Онлайн чтение книги Вкус жизни
Оптимизм

Отдельные островки бесед возникали то там, то здесь. Менялся состав группок. Кира подсаживалась то к одним, то к другим.

Лена выплыла из задумчивости, слышит разговор подруг и пытается сориентироваться. Аня что-то сбивчиво доказывает.

– …Тогда был мощный исход интеллекта из России, и теперь он снова повторился, – неодобрительно замечает ей Рита, уводя разговор в сторону, очевидно, более интересной для нее темы.

– Патриоты не покинули страну, – жестко отвечает ей Кира, делая Ане выразительные знаки, но та и бровью не ведет, упрямо продолжая «выступать»:

– Когда-то в школе мы, читая учебник истории, возмущались, что на Западе квартплата составляет тридцать процентов от дохода семьи, а теперь сами платим половину пенсии и только вздыхаем: капитализм! Успокаивает то, что правительство обещает разобраться с подобным перекосом. Только когда это еще будет? А вдруг еще какая-нибудь напасть на нас... Вот и педагогические университеты собираются закрывать. И вроде бы правы: толковые абитуриенты разбегаются по престижным вузам, а в педагогические идут по остаточному принципу. Но троечный учитель может подготовить только троечного ученика. И к чему это приведет нашу страну? Закрыть вузы – это не решение проблемы. Этим мы окончательно поставим наше образование с ног на голову. А нам не все равно, кто будет учить и воспитывать подрастающее поколение, нашу смену. Пока правительство не повысит учителям зарплату, уровень образования будет катиться по наклонной, и не дождемся мы своих Ломоносовых и Менделеевых. Любовь к науке и искусству пробуждается и прививается в школе. Из слабого ученика в вузе нобелевского лауреата или знаменитого музыканта не вырастишь, сколько грантов ему ни выдавай… Ученых тоже не ценят, наука угасает. Не идет молодежь в аспирантуру, – продолжала бухтеть как бы для себя Аня.

– Дети видят, как плохо живут их педагоги, и «выбирают «пепси», – усмехнулась Галя. В этом вопросе ее мнение совпало с Аниным.

– В шестидесятые в физику шли не из-за денег и не требовали создавать условия для работы. Без царя в голове были? – энергично отозвалась Мила.

– Гегемон у нас – рабочий класс, но его тоже надо кому-то обучать новым технологиям. Нам никогда не будет хватать рабочих рук, если продолжим гайки руками закручивать… Надо срочно убирать главное препятствие на пути развития наших детей… – опять возбужденно заговорила Аня.

«Разговорилась Аннушка, точно год молчала», – улыбнулась Лена.

Кира обняла Аню сзади за плечи, и готовая выпорхнуть тоскливая фраза застыла у той на губах.

– Зарекаться по нынешней жизни ни в чем нельзя. Только препятствие препятствию рознь, – не зная зачем, съехидничала Инна. – Спешу всех успокоить и утешить: «Жизнь идет так, как направляют ее Высшие силы. Ситуация яснее ясного, и не стоит пустыми разговорами добавлять напряжения своим ближним», – с серьезным видом повторила она чьи-то слова и рассмеялась, подумав, что неплохо и к месту прозвучала фраза.

И в этом была она вся.

Только Аня, не выдержав «осады», возьми да и не ответь на вызов Инны. Она лишь подумала: «Зла на тебя не держу. На больных не обижаются». И, на удивление всем, разговор неожиданно иссяк.

Аня не знала, как близка к истине и как больно могла бы ударить в сердце Инны, произнеси она эти слова вслух… Сколько ни готовится человек к неизбежным последствиям болезни – все равно это слишком тяжело, чтобы относиться к ним философски. Пожалуй, самая труднопереносимая боль на свете – боль скорого конца, боль расставания со всеми, кто дорог, со всем, что дорого...

– …Кира, а это кто такая веселая на фотографии рядом с тобой? – громко прервала общий разговор Лена.

