Оябун, кумичо – глава клана, семьи якудза, шеф, отец, начальник.
Сятей – командир группы боевиков.
Аники – брат.
– Какая тварь…
– Что-то случилось?
В вопросе, заданным слугой, не слышно ни капли участия или беспокойства. Впрочем, Шинске и не удивлён. Этот хотя бы не лебезит, стараясь угодить сыну оябуна и наследнику одной из сотни семей якудза, вместе образующих второй по численности клан в Японии.
Разозлило Шинске другое. Кто-то посмел выставить температуру воды в сорок пять градусов!
– Выключи. Пусть остынет.
– Господин предпочитает похолоднее?
Развязывая пояс, Шинске косится через плечо. Кацура неподвижно стоит перед висящим на стене дисплеем и рассматривает его. Эту умную технику отец вообще устанавливать отказался, но, когда узнал, что вода не будет остывать хоть несколько часов, хоть несколько дней – быстро сдался.
– Не знаешь, куда нажимать?
– Конечно же, знаю... господин.
И тыкает в кнопку.
– «Объем воды будет увеличен в десять раз через тридцать три секунды», – тут же отвечает женским голосом панель управления бройлера.
– Ты идиот?
Хлынувшая из ванны вода сносит перегородку в раздевалку и заливает ноги.
– Простите, – выдыхает Кацура и тут же снова тычет в дисплей.
И цифры на нём вдруг мигают. И стремительно начинают сменяться: «55»,«70»,«85»...
Шинске даже не успевает ещё разозлиться, как дисплей вдруг гаснет вообще. И по чёрному корпусу проносится жёлтая искра.
«Вот и помылся…»
Мысль ещё тянется в голове, а по ногам вдруг ударяет бревно, зад несётся к мокрому полу, вот-вот готовый получить разряд тока… но вместо жёсткой плитки под ягодицами оказывается почти мягкий пластик. Жалобно скрипнув, вторым пинком перевёрнутый таз и восседающий на нём голой задницей Шинске вылетают из ванны, вынося собой дверь.
Но, перескочив порог, таз и не думает остановиться. Пока не влетает на кухню. Под взоры одной поварихи и её двух помощниц.
Под визги и писки, Шинске поднимается с таза и захлопывает кимоно. Пояс остался где-то там, в ванной на полу. Как и слуга, посмевший пинком отправить его в увлекательную поездку.
– Заткнитесь.
В коридоре ждёт уже Нидзо. Слепой телохранитель. Шинске и от него бы давно избавился, но…
– С вами всё в порядке? Что случилось?
На снесённой двери стоит Кацура. Слабые искорки ещё пробегают по распустившимся волосам, а рука судорожно цепляется за целый деревянный косяк. Но уже в следующий миг он валится на пол. Плашмя.
Главный дом, он же – штаб, настолько большой, что в нём могут одновременно уместится все члены семьи. Конечно, у них есть свои собственные жилища, но часть постоянно дежурит в штабе – в противоположенной от комнаты Шинске части дома. И для Шинске все они «братья». Но, когда… точнее, «если» он займёт место главы – то станет для них «отцом».
Ну не бред ли?
– Добро пожаловать, молодой господин. Какими судьбами?
Здесь накурено, воняет потом и чем-то прокисшим. На полу раскиданы карты, но пустые бутылки аккуратно выставлены вдоль стены. На лицах мужчин от двадцати до сорока пяти лет расплылись улыбки.
– Как новичок?
– Да что с ним сделается? – Рисуноске, сятей дежурящей сегодня группы, пожимает плечами, от чего выбитый на них дракон будто подмигивает, и кивает себе за спину. – Ну, помяли немного, в память о прошлых обидах, да и забыли.
