Онлайн чтение книги Единство. Возмездие. Тишина Unanimity. Revenge. Silence
13 - Даже если смерть не пугает вас, относитесь к ней с уважением

***

Узкая улочка, сваленный вдоль стен мусор, вонючая сточная канава… и приметная вывеска. Этот притон – один в один, как и прошлый, только парой кварталов дальше. А название-то какое пафосное: «Тайная страсть». Страсть к чему? К крысам? Ибо вряд ли здесь бывает кто-то ещё, в этой подворотне. Больше похоже на ночлежку для бомжей, чем заведение, где можно снять приличную комнату и неприличную девушку.

И, всё же, паранойя Хаджиме наконец-то принесла свои плоды – жучок, встроенный в подаренный брату телефон, наконец-то пригодился. Но даже без этого чуда шпионской техники, Гинтоки легко вышел бы на новое пристанище Ямагучи, но, может, это заняло бы чуть больше времени… Ибо находить общий язык с людьми после возвращения к мирной жизни стало намного проще. Наверное, просто научился видеть сквозь притворство. Там… там это было жизненно необходимо. Особенно, когда входишь в захудалую деревеньку в составе небольшой группы, и, принимая от «мирного жителя» кружку воды, даже не знаешь, прячет он в подвале боевиков или мешки с рисом.

Так что, во время визита в старое убежище Ямагучи – такой же грязный притон – Гинтоки приметил для себя бегающий взгляд девушки-уборщицы и не слишком напуганное лицо хозяйки. Но таких людей полезно оставлять про запас. Пока не появятся новые вопросы, а отвечать на них будет уже некому.

– И ты здесь?

Даже оглядываться не нужно, чтобы узнать бравого товарища полицая. В конце концов, он столько раз слышал этот низкий, бархатистый голос, доносящийся из-за спины. Правда, с более близкого расстояния.

– Долго же ты добирался…

Почему-то Гинтоки не сомневался, что встретит здесь Тоширо. Немного напомнило тот случай в ущелье, когда они оба втихаря двинули в разведку, прекрасно зная, что вряд ли смогут вернуться, но столкнулись за шатром-складом иракцев… Интересно, что его привело? Чувство правосудия, беспокойство за своего мальчишку или жажда хоть ненадолго вновь окунуться в мир на грани жизни и смерти? Хотя, какая тут грань… так, игрушки.

Плечо задевают. Тоширо молча направляется к двери, и, словно дождавшись этого момента, вывеска над входом оживает и ослепляет невротически мигающим голубым. Миленько, ничего не скажешь.

Ладно, Гинтоки может пойти и следом, не гордый. Правда, обиделся немного, но кто-то этого пока упорно не замечает.

За стойкой регистрации никого. Свет в коридоре приглушен. Первая же дверь в номер не заперта, вторая тоже, и третья… на всем этаже ни души. Тоширо уже направляется к лестнице, явно собираясь подняться на следующий, а Гинтоки тоскливо смотрит ему в спину. Целые тридцать секунд. Потом сворачивает вниз – ранее, с улицы, он заметил половинки окон, выглядывающие из фундамента, значит, здесь есть ещё цокольный этаж. И действительно, за толстой дверью совсем не подвал, сыростью здесь и не пахнет, зато тянется приличный вполне коридор.

Что-то ломается. Падает. И пукает выстрел – тело реагирует раньше мозга и заставляет прилипнуть к стене. Нет, стреляют не в коридоре, а в одной из комнат. Гинтоки стряхивает оцепенение и осторожно делает шаг – да, так он не быстрее черепахи, только сейчас важнее не скорость, а незаметность. Но тут вдруг из-за спины, со стороны лестницы, доносится шорох… Тоширо. Пристально смотрит на Гинтоки, и тот сжимает кулак, потом отставляет большой и указательный палец, изображая пистолет. И подносит руку к уху. Тоширо кивает. И когда вновь сдвигается с места, шагов его уже не слышно.

Как и выстрелов. Зато звуки борьбы довольно громкие… а вот уже кто-то шипит. Подойдя почти вплотную к комнате без двери, Гинтоки достаёт из-за пазухи аккуратное маленькое зеркальце в кожаном чехле, и отводит от себя, ловя в отражении происходящее за порогом.

Да уж, весело у них там: куча трупов, Сого разлегся на спине, а Шинске пялится куда-то… и вдруг падает плашмя, подхватывает с пола нож-бабочку и втыкает себе прямо в ногу. А мгновение спустя одним круговым движением уходит за стоящую на спинке кровать и дёргает её, выталкивая перед собой. Выстрел. Значит, не показалось, кто-то там одновременно с ним прокатился по полу.

А сзади на Гинтоки давит Тоширо, буквально дыша в затылок. Но ему пока лучше не знать, что мальчишка его отдыхает на полу и не подаёт признаков жизни. А отражение в зеркале как раз ловит сурового мужика лет тридцати. Его подбородок в крови, стекающей с разбитого рта, но он бодрячком и крадётся как кошка. В одной руке пистолет с глушителем, в другой – какая-то деревяшка. Кажется, настал тот самый момент… только вот кто тут жертва, а кто хищник, пока не ясно.

Жаль, к основному действию они с Тоширо опоздали.

Рука ныряет под кимоно и хватается за небольшой ствол, американскую беретту. Пистолет теплый, нагрелся, удобно ложится в ладонь. А Гинтоки следит не столько за крадущимся мужиком, сколько за абсолютно неподвижной спиной Шинске. Вот ведь, фрукт. По словам Хаджиме, его младший брат, при всей своей видимой незаинтересованности, с детства проявлял хорошие способности и, за неимением особых развлечений, много времени проводил в додзё, правда, его излишняя самоуверенность привела к трагедии… и каким-то там психологическим заморочкам… но сейчас он выглядит так, будто способен справится сам. Поэтому Гинтоки просто ждёт, уверенный, что успеет, если вдруг что-то пойдёт не так.

И вдруг крадущийся замирает и кидает свою деревяшку так, что та вылетает из-за кровати с противоположенной стороны. И, конечно же, Шинске реагирует на её стук.

Косяк царапает плечо, но беретта уже смотрит в лоб слишком умному мужику.

Однако, через четверть секунды Гинтоки отступает назад. И прикрывает глаза. Бросок Шинске был хорош, вряд ли кто-то из его отряда смог бы из такого положения попасть противнику точно в горло, тем более оружием, которое ни разу до этого в руках не держал. А Шинске воспользовался ножом Сого.

В рукав вцепляются нетерпеливые пальцы и Гинтоки косится на Тоширо. Взгляд его… стальная стена, за которой может быть всё, что угодно. Да, кажется, именно такая стена отделяла его от всего остального мира в день их знакомства. Снова он спрятался за ней. Заранее готовый ко всему. Этот мальчишка так ему дорог?

Вот блядство.

Так ведь и действительно можно подумать, что Гинтоки променяли на юного любовника… Почти точную копию сестры, между прочим. Откуда Гинтоки это известно? Интересовался. В конце концов, когда решаешься на вторую в жизни попытку разделить с кем-то не только постель, но и душу, хочется узнать о нём как можно больше. И хорошее, и плохое. И приятное, и нет.

Тоширо пытается его обойти, но Гинтоки преграждает путь рукой и заставляет прижаться обратно к стене. Хотя всего минуту назад собирался позволить ему войти и увидеть всё самому. Просто вдруг послышалось что-то…

– Так ты жив?

К кому это обращается Шинске?

– Говори, – продолжает тот. – Кто ты и почему эти двое напали на тебя и твоих товарищей?

– Много будешь знать, – раздаётся голос Сого. – Быстрее в могиле окажешься… разве тебе мама не говорила?

И Гинтоки медленно выдыхает скопившийся в груди воздух. Похоже, Тоширо не придётся пока никого хоронить. А разговор в комнате тем временем продолжается… И постепенно приходит понимание, что те двое молокососов не так уж и глупы. А Тоширо дышит всё громче. Никотиновое голодание нервничать заставляет? Или что-то из услышанного?

– ...мне надо как-то объяснить всё это одному копу…

Из комнаты больше не слышно ни звука. Гинтоки подмигивает и толкает Тоширо в бок:

– Кажется, тебе уже можно выходить, Тоши-кун.

– Думаешь?..

– Да, по-моему, тебя уже заметили.

Знакомый взмах ресниц, расслабившиеся мышцы скул, смягчившийся взгляд. Гинтоки знает их, как самого себя, но никогда не устаёт любоваться этой переменой. Но Тоширо уже обходит его и перешагивает порог, оставив после себя лишь легкий шлейф никотина, крови и пота. Всё-таки, мужики, в отличии от женщин, пахнут не очень… Но почему, если это именно он, для Гинтоки эти запахи совсем не противны?

– Йо, старик! Ты всё-таки сюда добрался? – Сого, похоже, вообще по жизни то ещё хамло. – А любовника своего зачем притащил?

– Я тоже рад тебя видеть.

Чиркает зажигалка и в коридор выносит облачко дыма. Гинтоки прячет пистолет за пазуху, подсовывает под ремень и тоже выглядывает из-за косяка выбитой двери.

– Ой, и меня заметили? – и видит Шинске, странно прямо сидящего у стены. – Встать можешь?

В комнате довольно светло, одна стена занавешена тяжёлыми шторами, на полу трупов больше десятка, осколки, обломки и кровь, много крови. Но эти двое довольно спокойны. Так вот значит, какие они – дети якудза? Сого всего шестнадцать лет, а на руках уже чья-то смерть… да, вроде бы это месть. Интересно, ему стало легче?

– Ты! – с опозданием реагирует Шинске. – Ты и мой брат! Откуда у тебя его мобильник?!

И он туда же?

Вздох.

– Мне обязательно объяснять?

Тоширо вновь задевает его плечом и достаёт телефон, параллельно приседая у трупа рыжего парня. И начинает стаскивать с того обувь.

– Это я, Ямазаки… Хиджиката, млять! Уснул, что ли, сволочь?! – кидает кроссовок Сого под ноги. – Собери наряд. Адрес – салон «Тайная страсть». И перевозку для жмуриков закажи. И лучше не одну.

 – И это, господа, добропорядочный коп, – Сого усаживается на труп здоровяка и ловит второй кроссовок. – Ты правда думаешь, что я это одену?

Тоширо обрывает звонок и поднимает глаза к потолку. А вот Гинтоки рассматривает двух дохляков: оба избиты, Шинске вообще в одном кимоно на голое тело и даже без носков. Их бы сейчас обоих в больницу…

– А ты не молчи, отвечай на вопрос своего господина, – переводит взгляд на него Сого, – мне тоже интересно послушать.

Может, его всё-таки пристрелить? И избавить мир от мелкой занозы?

А Шинске смотрит так пристально, словно подозревает в чём-то совсем нехорошем. Хотя, не так уж и сильно он и не прав… Гинтоки протягивает руку, тот хватается за локоть и даёт себя поднять. И хоть всего метр с кепкой, взгляд его не преклонен и твёрд.

– Твой братишка всего лишь просил приглядеть за тобой.

– Почему?

Сого хмыкает (вот ведь сучёныш!) и Гинтоки делает шаг... Но кулак Тоширо уже опускается на светлую макушку, заставляя подростка вжать голову в плечи.

– Ты, бл…

– Обувайся! – командует полицейский и кидает ещё одну пару кроссовок, но уже Шинске под ноги.

Тот опускает взгляд. Но вновь поднимает, и плечу от его дыхания становится горячо.

– Он спас тебе жизнь? – почему-то он раздражён. – Или что?

– Нет, – Гинтоки чешет в затылке. – Просто принёс зефира в окоп.

И косится на Сого. Тот качает головой, но рот свой больше не раскрывает. И, всё же, обулся. Кажется, Шинске говорил что-то о том, что скоро тут станет людно, да и вызванный наряд ждать себя не заставит, так что:

– Хиджиката, забирай сопляка и вали отсюда.

– Знаю.

– Сам ты… – вяло огрызается Сого, но его уже уволакивают за шкирку в коридор.

Хочется встретиться с Тоширо взглядом, но его спина исчезает в проёме двери. А Шинске вдруг вновь подаёт голос, но уже не такой раздражённый.

– Ты… видел Котаро?

– М-м-м…

Гинтоки наблюдает за тем, как он отрывает от подола лоскут ткани, и сначала обматывает кровоточащую ступню, и только потом суёт её в кроссовок не по размеру.  

– Допустим.

– Он жив?

Так вот он о чём. Неужели влюбился? Какие они всё-таки трогательные… оба. Только, жаль, у этих отношений будущего нет, и не только потому, что оба якудза. Просто тот мальчишка…

– Жив, здоров, не волнуйся, скоро увидишь его.

Вздох облегчения и, кажется, в комнате и правда становится легче дышать.

– Почему ты позволил Сого уйти?

Нет ответа. Шинске наклоняется и поднимает с пола широкий, похожий на охотничий, нож. Подбрасывает, ловит за рукоять. И вдруг лезвие вонзается в стену совсем рядом с плечом Гинтоки.

– Скажи своему… другу, пусть глаз с него не спускает. Если с Окитой что-то случится, мы все окажемся в большой сточной канаве.

Ох, как же хочется ответить, мол, «это ваши проблемы», но он не может. Увы.

– Эй, а этот коп… он и правда… твой любовник?

– А что?

– Да нет, – Шинске подходит, выдёргивает нож и совсем на него больше не смотрит. – Ничего.

А из коридора уже доносится топот.

***

Гадство. Гадство. Гадство. Какое же это дерьмо!

В голове – мешанина: из мыслей, воспоминаний и слов. Слов своих и чужих. Все эти годы… ради чего?!

– Эй, ты в порядке?

В машине душно, воняет куревом и майонезом, но в сиденье так мягко и даже жарко немного. Улицы за окном сереют, рассвет уже был? Кажется, что довольно светло.

– Сого.

– Да-да…

Не хочется говорить, не хочется думать, даже просто быть – и то надоело. Сегодня он трижды чуть не умер, сегодня он впервые убил. Это странное чувство… когда нож входит в твёрдые мышцы, втыкается в кость, и вот уже кажется, что просто режешь свинину. Жаль, он не видел лица этого урода, когда тот умирал. Умирал быстро. Хотя Сого предпочел бы растянуть его мучения, но выбора не было, или ударить в смертельную точку или позволить превратить себя в фарш.

– Дай закурить.

Хиджиката косится на него, но быстро возвращает взгляд на дорогу.

– Детям вредно.

– Я… не ребёнок.

Да, именно, уже повзрослел. И теперь должен что-то решить, что-то сделать… Айка, зараза, это же всё она. То-то показалось, что уехать удалось удивительно просто, она даже счёт его не закрыла, как делала всякий раз, когда хотела наказать. Да, на словах не пускала, но сделала всё, чтобы он рванул в столицу.

Нет, он должен узнать настоящую правду. Спросить. Заставить признаться. Да, именно так... но сначала, нужно поспать, хоть немного.

Машина тормозит и голова падает на чужое плечо. А, Хиджиката. Зачем-то остановился за светофором.

– Что?

– Э...

Странный взгляд, да он тоже устал, а ведь не молод уже… сколько ему? Двадцать пять?

– Да вот думаю, куда тебя отвезти.

– Домой, – а плечо у него ничего, даже удобно, – хочу в твой старый заплесневелый футон.

– Тут такое… кажется, ко мне больше нельзя.

Это ещё что за шутки?

– Почему?

Пальцы Хиджикаты сильнее обхватывают руль, двигатель урчит, и в такт ему внутри что-то трясётся. Его плечо, его близость… почему-то кружится голова. И начинают путаться мысли.

– Сначала в больницу.

– Не хочу…

Вцепившись в руку, уже начавшую поворачивать руль, Сого поднимает взгляд, щека трётся о жёсткую ткань пиджака Хиджикаты, а голос становится странно-чужим.

– Я буду хорошо себя вести, обещаю…