Онлайн чтение книги Черный Дракон The Black Dragon
Глава 7, или Транос

Транос — второй по величине после столицы портовый город Делориана. После перехода Гренны во власть Триады стал центром пиратской жизни в империи. Пираты здесь спокойно проворачивают свои дела и спокойно же разгуливают по улицам, не скрываясь и не боясь быть пойманными.

Историческая справка из архивов библиотеки города Венерсборга, столицы славной империи Делориан.

***

625 год от Прибытия на Материк

Последнюю милю пути солью пахла даже земля. Легкий морской ветерок доносился, перемешавшись с еще слабой сладковатой вонью гниющих водорослей. Невдалеке от городской стены главным стал иной запах — тяжелый смрад рыбных потрохов.

Прежде блаженно подставлявшая лицо дуновениям прохладного ветра Ада теперь ехала, плотно прижав к носу тыльную сторону запястья. Ричард и Коннор все то время стоически молчали, но вдыхать пропитавшийся вонью воздух все же старались через раз.

— Придется вам привыкнуть, девушки, — наконец оборачивается к ним возглавивший процессию Блез, — на этой почве даже сорняки растут через раз, рыба здесь — едва ли не единственная еда.

— Потерпим, — Монд наконец не выдерживает и на мгновение следует примеру Ады, но тут же вновь отнимает руку от лица, — если это нужно, чтобы найти меч.

— А я никогда не видела моря, — гундося признается девушка. По-видимости, чтобы оправдать перед собой собственные же мучения.

— Большая лужа, — равнодушно бросает Блез и пришпоривает кобылу, — ты разочаруешься, принцесса.

Она недовольно поджимает губы и пускает собственную кобылу следом за наемником. Все трое они нагоняют его лишь под аркой городских ворот, когда вороная теллонская кобыла переходит на шаг.

— Добро пожаловать в Транос, — Адан оборачивается к ним через плечо, — внимательней с кошелями.

***

В первый же час в городе стало ясно — столичные снобы, нарекшие Гренну клоакой империи, на своем веку попросту не бывали в Траносе.

Испещрившие город каналы с морской водой на вид были не прозрачнее киселя, а тянуло из них совершенно точно тиной и гнилью; дороги на пути к главной площади города были сплошь покрыты грязными, но сытыми котами, и костьми вперемешку с чешуей; попрошайки здесь выскакивали из каждой тени, стоило лишь приблизиться к ней: кто-то качал на руках детей, кто-то размахивал перемотанными тряпьем культями (в большинстве случаев откровенно фальшивыми), а кто-то попросту норовил остановить зазевавшихся прохожих, ухватив их за одежду. Немногие, впрочем, рисковали провернуть подобное с тремя вооруженными мужчинами и жмущейся к ним девицей.

Дома жались друг к другу будто сельди в бочонке, а почти половину улиц, облизывая мелкими волнами уже покрытые налетом соли стены, и составляли те самые зловонные каналы. Жители побогаче не тратили время на путешествия от моста к мосту, по городу передвигаясь на длинных узких лодках.

Блез оставляет их втроем уже на площади, чтобы, по его собственным словам, прощупать почву в городе. Разумно было предполагать, что не одни они сумели узнать содержание надписи из сокровищницы и теперь держали путь в главный пиратский порт империи.

Голосистые торговки наполняют галдящую людную площадь своими криками, силясь перекрыть истеричные вопли чьего-то ребенка, и Ада неосознанно прижимается к плечу идущего рядом Ричарда. Кажется, что свободного места здесь нет нигде, прилавки, бочки с ящиками и люди занимают каждый дюйм земли. Все вокруг них толкутся, распихивают друг друга, кричат и бранятся. Отвернись на мгновение — и больше не увидишь своих спутников.

Все трое они уже давно мысленно распрощались с нахальным теллонцем, оставившим их здесь.

Мимо них усталая одутловатая женщина в съехавшем на бок чепце тянет упирающегося и противно канючащего мальчонку:

— Ну дай поглядеть! Дай!

— Уймись, — она зло встряхивает его за руку. — Мал еще!

Ада удивленно обводит взглядом площадь, стараясь отыскать кукольника или иное развлечение, столь занявшее парнишку, и вздрагивает, разглядев на противоположной стороне площади общий интерес, собравший здесь всех людей. Тут же все происходящее обретает ясность, гомон вокруг обращается гудением потревоженного пчелиного улья, а сама толпа в мгновение становится еще более пугающей.

Заметивший то же самое, Коннор тихо озвучивает мысль, произнести которую девушка побоялась даже в собственных мыслях:

— Гляди-ка, угораздило же к казни поспеть.

На далекий эшафот одного за другим заводят людей с затянутыми в холщовые мешки головами. Один из них, подталкиваемый палачом в спину, едва не падает вниз, но все же остается на шатающихся ногах. Торговки позади смолкают, разом позабыв о своем товаре, и вместе со всеми теперь следят за происходящим, вытаращив глаза.

Пока палач стягивает с осужденных мешки и набрасывает на шеи двоих из них петли, наверх взбирается глашатай. Откашлявшись, он разворачивает принесенный под мышкой пергамент и звучно провозглашает:

— Добрые жители славной империи Делориан! Сегодня мы собрались здесь, дабы властью, дарованной нам нашим милостливым императором, Дедриком Третьим из рода Моргенштернов, привести в исполнение приговор, вынесенный двадцати двум бесчестным преступникам, нарушившим священные законы империи.

По толпе проносится взволнованный рокот, а до ушей боящейся отвести глаза от происходящего Ады доносится обрывок чьего-то разговора:

— Так это те самые? Ну, что господину своему и женушке его бошки размозжили на прошлой неделе?

— Они, они.

— Да сами они виноваты были. Кто ж гладиаторов с собой под одной крышей держит? Похлеще зверей диких будут.

— Слыхал, все это один сделал. Да еще и голыми руками. А вы гляньте, они, видать, и посудомоек повязали!

— Да уж и дурак поймет, что не все они убивцы. Или думаете у господ их было по семь голов, как у Гидры?

Все говорившие заливаются мерзким хохотом, а девушка судорожно сглатывает, наблюдая, как петлю накидывают на тонкую шею девчонки младше нее. Скользя взглядом по пергаменту, глашатай одно за другим выкрикивает имена. Ей удается насчитать двадцать одно.

— За подлый мятеж против своих господ эти люди приговорены к повешению за шею.

Толпа устремляет свой взор на еще одного приговоренного. Уже стоящего на эшафоте, но чуть поодаль от будущих висельников, под охраной сразу трех солдат, над каждым из которых он возвышается на добрую голову.

— За безжалостное убийство своих господ, добрых жителей Траноса и верных подданных Делорианской империи, Хендрина Атле и его супруги Марцеллы, к колесованию приговаривается Филиберт Орен, по прозвищу Голем.

Один из солдат срывает мешок с головы приговоренного и над толпой проносится испуганный возглас.

Приговоренным к смерти на эшафоте не позволялось иметь при себе любого металла, если только то не были кандалы, но в этот раз решено было сделать исключение. На лице семифутового здоровяка ремнями плотно закреплена стальная маска, скрывающая отсутствующую почти до самого глаза левую сторону лица.

Кто-то спешно уходит с площади, расталкивая зевак плечами.

Бывшего гладиатора за руки и за ноги привязывают к огромному колесу, тут же выставленному на самом видном месте. Он уже не сопротивляется, отрешенно глядя куда-то вдаль, поверх гудящей толпы.

В руках палача оказывается толстый стальной прут, длинной никак не меньше трех футов. Примерившись к обездвиженной правой ноге, он отводит руку с прутом назад, для большей силы удара.

Сухой треск ломающихся костей звучит в практически полной тишине. Кто-то из приговоренных, кому пока не хватило свободной петли, мешком падает на ступени эшафота без чувств.

Ада закрывает лицо руками и отворачивается, сердце будто стучит прямо в голове, тяжело бухая в самые уши. За спиной она слышит новый хруст, от которого желудок будто сжимают ледяные пальцы, но никакого крика.

— Идем отсюда, — Коннор спешно подталкивает ее в сторону, откуда они и пришли.

Уже оказавшись в переулке Ада полной грудью вдыхает пахнущий тухлятиной воздух и выдыхает обратно, чувствуя, как отступает тошнота. Следом за ними, не проронив ни слова, в переулок сворачивает и Ричард.

— Зачем им казнить всех этих людей? — Ада поднимает глаза от земли.

— И откуда ты только прикатила? — Коннор смотрит на нее с удивлением.

— Мой господин был достаточно богат, чтобы нанимать людей на работу, а не покупать их.

— Какое благородство, — он морщится, словно вспомнив что-то. — Тогда знай, что по всей империи убийство господина рабом приговаривает к смерти всех рабов его дома.

— Но это же дикость...

— Но действенный способ защитить задницы рабовладельцев... В большинстве случаев. Во благо убийство хозяина может случиться разве что в Триаде...

— Если совершит его не больной ублюдок навроде Мавра.

Наемник оказывается возле них уже привычно бесшумно, словно вынырнув из отбрасываемой покосившимся домом тени.

— А ты часом не собирался осмотреться в городе? — Коннор скрещивает руки на груди.

— По вам страшно соскучился, — с удивительной даже для себя язвительностью в голосе отбривает Блез.

— Что вы имеете в виду? — Ада переводит взгляд с одного на другого. — Насчет убийств в Триаде и...

— В Триаде есть один свободный человек — Вершина, — Блез приглаживает назад выбившиеся из-под шнурка на затылке волосы. — Но им может стать любой из нас. Если вызовет старого на бой и победит, само собой.

— Разве это не вызывает хаоса внутри?

— Триада — лучшее братство наемных убийц в империи. Мавр возглавляет его уже пять лет, прежний Вершина пробыл у власти четырнадцать. Срок рекордный, но все же. Нам нет нужды в свободе и власти, чтобы иметь все, — он обводит их взглядом и ухмыляется: — Редко тут кто решается пришить хозяина, на казнь поглазеть едва ли не половина города стянулась. Те, кого я искал, тоже там ошиваются. Со мной на площадь вернетесь или, может, хватило впечатлений от имперского правосудия, а, сир?

Так и не проронивший ни слова Ричард вздрагивает и прочищает горло.

— Может тебя обнять, а? — с деланным сочувствием продолжает Адан. — Больно ты грустный, как щенок побитый. Хотя я погляжу и до меня уже так крепко обняли, что от кошеля и завязок не осталось.

Монд машинально хлопает себя по бедру, где прежде висел кошель, и растерянно опускает глаза на ничего не нащупавшую руку:

— Какого...

— Чтоб тебя, на кой хер предупреждал только? — Блез закатывает глаза, и, поправив перевязь с мечом, направляется на звук доносящегося с площади галдежа. — Свезло тебе, что я здесь. За мной шуруйте.

Когда они вновь оказываются на площади солдаты уже вынимают тела первых висельников из петель, пока другие загоняют наверх новых осужденных. Колесованный гладиатор все еще привязан к орудию своей казни за неестественно выгнутые руки и ноги, теперь протянутые меж спицами и связанные у него за спиной. Ада спешно опускает глаза и глубоко вдыхает спертый воздух, пропитанный запахами рыбьих кишок и сотен вспотевших человеческих тел.

Блез уверенно ныряет в толпу, проскальзывая между людьми, внимательно выискивая кого-то оценивающим взглядом. Страх остаться в одиночестве посреди этого человеческого моря пересиливает все прочие, и Ада бросается следом, изо всех сил стараясь не упустить из виду затянутую в черное фигуру наемника, где-то позади себя она слышит чертыхающегося в голос Коннора. Судя по долетающим до нее обрывкам разговоров, в этот самый момент на эшафоте кто-то из осужденных рыдает, умоляя сохранить ему жизнь. Совсем рядом с ней кто-то рассказывает, что колесованный гладиатор не проронил ни единого звука на протяжении всей своей казни, потому как язык ему в свое время срубили вместе с половиной нижней челюсти.

Когда наемник наконец останавливается, Аде уже почти не хватает воздуха, рубаха липнет к спине от пота, ее едва намертво не зажимает между двух круглых животов судачащих мужиков, а в нос ударяет запах пива и лука. На мгновение толпа замолкает и тут же вновь взрывается в ответ на новые дергающиеся на веревках тела.

В это мгновение Блез вновь срывается с места, уворачиваясь от плеч собравшихся вокруг, и бросается наперерез кому-то, спешащему покинуть невеселое представление. Парнишка лет шестнадцати на вид не успевает даже удивиться, прежде чем наемник грубо хватает его за руку, заламывает ее назад и, наплевав на внимание людей вокруг, тащит прочь. Едва поспевая, Ада кидается следом за ними. Позади них в петле перестает дергаться последний висельник, а солдаты уже снимают трупы, чтобы на их место загнать следующих смертников.

— Ты что творишь, ублюдок херов?!

Парень шипит от боли в заломанной руке, когда теллонец толкает его за угол и вжимает лицом в стену прямо под чьим-то окном с подвешенными цветочными горшками. Ветка плюща свешивается ему на глаза и он дергается, пытаясь ее стряхнуть.

— Ты смотри, — Блез выуживает из его кармана небольшой кошель и подбрасывает на руке. — Легковат. Не твой сегодня день, да?

— Да забирай его к Лодуру, если нужен, — парень вновь дергается и дует на никак не стряхивающийся с лица плющ, — меня только отпусти!

— Заберу, само собой, — наемник фыркает. — Но сперва проводишь меня к Гидеону.

— Это что за хер? Я такого не знаю! Отпусти, говорю!

Блез молча оттягивает его руку назад еще сильнее и искоса смотрит на подоспевших Ричарда и Коннора.

— Да чтоб мать твою... Все гладиаторы... Венерсборга...

— Проводишь меня к Гидеону, — спокойно повторяет Адан. — И лучше бы тебе согласиться до того, как я вырву тебе руку из сустава. Это намного больнее, чем ты можешь представить.

— Да чтоб твоего Гидеона вши заели! Не знаю я его!

— Последний шанс. Дай мне досчитать до трех и потратишь остаток дня на поиски костоправа. Один. Два...

— Хоть обе вырывай! — парень до скрипа стискивает зубы и, пользуясь выигранным временем, вновь дергается, пытаясь освободиться. — Сдам его и еще до ночи окажусь в канале со вспоротым брюхом!

— Не сдашь и окажешься там ровно за столько, сколько мне понадобится, чтобы дотащить до ближайшего твою тушу. А если мои дружки мне помогут, так и еще раньше.

В его голосе не остается и следа от былой насмешливости, Ада слышит в нем лишь пробирающий до дрожи холод и отчего-то не сомневается ни в одном сказанном слове. Блез отпускает руку парня и тут же прижимает его к стене спиной, уперев в горло лезвие меча. Краем глаза девушка замечает напряженную позу Ричарда, будто в любое мгновение тот готов схватиться за собственный полуторник.

Длинный блик играет на доле клинка, когда наемник плотнее прижимает режущую кромку к шее. Ноздри молодого карманника раздуваются широко и часто, и когда из-под лезвия вытекает тонкая струйка крови, он жмурится и резко перестает дышать.

— Я убивал и помладше тебя, рука у меня не дрогнет, — Блез склоняет голову, и боящаяся шевельнуться Ада мысленно благодарит богов, что в этот самый миг не может видеть выражения его лица и ядовито-зеленых глаз. — А ты заменим. Мне не понадобится даже часа, чтобы отловить кого посговорчивее тебя. Так какие у тебя последние слова?

— Хорошо, — парень совсем по-детски всхлипывает. — Я отведу. Только не сдавайте меня ему.

Ада наконец осмеливается выдохнуть, когда меч опускается вниз, оставляя на шее чуть кровоточащую полосу.

— Там поглядим, — Блез отступает на шаг, прячет меч в ножны и морщится, посмотрев вниз: — Чтоб тебя, не мог не обоссаться, что ли?