«Мастер семи оружий» обнаруживается в этой же огромной, в шесть татами, комнате, забитой якудзами. В углу у большой вазы с засохшей икебаной. Сидит, грустно поджав колени к груди, почти голый, в одних только боксёрских трусах. Розовых. В красную ягоду. А одежда его уже распределена между новыми «братьями». Вон, один натянул белое кимоно с голубым узором на состоящее из одних только мускулов тело, другой, объёмами поскромнее, накинул чёрную рубашку на плечи. А сапоги, значит, в самом разгаре делёжки – стоят между игроками, отложившими карты.
– Ри-тян... Вообще-то, это мой новый слуга. И что, предлагаешь ему со мной в таком виде разгуливать?
– Вот и я говорю, не лето уже, – тут же вклинивается «мастер». – Я же себе все шарики отморожу.
– Шинске-сама… мы же не знали… – начавший уже лепетать оправдания, Рисуноске резко оборачивается. – На кой ему сдались ему твои шары, баран?! – и снова самым подобострастным взглядом смотрит на Шинске. – Сейчас всё вернём! Будет как новенький!
– И честь, – не унимается Саката, – честь мне верните!
– Не бреши. Чего не брали, того…
Не дослушав, Шинске выходит на веранду. Из небольшого пруда доносится всплеск – и белая рыба, сверкнув красными плавниками, ныряет обратно. А за спиной открывается и закрывается дверь.
– Звали?.. господин…
И снова кимоно надето неровно, явно специально спущенное с плеча. Зато так отлично видно сильную руку – развитую, но не перекаченную, как у многих боевиков. А ещё у мужчины мускулистый живот, хоть под растянувшейся рубашкой этого и не видно, но в комнате Шинске успел его тело хорошо рассмотреть.
– Кто вы?
– Ваш слуга… Эм, господин, вам не кажется, что я воняю?
Зарывшийся носом в подмышку… не смотря на внешний вид, отвратительно жалкий и наглый, с высветленными и выкрашенными волосами… «мастер» весьма удручает. Но, если Кацура хотя бы старался притворяться, то в голосе этого усмешка звенит неприкрыто. А заглянешь в глаза – не разглядишь ничего, кроме красной бессмысленной мути.
– Что-то не так?
Вздёрнутая бровь, удивление.
«Что, нельзя посмотреть?»
– Что конкретно вы желаете увидеть? – вкрадчивый голос.
Он что, сказал это вслух?
– Кхм... Почему тебя зовут мастером семи оружий?
Волнистые волосы на фоне заката. Блестят. Словно металлические нити. Блуждающая улыбка сползает вбок, розовый язык мелькает между почему-то ещё целых зубов, и кончик трогает корочку запёкшейся крови.
– Потому что… я владею… семью…
– И какими же?
Оставив губу в покое, «мастер» усаживается на веранду и укладывает ногу на ногу. Вытягивает руку. И начинает считать:
– Лук. Копьё. Боевой шест. Длинный меч. Короткий меч. Нож. Веер…
Загнутыми оказываются только шесть пальцев.
– А седьмое?
Вместо ответа «мастер» сжимает и разжимает кулак.
– Ещё вопросы, господин?
От того, как он произносит этого «господина», Шинске каждый раз очень хочется взять его за горло и проволочь вокруг дома. Кругов эдак сто.
– Как зовут тебя?
– Гинтоки. Саката Гинтоки.
– Так вот, слушай сюда, Гинтоки Саката. Сейчас ты пойдёшь к отцу и передашь, что его сыну достаточно всего одного телохранителя. А потом возьмёшь своего дурного напарника и свалишь в туман. Всё понял?
Шинске не смотрит на него, он смотрит на клён. Тот, как обычно, лишь слегка шелестит листьями – величественный и непоколебимый. Переживший и ураганы, и землетрясения, и пожары, и наводнения. И вспоминает широкие плечи того… кто любил стоять там, прямо под ним, глядя на небо.
– Простите, господин. О каком напарнике вы говорите?
Отлично, хотя бы не отрицает…
Стоп, что?
Когда Шинске оборачивается к слуге, всё ещё смеющему нагло сидеть, когда сам он стоит, то уже больше не видит ни намёка на улыбку или снисхождение. Саката Гинтоки на него лишь внимательно смотрит. Прямо и честно.
И становится ясно, что притворятся тот не умеет. Или же в этом деле истинный мастер.
– Котаро. Кацура. Парень, с которым тебя сегодня назначили…
– А-а-а… – Гинтоки чешет в затылке. – Первый раз его вижу. Кстати, где он?
Как? Значит, они не вместе? Но то мастерство… То, как Кацура выпнул его из ванны, не дав попасть под удар тока – разве люди так поступают, если им за это не платят? Только если кто-то из своих, готовый живот положить за наследника… Но, кроме Нидзо, никто из этих ребят не сумел бы всё это так быстро проделать. И уж точно подобного не ожидаешь от должника, попавшего рабство.
– За мной.
Снова ступив на веранду, Шинске отодвигает в сторону дверь.
– Ри-тян, где мой второй… как его… Кацура?
Рисуноске, уже успевший увеличить количество пустых бутылок рядом с собою на две, икает и тут же пытается прикрыть рот рукой.
– М-молодой господин! Ну, к-как же где? Наказать же… его же… надо же.. же?..
Так-то оно, может, и так…
– Где?
– В подвале! – вскочив, Рисуноске даже почти не качнулся. – Привести, Шинске-сама?
Шинске мотает головой.
– Пошли.
В подвале он… не был ни разу. Но, конечно же, знает, где тот находится – и в котором хранятся продукты, и в котором пытают людей. Они рядом, вход на заднем дворе. Когда открывается скрипучая дверь, из подпола по глазам бьёт яркий свет, а в ноздри проникает запах металла. И почему-то сделать шаг вниз по лестнице удаётся не сразу.
Бетонные стены. Разбитый плафон. И человек, привязанный к стулу.
Длинные волосы закрыли лицо. Но не раны. Плечи, грудь – одна синева, залитая красным. В руках дознавателя бита.
– Джибо… что… происходит?
– Шинске-сама? Что вас привело?
На Кацуру Котаро страшно смотреть. Что-то тянет и давит в груди. И вдруг тот поднимает глаза… Один уже совершенно заплыл, а в другом… К пересохшему горлу поднимается ком.
– Джибо, развяжи его.
– Простите, но я не могу.
– Что?
Шинске смотрит на оставшегося стоять в стороне Рисуноске.
– Ри-тян?
– Приказ кумичо. Мы должны выяснить, зачем он сделал это.
– Сделал что?
– Пытался убить вас.
«Пытался что?!» Вдох. Выдох.
– … я… – слабый голос со стула, – не…
На большее Кацуру не хватает.
– Не гони мне тут!.. – рявкает Джибо.
Но вдруг глаза его начинают выползать из орбит, а рука с замахнувшейся битой остаётся занесённой высоко над головой.
– А это ещё что за хер?!
Мышцы вздуваются, ноздри трепещут… Но тут Гинтоки разжимает пальцы на его запястье и обходит.
– Ай-яй-яй… – садится у стула на корточки, берётся за подбородок избитого парня и поворачивает его так и эдак. – Ну что же вы… он же теперь ничего не расскажет.
– У меня… – голос Джибо переходит на рык, – все говорят. Рано или поздно…
– «Поздно» нам не надо, – Гинтоки смотрит Шинске прямо в глаза. – Верно, молодой господин?
На что он?..
Но тот уже повернул голову к Рисуноске:
– Вам приказано выяснить причину, не так ли?
Ри кивает, а Джибо косится в сторону. И Гинтоки продолжает, вставая и вытирая об колено ладонь:
– А что, если панель была неисправна? Шинске… -сама, вы лично видели, на какие кнопки нажимал ваш слуга?
– Нет, не видел.
Это правда. Кацура стоял у панели, закрывая обзор.
– То есть, он мог нажимать и на нужные кнопки?
– Наверное… мог.
Что он пытается сделать? Оправдать Кацуру? Но говорил же, что не знает его.
– Шинске-сама, кто этот выскочка? – не выдерживает Джибо. – Почему вы позволяете ему?..
Но терпение Шинске тоже на грани:
– Помолчи!
Хоть этот приказ он может исполнить?
А Саката пускается в обход комнаты по кругу, замедляя шаг у Джибо за спиной – там, на столе лежит ржавая пила. Присвистнув, он вновь переводит взгляд на Шинске:
– По дороге сюда вы, господин, упомянули, что температура воды была установлена не та?
– Да.
– Тогда, – ладонь его ложится Джибо на плечо и тот немного даже приседает. – В ваши чудные головки не приходила мысль, что сначала неплохо бы найти того, кто занимался ванной?
Мгновения тишины и льющийся с лица громилы с битой пот. И немое обещание в его глазах. Что же, Сакате не повезло нажить себе врага. Но пока Шинске здесь, Джибо будет держать себя в руках.
– Я сейчас!
Рисуноске исчезает. И Шинске чувствует, что может сделать шаг, а то застыл на входе, словно кровью его можно напугать. В конце концов, он родился здесь и вырос. Пусть именно сюда пока и не спускался, но его собственный кулак не раз пускался в дело, когда того желал отец, так что выбитых зубов, поломанных костей и отрубленных частей, не очень нужных телу, он повидал намного больше, чем хотел.
Но этот парень, его ровесник, по сути спасший ему жизнь – и так его избить? Да, этого он от своих не ожидал…
– … зачем… – снова слабый голос, – …ты?..
Целый глаз сквозь слипшуюся чёлку смотрит не на Шинске, а на мужчину за его спиной.
– Я за добро и справедливость, – в ответ давит лыбу Гинтоки Саката. – К тому же, разве ты не видишь, что наш юный господин взволнован?
– Я не!..
Топот, скрип, тонкий вскрик – вниз по лестнице в подвал спускается Рисуноске, рукой зарывшись в прическу девушки-служанки. Отпускает.
– А-а-ай!!!
Та падает на пол, прямо под ноги.
– Ты настраивала бройлер в ванной? – сделав шаг назад, спрашивает Шинске. – Для меня?
– Й-я, господин…
В её волосах сверкает розовым заколка, а ведь правилами дома это запрещено. Недавно нанята? Ещё не знает? Но ведь в прислугу не с улицы берут…
– И как? Панель работала нормально?
– Д-да, господин!
– Значит, это он! – вновь поднимает биту Джибо, скаля зубы. – Я же говорил! Ну, уж он у меня попляшет…
– Подожди, – Шинске делает всего один короткий шаг и стул с Кацурой оказывается у него за спиной. – Эй, – снова смотрит на девку. – Ты, не видела кого-нибудь ещё? Мог кто-то покопаться в управлении потом, после тебя?
Девица опускает взгляд, сжимает ворот на груди и косится…
– Только его! Когда я выходила, этот человек шёл по коридору! Он мог…
Теперь у Гинтоки Сакаты заломлена рука. Та самая, что так надолго задержалась на чужом плече. А оскал Джибо с становится всё шире. Но через миг, извернувшись, заставив бугая согнуться пополам, «мастер» уже качает головой и дует на своё запястье.
– Эй-ей-ей-ей! Вот так и помогай другим… Сам очутишься в дураках.
А Джибо уже тянется к пиле.
– Джи-тян!
Лёгкий вздрог, поднятый взгляд. Никто, даже Джибо, не любит, когда Шинске обращается так. Тень колебания на лице. Наконец, вздох и кивок.
– Во сколько это было? – Шинске прикрывает один глаз, косится на «мастера». – Нидзо же передал тебе приказ? – вновь открывает оба и смотрит на сятея. – Ри, когда он к вам пришёл?
– Около пяти.
И тут Гинтоки Саката начинает пятиться к лестнице, назад.
– Ребята, так не честно! Подумайте сами – если я это сделал, зачем мне пытаться оправдать другого?