– Это Зиночка Пищалина из Липецка. Мы познакомились с ней, когда я ездила в гости к родственникам Славы. Тогда она работала заведующей столовой. Душевная женщина. Сын ее, Игорь Евгеньевич, стал директором домостроительного комбината. Рабочие от него без ума. Обычно – что уж скрывать – директоров чаще всего поругивают. А тут я слышала самые позитивные отклики о деловитости и, что самое главное, о его человеческих качествах. Депутат, умница, порядочный, душевный человек. Семьянин прекрасный. Я с ним столкнулась на почве благотворительности. Он детям помогал. Там же я познакомилась и с депутатом Курочкиным. Надежный, основательный, с дальним прицелом молодой человек. Он, как и Пищалин, из категории особых людей, для которых служение Родине – первично. Вот кто наши герои. Вот на кого должна равняться наша молодежь. Побольше бы нам таких честных деловых молодых людей – скорее подняли бы страну.

– А то в Думе черт-те кто заседает… – вздохнув, произнесла Лиля.

– Так не все же, – сказала Мила.

– Еще бы тебе все, – усмехнулась Инна.

– Без критики никак?

– Никак!

– Вступай в альтернативную партию.

– И вступлю.

– Только сначала из своих глаз бревна убери. Застилают они тебе все хорошее в нашей жизни. Или уже по привычке возражаешь? – сказала Лера с укором.

Эти слова остановили Инну, но взбудоражили Аню.

– Я только и слышу от соседа, который в четырехкомнатной квартире рядом с моей «однушкой» живет: «Закатаю в асфальт, замурую в стену». Это он так указания своим помощникам по мобильному телефону передает. А как наступает вечер, так вваливается к нему пьяная ватага, и слова им не скажи. Муж моей подруги как-то возник, так сосед ему прямо в лицо: мол, вы, гнилая интеллигенция – навоз земли. Смешно сказать, развенчал нас, дурья голова. Умника из себя изображает. Раз стою на балконе и слышу, как он говорит о моей подруге своей Марусе: «Это всего-навсего жена инженера Сибирякова. Какие с ней дела можно иметь?».

Настораживает то, что не умеет сосед соизмерять свои возможности. Хитрый, безответственный перед обществом, подвластный одной жажде наживы. Это ужасно. Вот напасть-то. Как обуздать его? Разве такого наставишь на путь истинный, научишь любить ближнего, заботиться о больном? Воплотил свою мечту, стал денежным мешком, а убожество души осталось при нем. Одним желудком живет. Торжествующий идиот. Сколько развелось охотников разбогатеть за счет других! Быстро уяснили, что нет проще работы, чем покушаться на чужое, а на действительно сто́ящие дела кишка у них тонка…

Иногда мне кажется, что моя душа выстлана пожухлыми травами горестей последних лет. В общем, мало утешительного… Такая вот «тусклая акварель» моей жизни, – говорила Аня, будто в замешательстве оправдываясь. – Я это не к тому, что не согласна с нынешней политикой, просто мы никогда ничего подобного и в мыслях не держали. Не позволяли хамства, стеснялись грубого слова. Фундаментальным свойством нашего поколения была порядочность. Для нас главным было состояться нравственно. Помните слова стиха: «И были наши помыслы чисты…» Для нас главной человеческой правдой была правда искреннего чувства сердца. Мне кажется, наше поколение много сделало для страны, и не наша вина, что наверху не те люди сидели. А как мы учились! Раньше о репетиторстве и понятия не имели. Брали учебники, задачники и самостоятельно их штудировали. Из деревень и детдомов в лучшие вузы страны поступали.

Пугает меня вновь появившееся в обиходе слово «господин». Если есть господа, значит, должны быть и слуги. А я не хочу видеть своих подопечных чьими-то служанками… И пресса толчет сердце, журналисты – видно, те, что из перелицованных – нагло зарабатывают на боли и несчастьях народных масс. И поскольку, по моему мнению, на стабилизацию душ потребуются не годы, а десятилетия… – уныло говорила Аня всем уже надоевшие слова о трудностях неустойчивой жизни общества.

– Аннушка, не нагоняй тоску. Чего ныть? Радуйся каждому прожитому дню. Так ведь и всю оставшуюся жизнь можно проскулить, – взмолилась Кира.

– Тебе еще и лавры представителей прессы не дают покоя? Надо же, каковы твои личные предпочтения?.. За действия раба отвечает хозяин, и если журналист зависим… В каком-то смысле мы теперь все рабы, – хмыкает Инна и тут же засекает на себе косой взгляд Риты.

– Не говори глупостей, не подменяй понятия. Если журналист не будет давать себе отчета в своих словах, к чему это приведет?

«Трудно даже в такой маленькой компании без лидера. Без поддержки Валюши наша встреча потеряла мощный оптимистический заряд. Без ее положительного темперамента мне никак не удается поднять настрой подруг на более высокую ступень. А у Вали: несколько слов, оброненных на ходу, – и все тут же менялось. Одного только ее присутствия было достаточно, чтобы нытье и бесперспективные разговоры даже не начинались. Она умеет сделать так, что все участвуют в ее заранее не придуманных спектаклях. Вовлекаются незаметно, без давления, будто бы самопроизвольно втекая. Валя – фейерверк, женщина-праздник! Не справляюсь я с ролью «хозяйки салона», – грустно думает Кира и снова пытается подбодрить подруг.

– Девочки, не нужна нам перепалка, снижайте пафос своих высказываний, оставьте темы, нам неподвластные. Жизнь не бывает сотканной из одних розовых жемчужин. Хватит перечислять временные и долговременные трудности, а то я сейчас тоже не останусь в долгу и в пику вам начну подсчитывать положительные моменты нашей теперешней жизни, и получится у нас не дружеская встреча, а семинар по экономике. Конечно, мы уже не будем счастливее, чем в молодости, но, надеюсь, еще успеем порадоваться за успехи не только детей, но и внуков. Стоит также принять во внимание, что и в нашей молодости не все было так уж гладко, как нам теперь кажется. Хотим того или нет, мы являемся частью безвозвратно ушедшего прошлого. Это раньше у нас считалось, что мир идет своим путем, а мы своим, но, оказывается, существует логика истории и ее неизбежность…

Инна ухватилась за зыбкую тему:

– Некоторые кричать новому времени «слава!» не спешат. И если уж говорить начистоту, иногда мысленно от бессилия даже призывают тень Сталина поквитаться с теми «новыми русскими», которые подозрительно быстро раскрутились и состоялись – не с неба же им богатство упало? – а теперь безнаказанно грабят ресурсы нашей страны. Разве я не права?

Женщины не поддержали скользкую тему. Надоела, в печенках застряла, в зубах навязла! Кое-кто поторопился сменить тему разговора или вовсе удалился на лестничную площадку остыть, отдохнуть от шума.

«На наших посиделках надо ввести табу на две темы: болезни и политика. Мы встречаемся, чтобы поделиться радостью, – подумала Кира. – Как бы развернуть всех, чтобы заговорили о вещах более приятных?»

Лена повернулась к Эмме. Та тихо делилась с Галей:

– …Пытался внучку уговорить до свадьбы… Мол, не хочешь, значит, не веришь, не любишь. А она ему: «Я слишком люблю тебя, чтобы грехом своим накликать беду на нашу с тобой общую судьбу. Я оберегаю ее. Моя подружка дала себе слабину, и чем это кончилось?.. Грузовик налетел на нее. Жених только и успел разжать руку, когда она, падая под колесо, дернула его, увлекая за собой… А если ты уйдешь в армию? А если я надолго заболею? Ты должен научиться ждать, терпеть… Ты и в дальнейшем, капризничая, собираешься добиваться своего? Это что-то новенькое в наших отношениях.»

