Онлайн чтение книги Всё ещё я
Тьма

«Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей»*.

Запись из дневника, 20 августа:

«Как много историй, а еще больше – людей. Мы передаем жалкие крупицы своих жизней друг другу, создавая бесконечную сеть посредством линий проводов, которые протянуты через тонкую мембрану бытия. Я всегда хотел описывать предметы, саму суть их раскрывать вплоть до каждой трещинки, до малейшего кусочка отколотой частички краски. Передавать с ювелирной точностью именно то, что я вижу и как ощущаю, превращая все это пусть в банальную, но все же в историю. Возможно, кто-то выслушает ее когда-нибудь.

Я никогда не вел дневников, стараясь удержать все в своей голове. Проговаривать каждое событие и, в конечном счете, с трудом вспоминал хотя бы об одном из них.

В последнее время я стал их записывать.

Сейчас я еду в душном прицепе с массой паломников, которые направляются в священный город под названием Мекка. Они сказали мне, что совершают Хадж.

Как я понял, одно из самых важных событий для каждого мусульманина – хотя бы раз в жизни совершить паломничество в Мекку и Медину. Для любого мусульманина совершение Хаджа необходимо, так как если он этого не сделает, то не может считаться правоверным мусульманином. Хадж является одним из столпов мусульманской религии. Многие люди вынуждены годами копить деньги на то, чтобы потом совершить стародавний обряд веры.

По дороге в Мекку один из паломников объяснил мне, что это великая честь – пройти вокруг святыни под названием «Кааба», которая сделана из красно-черного камня, и прикоснуться к ней. Он сказал, что изначально камень был белым, но постепенно он впитал в себя все человеческие грехи и стал черным.

Паломники дали мне белую кандуру вместе с гутрой молочного цвета, которая прикрыла мои небрежно обрезанные волосы, которые теперь были похожи на торчащую в разные стороны солому, – так я стал больше похожим на них и перестал выделяться из толпы.

Прошло несколько дней с тех пор, как мне удалось сбежать из того проклятого дома, куда я был отправлен на растерзание палачу. Я не знаю, прознал ли шейх о моем бегстве, или мой палач решил ему не говорить об этом из страха перед тем, что если тот узнает, то, скорее всего, прибьет его на месте.

Шейх аль-Мактум оказался настоящим садистом. Я точно не уверен, но здесь есть какая-то сеть, что-то вроде тайного общества. Членами этого закрытого элитного клуба могут стать только влиятельные люди вроде моего отца и подобных ему толстосумов. Хотя я не думаю, что отцу интересны подобные извращения или растление малолетних девочек.

Целые бордели, закрытые дома с невольницами и проститутками, подвалы для пыток – практически у всех на виду. С виду кажется обычный дом с огромной неприступной глинобитной стеной, но это не так. Этот физический барьер, за которым творятся страшные вещи, прозрачный, и все вокруг об этом знают и ничего не могут сделать. Соблазн слишком велик и монстра под маской не узнать.

Я не верил в существование подобных мест, пока сам не стал жертвой. Я думал, что все это – лишь чья-то больная фантазия. Свадьба была лишь для отвода глаз. Основной целью шейха было затащить меня в Саудовскую Аравию, откуда, в чем он был уверен, я уже не смогу выбраться и буду вынужден плясать под его дудку или умереть. Мне даже думать было противно о тех омерзительных вещах, которые он и его родственники хотели сотворить со мной.

Даже если я пойду в полицию, то, скорее всего, закончу также, как тот несчастный человек, с которым я познакомился в тюрьме, в первый день своего приезда в Саудовскую Аравию. Мне просто отрубят голову.

Отец подставил меня. Что ж, я его в этом не виню, у него были веские причины, чтобы так поступить со мной.

Прицеп сильно мотает из стороны в сторону, становится все труднее писать.

Мне нужно бежать из страны, но пока я не знаю, как это сделать, ведь ни документов, ни денег у меня по-прежнему нет. И хоть я знаю мобильный номер телефона сестры наизусть, я не собираюсь обращаться к своим родным за помощью, потому что боюсь, что они все равно отдадут меня Мухаммеду аль-Мактуму на растерзание.

Меня очень волнует судьба моей жены, если я могу так ее называть. Она вынуждена быть рядом с этим монстром. Странно, что он ее отец – это жизнерадостное создание не растеряло оптимизма, находясь в беспрекословном подчинении у шейха. Хадиджа была единственным лучиком надежды в этой непроглядной бездне. Девушка пыталась спасти нас обоих, но в результате мы оба утянули друг друга на дно. Но я уверен, она что-нибудь придумает, предприимчивости и своенравности ей не занимать.

Мурашки бегут по коже от осознания того, что ее родной отец распоряжается человеческими жизнями, как ему вздумается, и, в случае чего, не побрезгует прибегнуть к насилию даже по отношению к собственным детям. Гордыня застлала этому безумному старику глаза. Когда-нибудь он поплатится за это. Не важно, кто будет вершить над ним свое правосудие, будет это кто-то из его приближенных, или его собственные дети, или это буду я, главное то, что оно рано или поздно настигнет его, как настигло и меня. Я испытал языки адского пламени на собственной шкуре, все так, как «Ты» и хотел.

Теперь я точно уверен в одном – у меня появился серьезный враг, и пока у меня нет ни сил, ни средств ему противостоять. Рано или поздно он доберется до меня и наверняка попытается снова убить.

Среди паломников были в основном одни безобидные старики. К моему неописуемому счастью, одиним из них оказался престарелый переводчик с английского языка, он и рассказал мне о том, кто они такие и куда держат свой путь. Он также сказал мне, что Аллах милостив ко всем страждущим, даже к тем, кто обращен в другую веру. Возможно, я попытаю свое счастье в Мекке. Ведь судьба единожды уже встала на мою сторону, и эти самые паломники не выдали меня шейху и его людям.

В тот вечер, когда я ввалился в мечеть, они как раз остановились в ней на временный ночлег. Из-за меня они немного отбились от графика, так как не решились оставить меня в той заброшенной мечети одного, боясь, что я погибну, а вызвать скорую они не смогли, так как в этой местности нет сотовой связи.

По их рассказу я понял, что меня увезли в какой-то кишлак. Весьма умно, учитывая то, что, если бы верзила все же убил меня, от тела бы ему не составило труда избавиться. Никто и никогда не нашел бы меня здесь. И в газетах написали бы, что я пропал без вести.

Отцу бы эта новость точно понравилась.

В последние годы журналисты буквально съели его, установив за ним постоянную слежку из-за случая с Лэсли Хаббардом. Они придирались ко всему: к его внешнему виду, денежному состоянию, качеству его проектов, пророчили банкротство, – словом, из-за меня ему пришлось туго.

Из-за пристального внимания прессы вскоре у него развилась мания преследования. Он сам перестал замечать, как из года в год штат его личной охраны становился больше похожим на банду вооруженных головорезов, которыми он окружал себя при любой попытке выйти на люди. В конечном счете, журналисты начали писать в своих статьях и об этом.

Я ничем не отличаюсь от него. В последнее время у меня тоже обострилась мания преследования. Стоит грузовику остановиться или задержаться возле какого-нибудь населенного пункта, как меня начинает одолевать страх. Особенно в те моменты, когда я слышу приближающийся гул от двигающихся мимо нас кортежей. Проезжая мимо нас, нищих бродяг, на высоких скоростях они обдают нашу группу людей клубами пыли и песка. Каждый раз, смотря вслед этим удаляющимся караванам, я с облегчением выдыхаю, понимая, что это не шейх аль-Мактум, и что он не так уж и всемогущ, раз не смог меня до сих пор найти.

Правда, иногда, оглядываясь на дорогу, я чувствую, что все это мне снится, и я остался в том темном подвале и мой палач содрал с меня кожу, разрезал тело на куски и скормил бездомным собакам. Что все это я вижу в предсмертных конвульсиях человека, который так и не смог проснуться.

Путешествуя таким образом по стране, я немного начал понимать этих людей. Раньше я считал, что они дикари, но сейчас изменил свою точку зрения. Они преследуют какой-то мифический рай, где живительные реки текут вдоль благоухающих садов, и где живет их невидимый бог.

У этой страны довольно скудный пейзаж, состоящий в основном из пустынь, засушливых степей и череды горных хребтов и равнин. Она лишена плодородных почв и даже запасов пресной воды здесь практически нет, зато она горит внутри самой себя, выплескивая наружу черную бурлящую жидкость.

Когда мы едем вдоль пустыни, я периодически вижу, как дымятся трубы многочисленных нефтедобывающих заводов. Они ограждены неприступными заборами, а рядом с каждым находится сторожевой дорожный пункт.

Кстати, о пропускных пунктах. Они здесь на каждом шагу: и десяти километров невозможно проехать, чтобы не наткнуться на них. Путешествовать можно только с пропусками. Вооруженная охрана постоянно осматривает машины, багаж и интересуется, куда мы держим путь.

Я стараюсь особо не светить своим лицом, кутаясь в платок во время таких осмотров, как женщины этой страны, хотя пару раз я замечал, как полиция пристально рассматривает меня. Возможно, шейх разослал мою фотографию по всем полицейским участкам страны, в том числе и пропускным пунктам. Но пока меня никто не задержал, может быть потому что эти люди, испытывающие сильное уважение к совершающим Хадж, особо не акцентируют свое внимание на деталях.

Время от времени мы останавливаемся в небольших городах, чтобы помыться. Еще одна особенность жителей этой страны – они до жути чистоплотны. Практически на каждой улице, даже в самом захолустном городке, находятся Хамамы. Это что-то вроде сауны. Вообще, я никогда не любил подобные места, так как сердце начинало колотится у меня, как бешеное, но паломники никогда не отказывали себе в удовольствии от посещения Хамамов.

Они сказали мне, что я не приходил в себя несколько дней подряд.

Это сны не отпускали меня из царства кошмаров, вплетая в меня свои коварные прозрачные нити с тоненькими прожилками. Пока я спал, мое сердце билось, словно птица в клетке, пытавшаяся вырваться наружу. А затем, впервые за долгое время, когда я очнулся, испытал неповторимое облегчение. Я хотел расцеловать всех тех людей, которые встали на мою защиту.

Меня убивает тот факт, что мне нечем отблагодарить их за ту доброту, с которой они отнеслись к такому оборванцу, как я.

Пока в моей перспективе одна сплошная дорога – пыльная и в кочках, с крутыми виражами. Скорее всего, я больше никогда не смогу ехать по ней на высоких скоростях и все же эта линия продолжается, как нить Ариадны. Она вьется, указывая мне путь.

Иногда на остановках я слышу, как кто-то нашептывает мое имя. Возможно, это всего лишь шорох песка, но я хочу верить в другое. Что это тот, о ком я не перестаю думать с того самого дня, как мы встретились в гостинице «Гранд Палас». Что это именно он зовет меня по имени, хотя сам об этом даже не догадывается.

Скорее всего, он думает, что я забыл о нем и совсем не думаю о том, что совершил преступление из-за ужасной череды обстоятельств, которые привели в конечном результате к событиям на «желтой улице», возле его дома.

На самом деле, вина за содеянное сжирает меня. Это чувство мешает дышать. Я не могу думать. Я не могу спать. Я знаю, что умираю. С каждым днем вина все больше заволакивает солнце, и наступает тьма. Он, как и все, тоже думает, что мне все сошло с рук, и не догадывается о том, что внутри я весь изъеден трупными червями. Но он был первым, кто, заглянув в мои глаза, увидел в них безумие. Ему стало жалко меня.

Я должен был смотреть в этот темный лес за окном в полном одиночестве собственного исступления, но я забрал его отца, и теперь мы оба тонем в илистой почве, в которую вросли многовековые деревья. Я замуровал его в мире своих кошмаров. Теперь он вынужден смотреть на то же, что и я. На то, как ярким ореолом по контуру солнечного диска проступает тоненькая полоска темноты, и с каждым взмахом ресниц она становится все шире, превращая солнце в черное пятно. Словно проказа, это солнце медленно пожирает паразит, и скоро оно перестанет излучать привычный свет, все больше превращаясь в разноцветные фракталы. В этом хаотичном множестве самоподобия мир либо умрет, либо возродится. Но прежним он уже не будет никогда.

Я вынужден закончить писать, потому что мы приехали, и нас просят выйти из грузовика. Хранители порядка с яркими фонарями светят ими прямо в наши лица и просят предъявить удостоверения, подтверждающие, что мы являемся мусульманами, иначе в город не пустят. К счастью, у меня есть такое».

____________________

*Дилан Томас, стихотворение: «Не уходи безропотно во тьму» из собрания стихов 1934–1955 годов.