Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
5 - Даже небольшая помеха может стать непреодолимым препятствием

НЕМНОГО ИНФОРМАЦИИ ДЛЯ СПРАВКИ:

Накано-ку - один из двадцати трёх специальных районов Токио. Вокруг Накано находятся такие районы Токио как Синдзюку, Нэрима, Сибуя, Сугинами, и Тосима.
«Бродвей Накано» – "Nakano Broadway" – развлекательный центр для фанатов аниме, в котором находится много магазинов и галерей, продающих кучу специфических товаров.

Ямагучи-гуми, Сумиёши-ренго и Инагава-кай – три крупнейших клана якудза в Японии.
Кайчо – почти как «тайчо» – глава организации. Отличие от кумичо – главы клана – в том, что в организации может состоять много группировок со своими собственными кумичо/оябунами.

***

Бродвей Накано. Сырой асфальт, лужи по краям дороги и серый тяжёлый туман. Торговый центр закрыт, работает только киоск – в такую рань здесь никого, кроме двух взрослых мужиков. Причём, если Гинтоки хотя бы честно листает новый номер «Джампа», то второй – представитель общественного правопорядка – бесстыдно смолит сигарету и всем своим видом демонстрирует презрение и к продавцу, и к покупателю. Хотя, они не одни, вон ещё парочка школьников. Мнутся у забора через дорогу. Видимо, решили прогулять первый урок и урвать ещё пахнущие типографской свежестью новинки раньше своих одноклассников.

– Ты, пугало антимаркетинковое, хоть за угол зайди. Детишки подойти боятся.

Суровый взгляд из-под чёлки, отросшей почему-то углом, нацеливается на молодёжь – и тех сдувает в переулок.

– Пусть лучше спасибо скажут. Я спасаю их неокрепшие умы и забочусь об их будущем.

Забавный… Какой же он забавный.

Захлопнув толстый журнал и высыпав на прилавок мелочь, Гинтоки боком оттесняет злостного курильщика за рекламный стенд.

– Вы, как всегда, чересчур ревностно относитесь к полицейским обязанностям, Хиджиката-са-а-ан. А как же мой неокрепший ум? И моё будущее?

Тоширо хмыкает.

– Заботы захотелось? Что же вы раньше-то молчали, Са-ка-та-сан? – и без тени сомнения втыкает недокуренную сигарету в блестящую обложку новенького «Джампа». – Всё ради вас.

Нет, такого варварского обращения со своим сокровищем Гинтоки не ожидал. Поэтому, кажется, сломал Хиджикате Тоширо палец. Когда схватил за руку вместе с бычком и попытался засунуть его наглой морде в пасть. Но принимать в качестве завтрака просмоленный фильтр с остатками оплавившегося табака тот отказался. И Гинтоки словил коленом в живот.

– С тебя 350 йен… – восстановить дыхание удаётся не сразу, – и сто порций парфе… за порчу имущества и моральный ущерб.

– Сначала отсидишь десять суток за нападение на офицера при исполнении.

– Кстати… какие новости?

Когда получается нормально разогнуться и вытащить из лужи обронённый «Джамп», оказывается, что прожжённый сигаретой след совсем не глубокий, всего на несколько страниц. А вот грязная вода действительно превратила журнал в бесполезный мусор. Но, всё равно, прежде чем отправить его в мусорку, Гинтоки какое-то время держит подмокшее сокровище в воздухе, навесу, и рассматривает обложку.

– Информация подтвердилась. Ямагучи объявились в городе. Вчера их видели в Синдзюку.

– Может за гостинцами приехали?

– Может. Только как бы им эти гостинцы не обошлись слишком дорого. Хоть война между великими кланами уже в прошлом, но после изгнания в Кобу, им в Токио путь закрыт под страхом смерти.

Плюх. Грустно вздохнув, Гинтоки лезет за пазуху… после того, как вчера пришлось проставиться перед сятэем, кошелёк его изрядно похудел. Но на один несчастный журнальчик-то должно было остаться?!.

– Тоши, ты не одолжишь мне…

– Нет.

– Какой быстрый отказ...

Гинтоки хмыкает. И, перехватив руку, уже собравшуюся достать из пачки новую сигарету, дёргает Тоширо на себя. Стенка киоска упирается в спину, а приятная тяжесть давит на грудь. К тому же, полицай не особо-то и рвётся отстраниться. А всё потому, что губы его для этого слишком заняты. А когда у Тоширо заняты губы, то тело подчиняется отнюдь не тому мозгу, который в голове.

– А теперь? – Гинтоки томно выдыхает, отстраняясь.

На самом деле у него треснула корочка в уголке рта и это чертовски неприятно. А Хиджиката вытирает губы ладонью и выглядит чем-то недовольным.

– Может, расскажешь уже, зачем ты подался к этим якудза?

Пожатие плеч.

– Хочу присмотреть за мальчишкой.

– А он тут причём?

Гинтоки отводит взгляд.

– Из-за Мизуки? Он что-то тебе говорил?..

– Хиджиката-сан, вам разве не пора на работу?

Чёлка углом взлетает, когда Тоширо резко сжимает ещё почти полную пачку сигарет в кулаке. Но, не сказав ничего, выходит из-за рекламного щита. Такой… послушный.

Дождавшись, когда тот исчезнет за поворотом, Гинтоки снова заглядывает к продавцу в журнальный киоск.

– Ещё один «Джамп», пожалуйста.

И открывает маленький, но упитанный кошелёк Хиджикаты.

***

«Ко…-тян – я ведь могу так назвать его? Ведь могу?.. Я разрешил ему звать себя по имени, значит, и для меня он теперь не Кацура, а Котаро… К тому же…»

– Молодой господин, разрешите…

Вырванный из глубоких раздумий, Шинске не сразу соображает, что ему нужно вытянуть руки и позволить надеть на себя пиджак. Вообще-то он мог бы одеться и самостоятельно, но у окна стоит отец и пристально наблюдает. Кацура же… то есть, Котаро – уже полчаса сидит у двери на коленях. По его лицу этого не видно, но Шинске уверен – ему больно.

– Если появится кайчо Инагавы, выразишь уважение.

– Как ска… прикажете, кумичо.

Отец пришёл с утра пораньше, чтобы отправить его вместо себя на поминки. Вскочивший и тут же упавший на колени Котаро даже не удостоился его взгляда, но сейчас, когда Шинске уже стоит, одетый в европейский костюм, глава семьи явно смотрит куда-то сквозь него. Возможно, на слугу. С одной стороны, это можно объяснить лютой нелюбовью отца ко всему неяпонскому и нежеланием видеть своего сына в подобной одежде… А с другой… неужели у него возникли какие-то подозрения относительно этой ночи?

Хотя, два тесно сдвинутых футона как бы намекают.

Но… он же ничего Котаро не сделает?

– Пойдём.

Приготовления завершены и отец идёт к двери. Шинске остаётся только последовать за ним… но, уже перешагнув порог, он останавливается.

– Я сейчас. Шнурок развязался.

И возвращается в комнату, к столу – достаёт из ящика старый мобильник-раскладушку и суёт в карман. Который, естественно, тут же оттопыривается.

– Порой я начинаю понимать его любовь к традиционной одежде…

Котаро качает головой и молча поднимается с колен. Подходит к Шинске. И положив руку на плечо, толкает, заставляя развернуться. И тут же спине становится горячо, и к животу начинает стекаться напряжение, тем более, что рука Котаро проходится по бедру и забирается в карман… Правда, тут же выбирается обратно, уже с телефоном. Шинске косится через плечо – Котаро раскрывает раскладушку и… ремень врезается в живот, пока её под него запихивают.

– С-спасибо, Ко-тян…

Кулак втыкается в поясницу. Шинске оборачивается, ловит руку Котаро, оттягивая в сторону – и не удерживается, чмокает в расслабленные мягкие губы. Даже несмотря на то, что локоть другой, висящей на перевязи, руки тут же врезается ему в живот.

И вот ведь засада – этот длинноволосый выше на несколько сантиметров и, чтобы дотянуться, пришлось оторвать пятки от пола.

– Шинске, – даже не пытаясь вырваться, Котаро смотрит очень серьёзно. – Ты не обязан быть якудзой, если не хочешь.

