Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
10 - Даже в холодном виде месть отвратительно безвкусна

***

В разбитое окно дует несильно. Может, просто заклеить его, да и ладно?

– Эй. Может, развяжешь?

Если честно, связанный Сого нравится Тоширо действительно больше. Ещё бы кляп в рот засунуть. И отпороть.

– Эй, приём!

Интересно, где Гинтоки взял этот провод? Да ещё такой длинный, что хватило на руки и ноги?

– Хиджиката!

Сого сидит у стены, словно гигантская кукла. Тоширо подходит поближе и наклоняется. Смотрит на воткнутый в пол нож с двойной металлической ручкой.

– Это твоё?

Глаза напротив превращаются в две полоски. Как и плотно сжатые губы. Тоширо вздыхает и, разогнувшись, хлопает себя по бокам в поиске сигарет, и вспоминает про кошелёк… снова вздыхает. Огонёк зажигалки на миг заставляет ослепнуть, но вот он – спасительный вдох, головокружение… И заполнивший лёгкие дым уже рвётся наружу.

А в кармане оживает мобильник.

– Шеф! Вы дома?! У вас всё в порядке?!!

Приходится отодвинуть трубку подальше от уха.

– Не ори, Ямазаки… Что случилось?

– Анонимный звонок, Хиджиката-сан. О стрельбе в жилом доме. Ребята хотели отправить патруль, но узнали ваш адрес и… сообщили нам. У вас всё точно нормально?

Взгляд сам собой притягивается к испорченной стенке. Потом опускается ниже, к уроненной тумбе. Останавливается на чёрных крупных осколках.

– Да, в порядке. Просто был слишком громко включён телевизор. Не надо патруль.

– Хиджиката-сан… у вас, что, есть телевизор?..

– Был… – смотреть на то, во что превратилась новенькая плазменная панель, сил просто нет. – Если это всё, то спокойной ночи.

И снова блаженная тишина – сейчас бы сварить кофейку, да сесть, хорошенько подумать…

– Ещё не надоело строить из себя примерного копа, мистер Подстилка?

Тоширо выпускает дым в потолок. Потом поднимает ногу и подносит ступню в белом носке к голове обнаглевшего ребёнка. Задерживает навесу. Наверное, всё-таки плохой из него полицейский.

– Ну же... Не можешь ударить?

Подумать только, этот балбес – и якудза. И не абы какой, а будущий глава Ямагучи. Прямо «Золушка» из сказки для мальчиков.

Опустив ногу, Тоширо садится на корточки и выпускает дым Сого в лицо, тот морщится, но не пытается отвернуться. Сопляк. Шесть лет ведь прошло… Наверное, не стоило его там оставлять… Но тогда было так сложно даже просто смотреть на него – мир рухнул, мечты испарились, и это детское «убирайся» стало отличным предлогом, чтобы сбежать. Да, никто не просил его заботиться о мальчишке, да, он даже не успел кем-то стать для него. Но факт останется фактом – будь он рядом, такого бы не допустил.

– Как глубоко ты увяз во всём этом?

– Не твоё дело, подстилка.

Вздох. Но пальцы уже сминают мягкую ткань толстовки, прямо под горлом нахала, заставляя оторваться спиной от стены.

– Может, развяжешь? – наглый взгляд и задранный подбородок. – И проверим, кто сильней?

И что же с ним делать? Арестовать? Посадить за решётку на трое суток, а что потом? Быть членом якудза – не преступление. А если удастся доказать его причастность к нападению… Да, он несовершеннолетний… Но и в исправительном заведении, да ещё и с таким характером – совсем пропадёт.

Хотя, наверное, уже поздно браться за воспитание.

– Что ты заладил: «подстилка», «подстилка»… Обычно, я сверху.

– Вау-у-у.

Какая же противная у мальчишки ухмылка – так и хочется смазать по губам кулаком.

– А Гинтоки не якудза.

– И? – Сого дёргает плечом, Тоширо расслабляет пальцы, отпуская толстовку – и тот бьётся затылком о стену. – Это что-то меняет?! Ты только что узнал, кто убил твою невесту! Узнал, что любовник работает на убийц! И что же? Всё ещё смотришь на меня, как на блоху!

Показалось, что сейчас он заплачет, что голос вот-вот сорвётся. Но нет. Стал только злее.

– А ты и есть блоха.

Встал, пнул стол, отправив в полёт – теперь в стене новая вмятина, ну и пусть.

– И как только тебя отпустили… Токио для Ямагучи – запретная зона. Если ты и правда наследник… и вдруг погибнешь…

Догоревшая до фильтра сигарета обжигает пальцы. На полу и так пепел, а теперь ещё и паркет начинает дымиться. Выругавшись сквозь зубы, Тоширо поднимает выроненный окурок и бредёт к раковине в коридоре.

– Не погибну! – летит в спину. – Я уже не тот десятилетка!

– Пусть так…

Открыв кран, Тоширо набирает в ладони воду. Плещет в лицо.

– Чего ты хочешь добиться? – в голове становится немного ясней. – Если есть доказательства их вины, я тебе помогу.

Тихий смешок сквозь плеск.

– Я их заставлю признаться. Во всём. И тогда делай, что хочешь!

– «Во всём» – это в чём? Сого, неужели тот слух…

– Ты о кровавых проделках того мелкого клана? – ещё один едкий смешок. – О да, они много дел натворили. И мести давно заслужили.

Завернув кран до хруста, Тоширо застывает над раковиной, пытаясь представить себя не полицейским. А обычным гражданским. Точнее, вспомнить, каково это – потерять в один миг то, что значило больше всего на свете… Интересно, Сого помнит, как прошёл через это? Вот Тоширо – нет. Стёрлось. Потерялось где-то там, на границе мирной жизни и войны. Среди разорённых деревень, едва присыпанных землёй трупов женщин, стариков и детей, и долгих месяцев в горах… когда хоронишь своих и чужих, в желудке одна трава, а нижнее бельё смердит и воняет плесенью. И всё потому, что у врага зенитные комплексы – и с каждым днём всё меньше надежды, что вертолёты прорвутся и заберут из этого ада.

Но даже эти воспоминания блекнут. Всего год мирной жизни – и та, прошлая, уже кажется сном, полустёршимся из памяти кошмаром.

Говорят, что у солдат черствеет сердце. Может быть, оно и так. А может… просто слёзы высыхают, а месть… сколько врагов не убивай, всё будет мало. И бессмысленно, в конечном счёте – потому что друзей и близких так не оживишь. Только вот никто этого не понимает. Поначалу. А в душе растёт дыра, но кажется, убьёшь врага – и станет легче. Вроде как исполнил долг. Пусть защитить не смог, так хоть отомстил. Но облегчение, если и приходит, то лишь на краткий миг…

Но Сого этого не поймёт, пока не добьётся своего, пока не почувствует, как черноты и пустоты от мести в душе становится только больше.

Вот чёрт, ну как же дует…

И почему-то сзади…

– Простите, – ровный голос раздаётся прямо за спиной. – Я ищу…

Опасность! Невидимая, но тяжёлая волна захлёстывает с головой, отсекая эмоции и лишние мысли. Но, как назло, мусорная корзина бросается под ноги, а холодильник – под спину. Рука по привычке ныряет в пустой второй ящик сверху… Гинтоки, скотина! И дверь не закрыл за собой и ствол уволок! А служебная кобура осталась в машине!

– … Сакату Гинтоки, – тем временем продолжает гость, застывший на пороге. На нём зелёное кимоно, глаза закрыты. – Проживающий здесь человек указан в его страховой как контактное лицо…

– Три часа ночи… – деревянная рукоять попадает под пальцы. – Не поздно ли для визита, милейший?..

– Действительно, прошу прощенья. Но я тут случайно услышал странную вещь. Разрешите вопрос?

Что это у него?.. За пояс заткнут кинжал? Катана?!

Гость переступает порог, кажется, сделал лишь шаг, но – уже прямо напротив… «Звяк». И срезанный кончик калёной стали падает на пол, оставляя в руке половину кухонного ножа, а в воздухе медленно тает смазанный отблеск тонкого длинного лезвия. Но лей уже вложен в ножны.

– Что в этом месте делает один из напавших на моего господина?

Так вот это кто… Кажется, Гинтоки говорил про слепого якудзу из клана Такасуги. Но некогда размышлять, осколок ножа уже переброшен в обратную хватку. Руки скрещены перед собой – главное защитить голову, корпус. Прыжок в сторону, из западни – и теперь за спиной свободно – дверной проём.

И звон стекла. И порыв ветра.

– Прощайте, Хиджиката-сан! – приглушенное с улицы.

Дурак, второй этаж же!

А гость, застывший на полусогнутых ногах, выпрямляется. И словно бы смотрит сквозь Тоширо… секунду, две, три. И вдруг бросается обратно к входной двери.

Писк в голове, тонкий, едва различимый. Этот, в зелёном халате, опасен. Снаружи не разглядеть, но инстинкт вопит и заставляет не дёргаться. Тоширо встречал таких на войне, предпочитавших армейские ножи огнестрелу, ловивших кайф от убийств своими руками, маньяков на службе своих и чужих. Если он доберётся до Сого…

А в руке лишь осколок ножа для разделки.

– Стой!

Зелёная спина замирает уже за порогом. И дверь беззвучно закрывается следом.

– За двумя зайцами погонишься, ни одного кабана не поймаешь.

Полоска света. Резкий профиль. И очень вежливый голос:

– Простите, увлёкся… – гость делает шаг обратно в квартиру. – Позвольте представиться, меня зовут Окада Нидзо, – прикрывает дверь за собой. – Раз ваш сообщник сбежал, свои вопросы я задам вам.

И вместе ним в коридор заползает кромешная тьма.

– Вы уж простите, – Тоширо отступает назад, – если вдруг не отвечу…

– Уж вы постарайтесь!

И снова это движение – между ними только что было несколько метров, и вдруг – меньше шага. Рывок к поясу, выдернутый из ножен меч… сейчас просто разрубит! Лязг. И обрубок ножа от удара выскальзывает из пальцев. Назад уже не отпрыгнуть, но можно упасть. И схватить с пола чёрный осколок, метнуть. Точно в бедро. Но тонкое длинное лезвие лея уже несётся вниз. Выбивает щепки из паркета – в сантиметре от головы! Но он открылся – и Тоширо бьёт пяткой в беззащитный живот. Брызги слюны на лицо. Ещё удар – на этот раз коленом по рукояти катаны… но выбить её из руки не удаётся и приходится перекатиться к стене, чтобы не попасть под вновь взлетевшее и тускло блеснувшее лезвие.

И метнуть ещё два осколка.

Одно чиркает гостя по плечу, второе вонзается рядом, в грудину.

И вот теперь гость замирает. Падает на колено. Но руки крепко схватились за рукоять меча, чёрная струйка сбегает из уголка рта на подбородок, а веки дрожат… и открываются глаза. Белые, словно варёные яйца.

Тоширо поднимается на ноги и трёт щеку. Влажно и горячо. Задел лицо? А, нет, это от осколков кровоточат пальцы... И кто бы мог подумать, что именно так послужит ему телевизор, даже не включённый ни разу. А вон и обрезки провода, очень кстати.

Но стоит отвести взгляд от якудзы, как тот вдруг выдирает из пола катану. И бросает, словно копьё. Не наклонись Тоширо к полу – насквозь бы проткнуло. А так – улетело в окончательно разбитое окно.

– Довольно!

Без опоры Окада не удерживается и падает вперёд, но одна рука подгибается – и якудза заваливается набок. Около его ноги уже натекла приличная лужа. Обычно, ранения в мышцы не наносят особого вреда, но осколок широкий… к тому же вошёл внутрь сантиметров на десять, если не больше. Похоже, бедренная артерия повреждена и гость отбросит коньки через минуту.

Но Тоширо уже стягивает провод на его бедре выше осколка. А плечо вообще можно не трогать. Пока.

– Как интересно… – тихий, но всё ещё ровный и вкрадчивый голос. – Не думал, что встречу кого-то… с такими навыками… в этом месте… Вы правда… знакомый Сакаты Гинтоки?

Вздохнув, Тоширо прислоняется к стене, где ещё совсем недавно сидел связанный Сого, и достаёт из кармана помятую пачку. Табак сыпется на пол, за ним – переломанные сигареты. Да уж, день не задался с самого утра…

– Окада-сан, зачем вы ищете его?

– Не могу поверить… – гость пытается сесть, даже приподнимается на одной руке, но тут же падает на спину. – Неужели, Саката-сан во всём этом замешан…

– В чём? – голова гудит, хочется спать, но приходится следить за каждым словом. – Давайте так, у вас были ко мне вопросы, у меня к вам тоже есть, так почему бы нам не обменяться информацией, как приличным людям?

– А вы… благородный человек. А ведь можете… просто заставить меня говорить.

– Не имею пристрастия к пыткам, знаете ли…

О, кажется, одна сигарета всё-таки уцелела. Кряхтя, Тоширо поднимается и заставляет себя дойти до окна – хватит уже мусорить в доме. Ступни прилипают к полу... Блин, всё-таки наступил на осколки.

– Хиджиката-сан… Вас же так зовут?

– Да.

– Мой господин пожелал увидеть Сакату Гинтоки как можно быстрее, но тот ещё утром испарился из штаба. И у некоторых наших людей возникли подозрения, не связан ли он с нападением.

– А как думаете вы, Окада-сан?

Ночной воздух бодрит, уже, наверное, четвёртый час ночи – света в окнах так мало. Где там улетевшая катана? Никто не подобрал?

– Пока не пришёл сюда… не верил... Пока не услышал ваш разговор…

Ну да, конечно, что ещё ему оставалось подумать? И что теперь делать Тоширо? Как полицейский, он обязан отвезти напавшего в участок и обо всём сообщить. Но Гинтоки… Если его подозревают, соваться обратно к Такасуги опасно. Однако, если кто и может его оправдать, так только этот Окада, но ему ещё надо как-то всё объяснить.

– Окада-сан, кажется, вы были телохранителем предыдущего наследника клана.

Тишина. И громкий выдох.

– Как, вы тоже знакомы с Хаджиме-доно?

Да, его звали Хаджиме. Хаджиме Такасуги. По крайней мере, до того, как покинул клан и сменил фамилию. Но Тоширо и Гинтоки знали его как Хаджиме Мизуки.

– Мы были в одном подразделении.

Стряхнув пепел, Тоширо оборачивается и выпускает дым. Ветер из-за спины разносит его по погружённой в хаос комнате.

– Значит, это правда? Что Хаджиме-доно попросил его позаботиться о своём брате?

– Наверное... – вновь глубокая затяжка, головокружение, резь в висках, выдох. – Мизуки не особо любил рассказывать о семье, но перед смертью… Да, он просил Гинтоки сделать что-нибудь для него. Если сможет.

И снова горечь в груди. Тогда, больше двух лет назад, когда Тоширо начал подозревать, что между сослуживцами что-то есть, что-то большее, чем просто дружба, то отнёсся к этому философски. А когда Мизуки умер, истекая кровью на их руках… Тоширо как никто другой мог понять Гинтоки, его боль, его отчаянье и его жажду убийства, перехлестнувшую все грани разумного.

Но вот месяц назад, когда тот вдруг заявил, что пойдёт к Такасуги – Тоширо разозлился. Ведь он-то смог оставить прошлое позади, а вот Гинтоки…

Мизуки всегда казался Тоширо слишком мягким и не подходящим на роль солдата, так что с трудом верилось, что тот родился в семье якудза, и его младший брат вполне мог оказаться такой же рохлей. Но что, если чувства Гинтоки не угасли? Что, если…

И вот, сегодня он просто ушёл, заявив, что между ним и Тоширо ничего серьёзного и не было никогда. А Сого оказался претендентом на трон Ямагучи.

Подумать только, теперь они оба – няньки для наследников якудза.

– Кажется, вы улыбаетесь.

Голос Окады слаб. Хоть кровотечение и должно было остановиться, потерял он крови немало. Отправить в больницу?

– Гинтоки не предавал ваш клан. Или, по крайней мере, вашего ботчана. Просто старается разобраться с проблемой своими методами.

– Спасибо… за откровенность…

– Не за что, – окурок выстреливает с пальца и улетает за плечо. – А теперь скажите мне, Окада-сан, что вам известно о нападении на семью Окита шесть лет назад?

Какое-то время ночной гость не издаёт не звука, просто дышит ровно, вперив невидящие глаза в потолок. Потом зачем-то поворачивает голову к двери. Его лицо видно плохо, но, кажется, на нём нет вообще никакого выражения.

– Простите, Хиджиката-сан. Но я правда понятия не имею, о ком вы говорите.

Его голос стихает и откуда-то до слуха доносится шорох. Кажется, из коридора... Неужели, у мелкого паршивца взыграла совесть, и тот решил вернуться?

Мягко ступая по полу, стараясь, чтобы ни один осколок или обломок не попал под ногу, Тоширо подходит к выходу из комнаты, потом крадётся к двери. Та всё ещё закрыта, но не заперта, так что достаточно толкнуть её, чтобы открыть.

На лестничной площадке нет никого. Только узкая катана лежит у порога.

А из глубины квартиры вдруг доносится голос Окады:

– Слушаю.

Подняв лей, Тоширо неспешно возвращается в комнату.

– Понятно.

Рука с телефоном падает на пол. Окада несколько раз открывает и закрывает свои белые глаза. Потом вздыхает.

– Около получаса назад кто-то посмел похитить моего господина прямо из штаба.

Что... за идиотизм? Полчаса назад Сого был ещё здесь. И, если и планировал ещё одно нападение, то вряд ли его люди начали бы без него… Или ими управляет кто-то другой?

Вдруг тяжесть из головы пропадает, но тело тут же бросает в жар. Тоширо падает перед раненым якудзой на колени и хватается за осколок, ещё торчащий в его плече.

– Отвечай. Ты правда никогда не слышал об убийстве шесть лет назад?! Могло так быть, что кто-то из ваших провернул это, а ты и не знаешь?

Не стон, а шипение вырывается из-за плотно сжатых зубов. В запястье вцепляется ещё пока здоровая рука Окады. Но Тоширо продолжает проворачивать в ране осколок.

– Не… могло… никто… из наших… за пределы Токио… не суётся!

В ладони мокро и липко. Тоширо расцепляет пальцы и хватка Окады слабнет. Он дышит прерывисто и тяжело. В принципе, к чему ему врать?

Резко встав, Тоширо подходит к уроненной тумбе, на которой ещё утром стоял целёхонький телевизор. Дёргает дверцу, достаёт аптечку. Вынув пару бинтов, бросает коробку на пол.

– Дальше как-нибудь сам.

Прежде, чем выйти из квартиры, Тоширо снимает носки и бинтует изрезанные стеклом ноги. Потом – ладони. Куда подался Сого, он точно не знает, зато уверен, что туда ему нельзя. Тот, кто отпустил его в Токио, тот, кто похитил Такасуги Шинске… желает войны. И по сравнению с прошлым, которому шесть десятков лет, смерть наследника Ямагучи – более весомый и значимый повод для её начала.

Но где же теперь искать этого сопляка?

Если только в том дрянном притоне…