– Я этого… не делал, – тихо, но отчётливо вновь заявляет Кацура Котаро. – Значит, это ты…
– ... куда собрался? – тихий голос.
Прекративший отступать, Саката замирает. Поднимает руки. Наверно потому, что Рисуноске приставил нож к его спине.
– Никуда! Я просто передумал! Преступник – Кац…
Вдруг скрип ступеней сверху.
Оба отступают, чтобы пропустить отца. И в подвале сразу же становится темнее. Шинске сжимает зубы и смотрит в глубоко сидящие глаза.
– Что здесь за балаган?!
– Позволь мне… – отлично, голос твёрдый, ровный. – Разобраться с этим самому.
Но отец переводит взгляд на Рисуноске.
– Ри-кун?
– Данна, возможно, никто не виноват, – отвечает тот из-за плеча Сакаты. – Что-то могло просто сломаться…
– А я ведь говорил! От этой техники… одни лишь беды!
Сплюнув на пол, отец качает головой. И снова скрип ступеней. Уходит. Но Шинске сильней сжимает зубы и опускает, прячет глаза. Как же его всё это достало.
– Развяжите. И в комнату ко мне. И врача...
А Гинтоки склоняет голову к груди и косо смотрит на сятея.
– Эй, «аники», скажи, зачем тебе всё это?..
Тот отводит взгляд. И проводит рукой по ёжику волос.
– Шинске-сама, я вызову специалиста. Пусть техник глянет, что там случилось… А этих, прошу, пока разрешите подержать под присмотром.
***
Они ужинают в тишине. Кацудон и майонез, много майонеза…
А в комнате теперь чистота. Хотя, пахнет дымом – не никотином. Тот мусорный бак всё-таки загорелся от улетевшей в него сигареты, и Хиджиката потратил пол дня на объяснения сначала с пожарными, а потом и с соседями.
«До чего же… жалкий ты человек, Хиджиката»
– Я звонил в приют.
– Понятно.
– Я не знал, что тебя усыновили.
– Угу.
В конце концов, не так уж и трудно сделать вид, что тебе нравится эта собачья еда. Жирно. С кислинкой. Словом, один майонез.
– Зачем ты приехал?
Заданный в лоб вопрос… Раньше он не был на это способен. Лишь мямлить и без конца извиняться.
– Узнать, как ты поживаешь. Оплакиваешь ли ещё мою сестру. Но, похоже, шуры-муры крутить тебе никто и ничто не мешает, так что, не волнуйся, скоро уеду.
Один долгий глоток. Видно, как ком пищи проходит по горлу. И Тоширо отставляет пустую пиалу, аккуратно кладёт сверху палочки, а взгляд его, и так-то суровый, обращается в камень. Синий сапфир.
– Думаешь, я забыл?
– А, разве, нет?
Нет, не мог он забыть. Так казалось.
Хотя, точно так же Сого был когда-то уверен, что никогда и ни за что не сможет простить.
– Куда ты пойдёшь?
– А тебе разве есть до этого дело?
– К-конечно! Разве могу я позволить несовершеннолетнему разгуливать неизвестно где!? Твоя… новая семья… ты с ними приехал?
«Если бы ты только знал…»
– Почти. Но, если честно, хотел немного пожить у тебя. Вспомнить… ну, знаешь, былое?..
«Ох уж эти сведённые брови, эта мука мыслительного процесса в каждой складочке лба… Какое же наслаждение просто за тобой наблюдать, Хиджиката…»
Мужчина не отвечает. Молча встаёт, собирает пустую посуду, несёт к мойке – она рядом, прямо за дверью, в прихожей. Эта квартирка мала и убога, но почему-то в ней довольно уютно.
Сого валится на пол и смотрит на горящий светильник. Что же, он приехал. Увидел. И убедился – это тот человек, которого любила сестра, и он почти не изменился. Но что же это за чувство, так похожее на обиду? Почему он вообще хотел его так увидеть?
Почему… так скучал?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления