Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
19 - Даже если очень хочется начать всё с начала, никогда не решайте за других

***

Пятьдесят четвёртый этаж. Даже если до ближайшего окна сотня метров, а под ногами твёрдый гладкий пол – у Шинске всё равно кружится голова. А может, дело в том, что он немного взволнован…

В коридоре лишь трое: он сам и два охранника по бокам от двери. Из кабинета иногда доносятся голоса, вот сейчас, например, говорит сотё Сумиёши:

– Наш бывший глава погиб от рук одного из вашего клана, а теперь произошло обратное… не думаю, что мир между нами возможен вообще. Кроме того…

Шинске физически чувствует, как напрягается охрана. Да и у самого по хребту пробегает противный холодок – да, Сого здесь совершенно один, но он наедине с кумичо, и кому, как не Шинске знать, что тот способен вытворить что угодно. Но вот низкий с хрипотцой голос мужчины смолкает и из-за двери доносится уже другой, выше и звонче:

– Это всё так сложно. Знаете, мне мои замы пока запрещают вести серьезные переговоры… Но, знаете, что мне действительно интересно? Правда ли, что клан Такасуги шестьдесят лет назад убивал, делая вид, что это дело рук Ямагучи?

И снова в коридоре воздух густеет от напряжения, кажется, его уже можно резать ножом.

– Понятия не имею, – после непродолжительного молчания всё же отвечает глава Сумиёши. – Слухи ходят разные, а из участников тех событий в живых уже не осталось никого. Но… Вот что я скажу вам, молодой человек: если бы такое случилось сейчас, если бы потребовалось сплотить людей и привлечь на свою сторону полицию, я бы выбрал такой же вариант. В конце концов, значение имеет лишь моя семья и мои люди.

Шинске отходит от двери. Он почему-то не может просто стоять на одном месте, вот и бродит туда-сюда, от одного огромного фикуса в конце коридора, до другого, у панорамного окна. Правда, стоит оказаться к нему поближе и увидеть верхушки других зданий на фоне голубого бесконечного неба, как ноги поворачивают сами.

– Насчет Филиппин, – из-за двери снова слышно голос Сого. – Кажется, у вас проблемы с нашими людьми из-за территории и вербовки знойных блондинок?

– Кажется, вы говорили, что вам запрещают вести серьёзные переговоры?

– Да ладно, это же мелочь… Пожалуй, я замолвлю перед моими замами слово, если вы согласитесь оказать мне услугу…

Голос становится тише, просто Шинске уже достаточно отошёл от двери. Ну сколько ещё этот парень намерен торчать там внутри?! До следующего утра?!

– … в местный колледж.

– Слухи всё равно поползут, – задумчиво тянет глава Сумиёши. – Думаете, вам дадут спокойно учиться?

– Не попробуешь – не узнаешь.

Шинске останавливается у двери и достаёт руки из узких карманов брюк. От этой тесной одежды чешется кожа и затекает тело, так и хочется расправить плечи пошире, оторвать к чёрту галстук и вытащить ноги из жёстких ботинок… Но вдруг до слуха доносится стук каблуков по мраморному полу.

Из-за поворота показывается женщина с фиолетовыми волосами и, остановившись у фикуса, склоняет голову на плечо.

– Такасуги-сан?

Шинске всё-таки сжимает узел галстука и чуть стягивает его вниз. И только после этого сдвигается с места.

Котаро сидит на высокой кровати, смотрит в окно. Безразмерная футболка сползла с одного плеча, видно бинты.

– Как ты?

Большая деревянная дверь закрывается за спиной и Шинске заставляет себя сделать шаг. Котаро не реагирует ни на его появление, ни на заданный вопрос. Только заведенный за ухо локон длинных иссиня-чёрных волос соскальзывает и падает на лицо. И каменная плита в груди Шинске даёт трещину и начинает крошиться.

– Котаро.

– Прости.

Его голос слаб и очень-очень далёк. Шинске сжимает зубы и заставляет себя остаться на месте. До кровати не больше двух метров, но кажется, что сотни километров и стеклянные стены.

– За что?

– Я… – Котаро замолкает, глубоко вдыхает и переводит взгляд с окна на руки, сложенные перед собой на одеяле. – Я так и не смог ничем тебе… помочь.

– Идиот.

Вот, это заставляет упрямца, наконец-то, посмотреть на него.

– Что?

– «Идиот», говорю, – становится легче дышать, шум в висках умолкает. – Ты сделал многое. Если бы не ты, я никогда бы не понял, кто я есть.

Что это? Слёзы?

Руки за спиной сжимаются в кулаки.

– Извини, – Котаро проводит пальцами по глазам. – Мне дают какие-то странные обезболивающие, и из-за них я тоже немного странный…

Нет, стоять и смотреть становится просто невыносимо. Хочется подбежать, схватить эти тонкие запястья, пройтись губами по бледным щекам… Но Шинске заставляет себя остаться на месте. Всё это произошло с Котаро не по вине Сумиёши, нет. И не по вине Ямагучи. Виноват только сам Шинске и больше никто. Котаро был его слугой, был в его доме – и пострадал не единожды именно из-за него. Но почему-то... его ни в чём не винит.

– Как твои… раны?

– Э-эм… Полагаю, нормально.

Котаро вдруг подцепляет низ белой футболки и задирает её. На его боку и выше, на груди – две нашлёпки из пластырей и бинтов. Шинске смотрит на них неотрывно, пока Котаро не опускает руки.

– Слышал, ты тоже лежал в больнице?

Шинске силится улыбнуться. И, судя по обеспокоенному выражению на лице Котаро, у него это удаётся не очень. А ведь тренировался… Бросив бесполезное занятие, вздыхает.

– Тебе уже можно отсюда уйти?

На него смотрят без удивления, но и радости в оливковых глазах вовсе не видно.

– Куда?

– Куда хочешь.

– Ты… выкупил меня?

– Можно сказать и так, – Шинске разжимает кулаки за спиной и засовывает руки в карманы. Переносит вес на пятки, качнувшись, перекатывается на носки и обратно. – Теперь ты не принадлежишь никому… Сару сказала, что ты когда-то собирался поступить в колледж? На юриста?

Грустная улыбка Котаро заставляет сердце сжаться и забиться сильней.

– У меня только школьный аттестат…

– Ещё целый год впереди, я найму тебе репетитора… эм, если захочешь.

Котаро закусывает губу, но не отвечает. Да-да, совершенно очевидно, что никто не захочет поддерживать общение с якудза, столько натерпевшись от них. Это была глупая попытка.

– Ну, тогда… – Шинске роняет взгляд на пол и делает шаг назад, – я пойду…

Ещё один и ещё. В спину упирается дверь.

– У тебя ведь есть мой адрес?

Сжимает зубы. Кивает. И заставляет себя выйти уже наконец. Как это глупо – хвататься за малейшую надежду, и очень больно. Но он сдержал своё слово и теперь должен… как-то жить дальше. В конце концов, в клане столько дел, что забыться на время труда не составит, а потом… потом он придумает что-то ещё.

Только этот последний взгляд Котаро, пойманный перед самым закрытием двери, надолго остаётся в душе. Снится по ночам. Видится в отражении синего неба. В красной кроне старого клёна. Преследует дома, в машине, в офисе, во время учёбы, переговоров и даже мытья. И Шинске начинает казаться, что он сходит с ума.

А потом вдруг звонит Сарутоби.

– Такасуги-сан? Сотё всё-таки беспокоит, что наша рыбка останется совсем без охраны. Вы не могли бы пока взять это на себя?

Что это? Подарок небес? Или всего лишь насмешка? У Шинске нет больше сил. Он терпел, сколько мог. Но больше не может.

***

Скрип. Дверные петли надо бы смазать. Котаро переступает порог своего дома и осторожно вдыхает. Воздух затхлый, пыльный, но настолько родной, что на глаза снова наворачиваются слёзы. Это повышенная эмоциональность уже порядком достала, но врач сказал, что побочные действия лекарств скоро пройдут.

Завтра надо будет заскочить к бабушке в больницу, а пока подумать, где теперь доставать деньги на её лечение. Нет, в долг он больше брать не станет, но и учиться… Сумиёши-сан позволил Котаро остаться ещё на неделю, пока врачи не разрешили уйти, а потом и вовсе предложил должность в штате. Отказываться было опасно, ведь через Котаро прошло много секретной и не очень информации, но он с самого начала знал, что уйти ему просто так не позволят. Но босс лишь кивнул. Потом выдал конверт с «выходным пособием». И выделил водителя, чтобы тот довёз его до дома.

Но чем же заняться? Пыль вытер, комнаты проветрил… Воду для чая разогрел. Но когда начал сыпать в чайник заварку, в дверь вдруг позвонили.

– Кто там?

Тишина. И очень тихое:

– Я.

Всё же… пришёл. Котаро берётся за ручку двери и чувствует, как та скользит в мгновенно вспотевшей ладони.

Шинске не спешит переступать порог, смотрит пристально, но осторожно, словно боится, что дверь сейчас захлопнется обратно.

– Хочешь сходить в кино? – спрашивает вдруг.

– Нет, – Котаро мотает головой. – Заходи.

– Может, в парк? – не сдаётся Шинске. – В кафе?.. В ресторан?.. В музей?.. Чёрт, я не знаю, куда ещё люди ходят на свидания…

– Не хочешь поужинать у меня?

Котаро отступает назад, и гость, зачем-то бросив взгляды по сторонам, всё же переступает порог.

– Правда, можно?

– Правда, – кивает Котаро. – Но я умею готовить лишь самые простые блюда…

Шинске вздыхает. Медленно разувается и также не спеша проходит в комнату. Ноги ставит осторожно, словно боясь провалиться сквозь пол. Бросает взгляд на кухню и, кажется, замечает большой пакет из супермаркета. Тот прозрачный. И его пёстрое содержимое видно отлично.

– Ты вообще ешь хоть что-нибудь кроме фастфуда?

Вот, теперь это голос, который Котаро знает прекрасно – властный, требовательный и возмущенный. Но что-то случилось, Шинске кажется старше… и как-то серьёзней. Достаёт телефон.

– Здравствуйте, я хотел бы сделать заказ… У вас есть итальянская кухня? – поворачивается, вопросительно смотрит на Котаро, тот кивает. – И вина. Красного… Да, подойдёт.

Диктует адрес.

Есть в нём что-то… очень важное для человека… уверенность, умение держать себя, надёжность… но почему именно якудза? Разве якудза бывают такими? Нет. Якудза используют других, их волнуют только нажива и статус, кто-то из них ищет войны, кто-то мира, но все они без исключения заботятся лишь о себе и своей семье. Впрочем, остальное общество отвечает им взаимностью.

Но Котаро понял одно – Шинске не собирается требовать ничего взамен. И его обещание не было лишь пустыми красивыми словами. Но похищение изменило его, исчезла апатия и равнодушие, он больше не зверёк, посаженный в клетку, нет, он… выбрался из неё. Но не сбежал.

Похоже, Шинске освободил их обоих. Но Котаро был вовсе не против стать его собственностью. Потому что боялся оказаться ненужным. Но он пришёл, не бросил, не отказался.

– У меня есть несколько фильмов, – вспоминает Котаро, когда Шинске заканчивает делать заказ. – Правда, они немного не того жанра, что ты предпочитаешь смотреть.

– Всё равно, – отмахивается тот. – Я хочу знать, что нравится тебе.

Котаро хитро улыбается и достает ноутбук. Потом стелет на пол два футона так близко, что получается квадрат. Шинске скромно садится на самый край, поджимает колени и честно смотрит «Банды Нью-Йорка» все полчаса, пока не привозят заказ. При этом Котаро, устроившись рядом, больше поглядывает на него, чем на экран. Взгляд Шинске непроницаем, но вот совсем немного дёргается бровь, вот вздрагивают ресницы, вот линия сжатых губ становится твёрже…

Потом они едят пасту. Запивают вином. «Банды Нью-Йорка» сменяет другой американский фильм про молодёжь, на экране мелькают откровенные сцены, а за окном начинает темнеть. Шинске плотнее сдвигает колени, поглядывает то на настенные часы, то на дверь. Пока Котаро не предлагает:

– Оставайся.

Шинске хмурится, вздыхает. Что-то не так. Наблюдать и дразнить его всё ещё очень приятно, только вот реакция изменилась. Он больше не похож на готового завилять хвостом щенка, скорее на чем-то недовольного взрослого кота, подёргивающего усами. Тревога скребётся в груди, но Котаро не знает, как спросить, как понять, что же всё-таки происходит. И почему он больше не смотрит на него пожирающим взглядом.

Но Котаро нужен ответ.

– Я скоро вернусь.

В ванной холодно, вода нагревается медленно, Котаро чувствует, что начинает паниковать. Что ведёт себя глупо. Ну что он задумал? Если Шинске всё это больше не нужно, то зачем приглашать на свидание? Мочалка жёсткая, бритва тупая, пальцы дрожат. Чёрт возьми, он впервые решился сделать это по собственной воле и с тем, с кем действительно хочет… но почему же так страшно?

– Пошляк.

Зеркало на дверце шкафчика не отражает его во весь рост, видно лишь полоску черных стрингов под пупком.

– Что за безвкусица…

Вода ещё шумит, и Котаро уверен, что снаружи его не услышат.

– Но глупо прикидываться кем-то, кем не являешься, верно?

Попытка подмигнуть своему отражению. Действительно жалкое зрелище. Осталось сделать один последний шаг…

Когда он выходит из ванны, то видит, что свет в комнате не горит, лишь ярко мерцает монитор, подсвечивая сидящего перед ним всё в той же позе Шинске. Котаро останавливается на пороге, позволяет влажным волосам соскользнуть с плеча.

– Ты ведь слышал… обо мне? – слова комкаются, застревают в горле. – О том, чем я занимался? Тебе… не противно будет прикоснуться ко мне опять?

Выражение лица Шинске видно плохо, он отвернулся от ноутбука. Но вот слова слышно прекрасно.

– Прости, я так не могу.

Громко бухает в груди. Котаро кажется, что он оглох. Шинске говорит что-то ещё, но смысл его слов доходит до осознания далеко не сразу.

– Давай начнём всё с начала. Сходим несколько раз на свидания. Узнаем друг друга получше. Я добьюсь того, чтобы ты захотел стать моим не из благодарности или чего-то такого…

Таким же тоном, наверное, кредитор предлагает просящему заём предоставить ещё пару справок.

Котаро вскидывает взгляд к потолку, глубоко вдыхает и ждёт, пока чёртовы слёзы скатятся по щекам. Не тереть же глаза, когда Шинске так серьезно смотрит на него. Ещё решит, что он чёртова истеричка. Но успокоиться получается не очень. И тогда Котаро входит в комнату, хлопает крышкой ноутбука, поднимает его с пола и опускает туда, где только что была голова наследника Такасуги.

Только вот сейчас там пустота. И, не рассчитав, Котаро падает вперёд. Но его тут же ловят уверенные руки.

– Наверное, не получится, да? – шепчут мягкие губы, касаясь ключиц.

И ноутбук выскальзывает из пальцев, падает на футон. Стринги врезаются в пах, когда под них подлезают ладони, сжимают ягодицы и тянут за тонкую перегородку. Член трётся об ткань, давит в живот. Но Котаро слышит сдерживаемое дыхание Шинске, чувствует его желание, его страсть, его силу – и все страхи испаряются, остаётся лишь восхищение. Тем, как приятно оказаться в объятьях любимого человека. Как тянет в груди. От счастья хочется разрыдаться, закричать, завопить. И он сам целует его прямо в тонкие, но нежные губы. На ощупь спускается вниз. Освобождает стоящий колом член из плена ширинки. И насаживается на него – без предварительных ласк, без растягиваний и взаимных минетов. Ведь он уже подготовил себя. И не может ждать больше. Волосы лезут в рот и глаза, но Шинске проводит ладонями по его лицу, прижимается, хрипло дышит в плечо. Его руки обхватывают и сжимают рёбра так, словно хотят раздавить. Но Котаро не против. Он готов раствориться, слиться телами. Во всём мире сейчас нет никого, кроме них. И не будет.

Ему так много надо сказать, но слова кажутся бесполезными. И Котаро говорит телом за себя. Он насаживается, он позволяет глубоко в себя проникать, он раскрывается, он отдаётся, но и он же забирает. Нет, никому и никогда Шинске не будет принадлежать так, как принадлежит сейчас ему.

Темнота становится прозрачной. Дыхание – прерывистым. Душа готовится покинуть тело, но сильные руки не отпускают, лишь укладывают на спину. Шинске замирает, смотрит на него в свете уличных фонарей, заглянувших в окно, его член пульсирует внутри, Котаро сжимается, выгибается, тянется к губам. И Шинске наклоняется. И вновь врезается в его тело, проникает в каждую клеточку, в каждый мускул. Его язык проталкивается в рот, ловит язык Котаро, перетягивает к себе. Воздуха не хватает. Но Котаро готов задохнуться, лишь бы только это всё никогда не кончалось...

– Не могу больше, – отрывается от его губ Шинске. – Могу я… в тебя?

Котаро сжимает его ногами и отрывает бёдра от футона. Шинске тут же обхватывает его член руками, как когда-то бесконечно давно, и в несколько быстрых движений заставляет кончить. Запомнил, как ему нравится... Дыхание сбивается, в ушах лишь белый шум, но сквозь резкие спазмы, завладевшие телом, Котаро чувствует, пульсирует внутри, как изливается семя.

Потом Шинске падает сверху. Он мокрый от пота. Рубашка прилипла к коже, несколько пуговиц слетело… Чёрт, надо было его сначала раздеть.

– Мне… надо… в душ.

Боже, он еле ворочает языком. Котаро понимает, что просто глупо улыбается сейчас, но ничего не может поделать с собой. Он счастлив. Безмерно и бесконечно.