***
От светлеющей утренней серости слезятся глаза, а в голове ни единой толковой мысли. Уже не столько хочется спать, сколько есть, но кратчайший путь к холодильнику и кровати, увы, перекрыт. Хиджиката улегся грудью на руль и смотрит туда же, куда и Сого – на тень за разбитым окном. Похоже, в его квартире их уже ждут.
– В больницу я не поеду, – на всякий случай приходится повторить. – Или в участок.
– И куда же тогда ваша светлость желает?
– Хилтон – это ведь в Токио?
– Хилтон – это в другой жизни, парень…
В кармане почти пустой кошелёк, но в нём безлимитная карта, а, значит, Сого может позволить себе номер люкс в любом приличном отеле. Только вот их внешний вид наверняка вызовет интерес, а если учесть, кто держит весь здешний гостиничный бизнес… то раньше полиции вполне могут приехать люди в чёрных очках и машинах. А вот в ночлежке вопросов не будет. Но в такое место совершенно не хочется, кроме того, с прошлого утра слухи о Ямагучи уже расползлись далеко, и первый же попавшийся бомж сдаст их Такасуги или кому-то похуже… Уехать подальше? В Синдзюку? Из Токио? Нет, есть мысль интересней.
– Тогда в лав-отель.
Хиджиката поднимается с руля и смотрит на него насмешливо и презрительно одновременно.
– Ещё одно запасное место для вашего плана?
Нет, вовсе нет, но как ещё его туда затащить? Сого кивает. Вообще, сдать их может любая бродячая кошка, но, если всё убедительно изобразить, то внимания на них там не обратят.
И вот они уже на месте. В обнимку. Облились алкоголем, а от Хиджикаты ещё и разит перегаром, на нём нет пиджака, а белая рубашка расстёгнута почти до пупа, Сого тоже оставил часть одежды в машине, остался в цветастой футболке – но для тех, кто загулял в клубе до утра и решил напоследок уединиться в отеле, подобный вид в рамках нормы. Да и подмышкой у Хиджикаты довольно тепло, от его терпкого запаха кружится голова, но рёбра от навалившегося веса скулят в два раза сильнее. Всё же помяли сегодня Сого не хило…
За окошком сидит заросший седой щетиной старик, пялится в телевизор – отлично, на клиентов ему наплевать. Осталось лишь заплатить, но достать кошелёк мешает рука Хиджикаты. Тот молча кидает наличку – несколько крупных смятых купюр – и портье точно также, не говоря ни слова, выкладывает перед ним ключ с огромной пластмассовой биркой красного цвета.
Уже через пару шагов Сого чувствует, как плечам становится легче – Хиджиката пытается отстраниться. Ну уж нет! Приходится крепче обхватить его за бедра и прижать. Большого, тяжёлого мужика. И насладиться тем, как послушно тот поддаётся. Да, этот парень совсем не изменился, хоть и стал выше и старше… всё так же бездумно бросается на помощь, всё так же опаздывает и всё так же ведётся на блеф.
Камера в лифте. Покрытый пятнами красный ковёр под ногами. Коридор. Красные стены. Пластиковая дверь с огромной табличкой «27» и вытертой ручкой… стоит её повернуть и переступить порог, как в комнате включается свет. Розовый. Приглушённый. И Хиджиката толкает его вперед и несколько раз поворачивает ключ в замке за собой. Здесь душно и чем-то воняет, чем-то приторно сладким, обойдя ширму, Сого останавливает взгляд на круглой кровати, и с губ сам собой срывается пораженный смешок. Нет, такого даже он не ожидал – здесь если и удастся на что-то развести Хиджикату, так только на полуторачасовой приступ смеха. И правда, вот он подходит, останавливается… и вздыхает.
– Могло быть и хуже, – пробует Сого смягчить впечатление. – Ладно, я в душ.
Несколько быстрых шагов до двери за кроватью, прикрыть за собой, замереть и прислушаться. Хиджиката же не сбежит? Не бросит его? Нет, не должен. Не сможет – Сого это понял уже. Теперь ему нужно лишь правильно разыграть карты, попавшие в руки… до того, как уйдёт. Возможно, они никогда больше не увидятся снова, а, значит, другого шанса не будет.
