учиться, выстраивать карьеру, как делали это многие из нас. Может, тогда хоть чуть-чуть поняли бы проблемы брошенных детей и не рекламировали с телеэкрана всякую ахинею. – Она раздраженно фыркнула и обернулась к Ане, чтобы дослушать ее рассказ.

– …Я в церковь обращалась за помощью, «мол, отцы не понимают ответственности за своих детей. У нас принято во всем мать корить, мол, от ребенка отказалась. А что отцы детей бросают еще до рождения, никто не вспоминает. С них у нас никто не спрашивает. Заморочат голову, наобещают глупым девчонкам золотые горы, попользуются и бросят. Герои! Каковы глубинные течения их душ? Поражает духовная бездна таких мужчин. И среди них есть женатые, те, которые имеют детей, рожденных в браке... Пора поднимать вопрос отцовства на государственный уровень. И вы со своей стороны могли бы… Ведь без хороших отцов мальчики не могут получить достоверные знания жизни со всеми ее теневыми сторонами, что помогло бы им закалить волю. Да и девочки без надежного мужского плеча не становятся полноценными женщинами».

– Глядишь ты, какая продвинутая! А премьеру не писала? – вкрадчиво улыбнулась Инна, продолжая заводить Аню. – Хотя куда тебе с твоей наполовину тоскливой, наполовину пугливой застенчивостью.

Но Аня словно не почувствовала укола.

– Но церковь, оказывается, требует не презирать, не осуждать отцов, бросивших своих детей. Получается, что она лгать ребенка перед самим собой заставляет? Мол, прощаю тебя, папочка, за то, что ты сволочь. Разве это по совести – потакать безответственности и жестокости? Или теперь и совесть другая? Священник утверждал, что осуждать плохого отца – значит развращать свою душу. Выходит, уважать надо любого отца, даже подлеца и преступника. От слов священника я сначала еле пришла в себя, а потом так неистово разошлась, что один только сумбур в моей голове остался от нашей встречи… И это истинно широкий русский человек? Это воспитатель? Это ему должны руки целовать мои подопечные девчонки и мальчишки?! Иногда хочется в угрюмом ожесточении кулаками дубасить по твердокаменным лбам таких святош!

– Что ты видишь тут странного? Религия тоже принадлежит исключительно мужчинам, поэтому не волнуют священников проблемы женщин и детей. А когда-то Богоматерь была в чести…

– Церковь призывает к терпению и прощению, а у ее служителей не кротость, а черствость. Красивые слова ради приличия говорят, им это выгодно или так положено по сану? Самодовольные лицемерные фарисеи. И все-то у них задом наперед… Ребенок, осуждающий отвратительное поведение отца, – плохой, а сломавший его душу папаша – бедный несчастный, и его надо простить и пожалеть. Такие понятия детям навязываются? Украл деньги – иди в тюрьму. С этим никто не спорит. А украл у своего ребенка детство, веру в людей, в любовь, наконец, жизнь сломал – и ничего! Бог простит… Довольно-таки гнусный аргумент в защиту слабого, прости Господи… От безысходности и я теряю в себе много чего важного, роняю себя…

– Не лезь в бутылку. Подлец, он и в церкви подлец. Плохие и безразличные люди встречаются во всех слоях любого общества, – как могла, смягчила Лиля Анину обиду.

– Это твоя трагическая правда о бессмыслии веры?.. Вот так всегда: поднимаешься до горных вершин ощущений своих возможностей, а тебя раз – и вниз, в пропасть… В душе образуются психологические депрессивные ямы. И попробуй из них выкарабкаться. Тут жизнестойкость нужна. И время иногда бывает сильнее тебя… Так говоришь, схлестнулись не на жизнь, а на смерть…

Меня не одурачишь. В церкви служат мужчины. Им выгодно принижать женщин, винить их во всех бедах и грехах. Поэтому и не допускают женщин к служению в храмах. Боятся, что наведут там порядок. Ева, если верить Библии, может быть, и соблазняла Адама. Так зачем же он, такой сильный, умный и Богом одухотворенный, поддался той, которая будто бы создана из его ребра? – рассмеялась Инна.

– Видно, вера, религия и церковь – совсем не одно и то же, – произнесла Аня очень тихо, словно долго не решалась высказать наболевшее.

У Лены даже мурашки побежали по спине от этого угасающего страдальческого голоса. Ей подумалось: «Не представляю нашу тихоню зло кричащей или улыбающейся во весь рот». Давние слова Ани всплыли в памяти: «После нашего детдома я не способна была радоваться. Уже будучи взрослой, медленно училась смеяться».

– Что ребенок будет об отце думать? «Правильно поступаешь, папочка. И я буду таким же, и мне простят мои будущие дети и мать моих детей, которая одна их будет поднимать или, не справившись, сдаст в детдом. А боженька меня простит. Я тоже сломаю, испоганю жизнь своим детям, как изгадил ее мне ты, папочка»? Так, что ли? Вот так и возникает «наследственная» безотцовщина. И кто ей способствует? – рассерженно продолжила Аня.

– Не отсюда ли дедовщина? Не поэтому ли свекрови издеваются над невестками? «Мне жилось плохо, так почему невестка должна быть счастлива в замужестве? Покаюсь, и Бог простит мои прегрешения. Даже если до болезни или до смерти ее доведу, все равно простит. У него на всех всепрощения хватит». Не видела я искренне покаявшихся сволочных баб и бандитов. Головы в церкви они все лживо преклоняют, – опять ввинтилась в разговор Инна. – Одна знакомая ехидно делилась со мной: «Мой сын хотел купить жене автоматическую стиральную машину, так я не позволила. У меня не было, пусть и она руками стирает. И большую квартиру не разрешила ему получить. Пусть невестка в однокомнатной мается». Даже о сыне и внуках не подумала. Вот что зависть и злость с человеком сделала. Зятю, я думаю, она такого не посоветовала бы.

– Конечно, я категорична, и кое-кто может сказать, что я человек крайностей. Но ведь подарками на Новый год души детей не излечишь. Калечить их не надо. Общество должно высвечивать роль отцов в воспитании детей, чтобы не считали – «наше дело не рожать». Почему, женщину, отправившую ребенка в детдом, осуждают, а об отце помалкивают? Он ни при чем? Он не обязан содержать и воспитывать ребенка? Без участия мужчины дети пока что на свет не появляются. Наверняка, если бы мужчина не бросил женщину, не ждала бы их ребенка злая участь. Невольно «Американская трагедия» вспоминается. У них там женщина даже к врачу на аборт не имела права прийти без виновника своей беды. Все, что я здесь говорю, далеко не ново, только не хотят меня услышать ни на каком уровне… одни отписки… или лживая показуха, – горестно закончила свой рассказ Аня.

– Держи марку старого детдомовца, Аннушка. Ты молодец, мы верим в тебя. Труды твои не пропадут втуне. С такими упертыми, как ты, стронутся с места в нашей стране и эти глобальные проблемы, – уверенно сказала Рита.

Лицо Ани впервые за встречу порозовело и засветилось. Она смущенно опустила глаза, и только кончики алевших ушей выдавали ее волнение и благодарность.

– Больше женщин надо проталкивать в Думу. На государственном уровне решать проблемы семьи и детства, а не отдельными частными «новыми веяниями», – сказала Лиля. – Надо, чтобы на самом высоком уровне и с телеэкрана утверждалось неуважение к пьющему, курящему, оставляющему детей без средств к существованию.

– Вот сижу я раз на лавочке около музыкального училища, внучку жду. – Это Жанна заговорила. – Два парня рядом сидят и вовсю матом ругаются. Я возмутилась: «Прошу при мне, пожилом человеке, не выражаться!» Они умолкли, но ненадолго. «А при маме тоже употребляешь подобные эпитеты?» – спрашиваю я одного из них – красавчика. «Нет», – чуть подумав, говорит. «А при жене будешь?» «Буду», – не задумываясь, влет ответил юноша. «А женишься по любви?» – продолжаю интересоваться я. «Конечно», – сказал он. «Как же можно любимого человека посылать, как сказал Шендерович, «в известном эротическом направлении?» – удивляюсь я заведомому неуважению молодого человека к будущей жене. «Так заслужит…», – неопределенно протянул мой собеседник. «А если ты ее доведешь?» – продолжаю расспрашивать я. «На меня?! Матом? Пусть только попробует!» – грозно, с возмущением вскричал юноша. Мы долго дискутируем с ним. Наконец я не выдерживаю грубого мужского шовинизма юнца и говорю: «Боже, какой ты примитивный. А сколько гонору! И за таких вот… – тут я сделала преднамеренную паузу – нашим благовоспитанным, эрудированным дочкам и внучкам приходится выходить замуж! Моей внучке только двенадцать лет, но она мыслит куда логичней, интересней и умней, чем ты».

«А он бессмысленно прекрасен, она ж – рассудочна, умна», – в заключение своего рассказа пропела Жанна, переделав на ходу что-то из классики. Но шутливая песенка не улучшила ее настроения.