Онлайн чтение книги Возрождение Альянса. Книга 1. Колдоум Chameleon
38. Откровения

– Иссэ, вы в порядке?

Ноа-Най открыл глаза и устало посмотрел на невысокую фигуру у окна.

– Вы уже несколько часов где-то витаете.

– Простите, Тир Расмор, – ответил Канцлер, слегка разминая пальцы. Голова трещала под тяжестью дум и короны. Но как бы ни хотелось ему помассировать виски, он не станет этого делать в присутствии посторонних. Этикет Высшего Совета не позволял.

– Я бы предложил вам ужин, но вы никогда не едите вне дома, – произнес Гор Расмор с натянутой ухмылкой. – Но, если пожелаете, для вас приготовлены отдельные покои, – он кивнул на одну из дверей.

– Чуть позже, – поблагодарил кивком Канцлер, подавляя сиюминутное желание скрыться от всех и вся. Их разговор с Расмором еще не окончен. Он и так допустил грубую нетактичность, позволив себе уйти в размышления.

– Не к лицу родителю видеть кого-то, более скорбящим по своему отроку, – хмыкнул Расмор. Он грузным шагом отошел от окна и налил себе кирельона – местной крепкой настойки.

– Рано пока скорбеть, – ответил Иссэ, поднявшись. На предложенный бокал он ответил учтивым отказом. – Не для этого я выбил из Совета пропуск для команды Кайласа.

Ноа-Най высветил свой подкожный браслет – от Хамелеона пока никаких вестей. Корабль давеча прислал несколько отчетов через бездушников, но после того, как его сектор накрыла ночь, от него ни слуху, ни духу.

– И все же мне неудобно, что из-за неосторожности Верона вы отрываетесь от более важных дел.

– Вы просите меня удалиться? – Ноа-Най развернулся к Гору и направил на него беспристрастный взгляд.

Карлик некоторое время держал перед гостем ровную осанку, пригубил кирельона, а затем его плечи рухнули.

– Нет, Иссэ. Ваше присутствие весьма поддерживает, – со вздохом признался он.

– Тогда с вашего позволения я дождусь здесь вестей от Кайласа, – Ноа-Най величаво поправил накидку. – Вы кстати, где хотите его встретить? Здесь, или на Атанне?

– Боюсь, сюда Совет их не допустит, – ответил Расмор, отпивая.

– Посему, нам скоро отбывать, – заключил Канцлер, встав у окна.

Над Аюджином стелилась ночь. Огни столицы обрамляли широкую бухту, за которой простирался открытый океан и кривая лента Грэхен-Тхана – второго континента Лана со стольным Тагир-Дагом. Тонкая полоса суши, извиваясь меж материками, устремлялась от одного града к другому. Три сотни маяков озаряли ее своими огнями. Горящий Мост – символ вечного мира меж двумя державами, разделивших историю Лана пополам. Когда-то давно Сэтхойя и Грэнхан-Тхан вели долгую войну, и перешеек, что соединял их, был сценой самых жестоких боев. На берегах стояли лагеря, бараки, арсеналы. Людей и оружие готовили на месте. Войны останавливалась только для похорон. Когда ночь озарялась погребальными кострами, враги, видя со своего берега пепелище, прекращали атаки. Однажды костры зажглись на одном из берегов и долго не гасли. Их враги никак не могли понять, что это было – затянувшийся траур, или хитрый ход. Они отправили послов узнать в чем дело, а те застали воинов сидящими за кострами и поющими печальные песни в честь тысяч павших товарищей. Послов пригласили присоединиться, их накормили и напоили, а затем отпустили. На следующую ночь зажглись костры на втором берегу. А затем и на перешейке. Эта традиция сохранилась до сих пор и никогда более державы не поднимали меч на соседа.

Благодаря мудрой политике Лан и заслужил свое место в Высшем кругу Совета, а к Гору Расмору все Иссэ относились как к равному. Хотя на узких встречах он и не принимал открытого участия, но нередко политики посвящали второго монарха Лана в свои внутренние дела. Все знали, что ему до Древ не было дела, а значит и алчности к ним Расмор не имел.

– Скажите, Иссэ, – заговорил Гор, – чем именно Верон заслужил ваше пристальное внимание?

– Открытый ум, горящее сердце странника и особенный лановский юмор, – ответил Канцлер, глядя в окно.

– Сейчас вы скажете, что когда-то давно слыли таким же дерзким исследователем, – хмыкнул Расмор.

– Нет, я всегда был невзрачным книжным червем, – ус Ноа-Най слегка вытянулся в полуулыбке. – Любил больше наблюдать, чем принимать участие.

– Наверное, именно так вы и развили ваш уникальный дар видеть семейные черты.

– Возможно, – кивнул Канцлер. Его глаза все так же смотрели в ночь, ни на чем не фокусируясь. – Но когда-то я знал такого же яркого непоседу.

– Друг юности?

– Можно и так сказать.

– Что же с ним случилось? – осторожно поинтересовался Расмор.

– Он увязался с другим непоседой и книжный червь стал ему неинтересен.

– Ох! – виновато вздохнул карлик.

– А затем он вообще пропал с горизонта.

– Ох! – Расмор, почуяв больную тему, прочистил горло и отпил кирельон. – И все равно вы поддерживаете странников и исследователей. Это заслуживает уважения. Иной бы обиделся и стал видеть в них источник своих бед.

– Не в моей власти было удерживать его, – ответил Канцлер. – У каждого – своя роль. Я знаю, что рано или поздно он вернется, и я не имею права закрыть перед ним дверь. Поэтому я поддерживаю всех странников и исследователей. И в моем доме они всегда могут восстановить силы.

– Не думал, что за напыщенным высокомерием скрывается искреннее гостеприимство.

– Понимаю вашу настороженность, ведь обо мне в Совете всякие слухи ходят, – хмыкнул Ноа-Най. – Вы же поэтому задали вопрос про Верона?

– Не без этого, Иссэ, – признался Расмор.

– Ваш сын всегда вызывал во мне только восторг... и беспокойство. Хотя и слухи не возникли из неоткуда. Надеюсь, старый Иссэ вас не разочаровал?

– Как по мне, вам просто преемника не хватает. Вот и все объяснение ваших прихотей.

– Думаете? – Канцлер глянул на карлика, слегка приподняв бровь.

– Я бы на вашем месте переживал. Ваша миссия настолько важна, что вы не позволяете себе даже стакан воды в гостях. Это понятно каждому, кто знает печальную историю вашей семьи... И как родитель, я разделяю ваш душевный аскетизм. Больно, когда дети в опасности. Очень больно.

– Возможно, при других обстоятельствах я бы выбрал Верона своим преемником, – заговорил Ноа-Най, наблюдая, как небольшой межпланетный челнок плавно шел на посадку за горами. – Но я хочу, чтобы Лан процветал.

– А что, у Иссэ есть кое-какие взгляды на решение этой проблемы? – спросил Расмор, пытаясь разбавить мрачную атмосферу.

– Есть один вариант, – Канцлер ухмыльнулся, поглаживая ус. – Но провернуть его будет непросто.

– Что ж, пожелаю вам удачи в вашем «непростом» деле. А я, пожалуй, отлучусь и позволю вам немного отдохнуть.

Гор Расмор поклонился и вышел из холла. Как только дверь закрылась, Ноа-Най круто развернулся к своим покоям. Удостоверившись, что все замки заперты, он затонировал окна и включил слабый свет. Наконец, Канцлер позволил себе снять ненавистную корону. Следом на пол полетела черная накидка, за ней – алая мантия, платье, брюки, все облачение Иссэ. С облегченным вздохом Ноа-Най провел руками по нагому телу и размял затекшие в идеальной осанке мышцы. Затем, еще раз оглянувшись, словно хотел окончательно удостовериться, что он в комнате один, он стянул с волос темную сеточку. Медные пряди заструились по острым плечам в скудном свете. С блаженным лицом Канцлер мял себе голову, прохаживаясь по своим покоям. Остановившись в самом центре, он вытянул перед собой руку и начал сгибать пальцы в строгой последовательности.

– Значит, вот как ты все решил, Ханкас! – прошипел он, когда над его рукой зажегся браслет с известными только ему символами. – Что ж, мне не остается другого выбора, кроме как мне поговорить с ним!

Комната закрутилась и исчезла. Через секунду она и Лан уже были за десятки галактик, а Канцлер стоял на родной планете, в своем доме, среди светящейся Рощи.

– Мэттхай! – крикнул он во все горло.

Деревья недовольно загудели от злобного голоса своего хозяина. Белые нити, что стелились по мягкой болотистой траве, начали мигать. Виновато вздохнув, Ноа-Най склонился над молодым ростком и аккуратно коснулся потухшего листочка.

– Не на пользу пошел вам Гуронов кредит, – пробормотал он, когда листик, вспыхнув, рассыпался в его руках. – Но я постараюсь все исправить.

Тем временем деревья один за другим начали гаснуть, словно их заслоняла огромная тень. Что-то приближалось к Канцлеру из глубин Рощи. Расправив плечи, он поднялся, гордо глядя в лицо подступившему мороку.

– Зачем ты звал меня? – прошипел Древний, паря над Ноа-Наем сгустком застывших чернил.