Скинув футболку, Сого останавливается перед зеркалом в полный рост. Свет здесь точно также, как и в комнате, приглушён, так что тёмное пятно под ребрами почти незаметно, а вот под глазом синяк уже приличного синего цвета. Порезы на руках – последствия от прыжка в окно. Повезло, что толстовка оказалась достаточно прочной… Но соблазнитель из него сейчас, скажем так, совсем не огонь. Однако, сильное, выточенное в спортзале и почти взрослое тело осталось при нём, и Сого знает, что красив – ему не раз говорили об этом. И, если уж Хиджиката из «этих», соблазнить его будет проще, чем будь тот натуралом. Вообще, Сого слышал, что между мужчинами всё проще намного. Это вам не девчонки, которых надо уламывать, даже если сами давно решили отдаться. Ритуал, мать его.
– Эй, ты в порядке?
Хиджиката за дверью. Беспокоится. Какой же он идиот… Вместо ответа Сого врубает душ и залезает под упругие струи. Здесь есть только эта кабина, никаких ванн или джакузи. Шампунь попадает в глаза, а кожу щиплет от жёсткого мыла… но он должен вымыться хорошо. И везде.
Стук. Снова и снова.
– Да подожди ты!
– Пусти, у тебя там должна быть аптечка.
– Не умрешь… за десять минут.
Ладно, он закончил. Отпирает дверь. Хиджиката опускает взгляд и тут же поджимает губы.
– Хоть в полотенце бы завернулся.
– Когда? Ты так жаждал войти.
Вздох. Его оттесняют. А, вон и шкафчик, из него достают связку пластырей и антисептик – в этом отеле, похоже, подготовились к самым разным забавам клиентов.
– Иди сюда.
В руках Хиджикаты уже полотенце. Мягкий хлопок касается плеч, промокает спину, живот… Хиджиката даже опускается на колени, чтобы вытереть ему ноги. Сого пытается заставить лицо сохранить невозмутимость, но телу своему не прикажешь. У него встаёт. Но Хиджиката совершенно спокойно поднимается и начинает лепить пластыри на порезы. И большой компресс на ушиб на боку. А потом садится на низкий стульчик, скидывает с себя носки и поливает ступни хлоргексидином.
Вот ведь подонок. Мог бы хоть что-то сказать.
И пока он возится с пластырями, Сого кладёт руку ему на макушку. Волосы у Хиджикаты жёсткие, словно собачья шерсть, и не слишком короткие – легко ухватиться.
– Отсосешь мне?
Вопрос без ответа. Сого не чувствует попытки вырваться, Хиджиката просто продолжает примеривать клеящуюся полоску на середину подошвы.
– Давай... после стресса нам всем необходима разрядка. Тебя же бросили, мистер подстилка. Или ты хочешь быть сверху?
Пластырь приклеен, но Хиджиката уже тянется за новым. Сого не выдерживает и прижимается членом и животом к его лицу, головка проскальзывает по виску и останавливается, увязнув в густых, коротких патлах. Секунда, одна, две… Хиджиката медленно и глубоко выдыхает. Потом хватает его за вцепившуюся в волосы руку.
– Ты… остался всё таким же избалованным эгоистом.
Пожалуй, он прав. Хотя Сого никогда и не думал о себе в подобном ключе.
– Это на что-то влияет? Или ты позволишь трахнуть себя, если я изменюсь? Или захочешь трахнуть меня?
В пальцах остаётся клок чёрных волос, когда за запястье дёргают и толкают. Пол скользкий от стёкшей с него воды, так что ничего удивительного, что удержаться на ногах не удаётся. Падение. И захват. Хиджиката умудрился поймать его, и теперь колено упирается в поясницу, а рука давит сзади на шею. Такое странное чувство… На нависшем лице выражение не раздражения, но вины. И что это? Сого вдруг чувствует прикосновение к животу – член обхватывают сильные пальцы, сжимают.
Да, это то, что он хотел. Почти то, что представлял.
Хиджиката дрочит ему и смотрит прямо в глаза.
И из глубины души поднимается тёплая, успокаивающая волна. А ещё – глупые слёзы. Это так хорошо, так приятно, словно оживший сон или мечта.
Как же паршиво…
Сого отворачивается, втыкая взгляд в пол комнаты за распахнутой дверью. Это одолжение ему вовсе не нужно, но нет сил оттолкнуть эту руку. Но и смотреть в глаза Хиджикаты он больше не может.
Приближается разрядка. Сого закусывает нижнюю губу, сводит колени, упираясь пятками в пол, и толкается в руку – та сжимается сильней – это почти болезненно, головка задевает сухую кожу ладони, но удовольствие от этого только острей. Сухость в горле, в голове свалка из мыслей, мышцы внизу живота сводит от напряжения, из груди рвётся стон, но Сого его не выпускает. Просто замирает. И чувствует, как спазм начинает отпускать его тело.
Глубокий вздох.
– Успокоился?
– Да, – голос получается хриплый. – Спасибо.
– Теперь тебе надо поспать.
– Хорошо.
***
Штаб гудит, как растревоженный улей. У Такасуги гости – три клана-побратима нанесли визит, так что в доме и во дворе яблоку негде упасть. Врач заставил Шинске проваляться в постели до обеда, и даже вколол что-то, чтобы уснул, и теперь в голове странная легкость и мысли в тумане, но сейчас вряд ли кому-то вообще есть до него дело.
Ведь, наследник – лишь символ.
Примерно тоже самое происходило лет десять назад. Когда он сбежал. Когда клан решил, что он похищен… А Шинске всего лишь гулял по округе, заглянул в школу и парк – туда, куда его до сих пор не пускали. Его не было всего три или четыре часа, но за этот короткий срок погибло несколько человек, а покалечилось – больше сотни, в основном члены местных хулиганских банд, но жертвы были и со стороны Такасуги. Позже, пару лет спустя, вспоминая тот случай, отец признался, что исчезновение его второго сына стало хорошим предлогом, чтобы вторгнуться на территорию давнего конкурента, да и припугнуть молодёжь, переставшую уважать старших. Но действительно поразило не это, в память навсегда врезалась одна лишь картинка – это толпа избитых, изломанных тел во дворе, когда он вернулся.
Это была его вина. Следствие его своеволия и его жажды свободы.
А потом брат исчез и наследник клана сменился. Но Шинске не особенно удивился, потому что… потому что знал Хаджиме так, как никто. Но дулся на него несколько лет, мечтая тоже однажды просто испариться, тайком изучал университеты подальше от Токио, вопросы экзаменов, возможность поселиться в общаге и, конечно, как сменить имя.
Пока не пришла похоронка.
Вылетевшая из клетки птица погибла.
– Зачем его понесло на войну?
Гинтоки сидит рядом, точнее – разлёгся на досках, и, как и Шинске, следит за падением кленовых листьев на гладь пруда. Шум и гам со двора долетают сюда, в эту часть поместья, но пока они тут только вдвоём.
– Какой же ты брат, если не понимаешь…
Болезненный упрёк, но он прав. Шинске держится за пятки переплетённых ног и прослушивается к боли в животе. «Ушиб брюшной стенки» – компрессы и отдых приведут его тело в порядок, а душа… он-то думал, что уже давно смирился, так зачем же задает сейчас эти вопросы? Что пытается понять?
– Мизу… То есть, Хаджиме… – Гинтоки сплёвывает щепку и тут же суёт на её место между зубов новую, только что выковырянную из доски. – Он чувствовал, что не может повести людей за собой. Не может стать таким, как ваш отец. Но он… хотел измениться. И вернуться.
Так, значит, брат не бросил его?.. Шинске не знал, даже не подозревал об этом. Но можно ли верить словам Гинтоки? В его голосе странные нотки.
– Ты был против?
– Сейчас, – новый плевок, – это уже не имеет никакого значения. Важнее, чего хочешь ты.
Даже смешно. Серьезно.
– Хочешь продолжать плыть по течению? У тебя нет «своих» людей, ты не пытаешься вмешаться в дела клана, лишь учишь то, что должен учить, ходишь туда, куда нужно ходить. Знаешь, есть ты или нет тебя здесь – разницы никакой.
Нет, Гинтоки не понимает, если Шинске и правда исчезнет, семье могут навязать наследника или, вообще, поглотить. Ведь они – не отдельный клан, а часть Сумиёши. И те, кто сейчас ещё может свободно дышать, станет кем-то вроде собачки под чужой крышей. Или пушечным мясом.
– Или что? – не унимается «мастер». – Тебя волнуют эти бандиты?
– Они – мои братья.
– Не очень заметно… тц!
Кажется, Гинтоки ткнул себя щепкой куда-то не туда, но договаривать нет нужды – Шинске понял уже, к чему он клонит.
– Кстати, ты не знаешь, где Котаро?
Тишина. Гинтоки возится с щепкой, снова и снова ломая напополам. Наконец, бросает во двор. И это его поведение заставляет голову наполниться сразу кучей ненужных мыслей. Кацура ведь не умер? Не мог!
– Ты сказал, что он жив!
– А… да. Сказал.
Гинтоки садится, закидывает ногу на ногу и откидывается на руки назад. Косится на Шинске, не поворачивая головы, и грудь его медленно надувается и так же медленно опадает.
– Твой Котаро – шпион, отправленный сюда вашим верховным кумичо. Похоже, тот был в курсе замыслов Ямагучи, но вместо того, чтобы предупредить, решил подстраховаться. Котаро должен был убедиться, что твой отец не сделает глупость, а если попробует… убить его. Ну или сообщить.
– Отк..
Ком в горле мешает, приходится попробовать сглотнуть его и начать заново.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам рассказал.
Чушь, ерунда. Котаро – совсем не якудза, и на убийцу вообще не похож. Или притворялся так искусно, что Шинске не понял? Но как же тогда… Нет, невозможно. Его точно заставили.
– И что с ним теперь будет?
Гинтоки пожимает плечами и прикрывает глаза.
– Вернётся обратно. Но так как язык за зубами не удержал, придётся ему расплатиться… Хотя он и так уже достаточно должен, только не твоей семье. Выполнение этого задания позволило бы ему выплатить долг, а теперь… отправят торговать наркотой или собственным телом. Я слышал, в Токио порнографию контролирует в основном Инагава, но и у Сумиёши есть свои рынки сбыта.
Перед глазами темнеет, это солнце заволакивают тучи или это внутренности заполняет злость? Как же назвать это горькое чувство, выжигающее лёгкие изнутри? Кулаки сжимаются сами. Конечно, услышанное – вовсе не новость, такой способ получения денег с должника вполне обычен, но стоит только представить, что этим будет заниматься Котаро… Или уже занимался? И теперь ему придётся вернуться назад? И всё потому, что проболтался.
Зачем он вообще рот открыл?
Наверное, знал, что за жизнью главы Такасуги в любой момент может прийти кто-то другой. И если такое случится, спасти Шинске уже не сможет никто.
«Дурак, это не твоя проблема…»
– Всё это он сам... тебе рассказал?
– Это – нет, – признаётся Гинтоки, прищурив видимый глаз. – Но знаешь, если попробовать навести справки, узнать можно многое. Например, как он вляпался в это...
– И как же?..
– Он сирота. Кроме бабушки у него никого. Но сейчас она в больнице. Как думаешь, где мог выпускник школы достать деньги на это? Торгуя в закусочной? Официантом?
– Он занял…
– Сначала, наверное, даже не подозревал, кому принадлежит ростовщическая контора. А потом просто не смог выплатить проценты.
И что теперь? Тут война на пороге, ещё не известно, что решит отец и остальные, но отдавать Котаро нельзя. Но как это сделать? Не запретишь же ему уходить… его бабушка – его слабое место. Нет, первым делом, им нужно поговорить.
– Где он? – Шинске встаёт, придерживая онемевший от компресса живот. – Ты же знаешь, где его держат!
Гинтоки подтягивает ноги к себе и задирает голову, в его взгляде неподдельный интерес.
– Зачем тебе это? Попытаешься сбежать с ним? Или выплатить долг за него?
– Не твоё дело, просто ответь!
– Здесь его больше нет. Пока ты спал, его увезла какая-то баба.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления