Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
12 - Даже две параллельные прямые где-нибудь, да пересекаются

***

Мир – сложнее, чем кажется. И, чем больше понимаешь в происходящем, тем глубже можешь заглянуть в пропасть… между реальностью и собственными желаниями. И тем страшнее оступиться. Потому что дна этой пропасти не увидишь никогда.

Но суть в том, что даже если очень стараешься ни во что не вляпаться, любая тварь способна подставить подножку и окунуть в помои с головой. И заставить харкать кровью.

– Скажи что-нибудь, не будь таким вредным, Шинске-тян.

На окнах тяжёлые непроницаемые шторы, так что определить, уже день или ещё ночь, невозможно. Но судя по ощущениям в избитом теле – прошло не больше часа или двух. При каждом вздохе невидимая игла втыкается под рёбра, а конечности всё сильнее наливаются свинцом, но в целом… не так плохо. Ещё бы придумать, как избавиться от веревок.

Удар в живот. Снова. Если заставить мышцы вовремя сократиться, глубоко кулак не пробьёт. Да, чертовски больно, даже притворяться не нужно, но уж лучше пусть болит пресс, чем порвётся желудок или селезёнка.

– Поцелуй… меня в зад.

А вот в этот раз среагировать не успел – и внутренности опаляет огнём, внутри что-то булькает, ноги подгибаются, заставляя повиснуть, а веревки ещё сильнее врезаются в запястья. И лодыжки. Шинске привязан к кровати, поставленной вертикально, за спиной плотный матрац, так что даже немного комфортно.

Вот только бьют снова и снова.

Орудует кулаками в основном Шепелявый, но иногда к нему присоединяется Толстый. Остальные сидят за столом в другом конце комнаты и играют в маджонг. Вообще, когда его приволокли сюда, те сильно удивились, даже похватались за биты и ножи. Да и сейчас посматривают иногда в их сторону, но молча.

И снова быстрый, резкий, неожиданный удар.

Лёгкие парализует, но спазм всё равно выталкивает кровавую слюну сквозь сжатые зубы… Чёрт подери, он не может всё время держать мышцы напряженными! Но стоит расслабиться, как этот урод тут же втыкает под рёбра свой огромный, как кувалда, кулак. Хорошо ещё, что без замаха.

Вдруг за волосы хватают и заставляют поднять голову. Вспотевшей шее даже приятно.

– Ну что, красавчик, – лыбится Толстый, – испортить тебе личико?

И заносит руку для удара. Лишь бы глаз не выбил, а сломанный нос или челюсть Шинске как-нибудь переживёт… Но неожиданно прилетает в ухо – и мир выворачивается наизнанку. Стены рушатся, пол закручивается в трубочку вместе с его внутренностями, а звуков становится в половину меньше.

– Ладно, хватит.

Заставив себя приоткрыть слезящиеся глаза, Шинске видит, как Толстый передаёт его телефон Шепелявому. Тот открывает раскладушку, смотрит на неё пару секунд и тут же закрывает. И кивает на игроков в маджонг. Толстый поправляет чёрную бандану и оборачивается.

– А-а-а... ну да.

И достаёт пистолет.

После первого выстрела один из зрителей игры хватается за бок и отшатывается к стене. И медленно сползает на пол. А в это время остальные "ямагучи-куны" уже бросаются к опрокинутому столу и дружно пытаются уместиться за ним. Все десять. А, нет, уже девять… Двое выскакивают с битами наголо, и игроков в прятки остаётся ещё меньше. Шинске их совершенно не жаль, но от того, что происходящее становится вновь совершенно непонятным – как-то не по себе.

– Так вы… не Ямагучи?

Шепелявый пинает тело у ног, то безвольно переворачивается на спину, но он всё равно стреляет прямо в лицо. У этих двоих не просто пушки, они с глушителями, а на руках перчатки. И действуют они настолько расчётливо и не торопясь, что и без ответа на свой вопрос Шинске уже ясно – перед ним не якудза, а наёмники. Но зачем убивать тех, с кем, по идее, заодно?

Возможно, брат бы сразу догадался, что тут почём.

Осмотрев последнее тело, Шепелявый вновь достаёт из кармана телефон, но не тот, который они забрали из его комнаты, а другой.

– Кхм, кхм… – прикрывает рот рукой, – я фнаю, гфе ферфат фашего мальфифку… Фолон «Файная Фрафь»…

На той стороне, кажется, понимают не больше, чем Шинске. Потому что Шепелявый вздыхает и начинает повторять сложную фразу снова. Но и во второй раз у него получается не лучше, и мужчина начинает опять набирать воздуха в грудь... но Толстый отнимает у него телефон. И рявкает в трубку:

– Я знаю, где держат вашего мальчишку! Салон «Тайная страсть»! Быстрее, кажется, его собираются забить до смерти!

Отключается. Кидает мобильный через плечо обратно. И снова растягивает отвратительный оскал на половину лица. На самом деле жира в его теле вряд ли много, достаточно приглядеться к мускулистой шее, чтобы понять – объем под одеждой не следствие пристрастия к фастфуду. Но с этой своей ухмылкой и мелкими глазками выглядит он по-настоящему мерзко.

– Ну вот мы и одни, красава. Полчасика на развлечения у нас ещё есть, так почему бы не развернуть тебя к лесу передом, к людям задом?

Шепелявый позади Толстого выдаёт резкий кашляющий звук – смех, наверное – и хлопает его по плечу.

– Фто, нафмотрелфя и фабыть не мофефь?..

– Ну второго ты тащить отказался, так что… К тому же, чем больше он будет изувечен, тем лучше, верно?

Так вот почему его так методично избивали. Вместо того, чтобы просто убить, как остальных. Но всё равно пока понятнее не стало – ну найдёт Рисуноске тут его труп, ну попробует Азарни уговорить отца на священную войну… Против кого? Ямагучи? Не смешите бабушек… у них сердце больное.

А этот, в бандане, всё ближе. Вон, уже лапы свои тянет к его руке. Да, давай, развяжи. Шинске заглядывает наёмнику в глаза и понимает, что тот не купится ни на притворную покорность, ни на глупую браваду. Но ненависть и обещание разделать на лоскуты на лице Шинске наверняка написаны крупными буквами. И когда нож оказывается около запястья, кулак уже сжат.

– Киса, не поздно ли пытаться показать коготки?..

Лезвие разрезает и кожу. И тут же запястье обхватывают мясистые пальцы… и слюнявые губы липнут к ладони. Мерзко, отвратительно, гадко. Тянет блевать. Но руку вдруг отпускают, и урод делает шаг назад, не прекращая ухмыляться, потом снова вперёд – и вот уже вторая кисть свободна.

Стоять оказывается неожиданно сложно. Кружится голова. Но рыпаться рано, ведь ноги ещё привязаны к спинке кровати, прижатой к полу. А Шепелявый за спиной Толстого отходит назад, поднимает стул, садится и утыкается в телефон, но этот мудила продолжает стоять прямо напротив. И почёсывать мощный подбородок ножом.

Широким. Армейским. С глубоким долом для стока крови.

– Нравится? – заметив взгляд, Толстый прокручивает рукоять между пальцев. – Хочешь, его тебе засажу? В твою маленькую дырку? Или, всё-таки, выберешь хуй?

Затёкшие плечи немного уже отошли. Так что Шинске может поднять руки и схватиться за спинку кровати над головой.

– Так и быть, – он тоже не умеет улыбаться нормально, так что всегда получается ухмылка или оскал. – Если отрежешь его и поджаришь на кунжутном масле.

В чёрных маленьких глазках блеск одобрения. Так вот что ему нужно? Сопротивление? Иначе не интересно? Что же, у Шинске есть парочка сюрпризов…

– Эй, – вдруг ленивый окрик от стула, – у наф гофть.

У Шепелявого там, в телефоне, что – наблюдательный пункт?..

Стоп, неужели кто-то из Такасуги был поблизости и ломанулся сюда?.. Один?! Что за…

– Кто? – не менее ленивый вопрос от напарника.

– Мафьфифка.

– О-о-оке-е-ей…

Ни тени беспокойства. Толстый просто перекидывает нож в левую руку, подходит к двери и прижимается к ней спиной. Через минуту становится слышно шаги, они приближаются, становятся громче… и замирают.

«Тук-тук»

Толстый, не спрашивая ничего, медленно поворачивает круглую ручку и открывает дверь ровно на столько, чтобы протиснулся один человек. Но ничего не происходит. Никто не пытается зайти внутрь. Шинске сжимает зубы и ждёт. Всё, что ему сейчас нужно – это немного везения. И чтобы этот пришедший был не из Такасуги. Потому что видеть смерть своих людей он больше не хочет. Никогда, ни за что.

Но дверь вдруг слетает с петель и Толстого вносит в комнату вместе с ней. Не удержавшись на ногах, тот падает, но тут же сбрасывает себя погнувшийся пластик, а на пороге медленно опускает ногу какой-то подросток… в знакомой толстовке. Так это же тот худощавый, только без маски!

– И кто мне объяснит, что здесь происходит?

В комнате свет горит только над опрокинутым столом для маджонга, так что разглядеть трупы и кровь совсем несложно. Но взгляд подростка прикован к Толстому, поднимающемуся с пола. И поигрывающему с ножом.

– А ты заходи. Гостем будешь.

Ясно как день, стоит тому дёрнуться, чтобы сбежать – и широкий клинок догонит его худосочную спинку через секунду. Но, кажется, что-то он может… А от Шинске до Толстого пара шагов. Как удачно.

Металл – крепкая штука. Но спинка кровати держится на винтах, расшатать которые во время экзекуции было нетрудно. И сейчас, стоит как следует дёрнуть её на себя – и оп, тяжесть оседает на макушку. Но его цель – Толстяк.

… чёрт, слишком медленно, тот уже оборачивается и уходит вбок… Но тут подросток оживает – и его пятка с вертушки входит качку в висок. А Шепелявый ещё только встаёт со стула. Полмгновенья – и уже стул летит к двери. А оторванная спинка кровати только-только приземляется на пол. Подтянув её ближе, Шинске упирается в перекладину коленом, ноги толком не переставишь, а прут выскальзывает из рук...

Ага. А вот и пистолет. Смотрит прямо хиляку со светлыми волосами в лицо. Время замедляет свой бег – Шинске видит, как палец в чёрной коже плавно надавливает на курок, как подросток ныряет под пулю, словно всю жизнь только это и делал. Но вырванный прут уже на середине пути. Нет, уже врезается в руку наёмнику... Жаль, не выбил оружие, но хоть отклонил. А это – лишь пара мгновений, и Шепелявый уже, морщась, выпрямляет её – только его цель успела сместиться ему прямо под нос. И ступня подростка выстреливает вверх, врезаясь в подбородок и, кажется, кроша оставшиеся зубы. Наёмника сносит к столу. Грохот и треск.

А у этого мелкого ничего так растяжка… Прям балерина.

Но он совсем забыл про того, кто уже снова поднимается с пола. Ну и крепкая же у Толстого голова… И его пистолет вот-вот уставится мелкому в спину. А у Шинске в руке новый прут, но взгляд прикован к отлетевшему ножу. Далеко…

Ладно, придётся снова метнуть.

Нет, он не промахнулся, просто Толстый упал – и прут проносится над ним и втыкается в стену. А подросток не глядя бьёт ногой назад. И выбитый пистолет взлетает к потолку. И приземляется в метре от Шинске – остаётся только упасть на колени и подхватить. Чёртовы ноги и долбанная верёвка! Первое, что он делает, отстреливает её нахер. Пуля царапает щиколотку, а до слуха долетает какая-то суета. Ещё один выстрел и он будет свободен… Что? Кончились пули?!

Да вы издеваетесь!

А Толстый уже успел взгромоздиться на мелкого верхом. Да уж, теперь ноги тому не помогут. Плюс такая разница в весе… Кажется, Шинске видел, как Толстый делал подсечку, но пистолет его заинтересовал в тот момент намного сильней.

Чёрт, ещё и Шепелявый начинает шевелиться.

ДА НУ НАХЕР!

Брошенный пистолет врезается Толстому прямо в затылок, и тот, уже замахнувшись, резко оборачивается к Шинске:

– Ах, ты, шваль…

Мелкий вырывает руку из под колена качка. И бьёт его прямо в подмышку. Но слабо. Потому что Толстый лишь хмыкает, и кулак раза в два больше, чем у подмятого мальчишки, обрушивает вертикально вниз. Почти по горлу. Хорошо, мелкий успел прижать подбородок к груди, но что толку – кажется, он уже в бессознанке...

Ксо!

На самом деле, похер на него.

Но…

Вдруг из разжавшегося кулака выкатывается нож-раскладушка. Значит, он ударил его в подмышку не просто кулаком?… И точно – Толстый, странно покачнувшись и с полными недоумениями глазами уже валится на пол. В лужу собственной крови. А ведь прошло всего секунд тридцать, и когда только успело столько натечь?..

Шинске сглатывает слюну пересохшим горлом и встречается взглядом с выбирающимся из обломков стола Шепелявым. Пистолет! У стены!

А нож, вот он, лишь руку протяни.

Шепелявый падает, перекатывается и подхватывает ствол, но Шинске уже роняет перед собой кровать. Но не давая упасть. И пуля входит в матрац. Босые ступни давно привыкли к холодному полу, но сейчас одной из них горячо – кажется, он перестарался и воткнул нож чересчур глубоко… но иначе пилил бы верёвку целую вечность.

А теперь вопрос на миллион – остались ли у Шепелявого пули в обойме?

Если нет, всё равно он опасен. А Шинске – не гимнаст, ногами махать и садится на шпагат не умеет, но у него нож, и обращаться с ним его учили лет с пяти.

В комнате тишина. Выглядывать из-за кровати опасно, остаётся лишь ждать, когда Шепелявый решит подойти. Шинске видел, как наёмники дырявили выстрелами деревянный стол, а потом добивали людей Ямагучи, но матрац пуля из пистолета с глушителем не пробьёт.

Жаль, пол тут не скрипучий. Кажется, что оглох. На одно ухо – точно.

Зато собственное дыхание и стук сердца слышно отлично.

А вот за ними – совсем ничего.

Стук! Слева в стену врезается… обломок ножки стола. Значит, противник зашел справа и сейчас сзади! Спины уже касается ледяное дыхание смерти, а Шинске развернуться не успевает совсем… только оттолкнуться от пола и послать тело вперёд, упасть, заскользить на плече... и увидеть единственную уязвимую точку.

Бросить нож.

Шепелявый хватается за рукоятку, торчащую из горла. Но пальцы сжаться не успевают, пистолет выскальзывает, а тело падает на колени. Застывает на одно… два мгновенья. И вот на полу уже труп.

Шинске смотрит на него и медленно дышит. Выдох – вдох. Выдох – вдох. И опускает голову. Паркет под затылком мягче лебяжьего пуха, а вот живот – сплошной глубокий синяк. Просто чуть напрячь его, чтобы встать – нереально. И вообще, шевелиться. Разве что повернуть голову набок.

Этот мальчишка… он ещё жив?

Если жив, то ненадолго. Скоро… Скоро тут будет Рисуноске. Надо просто дождаться… и объяснить, что произошло. А, значит, до прихода своих терять сознание нельзя никак. Да и не солидно.

С другой стороны, как в случае с Котаро, его могут и не послушать.

– Ксо-о-о…

Вставание всегда требовало напряжения стольких мышц?!

А ведь всего лишь встал на колени. Рывок. Передых. Шаг. И ещё.

– Так ты жив?

Свет льётся с потолка прямо в открытые красные глаза. Подросток моргает и резко садится. Сбрасывает с колен ногу Толстого и осторожно трогает свой подбородок. Двигает туда-сюда. А Шинске поднимает пистолет Шепелявого (оказывается, это Хаклер), проверяет обойму – две пули – и наставляет на врага.

– Говори. Кто ты и почему эти двое напали на тебя и твоих товарищей?

– Много будешь знать – быстрее в могиле окажешься… – не спеша произнося слова, парень словно проверяет возможности своей челюсти. – Разве тебе мама не говорила?

Остряк.

– Спорим, молчание тоже не очень хорошо на продолжительности жизни сказывается? Особенно, если много знаешь?

Пожатие плеч. Подогнутая нога. Шинске следит за каждым движением, но параллельно замечает подсохшую кровь на губе, синяк под глазом – и их этот мелкий получил не сейчас. Да и одежда его уже была в жалком состоянии, когда он пришёл. Эх, тяжело в столице Ямагучи, пусть они и самая крупная и влиятельная группировка, но здесь – лишь подлежащие отстрелу звери. Местные банды так их боятся, что любое появление на своей территории рассматривают как попытку захвата. И что же…

– Зачем вам признание от Такасуги? Да ещё и в грехах за целые сто лет?

В красных глазах странное выражение: задумчивость вперемешку с сомнением. На пистолет этот поганец даже не смотрит.

– Если вашего самого главного арестуют, кланы Сумиёши начнут грызню, тем более, если станет известно, что их обманули и вынудили присоединиться, вырезав целые семьи и спихнув вину на Ямагучи.

– Это… когда было?

Шинске правда не в курсе. Насколько он знает, состав Сумиеши-ренго последние десять лет не менялся.

– Твоего отца ещё не было на свете, – усмешка. – Но, знаешь, им ведь дай только повод – набросятся словно свора гиен.

Это да, с этим трудно поспорить.

– А что, если бы здесь обнаружили мой и твой труп? И остальных?

Теперь подросток уводит взгляд в сторону и подтаскивает к животу вторую ногу, обнимает колено. Он не особенно удивлен или шокирован. Странно. Что-то ему точно известно.

– Колись, –  Шинске ставит пистолет на предохранитель. – Мы тут, можно сказать, жизни друг другу спасли.

– Да кому ты…

Вот ведь упрямый. Ну и чёрт с ним. Позже, после ночи в подвале в компании Джибо как миленький заговорит... Хотя, вот прямо сейчас, ему ничто не мешает попытаться сбежать. Шинске прикрывает глаза, отступает к стене и сползает на пол, обхватывая живот. И глядя на следы своей левой ступни на полу. Красные следы.

– Уходи, – на выдохе. – Скоро здесь будут мои люди. И таких ответов они от тебя не примут.

Парень косится на него из-под чёлки, упавшей на глаза, и поднимается на ноги. Но идёт не к двери. Он обходит обломки стола. И останавливается над одним из трупов с вмятым в череп лицом.

– Меня зовут Окита Сого, – представляет вдруг зачем-то. – Шесть лет назад мою семью убили люди, носящие значки твоего клана, Такасуги Шинске.

Да, такое вполне возможно. Конечно, их клан – не наёмные убийцы, но иногда законы якудза требует забирать жизни. Особенно, когда приказы исходят свыше, не подчиниться им означает подставить семью под удар. Если бы только обычные люди знали, насколько их жизнь проста и свободна в отличии от жесткой иерархии преступного мира… Сначала Шинске лишь ненавидел своё отличие от других, запрет ходить в школу, даже просто покидать поместье. Но ничего не понимал. Однако, так уж вышло, что узнать правду оказалось довольно болезненно… Правду, что якудза – отбросы, изгои, невольники собственных правил. И что уйти из клана почти невозможно, а если удастся, общество тебя просто не примет. Хотя, брат попытался, и у него почти получилось.

Кстати, ушёл он как раз около шести лет назад... Убийство целой семьи…

– Твой отец был якудза?

Окита переходит к другому телу. И снова просто застывает над ним, не делая ничего.

– И да и нет, – отвечает лениво. – До… того… дня я и не знал, что он двоюродный брат Ямагучи Кейске.

Ямагучи? Это который умер? Чёрт, Шинске точно слышал это имя. И тоже около шести лет назад.

– Говорили, что наследника нет. И сейчас там всем заправляет…

– Айка, – кивок. – Моя приёмная мать.

– Зачем ты мне это говоришь?

Что-то меняется. В воздухе, в электрическом свете. Вскинутый взгляд Окиты больше не задумчив и не рассеян. А кровожаден. Но направлен почему-то на труп. Труп наёмника. Тяжелый, медленный шаг. Ещё один, и ещё. Остановившись над Толстым, подросток наступает на грудь, наваливается на колено – и из-под руки мёртвого качка с плеском выталкивается сгусток крови. Как из сырого бифштекса.

– Я помню этого ублюдка. Никогда не забуду урода, волочащего мою сестру в подвал. Как и её крики.

Ему было, наверно, не больше десяти. Простой мальчишка, живший простой жизнью… Но, получается, его семью убили не люди из клана Такасуги? Тогда кто? Чёрт, надо было хотя бы одного из наёмников оставить в живых.

– Что будешь делать?

Окита закусывает губу и переводит взгляд на дверь. Точнее, на пустой проём в коридор.

– Ну, сначала мне надо как-то объяснить всё это одному противному копу…

***

Там же, в тоже время, но в коридоре:

– Кажется, тебе уже можно выходить, Тоши-кун.

– Думаешь?..

– Да, по-моему, он тебя заметил.