– Давно не виделись, Мэтт.

– Ты не имеешь права называть меня так, Ноа-Най! – вздыбился и заклубился морок.

– О, здесь еще как имею! – Канцлер поднял руку и направил ее на Древнего. Древа загорелись ярче, их ветки повернулись туда, куда указал Иссэ, и пучки света начали выгрызать куски тьмы, словно стая голодных пираний.

– ШХХХСССС!!!! – недовольно отозвался Древний уже в человеческом облике. – Мог бы просто попросить!

– А теперь объясни мне, почему мой брат оказался на борту сумийского корабля!

– Я и сам этого не планировал. Так решил корабль, – ответил Мэттхай, сложив руки у груди.

– Корабль не пустит на борт кого-то без приглашения павы.

– Пава и пригласила Ханкаса...

– Вильтаро не настолько сильна, чтобы приглашать самого Вертоградаря.

– Это была не Вильтаро Вьен.

– Что? – изумился Ноа-Най, но в следующий миг он угрожающе растопырил пальцы. – Как?!

Древний отвел взгляд куда-то в сторону.

– И ради этого ты готов потратить драгоценную энергию Древ?

– Мне надоели ваши вечные интриги и переживания о брате. Говори!

– Сразу после Коллапса все навигационные системы Суми, связанные с Эстилом, отказали. Караваны могли погибнуть в космосе, но мудрая пава сохранила старые самописцы времен начала Альянса. Она отправила их на беспилотниках в разные уголки Вселенной, а последний использовала для своей армады, чтобы перенестись в ту точку, что была записана на старом работающем эстари.

– Так значит, Суми отправились либо к Тиберианам, либо к Орлонцам! – Ноа-Най в озарении подался вперед, едва не вдавив Мэтта в Древо.

– Эх! Они так хотели, чтобы вы сами решили эту загадку без подсказок, – спокойно ответил Древний.

– К чему Суми оттягивать встречу со своими? – злобно сверкнул глазами Канцлер.

– Орлону не понравилось то, что Эстил был разрушен. Без него он не станет выходить на связь с остатками Альянса.

– Значит, все-таки на Орлоне! – Ноа-Най отстранился, задумчиво поглаживая ус. – Прости, ты, кажется, собирался объяснить мне, каким таким чудом моего Ханкаса угораздило натолкнуться на один из таких Эстари, верно? – он снова развернулся к Древнему.

Древний выдал что-то типа глубокого вздоха.

– Ханкас нашел Эстари на останцах Майтери и Рохинаи, – пояснил он, слегка разведя руки.

– И какого дранга его понесло к руинам, где уже даже зингаи не роются!.. Погоди-ка! Именно туда Хамелеон перенесся сразу после Джаны. Грэззол говорил о какой-то случайности один на три миллиона.

– Есть вещи, о которых тебе знать не стоит, Канцлер, – Мэттхай из человеческой личины снова начал превращаться в черное облако, но едва Иссэ поднял руку, тут же принял прежний вид.

– Может мне сжать тебя до блохи? Может меж моих ногтей ты будешь пообщительней!

– Не переводи свои промахи на других, – холодно произнес Древний. – Все могло сложиться иначе, узнай ты Ханкаса при вашей первой встрече в Квэре. Не ты ли хвастал пред ним своим уникальным даром?

– Вижу, изъян вуайериста все еще при тебе, – фыркнул Ноа-Най.

– Это моя работа – всегда следить за моей сорокой.

– Тогда ты сам знаешь, почему я его не узнал.

– В ваш старый конфликт я не заглядывал.

– Но ты знаешь, что мы... не очень ладили, – Ноа-Най, сникнув, слегка отступил.

– Ханкас не говорил, но я видел его эмоции. Ты всегда был его главной помехой на службе.

– Что? – удивленно поднял голову Канцлер.

– Он беспокоился о тебе.

– Надо же! – Ноа-Най рассмеялся и покачал головой, отчего его волосы заиграли гранатовыми россыпями. – Никогда. Никогда этот набитый чурбан не спрашивал, как мои дела. Все его разговоры – сухие формальности о Рощах. Да он даже своей дурацкой маски ни разу при мне не снимал! – его голос сорвался на крик. – И сейчас ты говоришь мне, что он беспокоился обо мне?

– Он переживал, что ты всегда один. Ни семьи, ни друзей...

– Какая ирония! И поэтому сам от меня отвернулся!

– Ханкас видел, как Древа сжигают чужаков. Он был рожден в Роще, ты – нет. Он не знал твоих способностей и боялся, что тебя настигнет печальная участь, поэтому держал тебя подальше от своей вотчины.

– Но ведь я выжил, – сухо произнес Ноа-Най.

– Ты должен был пойти на этот риск. И я выдал тебе его пропуск.

Канцлер вздохнул и отвернулся. Шагнув к Древу, он аккуратно провел рукой по прозрачной коре.

– Ханкас всегда вел себя как избранный, – говорил он, наблюдая за лучами света, что игриво переливались в сердцевине. – Я его не виню. Уж так воспитал нас отец. Ханкас смиренно брал на себя все вызовы работы Вертоградаря, но с одним фактом он никак не мог смириться. С тем, что я старший. Он вечно пытался опекать меня и бесился, когда у него не получалось.

– Эх! И почему вам, человечишкам, даже прожив вашу долгую жизнь, так сложно повзрослеть? – хмыкнул Мэттхай.

– Я помню лишь злобный взгляд упрямого подростка, когда он надевал маску отца, – криво улыбнулся Ноа-Най. – И больше я его лица не видел. Никогда. Возможно, нарочно подзабыл. Да, ты прав. Мы всего лишь старые упрямцы, что держатся за детские обиды.

– Он всегда хотел быть нужным и полезным, – согласно произнес Мэттхай. – В этом его достоинство и главный изъян.

– Зачем он пошел в сороки?

– Я и еще 32 Древних дали слово Орлону. Костяк хочет восстановить связь со всем былым Альянсом. Восстановить Эстил. Для этого мы выдали 33 пропуска на Перекрестки и особенные печати, которые защищают от активных стилатов.

– Приемники были разрушены и разбросаны по всему белу свету после того, как Кайлас или кто-то вместо него угробил главный стилат на Дюггоре.

– Но их можно починить. Для этого надо запечатать все осколки, когда они в активной фазе. Это сложный, долгий и кропотливый труд. И он почти завершен.

– Хех! Так вот, чем они занимаются! – понял Ноа-Най. – И ты завербовал моего брата?

– Да. Мы заключили сделку сразу после того, как Орлон дал запрос – в конце второй диффины года Пруди.

– Оды! – простонал Канцлер. – Значит Ханкас убегал из Рощи по твоей прихоти?

– Не моей. Орлона.

– Ладно! – Ноа-Най отошел от Древа и устало пригладил волосы. – Значит Ханкас – сорока. Каким-то образом он нашел эстари и...

– Поставил на нем печать и оставил на месте. Кодекс сороки не позволяет брать артефакты с собой. Но когда, много квэдов спустя, Ханкас сел за штурвал, Хамелеон считал с него эти воспоминания и повернул к родному артефакту. Да только Ханкас не знал, как снять печать.

– А вот сейчас мы подошли к моему второму вопросу, – злобно оскалился Ноа-Най. – Почему он меня не узнал?

– У вас изумительная библиотека, Иссэ! – восхищенно произнес Уоррен, прохаживаясь по идеально вычищенным покоям Ректора. Держа в руках том в светло-пластиковом переплете, он листал светящиеся страницы и жевал яблоко.

Уборка затянулась на несколько невыносимо долгих часов и охватила все 5 кабинетов князя. Грэззол едва поспевал за джанийским гостем, на ходу решая все острые вопросы с Советом, своим ВУЗом и родичами. Несколько раз он чуть ли не падал в обморок из-за отдышки, но держал себя в руках, как и подобало Участнику Совета Высшего Ранга. Хотя дело было не столько в репутации Иссэ, сколько в холодном взгляде доктора, просачивавшемся за каждой вежливой улыбкой.

После того, как они покинули Джану, Уоррен более не пересекал личного пространства князя, и учтивая маска ни разу не покидала его лица. Оказавшись в открытом космосе, он с некоторым удивлением оглядел черные просторы, в последний раз глянул на серп удалявшейся родной планеты, спросил Грэззола сколько времени займет перелет и, получив ответ, выпил две таблетки донормила. Проснулся Уоррен перед порталом. Когда же над челноком возникло огромное сооружение в виде кольца из пяти дуг, он не сдержал восторженного «ах». Для Грэззола этот «ах» был наивысшей похвалой. В Университете Уоррен также вел себя максимально естественно, ни капли не смущаясь от разношерстной толпы студентов. И только в захламленных покоях Грэззола маска доктора слегка треснула. Не ставя своего кейса, он сходу попросил князя показать его рабочее место.

Отсеки с лабораториями находились сразу под уровнем парков. Располагаясь также в закольцованных трубах, но меньшего диаметра, они опоясывали весь Университет. Внешнее кольцо было доступным для всех студентов и научных сотрудников, а внутреннее – тайное – было полностью посвящено новому проекту, о котором, не считая Уоррена, знали только два соучредителя Университета. Грэззол также показал приготовленные для доктора апартаменты и заявил, что тот может чувствовать себя как дома в любых покоях Ректора, но при этом намекнул на «определенных гостей», которым резиденту Земли не стоит попадаться на глаза. Уоррен ответил снисходительным пониманием.

Время в Университете исчислялось его оборотами. Один оборот считался за сутки и длился около 20 часов. Так показывал Вашерон, но Уоррен высказал сомнение в их точности, глядя на белый диск Тивеи – яркой звезды, вокруг которой вращался ВУЗ.

– Никаких неточностей, доктор. Вы находитесь в таком же временном поясе, что и Джана, – заверил его князь.

Спустя треть оборота на связь вышел Медан. Он поприветствовал Уоррена со свойственной ему холодной сдержанностью и извинился, что в ближайшее время не сможет прибыть в Университет – дела на Атанне.

– Берегите себя. У вас не очень здоровый вид, – с понимающим кивком ответил Уоррен.

Медан сделал учтивый жест и исчез.

Следующие несколько часов покои Грэззола без конца содрогались от гневных сообщений. Иссэ пачками получал сообщения с вопросами, упреками и даже угрозами ото всех участников Совета, которые не имели никакого отношения ни к Лану, ни к Верону. Йена едва не свалил приступ астмы, но за князя вступился сам Канцлер и Расмор-старший. Ноа-Най сообщил, что смог добиться пропуска на планету для неожиданно появившейся команды Хамелеона, чему Грэззол был несказанно рад. Направив Кайласу свои данные, князь устало свалился в кресле, мечтая лишь о нескольких часах покоя. Предложение Уоррена приубраться он воспринял с таким же лицом, с каким пару лет назад он согласился принять в ВУЗе своих родичей. Но выхода не было – перечить Уоррену он боялся куда больше, чем всему Совету. Следующие несколько часов превратились для юного Иссэ в сущую пытку.

– Я погляжу, вы большой фанат фольклора, – сказал Уоррен, прохаживаясь по залу.

– У меня еще не самая крупная библиотека, – устало ответил Грэззол, валясь на диване и прикрыв лицо другой книгой. – Есть еще одна на Атанне. Но она для самых избранных. Не всяк был туда вхож.

– Вот как! – прозвучало после сочного хруста надкушенной мякоти. – Юный Иссэ был удостоен такой привилегии?

Йен помотал головой.

– А Тон?

Он поднял три пальца.

– Вот как!

Князь чувствовал себя выпотрошенным, выжатым и даже освежеванным. Ему казалось, что даже мельчайшее движение отзывается ноющей болью во всем теле. И почему этот доктор так отвратительно бодр и свеж? Одно радовало – тишина. После того, как Хамелеон пересек атмосферу этого... Катарсиса, в Совете повисла долгая пауза радиомолчания. Услада для измученных ушей Йена.

– А еще вам явно импонирует некая раса Дэани, – послышался голос Уоррена со стороны библиотеки. – Чего не скажешь о вашей семье.

– Вы времени зря не теряли! – печально хмыкнул Грэззол. – Раз уже в курсе наших внутренних распрей.

– Я не роюсь в чужом белье, mein Sternenjunge. Просто ты задремал на несколько минут, и из твоего дома пришли сообщения... Весьма шумные. Мне пришлось включить звукоизоляцию.

– Что?! – книга съехала с головы и плюхнулась на пол. – Оды-ы! – застонал Грэззол, спрятав лицо за руками.

– Все в порядке, – мягко заговорил Уоррен. Он подошел к дивану и, присев на корточки, поднял книгу.

– А как вы поняли? Ведь язык?.. – недоумевал Грэззол.

– Я уже освоил азы сефити, – ответил доктор, ставя книгу на полку. – Да и вы щедро подготовились к приему джанийского гостя, – он кивнул в сторону окна – на экран с переводчиком.

– Вот же дранга кусок! – печально хмыкнул Йен. – Кого-кого, а вас я меньше всего хотел посвящать в свои семейные дрязги.

– Как я и сказал, все в порядке, Йен, – Уоррен развернулся с понимающей улыбкой на лице. – Твой труд благороден. И факт, что ты смог противостоять в одиночку всей своей семье и их традициям, вызывает во мне лишь восторг.

– Все их традиции стоят на закостенелом консерватизме старого маразматика, который когда-то бы влюблен в Сию Дэани и получил от нее отказ! – Грэззол закрыл лицо руками и снова упал на диван. – А потом из злости игнорировал ее советы и делал все в точности до наоборот. Даже когда она лично прибыла, чтобы дать последнее предупреждение о катастрофе, так как Вертоградарь уже не успевал глядеть все Рощи Венедов. А когда случился Коллапс и деревья начали взрываться, уничтожая одну колонию за другой, обвинил во всем ее и всех Дэани! И народ купился! До сих пор! Никто из Венедов даже не потрудился разобраться в истине. Им плевать! Им надо кого-то винить!

– Какая несправедливость! – ахнул Уоррен, беря со стула коробку с иероглифами.

– А вы тоже хороши! – продолжал взвинченный Йен, все также пряча лицо под длинными рукавами черного платья. – Всадить иглу в последнего Дэ... – заслышав щелчок открывшейся коробки, он приподнялся, увидел, чем занимался Уоррен, и в панике вдавился в диван. – Зачем вы достали иглы?!!

– У тебя переутомление, дорогой Йен, – пояснил Уоррен, перебирая пузырьки с маслами и антисептиками. – И в этом есть моя вина. Доверься мне, ты не пожалеешь.

– Не-не-не! Не надо! – Грэззол подскочил, но едва Уоррен полоснул его «особенным» взглядом с приподнятой бровью, тут же вернулся на диван. Однако, сопротивляться не перестал. – Прошу вас, доктор Уоррен, не надо игл, я не терплю ничего колющего и режущего!

Уоррен, проигнорировав его мольбы и просьбы, поставил столик со всем необходимым у дивана, а сам сел в изголовье. Грэззол предпринял последнюю попытку отстраниться. Длинные и цепкие пальцы остановили его у самого края дивана, схватив за голову и плечи, и князь, смирившись, покорно лег на колени доктору.

– Не бойся, mein hertz. Даю слово, что после этого сеанса ты станешь совершенно другим человеком, – пропел сверху голос, мягкий и нежный, как самый дорогой кашемир, как паутина золотого шелкопряда. – А теперь закрой глаза и расслабься.

Грэззол, послушавшись, вздохнул.

Тихо запела восточная флейта, к ней примкнула скрипка, их перекатистые мотивы уносили юного князя в далекое светлое небо, в розово-алые облака, теплый ветер ласкал шею и лицо, принося запах персикового дерева и женьшеня. И немножечко кедра.

«Какой необычный букет...» – думал Грэззол, проваливаясь в сладкий, вязкий и дурманящий ароматами сон.

Проснулся князь на своем же диване в своей одежде, даже складки платья под ногами не сдвинулись, только ворот был слегка расстегнут. Тот же сияющий чистотой холл, тот же кусок Тивеи в правом верхнем углу окна, те же слабые полоски света на стенах, словно он проспал от силы пять минут. Но его мозг и тело ощущали себя как после двух суток беспробудного сна.

«Может меня и впрямь вырубило на несколько часов?» – растеряно почесал голову Грэззол.

– Проснулся, mein hertz! – прозвучало из глубины холла. Память молнией вернулась в голову, и Йен чуть ли не упал с дивана. Боже, он заснул при госте! Да еще и при КАКОМ госте!

Едва впустив этого доктора с Джаны в свой ВУЗ, он зарекся никогда не терять с ним бдительность. Слишком свежи были его впечатления после трапезы в Токио. Он уже тогда испытал на себе... Эм-м!.. А что именно он испытал?

Грэззол снова озадачено взъерошил свои черные локоны, пытаясь вспомнить все те страхи, что не покидали его с самого момента знакомства с Уорреном в лондонском кафе, и не мог! Он знал, что боялся Уоррена, но хоть убей не мог понять за что.

– Что вы делаете? – настороженно спросил он, наблюдая как доктор копошился у стола. Стоп! Как он смог поднять этот стол из-под пола?

– Вам надо подкрепиться, дорогой Йен.

И снова Уоррен перешел на «вы». Это успокаивало. Слегка.

– Я взял на себя смелость позаботиться об ужине.

– Ч-что? Вы заказали еду? Но... но как вы смогли?

– Не забывайте, что ваш гость прожил много лет среди высоких технологий. Их принцип работы везде одинаков. Глупо было не догадаться, что и как здесь устроено, не так ли?

Уоррен развернулся к князю. Только сейчас Грэззол заметил, что на нем не было привычной жилетки, ровно, как и серого галстука. Ворот рубашки расстегнут и слегка оттопырен, а обычно зачесанные волосы светлыми прядями рассыпались по высокому лбу.

«Может, я таки проспал куда больше нормы», – подумал Йен, ощущая, как в груди подымается новая волна страхов. Но все они быстро улетучились, едва холл наполнился приятным ароматом свежеприготовленных, горячих блюд. Впервые с детства князя одолел лютый аппетит.

– Вы поменяли мое меню? – удивился он, осторожно поднявшись и вытянув шею.

– Вы про тот кошмар из синтетического белка и углеводов? – хмыкнул Уоррен, передвигая тарелки и зажигая на столе тоненькие абажуры. – Совсем себя не бережете, дорогой Йен.

Грэззол нерешительно замер, наблюдая, как гость хозяйничает в его покоях: что-то настраивает, сворачивает салфетки в изящные скульптурки, проверяет бокалы на свету. Округлив темные глаза, юный князь походил на газель на водопое: и хочется подойти, и не пускает вперед страх перед крокодилами.

– Вуаля! – сделав последний штрих, Уоррен хлопнул в ладоши. В тот же миг Тивея скрылась за окном, а свет в комнате сменился с ярко-синего на тепло-пурпурный с серебром.

Князь снова упал на диван, а к круглым блюдцам глаз добавился и широко раззявленный рот.

– К-как вы?.. – промямлил он, не узнавая свои покои.

– Мне как врачу очень стыдно видеть, как вы теряете в весе и увядаете, дорогой Йен, – слегка выставив вперед ногу, Уоррен галантным движением развернул стул, приглашая князя к столу. – Отныне я всерьез возьмусь вашим здоровьем.

Грэззол не сдвинулся. На несколько секунд в покоях повисла тишина. И в этом неловком молчании раздалось громкое урчание желудка. Уоррен улыбнулся, тем самым утвердив свою победу, а юный князь, раскрасневшись аки девица, закутался в лиловый халат и пошлепал босыми ногами к столу.

Это был самый вкусный ужин, возможно, за всю жизнь Грэззола. Уничтожив меньше чем за минуту два блюда с закусками, он немного смутился, но веселый смех гостя разогнал все неловкости. Уоррен раскрылся перед князем интересным и общительным собеседником, поведал ему секреты гурманов, смешивал различные соусы и неожиданные ингредиенты.

– Никогда бы не подумал, что клюква и малина могут сочетаться с авокадо! – изумлялся князь, поглощая зелень.

– И они очень полезны для умственного труда, – заверял его Уоррен, подливая вина.

Сначала князь наотрез отказывался от спиртного, но после очередного «полезно для» согласился на полбокала. К концу трапезы под столом скопилось четыре бутылки.

– Как бы ни заблуждался ваш народ в мировой истории, вина он производит изумительные! – восхищался Уоррен, крутя меж изящных пальцев округлый бокал.

– Приблизительно также мой папаша говорил, – промычал князь, лежа лицом на салфетке, которая некогда была свернута в соцветие каштана.

– Он любил выпить? – Уоррен, не сводя с него очей, слегка пригубил вина.

– Угу! Напивался каждый день!

– И он бил вас?

– Все детство! Поэтому я и сбежал к Медану-у! – хныкал Йен. – Он единственный, кто меня понимал. У него ведь мамка тоже была того... с приветом.

– Юный Тон тоже натерпелся от родителей?

– Угу! – Грэззол, не глядя, потянулся к своему бокалу, но Уоррен аккуратно отодвинул его. – У нее какой-то психоз был.

– Шизофрения?

– Нет. Что-то другое. Она... – Грэззол поднял лицо, увидел свой бокал в центре стола и снова свалился щекой на салфетку. – Она иногда срывалась. На детях. Медан защищал сестру как мог, принимал удары на себя.

– У Медана, значит, есть сестра, – тихо пробормотал доктор.

– Двойняшка, – подтвердил Грэззол. Уоррен, удившись его слуху, приподнял бровь. – Однажды их мать впала в такое безумие, что сбросила Медана с башни Азиона. Это – одна из красивейших высоток Квэра... Ик! Прекрасный город... Самый красивый... Ик!.. на Атанне. Там как раз началась но-очь! Мне скоро туда ехать, и я... Ик!.. могу взять вас с собой.

– С пребольшим удовольствием составлю вам компанию, Йен. Но вы не закончили историю про Медана. Как же он выжил?

– А? – Грэззол поднял на гостя осоловелые глаза. – Кайл его спас. Он как раз гостил в Квэре. Так что Медану удивительным образом повезло.

– Действительно повезло! – хмыкнул Уоррен, когда Грэззол снова плюхнулся лицом на стол.

Доктор смахнул челку со лба, снял очки и поднялся. Свет в комнате слегка убавился и в фиолетовом полумраке зажглись льдом хищные глаза.

Уоррен обошел стол и направился к своему кейсу. Он действовал спокойно, неторопливо: проверил инструменты, разложил пузырьки и шприцы на столе, вскипятил воду при помощи смарт-стекла, окунул туда скальпель. Затем склонился над юношей.

– Йен! Просыпайся, mein Sternenjunge! – он аккуратно потрепал его за плечо. – Нехорошо засыпать на середине беседы.

– Ммф! Не называй меня так! – проворчал Грэззол, отмахиваясь. – Я не звездный мальчик!

– А по-моему, это имя тебе очень идет, – ухмыльнулся Уоррен.

– Ничего... Ик!.. не идет! И не надо вести себя как моя мамочка! Она ни разу за меня не заступилась! Конечно, иначе... Ик!.. богатенький папочка мигом бы отправил ее восвояси!.. Ик! И ты тоже такой!.. Ик!.. Как она! Тебе плевать на наше дело. Сбежал с Джаны только, чтобы уберечь свою шкуру! И Медану наплевать! У него давно свои интересы, и до своего друга ему уже нет дела-а! А мы когда-то та-ак дружили-и! Теперь везде одни секреты! Ты тоже тако-ой! Получишь, что хочешь и сразу... Ик!.. слиняешь!.. У-у-у... Мф-ф... – дальше был бессвязный лепет из-под копны черных волос и скомканной салфетки.

Доктор ничего не ответил. Несколько минут он наблюдал за стенаниями Грэззола. Затем не спеша взял чистую вилку, поддел ею маслину, положил в рот и медленно облизал. Через миг вилка вонзилась в руку князя, пригвоздив к столу. Грэззол поднял голову, секунду-две осознавал ситуацию, а когда до него дошло, широко распахнул глаза и выдал звериный крик.

– ЧТО ТЫ?!.. – взвыл он. Но не успел князь и пошевелиться, как другая рука со скальпелем полоснула его бок.

Пурпурная одежда сразу же обагрилась кровью.

– Мне нравится, как ты дерзишь, mein Sternenjunge, – Уоррен неторопливо расстегнул рубашку. – Но у всего есть свой предел! – он отшвырнул одежду прочь. Взялся за ремень.

– Ты!.. МРАЗЬ!!!

Грэззол, накренившись, пытался остановить свободной рукой кровотечение.

– А теперь начистоту. Я не отвечаю на вопросы, когда работаю. Только задаю. Ты хочешь спрашивать меня и истекать кровью, или сотрудничать? – холодно заговорил он над стонущим князем. – Йен?

Тяжело сопя, князь поднял два пальца.

– Гут!

Уоррен обработал руки дезинфектором, распаковал и надел резиновые перчатки. Затем, схватив окровавленное запястье Грэззола, отвел его в сторону и запустил в рану пальцы. Князь заорал не своим голосом.

– Не нужно быть дураком, чтобы понять причину переполоха в Совете. Как ты и сказал, никому нет дела до чужих бед. Им плевать на пропавшего парня. Они взбесились, потому что не знали о планете. Потому что вы ее прятали. А теперь скажи мне, дорогой Йен, что же ты нашел на том Катарсисе? Что там такого важного?

– Я НЕ ЗНАЮ!!!

– Врешь! – Уоррен затолкал руку глубже.

– ЧЕСТНО! ААХ!.. – орал Грэззол, пытаясь сбросить с себя Уоррена. Но его усилия были равны барахтаньям рыбки в пасти акулы. – Только гипоттеезз...

– Что за гипотеза?

– АСКОРД!!!

– Что за Аскорд?

– Воин-раб! Как... и Кайлас!.. АГХ!!!

– Капитан Хамелеона – раб?

– Был! Он получил... свободу!!!

– И кому он служил?

– З-Зэввотам!

– Кто такие?

– Предки Медана!

– А вот это уже интересней. Но ты еще не договорил мне про Аскорда с Катарсиса. Что он за птица?

– Старый! Очень! Задолго до эпохи Аскорд... АХ!

– То есть бессмертный! И значит, все эти лаборатории и я в придачу, все ради него, да?

– Я НЕ ЗНАЮ!!! ПРОШУ!!! – взмолился Йен, рыдая.

– Ладно, – вздохнул Уоррен. – Большего ты мне уже не скажешь. Закуси это, – он протянул ему ремень.

Грэззол беспрекословно сжал зубами толстый кусок кожи.

– Потерпи! – сказал доктор.

Он надавил на ребра, и внутри Грэззола раздался тихий хруст. Обессиленный князь лишь тихо вскрикнул и устало провис в объятиях Уоррена. Тот, наконец, вытащил из него руку.

– Ну что ж, я вправил диафрагму на место, – низкий хриплый голос неожиданно сменился на деловой и дружеский лад. – Теперь у тебя не будет такой одышки.

Достав вилку из кисти, он снял перчатки и вытер капли крови, угодившие на его живот и грудь. Затем принялся неторопливо и педантично складывать медицинскую утварь обратно в кейс, оставив лишь небольшой пакет на столе. Заслышав всхлип, он остановился и посмотрел на князя. Тот сидел, скрючившись перед треснутым столом, прижимал к себе изуродованную руку и горько плакал.

– Ну что такое, mein Herz? – он подошел и аккуратно коснулся его плеча, но князь отдернулся и скрючился еще больше.

– И снова он прав! Этот засранец опять оказался прав! – стенал он, утирая слезы. – Я всегда, всю жизнь привлекал вас! Маньяков и садюг! Сначала отец, затем эти паскуды из Совета! А теперь вы! – он злобно зыркнул на Уоррена.

– Знаю, – спокойно пожал плечами тот. – Мы называем это Стокгольмским синдромом. Я рассмотрел его в нашу первую встречу. Сразу заподозрил отца и оказался прав. А теперь позволь мне обработать твою рану.

– Прошу! Прошу! Исчезните! Скройтесь! Покиньте мой ВУЗ! Я лишь хочу заниматься своим делом!..

– Йен, – Уоррен отложил шприц и присел на корточки перед князем. – Прости, но я должен был это сделать. Если мы хотим сотрудничать, то должны доверять друг другу. Но и ты не забывай о моем обещании в Токио.

– Каком еще обещании?! – рявкнул Грэззол и снова отвернулся.

– Что буду оберегать тебя, а взамен прошу полного доверия. И сейчас доверься мне.

– После того, как ты!..

– Йен, посмотри на меня, – Уоррен аккуратно поддел его подбородок и развернул к себе. – А теперь сделай вдох. Не спеши. Плавно.

Князь тихо шмыгнул носом, изумленно посмотрел на Уоррена и, повторив за ним, втянул воздух. Он ждал привычного укола в груди, но его не было. Кроме тянущей боли от пореза.

– Легче? – ухмыльнулся Уоррен. – А теперь дай мне обработать рану.

Князь слегка качнулся от удивления, но Уоррен его поддержал. Аккуратно взяв под руку, он подвел Йена к кровати, уложил его на подушки и направился к столу за шприцом и пакетом.

Грэззол, увидев это, нервно заерзал.

– Новокаин, – поспешил успокоить его Уоррен. Князь расслабился и позволил доктору обнажить свой бок.

Уоррен осторожно протер рану, ввел две порции обезболивающего и достал из пакета инструменты. Все металлические предметы он опустил в ванночку с кипятком, а затем принялся аккуратно сшивать поврежденные внутренние ткани. Его лицо стало серьезным и сосредоточенным, а руки двигались идеально точно. Наблюдая за его работой, князь невольно залюбовался. Он едва ощущал прикосновение тонких и нежных пальцев и с трудом верил, что всего лишь несколько минут назад они с невероятной силой прижимали его к столу. Ему неожиданно стало комфортно, как будто он прошел сквозь ураган, и оказался в самом его сердце, где спокойно и безопасно. Его грудь, наконец, задышала в полную силу.

– Долго же ты терпел! – произнес Уоррен, не отводя глаз от раны.

Грэззол отвернул лицо к стене. Его губы против воли растянулись в облегченной улыбке. Но тут он неожиданно услышал тихое пение и удивленно глянул на Уоррена. Тот, работая рукой лучше любой машины, начал напевать забавный мотив – перекатистый и немного печальный:

– Dans les prisons de Nantes, l'ann didou didou d'ann. Dans les prisons de Nantes y'avait un prisonnier, y'avait un prisonnier...

– Я... эм... не успел выучить французский, – стыдливо заговорил Грэззол. – О чем здесь поется?

Уоррен бросил на него короткий взгляд.

– О горемычном узнике, который томится в тюрьме Нанта и ничего не ведает о своей судьбе. Никто с ним не разговаривает, кроме дочери тюремщика. Он спрашивает, что его ждет, а она отвечает ему: «Виселица». Тогда он просит развязать ему ноги, что она и делает. Узник сбегает и, добравшись до Луара, начинает петь о том, что в Нанте есть красавица. И если он еще раз там окажется, то женится на ней.

Грэззол разразился смехом.

– Хорошая шутка!

– Не дергайся! – строго настоял Уоррен. – Мне продолжить?

– Да, пожалуйста.

Комната снова наполнилась звуками песни. Французская речь в исполнении Уоррена звучала сладко и бархатно, а его голос очаровывал мелодичностью. И легкой картавостью. Когда доктор закончил, Грэззол попросил начать песню заново. После Уоррен спел про трех молодых моряков, бросивших якорь в стране Дуар Невез, спел балладу про мужественных викингов и про отвагу рыцарей крестового похода, и про то, как кружится мир от легкого вина. А Грэззол шел за звуком его голоса и видел перед собой красивые древние картины. Он наслаждался пением, наслаждался образами и наслаждался легкими, полными воздуха. В этом чистом блаженстве он вошел в сон.

Закончив с раной на руке, Уоррен убрал все последствия кровавой трапезы и спрятал стол и стулья. Снова проверил звукоизоляцию, покачал головой, увидев очередную тонну писем с Иллара – вотчины Грэззола, отправил их всех в корзину, почистил корзину и круто развернулся к библиотеке.

– Что ж, ты парень не замысловатый, Йен, – говорил он, застегивая рубашку и проверяя книги на предмет тайников. – И кажется, ты не из тех, кто будет прятать. Уверен, ты и сам обычно с трудом мог что-то найти в своей комнате.

– А говорил, что не роешься в чужом белье! – прозвучал за его спиной холодный голос.

Уоррен на секунду замер, затем отложил книгу и изящным движением пригладил рассыпавшуюся челку.

– Ну если историю можно назвать бельем, то из нас двоих ты куда больший извращенец!

Круто развернувшись, он отправил из манжет две иглы. Одна угодила в темно-изумрудный рукав, вторую остановили пальцы, увенчанные длинными черными ногтями.

– Ну здравствуй, Ноа! – оскалился Уоррен.

– Элестер! – рукав опустился, явив хищно сощуренные узкие глаза Канцлера. – Давно не виделись.

В следующий миг иглы устремились в Уоррена, но тот успел пригнуться, и тонкое оружие воткнулось в корешки книг. Канцлер черно-зеленой тенью ринулся на доктора, но тот угрем просочился под его мантией и затормозил уже у противоположной стены.

– Все такая же вертлявая колючка! – прошипел Ноа-Най, отправляясь в атаку, но неожиданно из-под пола возник стол, и Канцлер с глухим стуком врезался в парящее прочное стекло.

– А ты такой же нерасторопный! – хмыкнул Уоррен, наблюдая, как его соперник откашливался, полулежа на столешнице.

Но тут Ноа-Най заметил трещину от вилки, сдвинул брови, покосился на спящего Грэззола.

– Ты?!.. – прошипел он. – Ты всегда был чокнутым, но это переходит всякие границы!

Запрыгнув на стол, он снова бросился в атаку.

– А ты на Джане поживи 80 лет и не таким станешь! – ответил Уоррен, ретируясь под столом и занимая оборонительную позицию у библиотеки.

– Книги не трожь! – рыкнул Ноа-Най.

– Зачем явился, Канцлер? – отчеканил Уоррен, извлекая из коробки еще 4 иглы.

– Ты же знаешь, что я поймаю.

– Хочу кое-что проверить, – сверкнул глазами Уоррен.

Ноа-Най ловко поймал две иглы, увернулся от третьей, круто развернулся, готовый к атаке, но тут шелковая одежда соскользнула с его тела. Зеленую ткань намертво пригвоздила к полу четвертая игла.

– Так и знал! Ты явился в домашнем халате, – глумливо отозвался Уоррен, стоя на верхних полках библиотеки и с самодовольной улыбкой наблюдая на голым Канцлером. Затем кивнул на стеклянную модель Тивеи, что балансировала на самом краю. – Вот конфуз-то будет! – Он нежно поглаживал ее пальцами.

– Все, хватит! Слезай! – зашипел Канцлер, беспокойно поглядывая на спящего князя.

– Спрашиваю еще раз, зачем явился? – холодно повторил Уоррен.

– У меня к тебе, Знахарь, может быть только один вопрос: Ханкас.

– Ясно! – губы Уоррена растянулись в кривой улыбке.

– Слезай, и мы просто поговорим.

– Так бы и сразу! – поправив челку, он изящно спрыгнул вниз. – Воды? – спросил он, набирая на столе команды.

– Нет, спасибо! – ответил Ноа-Най, натягивая на себя мантию.

– Все также боишься принимать еду с чужих рук! – Уоррен бросил ему колкость, отпивая.

– И по чьей это милости?

– Хах! Красивая история про отравление отца и деда, – рассмеялся Уоррен. – Знал бы Совет, какая за ней стоит правда!

– Тогда они узнают и о том, что великий Знахарь еще с детства не брезговал ставить опыты на других!

– Я и не против! Пусть знают. Надоела эта работа.

– Именно поэтому ты в сороки подвязался? – спросил Ноа-Най, усаживаясь на стул.

Уоррен вопросительно приподнял бровь.

– Только что с Мэттхаем говорил.

– М! – уголки губ доктора оценивающе сползли вниз. – Ты уже и Древним угрожаешь. Страшный ты человек, Ноа-Най.

– Не страшнее тебя, – Канцлер сухо прокашлялся. – Знал, что дружба с тобой не пойдет Ханкасу на пользу.

– Это просто вода, – Уоррен придвинул ему стакан. – И предлагает ее тебе никто иной, как сам Знахарь. Ничего плохого не случится, – добавил он, подмигнув.

Канцлер с минуту колебался, но затем протянул руку, взял стакан и пригубил.

– Только кишечник прочистится, – добавил Уоррен, отпивая. – Минут через двадцать.

– Ну и сволочь же ты!

– У меня тоже, – Уоррен приподнял свой стакан и чокнулся с Канцлером. – Извини, не люблю долгих бесед. Ну что, за встречу, Иссэ? – и он залпом выпил всю воду.

– Эх! – Канцлер тоже осушил свой стакан, отставил, деловито переплел пальцы на столе. – Ответь, зачем Ханкас подался в сороки?

– Я сам только на Джане узнал, что он сорока, – ответил Уоррен, оперевшись о стол и развернувшись к канцлеру полубоком. – Тебе же известно, чем мы занимаемся?

– Ага. Интернет чините.

– Это точно, – ухмыльнулся Уоррен. – Я без понятия, что именно толкнуло Ханкаса надеть черную робу. Мы нашлись на Джане накануне Второй Мировой. Я работал в основном в Норвегии, он – в Тибете. Но была еще одна общая точка. Сначала в Англии, затем в Берлине.

– Не понял.

– Магия секса, Ноа.

– Вот сейчас совсем не понял.

– Кое-кто совокупился на месте стилата. Деталей не знаю, но матрица в тот момент была в активной фазе и запечаталась в плод. Вот так человек стал носителем стилата. Вероятность одна на... – уголки губ снова скользнули вниз, – квинтиллион наверно. Но это случилось. И парень, некто Артур Никсон, стал предметом охоты двух сорок. Ханкас выслеживал его, чтобы опечатать, я же нашел в нем идеального преемника. Увы, я не успел.

– Оды! – изумленно выдохнул Ноа-Най.

– Хотя, Ханкас не хотел этого делать. И все выглядело так, будто он попросил меня о помощи, чтобы и стилат опечатать, и парня спасти. Возможно, я нашел бы решение, но стилат в Артуре снова перешел в активную стадию, и Ханкас оказался в тот момент рядом. У них не было шансов. Подавить инстинкт сороки невозможно. Ханкас опечатал стилат прямо в голове Артура, но матрица расщепилась... в общем, произошла целая куча сложных процессов, не без эмоционального вмешательства, и часть матриц, активных, неактивных и опечатанных, угодила Ханкасу в голову.

– Что?! – Ноа-Най удивленно уставился на Уоррена.

– Вот куда пропал Вертоградарь: я 62 джанийских года его восстанавливал в клиниках, институтах, тайных лабораториях, параллельно разрываясь между моими прямыми обязанностями Знахаря и сороки. Так что да, я немного слетел с катушек.

– Почему ты не забрал его с собой? Ты мог... Да черт возьми, ты должен был сказать мне, сказать Совету! У нас Древа доживают финальную фазу.

– Ключ сороки может перенести только одного человека, а Ханкас своим воспользоваться не мог... по многим причинам. Да и пока в его голове оставался активный стилат, ему нельзя было покидать Джану. Я больше 50 лет выковыривал из его головы микрокрупицы, а затем по указке Мэтта размещал, где надо. Потому еще 12 лет восстанавливал самого Ханкаса, который в редкие моменты прояснения, набрасывался на меня как на лютого врага.

– И ты его не бросил? – Ноа-Най удивленно приподнял бровь.

– Конечно не бросил.

– Хм! – Канцлер медленно поднялся и встал подле Уоррена. Перед ними растянулось широкое окно и красочные туманности, а у окна на диване безмятежно спал Грэззол.

– Тогда почему ты здесь? Лучше скажи правду. Я не хочу оставлять Грэззола на съехавшего с катушек доктора.

– Не переживай за Иссэ. Мне лишь нужна информация.

– И для этого ты продырявил ему руку?

– Этой раной я уберегу его от куда большего ущерба.

– Какого ущерба?

– Еще не знаю. Но вижу, что все нити сходятся к той странной планете, где пропал юный лановец. Князь и его друг там что-то нашли, но пока не все мне сообщили. Уверен, большую часть информации хранит у себя Медан.

– Тон Гурон?

– Он в этой шайке-лейке лидер. Нельзя его недооценивать. Меня мой Куратор туда шлет.

– На планету? – удивленно повернулся к доктору Ноа-Най.

– Там просто невероятная куча стилатов. А еще Аскорд, древний как скелет динозавра.

– Что?!

– Вляпались эти парни во что-то, – Уоррен кивнул на Грэззола. – Не знаю во что именно, но я пока побуду здесь. Узнаю о Катарсисе, а заодно присмотрю за молодежью.

– Катарсис? – переспросил Ноа-Най. Уоррен пожал плечами. – А что Ханкас?

– Что ты за него вечно переживаешь! Он как раз в куда лучшем положении, чем все мы – на сумийском корабле, да еще и у Аскорда за пазухой.

– Ты восстановил его? – сощурился Ноа-Най.

Уоррен отвел глаза вверх, выдержал паузу. В тишине раздались два урчания, отразившихся от стен глубинно-гортанной песней китов.

– М-мф! Я сам починю это... – пробормотал Грэззол, заерзав под одеялом.

– У нас пять минут, – подытожил Уоррен. – Ты сейчас к себе?

– На Лан. Оттуда на Атанну. Наверно. Так ты восстановил Ханкаса? – Снова пауза. – Оды, Элестер! Он на борту с последними Суми и Дэани. Полноправный Вертоградарь. Не помнящий себя. Не восстановленный. С огромным букетом всех его способностей! Ты выдел цвет его волос? Это же все стилат, да?

– Ты не сможешь забрать его с корабля. Хамелеон не отпустит.

– Рощи гибнут.

– Проси помощи у Окхвана Джи.

– Не смешно! Между прочим, он занял твое место Иссэ.

– А я и не против! – хмыкнул Уоррен, доставая из кармана пачку сигарет. – Хотя, я все же был бы рад, если бы Ханкас хоть ненадолго попал в Рощи. Уверен, именно там он бы быстро восстановился. Или выпустил бы весь накопившийся пар и... все равно восстановился, и без ущерба кому-либо.

– Надо будет поговорить с Кайласом, – Ноа-Най с уставшим вздохом затушил ногтями сигарету прямо у Уоррена во рту. – Нельзя допустить осечки. Все накалены до предела. Еще этот идиот-Пранор должен прибыть с Семенем на борту.

– Как он его, кстати, получил?

– Дранг его знает! Но точно без моей помощи. Я не могу заставить Древа цвести и давать плоды. Только Ханкас.

– И что он хочет с этим Семенем делать?

– Будет проталкивать солифорное пекло.

– Может, так будет лучше для всех... Хотя погоди! – резко вытянулся Уоррен.

– Твоя вода мне говорит обратное. Давай быстрей!

– Вспомнил одну вещь, что мне Ханкас про семена говорил. И этот Пранор утверждает, что получил одно?

– Да, – Ноа-Най с кривой гримасой положил руку на живот. – Что ты туда намешал?

– Зарядил на прочистку, – лицо Уоррена покрылось мелким потом.

– От мигрени можешь также?..

– Обращайся! За скромную плату...

– Быстрее, Элестер! – прошипел Канцлер, высвечивая браслет. – Семя...

– До черта жгучее. Они убили кучу Аскордов, что расхищали его сады. А тут... Фух! Проверьте, короче, этого коротышку. Если у них без жертв, то это – экспериментальная порода. Безвредная. Такого Древа больше нет. Его цветок украл Аскорд, а Семя...

– Семя?.. – натужно переспросил Ноа-Най.

– Стащила Сия. Сестренка твоего Дэани. Удачи, Канцлер!

Ноа-Най, уже бело-синий и мокрый, широко распахнул глаза, сжал пальцы и тут же исчез. Через секунду исчез и Уоррен. За дверью уборной.

А еще через секунду раздался писк над столом. Хамелеон вышел на связь.

Когда сумийский корабль пересек воздушные границы Атанны, его уже ожидали. Весь первый транспортный коридор был полностью освобожден от судов. Почти все резиденты, гости и сотрудники космопорта были эвакуированы за условную черту автономных отпугивателей судна. На широкой площадке одиноко томилась группа невысоких людей, их глаза неотрывно смотрели в темное небо, тщетно пытаясь увидеть там прозрачный силуэт. Хамелеон возник неожиданно. Площадка на миг содрогнулась от рева, который тут же стих до свистящего шипения. Воздух задрожал. Только тогда лановские делегаты во главе с Гором Расмором узрели перед собой округлый корпус.

Команда сошла на площадку через грузовой отсек. Уилл и Диего поддерживали белую кровать, парившую на магнитных подушках; под ее защитным экраном лежал бесчувственный Верон. К ним тут же навстречу устремился невысокий мужчина в длинных черных одеждах.

– Ох, Кайлас! – выдохнул он, припав к капитану. – Я не в праве ждать от тебя отчет, но... – он глянул на толпившуюся позади него команду. – Почему вас восемь?

– Один еще не восстановился, Тир, – сдержанно улыбнулся Аскорд.

– Ах, Верон! Вот к чему привело твое сумасбродство, – горько улыбнулся Расмор, глядя на бесчувственного сына. Затем он перевел взгляд на капитана, и его лицо стало серьезным. – Пранор направляется сюда с Семенем. Он будет настаивать на Йоре.

– Слышал, – устало вздохнул Кайл. – Он решил воспользоваться Праздником Ночи, когда большая часть Совета гостит здесь.

Мужчины, встав по разные стороны ложа, неспешно направились в глубь длинного ангара, где ожидал лановский корабль. Делегация и команда последовала за ними, держась на расстоянии.

– У тебя есть поддержка, – заверил Кайласа Расмор. – Ноа-Най, Модьйос, Маха, Шо, Сэбэрра, они все на твоей стороне. У Старейшины есть отчет...

– Толку от этого отчета, – невесело хмыкнул Кайл. – Если Пранор – законный владелец Семени, он имеет право диктовать свои условия.

– Он может потерять титул Иссэ за злоупотребление полномочиями.

– Этого не будет, Тир. Лучше позаботьтесь о Вероне. Он впал в сон Аскорда.

– Аскорд? Там? – Гор удивленно притормозил.

– Его... – Кайл обернулся на ребят. А точнее – на одну фигуру в длинном плаще-безрукавке, что медленно плелась в хвосте, точно снулая рыба. – Уже нет в живых.

– Оды! – вздохнул Расмор. – Это будут нелегкие сборы.

– Вам тут делать нечего, Тир. Позаботьтесь о Вероне. А с Советом мы как-нибудь все утрясем.

– Ты всегда паршиво лгал, Кайлас, – покачал головой Расмор.

– Это вы обладаете исключительной проницательностью.

– Эх! – Расмор провел рукой по спутавшимся волосам Верона. – Я постараюсь вернуться сюда как можно скорей. Как только найду Знахаря.

– Мудрое решение, – кивнул Кайл. – Знахарь точно поможет вывести его из сна.

– И мне лучше поспешить! – сказал Расмор, подняв взгляд вверх.

На темном небе, украшенном лентами разноцветных аврор плавно вырос огромный корабль, заслонив собой черно-огненный диск Таораса. Его сопровождали несколько меньших челноков.

– Пранор прибыл, – смурным голосом проговорил Расмор.

Алекс пронаблюдал, как воздушная эскадрилья во главе со здоровенным кораблем пошла на посадку в конце четвертого коридора, у западной границы города. Колдоум стоял довольно далеко от капитана и Расмора-старшего и не слышал их тихой беседы, но все же догадался, кто именно прибыл на корабле. Вредный коротышка, чья голограмма дважды являлась в рубке Хамелеона, после того, как они покинули Катарсис. Пранор неумолимо стоял на Йоре, где стадия терраформации достигла своего апогея и через несколько суток нужный состав для посадки исчезнет. Поставив команде жесткий ультиматум, Иссэ подкрепил свои слова большинством голосов в Совете.

– Я с огромным трудом смог успокоить агрессивную волну, которую возбудили все ваши самовольные исчезновения, – недовольно отчеканил полурослик. – И только по личной просьбе Иссэ я позволил вам отправиться на эту планету, но рассматривать ее как место для посадки я не намереваюсь! На этом все, – сказал он и исчез.

По пути Кайл получил новые отчеты от Грохиянских ищеек Модьйоса. Они снова и снова исследовали Йор, но никто из них не решался приблизиться к поверхности ближе, чем на 5 километров.

– Это уже показательней любого отчета! – фыркнул Уилл, попивая какао у пилотского кресла.

Кайл эти отчеты даже не смотрел. Если его не вызывали в рубку по очередному срочному вызову, он безвылазно сидел в медпункте. Сидел и ждал.

– Есть новости? – кратко спрашивал его Алекс, когда капитан являлся к нему на чердак за очередной порцией доппио.

– Нет! – бросал тот у порога.

После Катарсиса их отношения значительно охладели. Причиной тому были приключения, что Алекс и Митч пережили, сражаясь с Аскордом.

– Зэма. Так он нам назвался.

– И все? – Кайл царапал лохматые линии карандашом на бумаге.

– Мне тяжело вспоминать, кэп.

– Так напрягись! – тот хлопнул рукой, едва не сломав карандаш пополам. – Мне дыры в отчете закрывать нечем! – и вышел вон из холла.

Алекс понимал его недовольство и даже соглашался с тем, что заслужил хорошую взбучку. У него точно было несколько возможностей избежать той заварухи, в которой пропал Митч. Отчеты остальных ребят гласили именно это, а вот Алексова дырявая память ничем не оправдала своего хозяина в глазах команды и капитана. Но Колдоума никто не винил; все заверяли, что поступили бы точно так же, что Митч скоро обязательно восстановится в ложе... Да только от этих слов становилось хуже, а долгожданный голубой огонек на странной капсуле, украшенной древним барельефом, все никак не загорался.

Почти всю дорогу от Катарсиса до Атанны Кайл не сводил со своего ложа глаз.

Алексу было и тошно, и горько, и кисло. Найдя на своем чердаке нетронутую кружку кофе с надписью BridgeIT, он несколько часов прорыдал над ней, пока не отрубился. Проснувшись, привел себя в порядок, спустился в рубку, где и проторчал почти весь полет. Отлучаясь лишь для того неудачного отчета, да для кофе.

– Что ж, Йор, так Йор, – пробормотал над его головой Уилл.

– Мы там все умрем, а пока будем восстанавливаться, Семя сгниет, – печально подытожил Диего.

– Зато я пройду, наконец-то, вторую инициацию, – тихо фыркнул Алекс.

– Санта Мария питает все на этом корабле, амиго. А восстановление в ложе съедает особенно много энергии. Боюсь, заглохнет наш корабль на Йоре.

– Дерьмово, – печально подытожил Алекс.

Чем ближе корабль был к Атанне, тем больше росла странная тревога в груди Колдоума и своего апогея она достигла, когда огромная тень корабля Пранора, закрыв собой Таорас, пронеслась в небе над Квэром.

– Неправильно это! – сказал он, сжав кулаки. Его левая рука невольно начала разгибать пальцы в определенной последовательности...

Кайл сопроводил Расмора до самого корабля. У трапа делегация Лана аккуратно обступила ложе с Вероном, после чего взошла на борт. Гор и Кайлас снова обменялись теплыми объятиями, затем второй монарх Лана благодарно помахал рукой команде.

– Вас уже семеро, – произнес он, повернувшись к Кайлу. – Так и должно быть?

– Нет, не должно, – ответил тот, недовольно сдвинув брови. Он сразу понял, кого не хватало. – Очевидно, свернул где-то.

– Если он недалеко от сопел, то лучше отведи. Ты ж знаешь наши корабли.

– Знаю. Не беспокойтесь, Тир Расмор. У вас и без этого проблем хватает.

–Да, – карлик устало пригладил украшенные перьями смоляные волосы. – Ровно, как и у вас.

На том попрощавшись, Кайл спустился с трапа и, отойдя с командой в сторону, пронаблюдал за взлетом корабля. По всей площадке поднялся жар и гул. Массивное черное судно расправило свои острые как у стрижа крылья и тут же исчезло в небе.

– Скажи мне, Шед, – обратился Кайл к другу, глядя лановскому кораблю вслед, – ты не видел, куда пропал Ал?

– А? – Дэани вопросительно обернулся по сторонам. – Да только недавно здесь был!

– Я его не вижу.

– Черт! – глаза Шеда округлились. – Я тоже!

– Иссэ Пранор, фордеры Атанны дают запрос на сопровождение вашей делегации до холла Тао.

– Откажи им, Эрвэтт. Мы пока не намерены покидать корабль.

Эрвэтт Манн – личный дворецкий, секретарь и советник Пранора Иэля – слегка поклонился. Затем коснулся уха, чтобы высветить перед лицом экран, набрал ответы, отправил и развернулся к двери.

– Иссэ... – он остановился у порога и глянул на господина, который неотрывно смотрел на Квэр через широкий панорамный экран. – Вы действительно намерены пойди до конца? Все-таки Семя – уникально. Может, стоить дать ему шанс...

– И подставить весь мой народ? – печально хмыкнул Пранор, поглаживая рукой парящую подставку с бокалом. – Я всю жизнь то и делал, что выкручивался. И не перестану этого делать до самого последнего вздоха. Нет, Эрвэтт. Я не позволю, чтобы полетели головы моего народа. Не сегодня. Семя отправится на Йор.

– Где и погибнет.

– Да, погибнет. А в его гибели обвинят команду Хамелеона. Все просто.

– Иссэ Модьйос что-то подозревает...

– Он всегда что-то подозревает! – развернулся Пранор, его огромные глаза горели лютым темным пламенем. – И я просил не упоминать при мне о нем. Я лишь однажды обратился к нему за услугой. Уже год Од прошел, а он все никак не отстанет! Как будто я век ему обязан буду.

– Но ведь он действительно нас спас, – ровным голосом заговорил Эрвэтт, поправляя черную накидку, сшитую на манер сюртука. – Весь наш народ обязан ему своими жизнями.

– Наш народ давно встал на ноги после того удара, – тихо заговорил Пранор, отпивая швок-хая. – И продолжает кое-как жить... Доживать свой век.

– Может все-таки дать Семени шанс? – прочистил голос советник. – Ведь оно действительно появилось не случайно.

– И что мы ответим на вопрос о его появлении? – задал встречный вопрос Пранор, приподняв бровь. – Что нам передала его сама Ллорея Дэани?

– Может попробовать посадить его на планете 1055? Кайлас предоставит отчет о ее составе, мы скажем, что для посадки приемлемо. А когда спросят, почему Росток не дает излучений, спихнем все на свойства планеты. До ее истин никто не докопается. Даже мы не смогли.

– Смею напомнить тебе, что планета 172 всегда в двух световых годах от 1055, – злобно бросил Пранор, усаживаясь в свое кресло и высвечивая карту. – Ты хочешь, чтобы первый транзитный путь туда лег через нашу колонию? Ты самую? Ты представляешь, какой риск? Это во-первых. А во-вторых, 1055 после посадки Семени станет событийным центром для всего Совета. Надолго, – Иссэ перестал набирать и выставил указательный палец для пущего драматизма. – Мы больше не сможем брать там материал для 172. Рано или поздно гасящий экран иссякнет и тогда...

– Ллорэ Йе Дэггер тут же почует своих, – сухим кивком подытожил Эрвэтт.

– Мы и так чудом избежали катастрофы, когда Сия проснулась. Нельзя нам сажать Древо Джеврона на 1055. Совет сразу узнает, где покоятся все Дэани. И полетят наши головы. Семя надо уничтожить как последнюю улику. А Кайласу к долгам не привыкать.

– Как скажете, Иссэ, – поклонившись, советник развернулся к выходу.

В глубине холла тихо прозвучал сигнал.

– Эрвэтт! – сзади послышался настороженный голос Пранора. – У нас посторонний на борту.

– Это невозможно. Судно еще не приземлилось, – сухим голосом ответил дворецкий. – Протокол защиты на максимуме.

Пранор молча развернул ему экран.

– Кто-то смог обойти все датчики, – пояснил он. – Кроме сигнализации роста. Это не из наших и... он направляется к хранилищу с Семенем.

Эрвэтт откинул с лица ровную прядь серебристо-синих волос и подошел к господину. Они вместе пронаблюдали, как незнакомец в длинном плаще-безрукавке шагал по лабиринтам их корабля, без раздумий выбирая ходы и повороты.

– Идет, как будто знает карту, – заметил советник, высвечивая экран со сводкой. – Но никаких взломов системы не было. И крейсер все еще герметичен, без примыкающих посторонних судов.

– Я его знаю! – сощурил глаза Пранор, вглядываясь в картинку. – Он из хамелеоновцев.

– Вы уверены?

– О-о! – протянул Иссэ, его крошечный рот растянулся в недоброй улыбке. – На предпоследнем званом ужине его представил Гурон. Некто Алекс Колдоум. Я еще ему бокал подменил. Такое не забудешь.

– Зачем вы это сделали? – ровно спросил советник, не отводя от экрана глаз.

– Хотел подшутить над Гуроном. Да только этот простофиля, – Пранор кивнул на экран, – еще и мой швок-хай с чигорским эфиром попутал.

– И выжил? – дворецкий впервые за весь разговор проявил удивление.

– Как видишь, – Пранор тарабанил пальцами по парящей полочке, наблюдая, как Колдоум приближался к посту с охраной.

Оба полурослика затаили дыхание. Но тут над рукой незваного гостя зажегся браслет, и он исчез.

– Куда он подевался? – сдвинул брови Эрвэтт.

– Хм-м! – задумчиво протянул Пранор. Пару коротких секунд он размышлял, а затем переключился на другую камеру. – Вот он! Таки добрался.

– Но как? – теперь слуга открыто изумлялся.

– Интересно, он сможет дойти до конца? – ухмыльнулся Пранор, с интересом наблюдая за тем, как Колдоум мечется по комнате, вскрывая одну панель за другой. Затем вцепился руками в стену и рывком содрал огромный кусок защитного покрытия.

– Дошел! – сказал Эрвэтт, наливая себе швок-хая.

– Изумительно! – кивнул головой Пранор, когда Колдоум склонился над коробкой и дрожащими руками открыл крышку. – Включай газ. Мы сможем обернуть это себе на пользу.

– Слушаюсь, Иссэ. – Эрвэтт снова высветил экран перед лицом.

Оба полурослика пронаблюдали, как Колдоум поднес руку к сияющему артефакту внутри тайника, а в следующую секунду замертво рухнул на пол.

Черный изящный челнок парил среди многокрасочных аврор высоко над Квэром. Его серебряный знак из пяти дуг, соединенных в кольцо, был опознан еще на момент прохождения портала и никаких дополнительных разрешений не требовал. Местная автоматика даже не поинтересовалась количеством пассажиров на борту, которых в этот раз было на одного больше.

Доктор Уоррен сидел на заднем сидении. Поверх его обычной одежды был переброшен через плечи длинный плащ темно-серого цвета, под которым лежал кейс. С ним джаниец предпочел не расставаться.

– Вы правы, дорогой Йен. Ночь на Атанне прекрасна! – восторженно произнес он, наблюдая за сказочным танцем над головой и вокруг корабля, когда они зашли в верхний слой атмосферы. Черный диск Таораса окружала белая корона, от которой расползались лучи по всему небу. В сумраке ночи над планетой стелились разноцветные магнитные сияния, и когда челнок снизился, два световых шоу объединились в одну прекрасную оживленную картину.

Йен ответил доктору улыбкой, а сам не без волнения направлял корабль забинтованной рукой к ангару. Ему до жути не нравилось радиомолчание. За всю дорогу (не очень долгую, но для разгневанного Совета это верх странности) – ни одного сообщения. Ни запроса, ни требования, ни угрозы. Ничего.

«Неужто Кайлас перенял их внимание отчетом? Оды, пусть они согласятся на посадку там и все быстро забудется», – думал Грэззол, переводя челнок на режим посадки.

– Йен! – вместе с голосом возник экран с изображением.

– Медан! – облегченно воскликнул князь. – Мы уже на месте.

– Ох! Доктор Уоррен, – Тон поприветствовал гостя. – Не ожидал, что вы тоже изъявите желание явиться. Но, возможно, так даже лучше.

– Что стряслось? – Уоррен тут же перешел к делу.

Медан поправил ворот белого плаща и глубоко вздохнул.

– Была попытка выкрасть Семя. Весь Совет сейчас на ушах.

– Оды! Вора поймали? – воскликнул Грэззол.

– Да, – невесело кивнул Медан. – Пранор передал его под стражу фордерам. Сам накатал тонну жалоб и отбыл к Йору. Команда Хамелеона последует за ним. Сразу после допроса и суда.

– Суда? За что их будут судить? – удивился князь.

– За попытку украсть Семя, – ответил Тон. – Это был ваш бывший подопытный, доктор.

Грэззол побелел и, хватая ртом воздух, обернулся к Уоррену.

– Хм! – тот задумчиво погладил подбородок. – Не сильно этот ваш Пранор драгоценный груз оберегает, раз обычный джанийский беглец смог туда проникнуть.

– Он предоставил в отчетах только факт взлома систем защиты и проникновения постороннего на корабль. Детали он опустил. Этих улик более чем достаточно.

– Значит, Совет перешерстит досье Колдоума от корки до корки, – подытожил Уоррен.

– Так и будет, – кивнул Медан.

– Обо мне тоже спросят.

– Да, доктор.

– Вы хотите, чтобы я отбыл?

– Нет. Останьтесь. Ваши сведения могут быть полезны в этом деле. Йен озвучит их при Совете. А о вас здесь никто не узнает.

– Как скажете. Я так понял, вы хотите оправдать Хамелеоновцев, чтобы не направлять их на этот... Йор?

– Они там не преуспеют. Это и дураку ясно. А вот что у Пранора на уме – загадка.

– Не думал, что вас интересует политика.

– Меня интересует порядок, ясность и определенность, доктор.

– Понимаю.

– Йен, иди на посадку к Башне Азиона. Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел тебя с гостем.

– Понял! – отозвался Грэззол, направляя челнок к Поднебесным Чертогам.

Медан исчез, и в корабле ненадолго повисла тишина.

– Эм, у вас есть какие-то соображения по этому поводу? – осторожно спросил Грэззол.

– Пока нет всех сведений, сложно сказать, – ответил Уоррен. – Что ему грозит, если его не оправдают?

– Либо солидный штраф для всей команды с принудительными работами, либо его обнулят.

– Обнулят?

– Изгнание из команды. Последнее вряд ли, так как с сумийским кораблем это очень сложно.

– Ясно. И когда допрос и суд?

Грэззол глянул на экран.

– По Вашерону через два с половиной часа.