А он ей: «А вдруг ты не подойдешь мне по темпераменту?» – «А вдруг ты меня не устроишь? – смеется она. – Тогда разойдемся. Вон Геля на второй день после свадьбы подала на развод. Муж ее в первую же брачную ночь стал заставлять по-всякому… как проститутку. Так она ему высказала напрямую, мол, если ты молодым не можешь без спецэффектов, что же с тобой будет через десять лет?» Молодец, самостоятельная у меня внучка, не дает себя в обиду. За словом в карман не лезет. Мы в свое время стеснялись про такое говорить…

Слава, пришедший с работы и уже минут пять слушавший женщин, будто почувствовал мысли жены.

– Ваше мнение, девочки, небесспорно. Я не склонен считать, что так уж у нас все плохо. Мы не на задворках истории. Лиха беда была в самом начале, но худо-бедно мы ее пережили. Что толку ворошить ушедшее? Проблем, конечно, и сейчас выше крыши, но они постепенно решаются. По мановению волшебной палочки все мгновенно меняется только в сказке.

– До перестройки одни трудности были, теперь другие. Раньше колбасы не хватало, а теперь ее бери – не хочу, так денег нет, – уточнила ситуацию на свой манер Инна.

– Надо честно исполнять свой долг, не хандрить, и жизнь постепенно наладится. Я физик, дети мои физики. Мы с Кирой всегда советовали им с достоинством отвечать тем, кто с Запада: «Мы – представители великой страны!» Для нас было главным научить их выбирать между добром и злом и смело смотреть в завтрашний день. И внуки наши с гордостью говорят: «Мы – россияне!»

«Всем трудно, одному ему легко. Ну прямо никакой трагедии в душе!» – еле слышно буркнула Инна, но трогать Славу не стала. Несмотря на внешне предвзятое отношение, было у нее к мужчинам какое-то внутреннее, может быть, даже на генетическом уровне, низкопоклонническое признание их превосходства. Это с женщинами она всегда в контрах.

Аня «затянула» обычную «песню».

– В какие дебри тебя, Аннушка, угораздило забрести! Всё много проще: воровать надо меньше, и все будет в порядке. В Германии строгими законами быстро порядок навели. Не церемонились ни с ворами, ни с бандитами. И у нас до семнадцатого года наказания были более жесткие. А теперь не стихают споры о неоправданности применения строгих мер к преступникам. И кто это подкинул нашим властям порочную идейку, что строгие законы вызывают рост преступности? С чьей подачи у нас разрастается во всех сферах жизни произвол? Запуталась, закопалась я в догадках. Любопытно было бы узнать, кого это мы должны благодарить за разгул коррупции в нашей стране. Откуда ноги растут, кому это выгодно? К сожалению, мифами питаются не только низы, – вздохнула Лиля.

– И что из того, что узнаешь? Мир бандитов, олигархов и чиновников сразу перевернешь?

– Не знаю, кто запустил эту утку, кто упорно отстаивает и даже навязывает нам эту точку зрения. Чей заказ выполняется? – тихо произносит Аня. – Один адвокат – не помню его фамилию – утверждал по телевизору, будто человек так устроен, что его тянет в запретное. А еще – что каждый всегда молотит свою копну, и только за свою шкуру ему страшно. А ведь молодежь слушает и верит. Как после подобных слов можно втолковать детям, что «честь ум рождает, а бесчестие последний теряет», что существуют понятия: порядочность, честность, достоинство, уважение. Они не понимают элементарных вещей или умышленно деформируют личности детей? Страшно поверить в такое.

– На какую тему кипят шекспировские страсти? – весело спросил Слава, подходя к Ане.

Тут Галя подала голос:

– Мне дед рассказывал, что в Германии если с дерева упадет яблоко на дорогу, так даже ребенок не подберет, побоится взять чужое. С детства воспитывают страх перед законом. А у нас вор залезет в садовый домик, попадет в капкан, так хозяина заставят оплатить его лечение. Человек нарушает основную заповедь: «не укради», признанную во всем мире, а наши законы говорят: «Воруй, дружочек, мы защитим тебя». Не того жалеют. Это же лжесострадательность, лжегуманность, извращение основной стержневой добродетели. Никакой логики! Абсурд. Вот и попробуй в такой ситуации образовать нравственное пространство, за границу которого нельзя заходить! Блуждаем в поисках ответа, как сквозь толстое тусклое стекло на все происходящее смотрим… Вот тебе и суды, вот тебе и милиция.

– Милиция и раньше была дрянь, и теперь сволочь. «Волков на помощь собакам не зовут». Насколько мне известно, чиновники и милиционеры непогрешимы только в кино, – зло отозвалась Инна. – В нашем детстве за изнасилование даже совершеннолетней девушки давали пятнадцать лет, а теперь за педофилию наказывают условным сроком. Не любят, не щадят думские депутаты свой народ, а то давно бы порядок в органах навели.

– А милиция чем тебе лично насолила? На «зебре» оштрафовала? – удивленная такой резкостью, спросила Рита. – У тебя же нет собственного автомобиля, чтобы соприкасаться с барражирующими на дорогах «владельцами полосатых жезлов». Да и с твоим присутствием духа хоть в космонавты.

– А… круговая порука у них там, – зло махнула рукой Инна и раздраженно замолчала.

– Может, чем помочь? – встревоженно привстала Алла.

Инна не удостоила ее ответом и только нервно передернула плечами.

Никто из присутствующих не захотел продолжать эту сложную тему.

И только Лера в ответ на какие-то слова Аллы спросила с ехидцей:

– Участковые, как балерины, в сорок лет на пенсию выходят? С какой стати?

– Вредная работа, – жестко хмыкнула Инна.

– Я нашего участкового за тридцать пять лет один раз только видела.

– Радуйся, значит все в вашем доме в порядке.

– …По выслуге он на пенсии. Не сорок, пятьдесят ему.

– А я смотрю, будка в экран телевизора не влезает, румянец во всю щеку – и вдруг пенсионер.

– Теперь шоферит. Больше ничего не умеет.

Галя делится с Эммой.

– …Мой большой жизненный опыт подсказывает – крадет, как правило, кто-то из своего же ближайшего окружения. Помню, тыквы из моего огорода сосед таскал, ягоды и фрукты обрывал сотрудник, который помогал мужу ставить на садовом участке сарайчик. Первую машину у нас угнал и разобрал на запчасти шофер, которому надоело чинить «старушку». Надеялся, что мы новую купим. Ему хотелось «по-тихому» подрабатывать на ней после работы. Как мы позже узнали, Бог слишком жестоко наказал его за непорядочность. Вторую, не очень старую, машину отдал бандюкам на поругание другой шофер, когда его выгнали с работы за нечестное поведение, – горячо перечисляла Галя печальные моменты из не всегда ладной предпринимательской деятельности своего мужа.

– Американцы, наверное, смеются, читая «перлы» нашей юрис-пруденции, – фыркнула Лиля. – А ведь еще Екатерина Великая писала, что законы, не сохраняющие меру в добре, бывают причиной рождения безмерного зла.

– И за качество расследования и судейства ратовала, предупреждая, что лучше оправдать десять виновных, чем обвинить одного невиновного. Умная была правительница. Нашим судьям не помешало бы чаще вспоминать ее заветы, – добавила информации Аня.

– Царицу бы в нашу Думу, цены ей там не было бы, – рассмеялась Жанна.

– О депутатах и юристах не нам судить. Умом не вышли. И профиль другой, – осадила подруг Лера.

– Одно у нас в голове: болезни общества, несправедливое правительство. Еще ни один пессимист не открыл неизвестную землю и не проник в тайну мироздания. Когда одна дверь счастья захлопывается перед нами, всегда приоткрываются другие; но мы часто их не замечаем, уставившись взглядом в тупик или в неохватную даль, – сказала Рита и вышла с Лилей и Аней на лестничную площадку «перекурить», остыть.

Из кухни опять вышел Слава, на ходу вытирая руки о фартук.

– Мне показалось, что вы тут до критики законов добрались? Как говаривал Крылов: «И сапоги тачать пирожник», – улыбнулся он.