Вместо ответа Шинске снова тянется к нему. Но, на этот раз, не целует, а ловит зубами нижнюю губу и прикусывает. Котаро дёргается и выкручивает запястье из хватки. Отступает... Капля крови сползает с его подбородка, оставляя красную дорожку на коже, и капает на циновку.

– Я тоже так раньше думал, – касаясь собственных губ, бормочет Шинске. Смотрит на тёмный развод на руке. – А что, это так заметно?

– Более чем.

Во дворе уже торжественный коридор. Из братьев, выстроившихся вдоль дороги до самых ворот. Отец остался на крыльце, а за спиной шагают те, кто поедет с ним – все они тоже одеты в чёрные костюмы. Почти как нормальные люди. Только смешно, если честно, видеть несбритые щетины и выглядывающие из-под манжет и воротников куски татуировок, а уж взгляды…

Открываются ворота. За ним – чёрный хёндай. И белое пятно. Сфокусировав взгляд, Шинске чувствует, как брови заползают на лоб.

– Гин-т..сан?

Серебро в волосах и белоснежный костюм. В этот пасмурный день, среди втиснутых в деловые костюмы суровых якудз, «мастер» смотрится как очень неудачливый хост. И, наверное, хорошо, что собираются они не на попойку… А то ведь некоторым вполне может прийти в голову «удачная» мысль пустить этого «пока-ещё-не-вошедшего-в-семью» новичка по кругу.

– Что за наряд?

На заднем сидении слева Нидзо, справа Саката. Шинске и без того тесно в этом дурном пиджаке, а тут ещё и с боков подпирают.

О, а Нидзо-то в кимоно.

– Я спрашиваю, что за наряд?!

– Арэ? – Гинтоки отрывается от вида за затемнённым стеклом, хотя, на что там смотреть? Всё равно они пока едут по переулкам. – Это вы мне? Что-то не так?

– Тебе так нравится выделяться?

– Прошу, не обращайте на меня внимания…

Закидывая ногу на колено, он умудряется как-то просунуть ступню между сиденьем водителя и корпусом машины, да ещё и извлечь откуда-то из зада толстенный журнал.

– Саката-сан, – нейтральный голос Окады Нидзо кажется непривычно учтивым. – Не могли бы вы вести себя немного скромнее? И приличнее?

– Ой, не тебе, Ни-кун, об этом говорить. После вчерашней-то ночи…

Вот почему так? Сказал он, а чувствует, что краснеет, почему-то Шинске. Да и Нидзо как-то странно уткнулся носом в окно со своей стороны. Интересно, они всю ночь в карты играли? Или… Они не слышали ведь ничего?..

Визг. И толчок. Переднее стекло, прыгнувшее в лицо. И рука, вцепившаяся в воротник и вырвавшая из затылка клок волос. Плюхнувшись обратно на сиденье, Шинске видит чёрный джип, перегородивший проезд. Сзади доносится грохот и визг тормозов. Какие-то люди окружают хёндай – их больше десятка.

Щелчок за щелчком – блокировка дверей.

– Эй-эй, мы даже отъехать толком не успели! – Гинтоки, так и не убравший руки с его головы, давит на затылок и нос упирается в собственные колени. – Где наш эскорт?

– Мы похожи на родственников президента?! – от спокойствия Окады не остаётся следа.

– Это бронированное стекло, – шипит Шинске, пытаясь разогнуться. Но куда там, в затылок словно упёрся бетонный столб. – Отпус…

Шипение. Раздаётся внезапно. Доносится откуда-то… Вон, из-за решётки печки перед водителем уже струится белесый дым и наполняет салон! Тот пытается заткнуть её ногой, но, конечно же, это бесполезно!

– Гин!

Рука отпускает. И, разогнувшись, Шинске видит сидящего впереди, прямо на капоте хёндая, подростка. Или просто щуплого парня. На нём капюшон и какая-то маска, закрывающая половину лица, а в руке продолговатый предмет. С кнопкой, вжатой пальцем до упора.

Стук в окно.

– Не дыши.

С двух сторон вдруг сжимает так, что к горлу лезут кишки – но вылетевшая от пинка дверь впечатывает стучавшего в мусорный бак. И в машину врывается холодный воздух. Но тут как тут новая рожа, закрытая маской – и снова мелькает нога в белой штанине, вынося козла. И обзор закрывает широкая спина.

Но уже в следующий миг его снова хватают за шкирку. Шинске успевает заметить лишь удар кулака, заставивший деревянную дубинку ещё одного сунувшегося к машине козла сломаться напополам. Но тут Окада лезет вперёд, отправляя его тушку назад, к заблокированной двери.

Взгляд в заднее окно – те две машины, что ехали следом от дома, отделены ещё одним джипом. Вон наружу вылезает Рисуноске, а с ним и десяток ребят. Ещё несколько минут и они разберутся со всеми.

Только почему-то те, что преградили им путь, отступают за джип, к хёндаю. Нет, даже бегут! Они ведь не…

На месте джипа расцветает жёлто-красный цветок. В зад хёндая бьёт взрывная волна. Затылок Шинске врезается в бронированное окно, и к мушкам в глазах прибавляются новые искры. Но почему-то сил нет даже на то, чтобы сесть прямо обратно. Белесый дым заполняет салон и выходит наружу. Смешивается с чёрно-сизым. А веки так и тянет закрыть.

Постойте… откуда снаружи столько тумана? А вон, тот щуплый, что сидел на капоте. Стоит в стороне, а от стен перегороженного переулка растекается дым.

Вдруг перед глазами мелькает зелёное кимоно Окады – его швыряет на землю. Нидзо прижимает руку ко рту и выставляет перед собой длинный нож. Щуплый обходит его. Он уже у машины. Плюхается на сиденье.

– Привет.

Голос из-за маски доносится глухо. К тому же Шинске так тянет спать, что колет глаза. Но он почти вытащил телефон из-под ремня. Осталось лишь нажать кнопку. Глупость, конечно. Никто не ответит. Потому что тот, кто раньше брал трубку, давно уже мёртв.

Раскладушка выпадает из отказавшихся слушаться пальцев. Но парень в маске зачем-то наклоняется и поднимает его. Смотрит на экран. Сквозь ресницы Шинске видно, что вызов идёт… Значит, всё же, зачем-то нажал…

Но мобильник бросают обратно на пол. Рука в перчатке тянется к горлу, хватает за галстук. И тянет вон из машины. Вот только зад щуплого парня неожиданно упирается в пах… В пах мужчины в белом костюме. Правда, уже потемневшем от грязи и крови. Сквозь вату, забившую уши, Шинске слышит знакомую трель.

– Куда это вы собрались?

Гинтоки упирается в крышу хёндая двумя руками. Видно, что ему трудно стоять, да ещё и со спины приближается кто-то… Поднимается бита. И опускается ему на затылок. Брызгает кровь. Замерший парень, не отпуская галстук Шинске, бьёт пяткой назад. Но его ногу ловят.

– Отпусти, – шипит подросток.

– Сам отпусти.

А бита уже опять летит к дурной голове с серебряными волосами.

И впечатывается в крышу машины. А локоть Сакаты обагряется кровью, врезаясь в лицо напавшего сзади, срывая и маску – разглядеть его не удаётся, тело исчезает из вида. Зато доносится звук упавшей биты на асфальт.

– Отпусти, – вновь с угрозой повторяет тот, кто вцепился в галстук.

И Шинске чувствует горлом холод металла.

А Саката дышит очень тяжело... Да ещё и вздыхает вдруг так так глубоко, словно мало в его легких усыпляющего газа. И неожиданно дёргает ногу – и Шинске сдирает с сиденья. Скулу обжигает порез, и он едва не вываливается на асфальт. Но за галстук уже не держит никто.

А подросток впечатан в мусорный бок. Совсем рядом с выбитой дверью хёндая. Шинске видно его в узкий просвет в подмышке Сакаты – тот загородил пустой проём задом. Трель звонка замолкает… И воздух взрывает вой сирен. Один за другим с земли поднимаются напавшие в масках, кто сам не может – ему помогают другие. А невысокий их сообщник, оставивший на лице Шинске след от ножа, стоит у узкого прохода между домами и ждёт, пока те скроются в нём.

– Я тебя запомнил.

– Да-да, – отзывается Гинтоки. – Я тебя тоже.

И сползает вниз.

А Шинске наконец-то закрывает глаза.