Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
6 - Из якудза такие же самураи, как из пингвинов птицы

Даймон – эмблема клана. Золотые имеют право носить только руководители, серебряные – старшие члены группировки.

Нее-сан – старшая сестра. Да, якудза – это не только мужчины.

Вакагасира – второй человек в клане после оябуна. Их может быть несколько – каждый ответственен за своё направление или территорию.

***

Звуки стучатся, мельтешат – хочется отмахнуться, но почему-то сделать это не получается.

– Клянусь тебе, я видел золотой даймон! – вонзается в одно ухо.

– С этим я ничего не могу сделать! – в другое. – Везите в больницу!

Шинске открывает глаза. Тёмный потолок с разводами. Ширма справа, ширма слева. Ничего не болит. Вроде…

– Пока он не очнётся, ничего нельзя сказать точно!

Когда сел, стены попытались поплыть. Но вот уже успокоились. И дотянуться до жёлтой занавески ничего не мешает, как и отдёрнуть её.

Так и есть, он дома. В большой прихожей – вон Рисуноске с перевязанной головой сидит в кружочке своих людей, только как-то их мало. А вон док щупает пульс у лежачего на циновке парня… как же его зовут?.. Тяжёлый взгляд заставляет собраться. Седой мужчина с неестественно прямой спиной в тёмно-сером кимоно, оказывается, стоит совсем рядом. Остаётся только встать и поклониться.

– Прости, отец.

Рядом тут же оказывается док, дёргает за запястье. Вопросы про тошноту и что-то ещё… А Шинске рыщет взглядом по залу. Котаро что, всё ещё у него?

– Молодой господин, – доносится из-за спины. – Вас не мучает жажда?

А, нет, вот он. Подкрался с чашей воды. Шинске медленно выдыхает. И только когда берёт чашу, замечает, что движения ничто не стесняет. Пиджака больше нет, только рубашка – и она почему-то в крови. Но беспокоит не это. Он о чём-то забыл, очень важном.

Что же всё-таки произошло? Его… пытались похитить? Но зачем?!

Столько людей пострадало. То, что здесь осталось так мало, означает – остальных пришлось отправить в больницу.

– Все живы?

Котаро кивает. Он напряжён – но оно и понятно. Всего два дня в семье, и, что ни день, то проблема.

– Полиция требует объяснений, – подходит Рисуноске. Говорит вроде отцу, но косится на Шинске. – Что прикажете, кумичо?

Отец закрывает глаза. Выдыхает. А когда открывает – гул голосов замолкает. Через порог переступает Азарни – бордовое кимоно расшито красными маками до самого верха, ворот сзади приспущен – совсем как у гейши, и синеет кусок татуировки на шее. Шинске один раз видел её обнаженной – на спине женщины изображены пенные воды, в которых резвится огромная рыжая рыба.

– Вака! – Рисуноске прижимает руки к бокам и кланяется так резко, что Шинске слышно скрежет его позвонков из поясницы. – Вы уже вернулись?

Женщина тоже склоняется в поклоне, но перед отцом. Потом, мягко ступая, подходит ближе. Тихий скрежет – и сложенный металлический веер бьёт сятея по виску, и голова его врезается в стену. Пролетев перед этим вместе с телом пару метров.

– Идиот! Бестолочь! – Азарни разворачивается и широко расставляет ноги, так что подоткнутый под пояс подол кимоно обнажает колени. – Да как у вас вообще хватает совести глаза поднимать! Надеюсь… вы готовы ответить головой за свою некомпетентность?!

Теперь перед Шинске одни разрисованные спины и лбы, вжатые в циновки.

– Кто отвечал за подготовку?

– Я, – Рисуноске поднимает с пола и вот уже стоит, глядя себе под ноги. – И готов понести наказание.

Ярко красные губы Азарни искривляет улыбка, угольно-чёрным подведенные глаза, кажется, остаются вообще без белка.

– Ты хотя бы в курсе, что у тебя девка сбежала?

Что? Какая…

– Йоко, – шепчет сзади Котаро. – Та служанка, что тебя одевала, а вчера готовила ванну. Исчезла.

Вот ведь глупость, тут такое серьезное дело, но после этого теплого дыханья в затылок Шинске может думать лишь об одном… Но вдруг ледяное дуновение – и волосы на голове поднимаются дыбом. Стоит скосить взгляд и видно приставленный к горлу Котаро сложенный веер. В вытянутой тонкой руке. Гладкий круглый край касается подбородка, заставляя парня поднять голову выше.

– Похоже, пока меня не было, этот дом заполонили крысы.

Да что же это за такое… Неужели опять?

– Простите, – голос Котаро звучит без особого страха или почтения, – я в чём-то опять провинился?

– Вот мы и посмотрим, – из-под красной помады проступают белоснежные мелкие зубы. – Мальчик. Уж я о тебе позабочусь…

Заточенный край оставляет на натянутой коже красный след.

– Нее-сан, – Шинске чувствует, что сейчас вполне способен взорваться. Потому старается говорить не особенно громко. – Я что-то не помню, чтобы в ваши обязанности входила забота о моих подчиненных.

Она – вакагасира. Она выше, но только ростом. Но смеет сейчас смотреть на него сверху вниз и молчать. А веер – врезаться Котаро под кожу. И в этот веер… Шинске вцепляется рукой. Чувствуя, как режут пальцы края.

– Я что-то непонятно сказал?

– Вы поранились, ботчан, – исчезнувшая в долю мгновения улыбка и заменившая её озабоченность на красивом лице. – Сенсей, перевяжите наследнику руку!

Шаг назад. Взгляд на отца.

– Мой господин, разрешите вашей слуге разобраться с этим случаем? Кто бы они не были… я найду виновных.

– Хорошо, поручаю это тебе.

Ей. Не ему. Сжимая кулак, Шинске чувствует боль и как кровь стекает на пол сквозь пальцы. Но её здесь уже столько, что на несколько пятен внимания никто не обратит.

Отец уходит. Азарни тоже. И в зале становится легче дышать.

– Я вас провожу, – Котаро странно спокоен. – Хотите есть?.. Или принять ванну?

– Я…

Вдруг у кого-то звонит телефон. Это странно, обычно их всегда ставят на вибро… Схватившись за голову и нащупав на лбу повязку, Шинске вдруг вспоминает…

– Где Гин?!

Котаро смотрит на него неожиданно широко раскрытыми глазами.

– Кто?..

– Саката! Гинтоки!

– Н-не…

– Вышел, – вместо него отвечает Рисуноске.

Он всё ещё стоит на месте и пялится в пол. Если так подумать, ему же не вынесли наказание?.. Не дай чёрт ещё дежурный по штабу решит сам с собой что-нибудь сделать.

– Куда?

– Сенсей велел всем пить молоко. Отравились же… и всё такое. Так он заявил, что только клубничное пьёт.

Никак не идёт из головы. Эта мелодия и звонок. Шинске уверен, что сто раз слышал её. Но откуда тот телефон у Сакаты? Почему зазвонил, когда он набрал номер своего покойного брата? Как привык набирать с самого детства. Чтобы перекинутся парой слов. Пожаловаться на тренировки. Или ночью, когда не может уснуть, проболтать до утра.

Да, его уже нет. Но старенькая раскладушка – почти талисман. Сколько раз за последние несколько лет он просто так нажимал на кнопку быстрого набора, чтобы послушать гудки? Конечно, наверно, номер достался уже постороннему человеку, и однажды чужой голос ответит с той стороны. И тогда… тогда он точно и непременно выключит телефон. Но пока трубку никто так и не взял, и он продолжал звонить в никуда и никому.

– Шинске-сама?

Перед носом – полная чаша прекрасного риса, белоснежного, зёрнышко к зёрнышку. Липкого, тёплого, влажного. Так и тает во рту. А нежное мясо морского леща солонит нёбо и язык. Напротив сидит Котаро. Шинске велел подать обед и ему.

– Шинске-кун?

Придерживая край рукава, Шинске тянется металлическими палочками за креветкой в пряном соусе.

– Шинске.

– Да?

Соус капает на стол, но он доносит креветку до рта.

– Что мне делать?

– В каком... смысле?

Обе брови Котаро дёргаются разом. Казалось, или раньше он был поспокойней?

– Я же твой подчиненный? Или слуга? Чем мне заняться?

– М-м-м… можешь прибраться…

– И всё?

Чай остыл. Но так даже лучше – Шинске горячее не любит и не любил никогда.

– Я же сказал, что позабочусь о тебе. И твоём долге. А это значит, что тебе не надо делать ничего вообще… Ну, кроме…

– Кроме?

Шинске оглядывается через плечо, обводит свою комнату долгим, изучающим взглядом. Надо будет кое-что прикупить… А пока…

– Как насчёт ванны?

– После еды? – в этот раз у Котаро взлетает всего одна бровь.

– Сделай двадцать пять градусов.

– Всего? Ах, ну да… господин предпочитает похолоднее…

Котаро выходит, унеся оба стола. Шинске валится на пол – на душе неспокойно. Когда вернётся Гинтоки, надо будет его расспросить. Ещё эта Йоко… Она же готовила ванну? Почему-то в памяти пусто. Шинске вообще не помнит ни её голоса, ни лица.

Странно это. Кому-то потребовался лично он...

Шаги доносятся из коридора. Знакомые, они принадлежат не Котаро.

– Шинске-сама, – тихий стук.

– Заходи.

Дверь немного отходит в сторону, но Нидзо остаётся снаружи.

– Ты в порядке?

– Простите… от меня было так мало толка… – молчание, колебание, вздох. – Вам пора уже меня отпус…

– Замолчи, – Шинске резко садится. – Ты служил моему брату. И останешься здесь, пока я не умру.

Склоненная голова, закрытые слепые глаза. Когда Нидзо начал терять зрение, брат оплатил несколько операций, но врачи сразу сказали, что со временем всё вернётся. И теперь ему не поможет уже ничего. И всё же…

– Как вы в карты играли?

– Простите?

– С «мастером».

– Ах, господин, то были краплёные карты. Старая колода.

– Ясно... И всё же он тебя раздел.

– Да, господин.

– Нидзо, найди мне его. И притащи. Сейчас же.

– Слушаюсь.

И снова в комнате тишина. Чешется кожа под повязкой на лбу и на спине. Он так и не спросил, что за вопросы задавал Нидзо, и какие ответы дал ему Гинтоки Саката. Почему? Потому что иногда правды лучше не знать.

– Ши… ске… Шинске!

За плечо тряхнули. Оказывается, он умудрился уснуть.

– Постелить футон?

Шинске вновь закрывает глаза. Нащупывает упёршуюся в пол рядом руку. И дёргает на себя. Котаро падает сверху, но тут же пытается встать. Он довольно силён… для простого восемнадцатилетнего парня. Но спина узкая, её так легко обхватить, а его самого притянуть к себе и прижать.

– Что ты… не сейчас же…

– Я просто пытаюсь встать, – бормотание в шелковистый хвост волос, упавший на лицо. – Ты пахнешь приятно… уже мылся?

– А что, раньше вонял?

– Ну, немного…

Коленом в живот – это больно. А Котаро уже на ногах, поправляет одежду. Шинске успел проверить – под кимоно нет больше футболки.

– Ладно, – зевок, – пошли.

И вот они снова в ванной. Если подумать, были здесь только вчера, а столько всего уже изменилось. Вместо покорности и притворства в глазах Котаро упрямство и… Ох, этот высокомерный взгляд. Специально застыл у панели, чтобы показать, какая выставлена температура?

– «Вода достигла указанной температуры в пятьдесят два градуса. Приятного купания.»

– Двадцать пять, Ко-тян, – расстёгивая рубашку, Шинске надвигается на наглого слугу. – Неужели ты специально?

Рука упирается в стену над плечом Котаро, тот кусает нижнюю губу, хотя вон, на ней ещё не зажил его утренний укус.

– Если так нравится холодная вода, можете выйти на улицу и поплескаться в луже, Шинске-са-ма.

Колено упирается в сведенные ноги, давит – и те поддаются.

– Только если ты согласишься искупаться там вместе со мной…

Снова в горле становится сухо и слова царапают его изнутри. Котаро так близко, и в теле становится так горячо, что впору облиться водой не то что холодной, а ледяной. Но почему же Шинске влечёт к этому парню? Всего лишь из-за его красоты?.. Между ними нет ничего, кроме тонкой ткани. Губы сами тянутся к шее, но руки не смеют – одна всё ещё упирается в стену, вторая висит бесполезной плетью вдоль тела. Но Котаро сам касается его. Палец скользит по подбородку – немного больно. Ах, ну да, там же порез.

– Останется шрам.

– Ну и пусть…

Шинске прижимается к маленькой пульсирующей жилке губами. Нет, не целует. Замирает. Чтобы глубоко вдохнуть опьяняющий аромат. И вдруг понимает, что колену горячо от твёрдого члена. Да у него самого уже стоит колом, но всё равно… это немножечко странно. Нет, не то что бы он сомневался в себе, но…

– Подожди, - шепчет Котаро.

Его оттолкнули. Достаточно мягко. Но всё равно нужно время, чтобы вспомнить – они в ванной. Ему надо помыться. Только зачем Котаро встал на колени? О, он помогает ему снять штаны. Только зачем, расстёгивая ремень, так давить на член? Зачем так прижиматься, стаскивая их вместе с трусами? Зачем прикасаться руками и…

Ноги едва не подводят, когда он видит, как мягкие губы целуют головку. Как Котаро сдувает упавшую на глаза челку и смотрит на него. Снизу-вверх. Кончик языка мелькает между зубов и… Шинске забывает, как нужно дышать. Мир сжимается до ярко пылающей точки. Она – внизу его живота. Легкий укус – Котаро проводит языком по яичкам. И Шинске вновь упирается в стену, прямо над его головой, потому что он не уверен, что сможет выстоять до конца. Это больше, чем просто физическое ощущение, это кайф в теле и в голове. Он желает лишь одного – обладать. Завладеть этим парнем – своенравным, безумно прекрасным, хоть и упрямым… целиком, до кончиков волос.

Жар обволакивает член до яичек, легкое касание острых зубов – и тут же быстрые, резкие движения взад-вперёд. Это сильнее того, что он способен долго терпеть. Умелые движения рук, давление языка. Всего и не разберёшь, только вот горечь поднимается из глубин живота. И чем тяжелее становится голова, чем свободнее в ней от посторонних мыслей – тем больнее от осознания, где опыт этот Котаро мог получить…

Резкая разрядка. Покалывание в пояснице. Слабость в ногах.

Но Шинске, отталкиваясь от стены, уже выходит из раздевалки, переходя в небольшое, отделанное деревом, помещение. Ванна большая, глубокая. Чтобы забраться в неё, нужно подняться по нескольким ступеням, но сначала он зачерпывает ковшом чистую воду и выливает на себя. Обжигающе горячую.

Краем глаза замечает Котаро – тот смывает что-то с руки. Потом набирает в рот воды из-под крана.

– Можешь идти… раз уже мылся.

– Что-то случилось?

– Нет, – Шинске осторожно перелезает через край, чувствуя, как нога погружается в кипяток. –Ты прав, мне нужна была разрядка. Спасибо.

– Обращайся ещё.

И что это за улыбка?! Что за улыбка, мать твою…

***

В коридоре свет горит, но тускло. Лампочка доживает последние дни. Сого скинул кроссовки и смотрит на след от пальцев на ноге. В животе так пусто, что он согласен даже на собачью еду. Но будь он проклят, если дотронется хоть до чего-нибудь в этом доме, чего могла касаться рука белобрысой сучки.

Хотя, не похоже, что у них с Хиджикатой стабильные отношения. Конечно, зубная щётка, шампунь… Но нет одежды. Она приходит сюда иногда?

Прошел целый день, а на ладони и языке ещё остался жгучий след. Член Хиджикаты был таким… обжигающе горячим. Зря он позволил ему так быстро уйти. Надо было схватить, навалиться, может быть, оглушить… А теперь, кто знает, когда тот вернётся. И вернётся ли вообще.

В замке поворачивается ключ. Сого садится и смотрит на дверь, пытаясь как можно быстрее слепить хоть какое-нибудь подходящее выражение на лице.

Только вот, когда дверь открывается, на пороге стоит не Хиджиката, а совсем другой человек. Он в чёрной рубашке и почему-то одетом поверх кимоно, упавшем с плеча.

Его волосы – цвета металла.