Онлайн чтение книги Черный Дракон The Black Dragon
Глава 5, или Гидра

... пройдет Зло по землям человеческим, и иссохнут реки, зачахнут посевы, а несметные полчища саранчи взмоют в небеса, сокрытые тучами, всюду, где шагнет оно. Семью головами увенчаны будут шеи его, и извергнут семь пастей его пламя преисподней на род человеческий, и крыльями своими развеет чудовище прах людской по ветру. Не будет укрытия от той тени, что собою накроет весь Материк, что поглотит каждый луч света на пути своём. И имя чудовищу тому будет Гидра.
Майа из Клермона "Книга Миллениума — собрание пророчеств и предсказаний"

***

640 год от Прибытия на Материк

— Кто ты такой, мать твою?! Куда ты меня тащишь?! Ублюдок! Хоть знаешь, с кем связался?!

Брыкающийся парень на секунду умолкает, улучив момент чтобы пнуть своего конвоира, и шумно падает на пол, когда рука, стискивавшая сразу два запястья, разжимается.

— Что? — он нервно облизывает губы, глядя на склонившегося над ним здоровяка. — Язык проглотил? Я пленник Ордена, тронь меня хоть пальцем и...

Мужчина медленно стягивает капюшон, позволяя увидеть свое лицо в неровном тусклом свете закрепленных вдоль стены факелов, и склоняет голову набок. Все еще сидящий на полу парень замирает и громко сглатывает слюну, не в силах отвести взгляда. Через правую щеку широкого угловатого лица, плотно впиваясь в темную кожу и уходя за ухо, тянутся два кожаных ремешка. Левой щеки у него нет. Вокруг закрепленной ремешками стальной пластины, скрывающей недостающие кусок плоти и часть нижней челюсти, виднеются уродливые края старой рубленной раны.

Прежде чем полулицый разворачивается и широким шагом возвращается туда, откуда они пришли, его цепкий взгляд обводит притихшего пленника.

— Да кто ты такой, Лодур тебя дери? — шепотом повторяет парень, а липкая змейка страха скатывается по спине холодной каплей пота.

— Амиан!

Он вздрагивает, услышав свое имя, и оборачивается. Первой к нему подбегает рыжеволосая девушка. Трое остальных все еще держатся у дальней стены, с опаской поглядывая вслед ушедшему мужчине.

— Амиан, ты цел? — она касается его щеки ледяными пальцами, и он слабо вздрагивает, словно придя в себя.

— Нормально, — собственный голос звучит непривычно глухо и до отвращения жалобно.

Он осторожно сжимает запястье девушки, отстраняя ее руку от своего лица, и отмечает, что ресницы на покрасневших глазах все еще слипаются от влаги. И все же выглядит она лучше, чем он ожидал.

Когда незнакомец с изуродованным лицом вломился в камеру, где Амиана держали после очередной попытки побега, и выволок его на улицу, тот мало что успел рассмотреть прежде, чем за их спинами, озаряя ночное небо, заплясали языки колдовского пламени. Он не видел брошенных в горящей резервации тел своими глазами, но от одного взгляда на пришедшего за ним человека становилось понятно, что едва ли выжил хоть кто-то из стражей Скара. Где-то за стенами полыхающей тюрьмы для полукровок сейчас должно было лежать и тело молодого сира Келя — новобранца, только в начале года ставшего рыцарем Ордена. В его ярко-голубых глазах не появлялось ненависти и страха при взгляде на обитателей резервации — прежде ему не доводилось сталкиваться с их более опасными и куда менее сговорчивыми сородичами, а в кассаторы он подался лишь из желания прокормить небогатую семью, а не жажды мести. Должно быть потому очень скоро в нем зародились чувства обратные тем, что воспитывал в нем Орден, в отношении одной из заключенных. Внешне Мариан едва тянула на восемнадцатилетнюю, на деле же ей было почти на десяток больше. Именно ее зрелое здравомыслие в свое время и уберегло парнишку от обвинения в нарушении законов Ордена и последующего изгнания из рядов кассаторов. И все же кому как не Амиану было заметить ответную теплоту в ее взгляде, хоть и походящую более на дружескую.

— Идут... — шепчет кто-то из оставшихся абаддонов так хрипло, что Амиан даже не узнает его голоса. Мариан прижимается к нему плотнее.

Первой появляется молодая женщина, остальные входят следом за ней, но остаются чуть поодаль, когда широкими шагами она приближается к пленникам.

Костюм на ней мужской, подогнанный под ладную женскую фигуру, прямые черные волосы едва дотягивают до плеч, а на левом виске и вовсе сбриты. Впрочем, выглядит она едва ли старше напрягшейся Мариан, да и на лицо, кажется, так же симпатична. Отличает ее лишь совсем не женская суровость во взгляде и смуглая кожа полуостровитянки.

Носки ее высоких сапог останавливаются в нескольких шагах от ноги все еще сидящего на полу Амиана, и он с вызовом ловит ее взгляд, не опуская глаз.

— Думаю, — ее низковатый голос нарушает тишину, эхом ударяясь о стены пещеры, — мы плохо начали наше знакомство. Мои люди воины, а не дипломаты.

— Твои люди убийцы, как и ты сама, — неожиданно дерзко перебивает Мариан, задавливая сквозящую в голосе дрожь. — Я видела, что вы сделали с рыцарями, что вам нужно от нас?

— Не стану заикаться о благодарности за разбитые оковы Ордена, — женщина складывает руки за спиной и одного за другим оглядывает пятерых абаддонов перед собой. — Мы здесь, чтобы восстановить справедливость для таких как мы. Для вас и всех остальных.

— Вырезая людей, будто скот?! Он, — дрожащей рукой она указывает на стоящего у входа здоровяка со стальной пластиной на лице, — голыми руками сломал позвоночники двум рыцарям и оставил их умирать на земле! Это и есть справедливость?!

Ее движение молниеносно, вздернутая на ноги и прижатая к стене Мариан не успевает даже вскрикнуть, прежде чем сильное предплечье вжимается в ее горло. Амиан вскакивает с пола, но привычный к рукопашному бою здоровяк легко сокращает расстояние меж ними. Мощной хваткой он заламывает руки назад, и Амиан щекой проезжается по каменной стене, сдирая кожу.

— Должно быть, — сквозь зубы шипит женщина, даже не обратив на это внимания, — мне следовало позволить им держать в загоне как свинью тебя. Каждый из них не задумываясь всадил бы тебе в сердце одну из поганых стрел, что мы сожгли. Они убивают нас, ловят и держат в клетках за грехи, которые мы не совершали, каждый, кто облачился в доспехи Ордена, виновен и заслуживает смерти. Они считают, будто в праве вершить судьбы тех, кто на голову превзошел их вид, лишь потому, что их больше, — Мариан судорожно хватается скрюченными пальцами за ее руку, пытаясь освободиться. — А ты считаешь их правыми? Считаешь?!

— Н-нет... — хрипит напуганная этим приступом ярости девушка.

— Славно. И впредь держи язык за зубами. Нас не убить, но я могу сделать так, что человеческим подстилкам смерть покажется благословением богов.

Освобожденная Мариан сползает вниз по стене пещеры, ощупывая горло. Ни одно возможное повреждение не смогло бы убить ее или как-то навредить, но сохранившиеся со времен смертной жизни инстинкты были слишком сильны.

— Прежде, чем я продолжу, — размеренным шагом темнокожая девушка возвращается в центр помещения, — хочет еще кто-то из вас высказаться? — взгляд ореховых глаз вновь скользит по лицам бывших пленников Скара. — Кто-то еще здесь не согласен с моими словами? Нет? Тогда, думаю, мы поладим.

— Так кто вы, мать вашу, такие? — наконец подает надтреснутый голос с сильным северным акцентом один из отсиживавшихся позади абаддонов. — Вам покрасоваться, кассаторам глотки вскрыть, а нам опосля перед Орденом отвечать? Поклоны бить, что ни при чем мы здесь?

— Пусть Орден больше не страшит вас, — девушка вскидывает голову, откидывая волосы назад. — Мое имя погибло вместе со слабой человеческой девочкой. Она была никчемна, боялась смерти, боли и многого другого, подобно всем людям, — лишь сейчас Амиан с удивлением отмечает её ровную правильную речь без тени акцента, совсем не свойственную тем ее соплеменникам, которых ему доводилось встречать. — Но боги подарили мне силы, равных которым нет ни у одного смертного. Как и каждому из стоящих здесь. Каждый из нас избран богами не для того, чтобы гнить вдали от цивилизации в вонючих резервациях или вечно скрываться от псов Ордена, прячась по углам, будто крысы. Не мы должны бояться каждого шороха и каждой тени, страх и подчинение сильному должны стать уделом людей...

— Красиво болтаешь, — перебивает, осмелев, все тот же северянин, — да только и до тебя уж дважды пытались, а мне стрелу в сердце уж больно не охота — видал я, как от них помирают.

— Малькольм завоевал Материк всего за несколько лет лишь потому, что подчинил себе всемогущего дракона. Обычная победа куется долго, стараниями многих и их жертвами. Она требует тщательной подготовки, единства и искренней веры в ее цель. Наша цель — свергнуть с трона этого мира слабых, покончить с их властью, принесшей каждому из вас лишь боль и страдания. Опыт двух первых Бунтов показал, как нам следует действовать, а как нет, и оттого третий станет последним. Мы соберем армию, которая не снилась даже Орлу, мы уничтожим каждую поганую черную стрелу на Материке, низложим императора и весь его род, под чьим гнетом мы страдали все эти годы, и мы займем место, которое нам подобает! — она замолкает, будто только заметив, как громко звучит ее собственный голос, и продолжает чуть более спокойно: — Прежде, чем нанести последний удар, мы освободим каждого абаддона, плененного Орденом, как освободили вас. А теперь ответьте: готовы вы присоединиться к нам в войне за свою свободу или жестокие смертные ублюдки, унижавшие и пленившие вас, дороже собственных собратьев?

В звенящей тишине, оставленной ее замолкнувшим голосом, с каменного потолка срываются капли воды и с частым стуком ударяются о поверхность крохотной лужицы. В дальнем углу, где сейчас стоят остальные бунтовщики, слышится беспокойный шорох, а следом и мягкий девичий голос:

— Нам все же следовало назвать себя прежде, так ведь?

Миниатюрная по сравнению с первой девушкой теллонка осторожно шагает вперед. Движения ее неловкие и будто боязненные, словно она опасается подскользнуться, но, увидев ее чуть ближе, Амиан едва не бьет себя по лбу за глупость. По-эльфийски красивая девушка смотрит сквозь него и всех остальных прозрачно-голубыми слепыми глазами.

— Мы не используем своих прежних имен, — поясняет она так дружелюбно, будто и не состоит в шайке, готовящейся к завоеванию мира. — Меня зовут Видящей.

— А с чувством юмора у них неплохо... — неодобрительно бурчит северянин.

— Вы должны понять, что мы не самоуверенные выскочки и не палачи, мы знаем, что делаем, — меж тем продолжает слепая. — Моя сила позволяет мне видеть и чувствовать других абаддонов. Мы отыщем наших собратьев по всему миру и совершим задуманное. Представьте, нам даже не придется убивать — люди сами склонятся перед нами, когда увидят нашу силу. И тогда мы создадим мир, где больше не будет войн и рабства — люди станут равны под властью абаддонов, и больше ни один завоеватель не сможет отобрать ребенка у матери, потому что ей не хватает денег выкупить его из рабства!

Ее лицо чуть вздрагивает, и она осекается. Угадать ее истинный возраст было невозможно, но после этих слов Амиан готов был поклясться, что она должна была ребенком застать завоевание Феррана империей больше тридцати лет назад. Часть жителей захваченного города тогда угнали в рабство сразу, остальных же забирали постепенно, когда грабительские налоги на проживание в Делориане окончательно загоняли их в долговую яму. Из семей же первым делом, в счет оплаты долга, забирали детей — обучать будущих слуг, наемников и шлюх проще было с детства.

— Это утопия, — хрипло шепчет Мариан и ее голос отдается эхом. — Материку понадобится чудо, чтобы подобные замыслы осуществились.

— Верно, — полуостровитянка отвечает так же тихо и проводит ладонью по бритому виску. — Но разве то, на что мы способны, — не есть чудо?

Ее палец чуть дергается и стук капель обрывается.

— Меня зовут Гидра, — она отворачивается от Мариан, обращая свой взор на так и стоящего у стены Амиана. — Его, — Гидра кивает на полулицего здоровяка, — Голем. До рождения он был гладиатором и теперь не слишком болтлив. Аспид, — худощавый темноволосый парень с россыпью веснушек на бледном лице, прежде отрешенно стоявший в углу, вздрагивает и оборачивается к ней, — кассаторы схватили его за то, что он с помощью своей силы спас умирающую человеческую девчонку. А это Клык и Друид, они братья. Их отец — оборотень — мирно жил с их матерью, пока всю их семью не сожгли ночью заживо. Вшивого монстра, его подстилку и щенков. Так им сказали, прежде чем подпереть дверь дома снаружи, — она замолкает и оборачивается к седьмому пришедшему с ней абаддону. Под капюшоном его плаща блики факелов играют на совершенных чертах бесполого лица белой театральной маски и её застывшей полуулыбке. — Он с нами недавно, не любит болтать и показывать лицо. Мы зовем его Безликий. Наша сила велика и по отдельности, но лишь вместе мы непобедимы. Поэтому я спрошу вновь: кто из вас готов присоединиться к нам?

— Я не стану вам мешать, — вновь первой из абаддонов Скара заговаривает Мариан, — но и помогать вам проливать кровь невинных не стану.

— А я тебе уж сказал, девка. Видал я, как от кассаторских стрел помирают, сам не хочу и тебе такого не пожелаю. Я простой человек, мне б крышу над головой и хлеба кусок. Да еще б девицу посмазливей приласкать...

Его друг, стоящий чуть поодаль, одобрительно усмехается и кивает, а за их спинами раздается едва слышный удар капли.

— Я пойду с вами.

Даже троица мужиков смолкает и вместе с остальными удивленно поворачивается на звук голоса.

— Амиан! — выдыхает Мариан, и теперь в ее голосе слышатся совсем иные интонации, нежели при их первой встрече сегодня.

— Ты извиняй, но к людям я не вернусь. Да и куда, прямо в клетку обратно? Спасибо уж, и без того три месяца там просидел. Да и тебе чем лучше жилось, в тюрьме из дерева да с окнами?

Она не отвечает, лишь до побелевших костяшек стискивает кулаки и смотрит с напуганной растерянностью оставшегося в одиночестве ребенка. В его груди что-то неприятно екает, но чужая ладонь, опустившаяся ему на плечо, заставляет отвернуться от девушки.

— Верное решение, — хватка у Гидры крепче, чем у многих встреченных Амианом прежде мужчин, да и роста они оказываются почти одного.

— Не зря под замком держали, — северянин зло сплевывает себе под ноги, — погань демонская.

Амиан поджимает губы, но не произносит ни слова. Ему и без того известно, что думали о нем погибшие кассаторы и думают его же собратья, делившие кров в резервации. Все, кроме Мариан. И даже её он сумел разочаровать.

И все же, после всех неудавшихся побегов, он готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы полной грудью вдохнуть воздух свободы и вернуться к жизни, что осталась за чертой, у абаддонов именуемой "рождением".

— Я верю, — Гидра вскидывает голову, своим голосом перекрывая прочие, — верю, что скоро вы все поймете и присоединилась к нашему священному походу во имя справедливости для нашего вида. Поймете, что даже боги на нашей стороне, ведь не просто так они даровали нам силы, сделавшие нас почти равными им...

— Все-то мы поймем, — пропуская её дальнейшие слова мимо ушей тихо вздыхает пятый абаддон Скара — седобородый мужчина, сгорбившийся в углу, — да вот только у Гидры-то семь голов. Чья ж из ваших лишняя скоро упадет?