Ложь всегда давалась мне легко. Я могла врать, порой сама веря в собственные слова. Обмануть ребёнка мне не казалось сложной задачей, да и опыт был. Но не сказать, что приятный.
Осторожно поддерживая мальчика под голову, я уложила его себе на живот и грудь, с наслаждением перебирая чёрные кудряшки. У меня всегда был фетиш на волосы, особенно мужские. У них какая-то особая для меня привлекательность. Волосы Эда оказались немного жестковатыми на ощупь, торча вихрами в разные стороны. Это было даже забавно.
Я прижала к себе Эда, чувствуя себя отвратительно. Собираюсь соврать ребёнку… Это гнусно.
Мне вспомнилась свадьба моей лучшей подруги, на которой я была свидетельницей. Арендованный на торжество ресторан и задний двор, где мне захотелось остаться, когда ноги устали рассекать зал на каблуках. Я уединилась на веранде, наслаждаясь сумерками. Тамада на тот момент достала с конкурсами, на которых свидетель и свидетельница отдувались за десятерых. Как сейчас помню: сестра моей подруги искала меня, чтобы я последила за дочкой и ее подружкой. Как-то само собой всегда получалось, что мне удавалось находить подход к детям. И вот, на меня сплавили двух девчонок. Зачем же я тогда обманула их?..
Тряхнув головой, прогоняя бесполезные ныне воспоминания, я позвонила в колокольчик. Мне уже даже начинало нравиться, что всегда можно позвать слуг, чтобы они сделали что-то для тебя.
Роза явилась незамедлительно. Одна.
— Мадам? Надеюсь, молодой господин… жив?.. Вы не подумайте…
Я погладила по голове Эда, перебирая кудряшки.
— Всего-то потерял сознание. Не беспокойся. Но я не за этим тебя позвала.
— Вы чего-то хотели? — вопросительно уставилась на меня Роза.
— Да. Принеси мне чего-нибудь лёгкого на перекус, сладости и клубничный чай. Всё на твоё усмотрение, но, главное, клубничный чай.
Да-да, я запомнила при прочтении, что Эд любит клубнику. Так порадуем же ребенка.
— Я вас поняла. Будет исполнено. — Роза поклонилась и отправилась выполнять поручение.
Я не могла налюбоваться на милую мордашку спящего Эда. Ну какая же он прелесть! Боже ж ты мой! И если верить вебке, в будущем он разобьёт не одно девичье сердечко!
Пока никто не видел, я уткнулась носом ему в волосы, пряча глупую лыбу. Мне двадцать семь лет, мать вашу! Я всегда хотела ребёнка и семью, правда, не получалось ни то, ни другое. А тут у меня есть наимилейший сынуля, похожий на моего любимого Гилберта!
Роза привезла тележку со снедью и разложила мне на журнальном столике тарелку с супом, сэндвичи, пирожные и поднос с чайником и чайными чашками. Чайный сервиз мне особенно понравился: белый фарфор с золотой каймой, расписанный жёлтыми и розовыми хризантемами.
— Можешь идти, — потянувшись за сэндвичем с ветчиной, сказала я.
Девушка немного опешила. Видимо, Виола обычно ела при Розе. Но она поклонилась и удалилась в смешанных чувствах.
Я взяла сэндвич и надкусила. У хлеба был необычный вкус, но мне понравилось. А ведь я не абы кто, а избалованная девица из двадцать первого века, где количество вкусной еды превышает спрос на эту самую еду.
Ладненько. На самом деле у меня была причина спровадить Розу. Какая?
Манеры.
У меня совершенно пусто в голове, нет памяти прошлой хозяйки тела. Только я и моя личность. Ну и смутные воспоминания о вебке, которую я читала пару месяцев назад и дропнула где-то на середине из-за скукоты, сразу перейдя на последние главы. При хорошем начале работа оказалась максимальной тягомотиной, а ведь мне нравится политика и неспешное развитие сюжета…
Загрустив, я попробовала картофельный суп-пюре. У него был пряный запах и немного пресный вкус, но такой и должна быть пища для больного. Хлеб с ветчиной тоже неплохой выбор. Вот только я ещё собиралась забить желудок всеми этими чудесами кондитерки. На подставке были и эклеры, и макаруны, безе, кусочки тортиков и печенье. Никогда особо не была любителем сладкого, но вкусы у Виолы совершенно иные.
Прикончив суп и умяв парочку сэндвичей, я почувствовала себя лучше. Похоже, заниматься поглощением еды мне понравится и здесь. Всегда любила поесть. Интересно, Виола не расположена к полноте? Иначе я буду плакать.
Я решила запить горе чаем, налив себе чашку до краёв. Запахло клубникой. Я отпила. В принципе неплохо, вот только чаем меня тоже не удивишь. Всегда была любителем засесть с огромной кружкой у ноутбука, периодически ходя на кухню пополнить запас. У меня было много разных сортов чая и множество напитков: чёрный чай, зелёный, белый, шиповник, всякие смеси, какао… Единственное, не люблю красный. Надеюсь, Виола не питала к нему тёплых чувств, а иначе мне трындец.
Моё маленькое кудрявое чудо завозилось во сне. Просыпается? Сонно моргая, Эд зевнул, прикрывая ротик ладошкой. Потянувшись, он запутался в моём пеньюаре и чуть было не свалился. Норовя пролить чай из чашки, я подхватила Эда одной рукой. Он поднял на меня свои серо-голубые глазки и замер.
— М-мама?!
Ох ты ж божечки-кошечки! Он так очаровательно испугался, что у меня от умиления чуть лицо не треснуло.
— Да, я твоя мама, — сказала я, и мне от этих слов стало хорошо-хорошо.
Внезапно голубизну его радужек обдало мутной поволокой, и глаза приобрели насыщенный красный цвет. Я порядком удивилась. Впервые такое вижу. Вот тебе и магический мир. Так же внезапно, как и изменился цвет его глаз, Эд дернулся, норовя убежать.
«Ну уж нет», — хмыкнула про себя, крепким захватом не давая моей прелести ретироваться.
— Тише-тише, мой хороший, — я принялась успокаивать Эда. — Всё нормально. Держи печенюшку. — И, взяв с подноса шоколадное печенье, пихнула ему в рот. Не сопротивляясь, он принялся работать челюстями, жуя.
Ну что за чудесный ребёнок.
— Отлично, а теперь запей. — Я подала ему чашку, из которой недавно потягивала чай.
Мы замолчали. Он, такой очаровательный в своём смущении, держал чашечку. Я любовалась его по-детски пухлыми щёчками и чёрными кучеряшками. Нет, такая милота вне закона. Это просто какое-то оружие массового поражения.
— Мама, вы меня не боитесь?.. — исподлобья поглядывая на меня, внезапно спросил Эд.
Ну что за глупыш. Как тебя можно бояться?
Я ткнула его пальцем в нос:
— Би-и-ип, — и хихикнула.
Смутившись ещё больше, Эд принялся пялиться в чашку, словно пытаясь прочесть в ней свою судьбу. Даже грустно как-то, что ребёнок так реагирует на свою мать. Если мои воспоминания не лгут, она его даже поколачивала. Или это из другой работы? Блин, плохо помню.
— Нет, не боюсь. И никогда не боялась. А знаешь, почему? — спросила я, беря с подноса на журнальном столике шоколадное печенье.
— Н-не знаю…
Плохо обманывать детей, но мне нужна разумная причина такой резкой смены отношения. Эд ещё не лишён своей детской наивности и доверчивости, каким бы смышлёным он не был.
Я разломила печеньку напополам. Одну часть сунула себе в рот, а вторую ткнула Эдварду в губы. Он не стал сопротивляться и съел предложенное.
— Эд, ты умеешь хранить секреты? — начиная издалека, спросила я.
— Да! Умею! — закивал головой Эд, да так, что начал сползать вбок. Мне пришлось подхватить его, возвращая обратно.
— Всё это время я была под заклятием. Из-за него я боялась тебя и твоего папу, но всё в прошлом. Мне удалось побороть его. Теперь всё будет хорошо.
Поверил же?
— А отец знает? — спросил Эд.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, и я пока не хочу ему говорить. Я не знаю, кто наслал заклятие.
— Наверняка это та женщина! — излишне воодушевлённо воскликнул Эд.
Я поморщилась, пытаясь припомнить, кого это чудо могло обозвать так грубо. Любовницу?
— Женщина? Ты про кого? — решила уточнить я.
— Мать Лизы и Элли!
Лиза и Элли… Вроде бы так звали сестёр Эда. Ну, если они вообще его сестры. Я не удивлюсь, если любовница нагуляла их на стороне.
Но сейчас не о том речь.
— Я бы не говорила так голословно, что это она… Это мог быть кто угодно… — пробормотала я.
Ничего не знаю про Любеллу. Я дропнула вебку чуть ли не в начале, но уже тогда эта баба мне показалась глупой. Кто знает, может на Виоле действительно было какое-то заклятие. Мне почём знать? Уже ни в чём не уверена. Мне нужно сесть и пройтись по тем событиям вебки, которые я пока что помню. И обязательно записать их.
— Уверен: это она. Я видел у неё странные книги в комнате!
Опа, а вот это уже интересно. Надо будет как-нибудь незаметно проникнуть в её покои и пошуровать там.
Вздохнув, я потрепала милашку Эда по его кудряшкам. Чувствую, это войдёт в привычку. Он такой очаровашка, ещё и на пёселя похож. Хвала богу попаданчества, что сделал меня его мамой. Аминь.
— Как бы то ни было, — гладя Эда по волосам, расплылась в улыбке я, — теперь мы можем видеться в любое время.
— Ура! — Эдвард радостно повис у меня на шее.
Мы ещё какое-то время посидели вместе, но начало темнеть. Пришли Роза и няньки, чтобы забрать малыша спать. Ну да, время уже позднее. Я посмотрела на часы, не было еще даже восьми.
— Мама, мы же увидимся завтра?! — вцепившись пальчиками в дверной косяк так, что две няньки не могли его отодрать, законючил Эд.
— Да, я тебя позову, — улыбнулась я.
Эд отзеркалил мою улыбку. Я схватилась за сердце, пронзённое стрелой любви. Этот ребёнок слишком милый. Эд и няньки ушли. Мы с Розой остались вдвоём.
— Вам бы тоже отдохнуть. Вы только начали приходить в себя… — беспокоясь, сказала Роза.
И правда. Стоило ей заговорить о сне, как я зевнула, прикрывая рот рукой. В моём мире неприлично зевать во всю варежку, а герцогине и подавно.
— Вот видите, видите? Ложитесь скорее! — запахнув шторы, Роза погнала меня в кровать. Я не сопротивлялась.
Роза взбила мне подушки и уложила, накрыв сверху одеялом.
— Спокойной ночи, мадам, — добродушно пожелала мне она.
— Ты тоже ложись. У нас завтра много дел, — аж замечталась я.
— Обязательно, мадам. Крепких снов, — сказала Роза и выключила ночник. Комната освещалась только светом из коридора, лившемся через раскрытую дверь. Но и этот свет растворился, когда Роза покинула меня.
На меня напала сонливость. Какая же Виола ослабшая. Ну и не удивительно.
Глаза чуть попривыкли к темноте. Я подняла перед собой руки, разглядывая перевязанные бинтами запястья. Вот сколько раз в той моей прошлой жизни хотела с собой покончить, но действительно что-либо сделать у меня не хватало смелости. Да и откровенно говоря, в живых меня держали родители. Я была очень любима своей семьёй, меня очень трудно родили. Они бы не пережили, если бы дочь ушла на тот свет раньше них. Но теперь меня больше ничто не связывает с той скучной и жалкой жизнью, где мне приходилось насильно дышать ради родителей.
Я сжала и разжала кулаки. Это теперь мои руки. Дотронулась кончиками пальцев до лица, ушей, шеи и волос. Это всё — новая я.
Осталось только обуздать эту жизнь, поменять отношение к Виоле. Завтра я обязательно посещу библиотеку и пошарюсь там по полкам в поисках информации. Эх, жаль, тут нет Википедии. И надо будет выписать всё, что я помню про историю, в которую попала. Все известные мне факты и события.
А пока — спать. Глаза слипались. Я перевернулась на живот, подсовывая руки под подушку в моей излюбленной позе для сна, и зевнула. Морфей любезно принял меня в свои объятия, даря сон.
Мне было так хорошо. Так уютно и тепло. Мягко.
И кто-то обнял меня. Какой приятный сон. Люблю объятия.
Я обняла в ответ, теснее прижимаясь к нему, вбирая чужое тепло.
Мне показалось, что кто-то сказал, что любит меня. И это было замечательное чувство.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления