Снег за окном растекался лёгкими волнами, огибая встроенную в хмурый силуэт высокого дома угловую комнату. В уютной светлице проворные руки миловидной женщины наводили порядок на письменном столе. Вернее, они, аккуратно убрав большую стопку книг, почти облокотившуюся на светлые обои, вклеенные в укрытый от забегающего в комнату дневного света фрагмент стены, сейчас добрались до небольшой белой фоторамки, спрятанной за книгами. Фотография, вставленная в неё, в данный момент была обращена к стене.
— Всё-таки оставила её, — облегчённо вздохнув, поделилась вслух своими мыслями с притихшей комнатой женщина и, развернув фоторамку, стала внимательно вглядываться в знакомый фотоснимок.
На фотографии молодой мужчина, запечатлённый в пол-оборота, широко раскинув вверх руки, улыбаясь смотрел на маленькую девочку, которая в это время, находясь в воздухе, летела прямо в его объятия, задорно смеясь.
Появившаяся во время просмотра лёгкая улыбка, тронув её губы, вскоре пропала, а глаза, оживлённо рассматривающие фотоснимок, наполнились грустью и встревоженностью. Вернув все предметы на столе в первоначальное положение, женщина взяла с края стола чайник с изогнутым тонким носиком. Раньше он использовался по назначению — в нём заваривали вкусный и ароматный чай, но сейчас ему тоже было доверено очень важное дело — он обеспечивал комфортный водный режим питания для многочисленных цветов, уютно рассевшихся в своих гнёздышках-горшочках.
Сделав несколько шагов от стола к окну и при этом по пути поправив свободной рукой эластичные резиновые ленты, что свисали синими лианами на ручках компактно собранной беговой дорожки, она вдруг замерла… Осторожно установив на подоконник красивую, с блестящими гранями ёмкость для полива растений, хозяйка квартиры ответила на прозвучавший звонок телефона:
— Брат! Ой! Братик! — громкий радостный возглас всколыхнул тишину, царившую до этого в комнате.
Вновь, уже во второй раз за это утро, её обворожительная улыбка отобразилась на стекле, в летящих снежинках февраля, пытающегося запорошить последние шаги уходящей зимы. Рука опустилась на раму окна, и красивый звонкий голос, волнуясь от внезапного, но такого долгожданного звонка, побежал навстречу по незримым нитям связи к дорогому и родному человеку:
— Ты после своего пароходика по земле ещё не разучился ходить? Почти полтора года пропадал в своих океанах. Очень хочу тебя увидеть, приезжай летом, если сможешь. Хорошо, если к Светлане на день рождения получилось бы у тебя приехать.
Задумчиво постукивая пальцами по стеклу, она продолжила начатый разговор:
— Ты спрашиваешь, какие у нас новости? Если попытаться их выразить морским термином, то дома у нас сейчас тихая буря. Да, даже такие бывают иногда.
В комнате стало тихо. Человек возле окна внимательно вслушивался в маленькую плоскость телефона, а по его лицу робко покатилась первая слеза, отражаясь в шустрых крупинках снега за окном.
— Подожди, подожди. Сейчас всё расскажу, — пододвинув к окну стул и опершись на него своим коленом, устало продолжила неприятную для неё тему разговора. — Ты только отправился в свою экспедицию, а мы в это время вернулись домой — наш круиз завершился тогда вместе с отпуском. Помнишь, мы ещё в тот год с тобой шутили, что, может, встретимся в океане. Но неожиданно пришлось встречать совершенно непредсказуемые дни, наступившие вскоре после той поездки.
Её голос стал тише, и слова, наполненные долгими переживаниями, устремились с подрагивающих губ к собеседнику непрерывным ручейком:
— После отпуска, я, как обычно, сходила на ежегодное плановое обследование, меня, правда, после этого ещё раз приглашали — у них там новое оборудование привезли, более продвинутое. Потом я на работу вышла. А дальше пошли хмурые дни в нашей семье. Виктор попал в аварию. Хорошо, что никто не пострадал, он только машину разбил. Но после этого случая он был сам не свой, хотя с его железной выдержкой всё это так неожиданно. Помню, зимой, когда они перевернулись на машине с сотрудниками в командировке — тогда был дикий гололёд — он всех вытащил из оврага, в который их вынесло.
Женщина встала и, вернувшись обратно к столу, продолжила свои воспоминания, машинально перекладывая стопку книг с одного места на другое:
— Потом он быстро оформил своё увольнение, хотя его, конечно, никто на работе и не собирался отпускать. Ты же его знаешь, если упрётся — то как бульдозер. Сейчас работает грузчиком в порту, смены берёт только ночные, и самое главное — с тех самых пор у нас дома стало так тихо, что плакать хочется.
В руке у женщины вновь появилась фотография, и уже не пытаясь сдержать слёзы, она продолжила свой рассказ:
— Он так сильно изменился — внутренне, словно его подменили, и я это чувствую. Ты же знаешь, у нас одно сердце на троих, поэтому это всё не укладывается в голове. И самое главное — Светлана не разговаривает с ним уже год. Это она так по-своему защищает нашу семью. Представляешь, прямо ему в лицо говорит: «Верните мне моего папу». Я говорила ему раньше: «Ты человек известный, реже к ней в школу заходи.» Понятно, что он многое для школы сделал, да и для города немало потрудился в комитете. Но получается, что дочь учится в его ореоле, и это ей не на пользу. И в итоге, когда этот ореол погас, тут я не знаю, зачем он к Свете в школу приходил в таком состоянии после аварии. Правда, и было это пару раз всего-то. Но хватило и этого – к Свете сразу отношение многих в школе изменилось. А она в ответ на это стала воевать там со всеми и про учёбу, как таковую, уже можно было забыть.
Снежинки за окном стихли в своей круговерти, лишь редкие из них, сумевшие зацепиться за холодную плоскость стекла, осторожно заглядывали в комнату, где одинокая фигурка женщины продолжала изливать свою грустную историю в мокрую пластинку телефона:
— Я перевела её в другую школу, очень просила постараться закончить девять классов. Теперь мы с ней живём в другом районе, в квартире мамы Вити, а свекровь к сыну переехала. А если Виктор приходит к нам, то Света сразу уходит к бабушке. Два сапога-пара. Хорошо ещё, что Сергей в своей секции тенниса её смог отвлечь немного от всего происходящего, но он сейчас переехал в столицу. Я по возможности всю работу делаю дома, в офис редко выезжаю, лишь бы её чаще видеть, возраст ведь такой взрывоопасный сейчас.
Тишина накрыла ненадолго своим мягким крылышком уставшего человека, и он, освободившись от лежавшего груза на сердце, завершая свою речь, произнес:
— А он молчит, и глаза погасли. Придёт ко мне, посадит на стул и смотрит, словно я из хрусталя собрана. И всё обещает мне, что это скоро пройдёт. Работает по две смены, копит деньги Светлане на учёбу. Надеется, что она передумает и будет поступать, куда ей рекомендовал Рубен. Но она после того случая даже не прикасается, как отрезала, и теперь уже Рубен на неё обижается. Приезжай, братишка, помоги распутать этот клубок, очень тебя жду. Целую крепко. Приезжай.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления