Онлайн чтение книги Всё ещё я
Встреча 2

– Ты бы мог одеться и поприличнее, – укоризненно заметила мать, когда после недельной разлуки увидела Блэйма возле Центральной больницы Манхеттена.

Она была в строгом костюме черного цвета, густые каштановые волосы забраны в пучок на затылке, в руках женщина держала черную сумку и мобильный телефон.

– Это твой лимузин стоит там?

– Почему сразу мой?

– Ну, это ведь тебя на нем сюда привезли.

– Прекрати, Блэйм!

– Каково это – быть богатыми? – он шел спиной вперед, держа руки в карманах и глядя на лимузин марки «Бентли».

– Ты меня спрашиваешь?

– Ну, ты же с ним общаешься, с этим Драфтом.

– А ты думаешь, что он такой же, как его сын?

– Да мне вообще все равно.

– Он пригласил тебя поужинать в «Гранд Палас».

– Ты что, разместилась в самой дорогой гостинице в городе?

– А ты уже начал разбираться, что здесь сколько стоит?

– Что за ужин?

– Семейный.

– Я пойду только для того, чтобы не оставлять тебя с ним наедине.

Под каменным взглядом матери Блэйм зашел в лифт для VIP-пациентов.

– Сколько еще раз тебе говорить: если бы не деньги этого человека, твоего отца давно бы уже не было в живых.

– Сколько еще раз тебе говорить: если бы не его ублюдок, мой отец работал бы сейчас в этой больнице, а не был ее VIP-пациентом.

– Мне что, пойти и убить его теперь за это?

– Не надо себя утруждать, убийцей стану я.

– Мне всегда нравились эти твои шуточки, в них звучит доля какой-то страшной правды.

Доехав наконец до самого верхнего этажа больницы и выйдя из лифта, они попали в обширный белый холл, украшенный зеркальным потолком и кафельным полом. Вдоль стен стояли обитые белой кожей скамейки с огромными расписными цветочными вазами по бокам.

– Так, а я не понял, мы в больницу пришли или в музе…

– Нэнси, я жду вас уже целый час, – он был стройным мужчиной высокого роста. Его седые волосы красиво контрастировали с голубыми глазами на остром, аристократически бледном лице с тонкими губами и безупречно прямым носом. Он казался героем любовного романа, только что приехавшим с поля для игры в гольф: в бежевых брюках, рубашке поло и с повязанными вокруг плеч рукавами белого свитера. Добрые, загадочные глаза, казалось, смотрели в самую душу с какой-то ухмылкой, с врожденным чувством превосходства.

– Ох, Эйден, простите меня, я задержалась из-за сына – он совершенно не разбирается в нью-йоркском метро, а на такси, которое я за ним выслала, ехать отказался!

Эйден с каким-то странным чувством боли и сострадания посмотрел на Блэйма, который по-прежнему стоял, опустив руки в карманы.

Мужчина неловко протянул ему руку, и только тогда Блэйм вытащил свои вспотевшие ладони из потрепанных джинсов и поздоровался с ним как можно более великодушно.

– У вас очень красивый сын, Нэнси.

– Красота не главное, – строго заметила она. – Боюсь, он стал черствым, как сухарь, в последние годы. Я перестала находить с ним общий язык.

На что Эйден Драфт лишь глубоко вздохнул.

– Я слышала о несчастье, которое произошло в вашей семье. Надеюсь, с ним все хорошо?

– Ах, вы про Юкию?

Блэйма перекосило от одного только имени, он тут же вырвал руку и поспешил в палату к своему отцу.

– Простите, мне не стоило…

– Ничего, не извиняйтесь, Эйден. Я не представляю, как вы управляетесь с четырьмя вашими детьми.

– Ну, это хороший вопрос. Иногда кажется, что мне стоит написать об этом книгу, – задумчиво проговорил он.

Ничего не ответив ему, Нэнси подхватила мужчину под локоть, и они, не спеша, направились в палату к Лэсли Хаббарду.

В больничных покоях было темно, жалюзи на окнах плотно задернуты. Здесь поддерживался специальный микроклимат.

Сам Лэсли лежал, подключенный к всевозможным трубкам, компьютерам и мехам, которые фильтровали воздух в его легких.

Профессора практически не было видно за всей этой техникой.

Блэйм прошел вглубь комнаты и встал напротив окна, посматривая сквозь задернутую штору и потирая затылок. Это был не первый раз, когда он видел его: просто после перевода из больницы в Лондоне – и после последнего визита Блэйма – прошла целая неделя. Перевод осуществлялся в связи с тем, что появилась возможность провести какие-то электромагнитные импульсы через мозг его отца и что необходимая аппаратура находилась в Нью-Йорке. Из-за этого Блэйму пришлось переехать в этот город на время, пока Лэсли будет здесь.

Он прекрасно осознавал, что ничем не может помочь ему. Сколько было бессонных ночей, которые Блэйм провел наедине с ним, и просьб, чтобы тот открыл глаза…

Все это прошло и притупилось в памяти. Его агония. Его слезы. Конец его беспечного детства случился в палатах лондонских больниц.

Несмотря на это он все равно не мог оставить его: а если тот умрет и Блэйма не окажется рядом?.. Или он будет лететь в самолете, когда отца не станет…

Хотя это уже давно произошло. Его отец уже давно умер. Кома, в которой он находился, скорее всего, никогда не закончится. И, наверное, придется отключить аппарат жизнеобеспечения прежде, чем они дождутся хотя бы малейшего движения его рук или даже век.

В палату зашли Нэнси и Эйден, выведя Блэйма из глубокого раздумья.

Проблема была в том, что они с матерью не хотели его отпускать. Хотя в последнее время Блэйм все чаще стал ловить себя на мысли, что ему единственному все это было нужно, матери уже стало все равно. Все это стало ей в тягость. Глубоко в душе она тоже ненавидела всю эту семейку.

– Врачи говорят, что проведут процедуру на следующей неделе, – нарушил затянувшееся молчание Эйден. – Вы ведь будете не против, если я составлю вам компанию на эту неделю?

– Что вы, Эйден, ваше время дорогого стоит!

– А Блэйм?

– А что Блэйм? Не обращайте на него внимания, он сам по себе. Говорит, что устроился на работу…

– Мама, – оборвал ее сын.

– На работу? Кем? – удивился Эйден.

– Неважно, – огрызнулся Блэйм. – Вы, кажется, говорили о процедуре?

– Ах да, специалисты утверждают, что такую операцию они проводили только животным в экспериментальных лабораториях, но гарантируют стопроцентную безопасность. В случае провала состояние пациента останется прежним. Позже я познакомлю вас с профессором, он подробнее объяснит всю суть процедуры, – с последним заявлением он с нежностью обратился к Нэнси.

– Спасибо, Эйден, за все, что вы для нас делаете.

У Блэйма от отвращения засосало под ложечкой, и он, недолго думая, решил вмешаться:

– А что там насчет «семейного ужина»? – съехидничал он.

– Ах, я совсем забыл, – стукнул себя по лбу Эйден, – конечно, если ты не против, я с удовольствием познакомлю вас с моей семьей! Я очень рад, что ты не отказываешься от предложения провести этот вечер в нашей компании.

Они направились к выходу из палаты, Блэйм мельком взглянул на отца.

– Как же я скучал по этому английскому акценту, – с каким-то странным благоговением в голосе проговорил Эйден. – Сам я тоже вырос на улицах Лондона, но с годами он просто выветрился из меня и моих детей. Сейчас все они говорят, как прожженные американцы.

– Ах, это вы про Блэйма? Да, акцент у него что надо, только ирландский пьяница после десятой кружки сивухи сможет разобрать его речь. Порой даже я не понимаю, что он говорит. Думаю, что с его акцентом случился небольшой перебор.

Эйден рассмеялся, провожая их и давая им обоим зайти в лифт.

– Вы не против, если я устрою вам небольшую экскурсию по Манхэттену? Посмотрим на всемирные торговые центры…

– Я с удовольствием. Слышала, вы тоже участвуете в строительстве будущего Нью-Йорка.

– Скорее, являюсь совладельцем акционерного общества. Я уже давно отошел от глобальных застроек, пара зданий действительно построены на мои средства, но они принадлежат строительным конгломератам, соучредителем которых я и являюсь…

– Ох, боже мой, у меня от вашей речи все запуталось в голове, если честно, я ничего не поняла! – резко оборвала его Нэнси. – Знаете, я полжизни проработала в библиотеке: Томас Эллиот, Шекспир, Оскар Уайльд…

– Это прекрасно, – какой-то странный огонек загорелся в глазах мужчины, и Блэйму захотелось провалиться в шахту лифта, лишь бы не видеть этого типа рядом со своей матерью. – Вы закончили филологический?

– Да, в свое время я преподавала английскую филологию. Так, в общем-то, мы и познакомились с Лэсли. Знаете, он со своими растениями, а я со своим Байроном.

Блэйм неуверенно улыбнулся, и на его глаза навернулись слезы.

– Простите, я просто… продолжайте. Не обращайте на меня внимания.

– Наверное, я очень фамильярен с вами, вашему сыну это не нравится, – выходя из лифта, Эйден сказал это матери Блэйма так, чтобы тот не услышал.

– Не придавайте этому большого значения. Совершенно избалованный ребенок. Если честно, я в ужас прихожу от того, что с ним делать дальше. Он настоящий фаталист! А ведь у него еще вся жизнь впереди, – причитала Нэнси, когда они выходили из больницы. Эйден лишь внимательно посмотрел вслед уходящему юноше…

– Нэнси, дайте ему время. Я вижу, что он мальчик с мозгами – мне всегда нравились такие люди. Люди, у которых трудно прочитать мысли. Никогда не знаешь, о чем они думают на самом деле.

– Он очень гордый. Боюсь, жизнь обломает его крылья, и ему станет невыносимо жить, – с каким-то испугом в голосе прошептала женщина.

– Нэнси, перестаньте читать Байрона, – попытался сыронизировать Эйден.

Вскоре они уже ехали по нижнему Манхэттену, поднимая головы кверху так высоко, насколько это было возможно, чтобы хоть как-то разглядеть один из самых высоких небоскребов в мире.

– А оно выше Шанхайского Торгового Центра? – поинтересовался Блэйм у Эйдена.

– Нет, Шанхайская башня на сто метров длиннее.

– Ничего себе!

– Ты интересуешься строительством, Блэйм?

Парень залез обратно в салон лимузина.

– Нет, мне просто интересно. А мама говорила вам о моей неизлечимой форме дислексии?

– Блэйм, – Нэнси стукнула его по ноге.

– Что? У него дислексия? Я думал, это несерьезная проблема.

– О, только не в его случае, – резко оборвала разговор Нэнси, оставив Эйдена в недоумении.

– А вот и дом, милый дом, – они, наконец, подъехали к зданию «Гранд Палас», выполненному в кричащем стиле ар-деко, который гармонично вписывался в панораму одной из самых знаменитых улиц мира.

С первого взгляда небоскреб напоминал зиккурат. Темная с золотом скала величественной тенью падала на улицы Нью-Йорка. До тридцатого этажа насыщенно-черный фасад здания был выполнен в незатейливом стиле, зато, подняв голову повыше, можно было разглядеть, как пышно он декорирован золотыми пилястрами и карнизами на самых высоких этажах, а верхушку украшали небольшие башенки золотого цвета.

– Вы называете гостиницу милым домом? – язвительно заметил Блэйм, когда они заходили в зеркальный вестибюль.

– В строительстве этого здания я принимал непосредственное участие, – сухо заметил Эйден. – Несколько этажей в этом здании я выкупил у своих акционеров еще на этапе строительства и сейчас использую их в качестве служебных квартир. На данный момент мои дети проживают здесь, – сказал он, когда они входили в лифт с позолоченными дверями.

Нэнси готова была испепелить Блэйма взглядом за его наглость.

Вскоре они приехали на сорок восьмой этаж и прошли в обширный зал, посреди которого стоял огромный обеденный стол, за которым уже собрались дети Эйдена.

– А это моя роза – Виктория, мы зовем ее Викки, – указал он на свою старшую и единственную дочь.

– Папа, прекрати, – засмущалась пухлощекая девушка с вьющимися золотыми кудрями и ярко-голубыми глазами. Что-то было в ее внешности викторианское: крупные молочные руки, статная осанка, длинная шея – она напоминала портреты женщин с полотен Эдуарда Мане. – Я очень рада вас видеть, мисс Хаббард. Спасибо, что не отказали и пришли вместе с Блэймом к нам на ужин.

Пропустив наигранную прелюдию дочери мимо ушей, Эйден продолжил:

– Это Александр – единственная надежда семьи Драфт и мой преемник. В этом году ему исполнилось тридцать пять лет.

Высокий худощавый мужчина со светлыми волосами и такими же, как у Эйдена, глазами, вскочил из-за стола и подбежал к Нэнси, чтобы пожать ей руку и еще раз принести свои соболезнования по поводу того, что их семья стала причиной такого несчастья.

Нэнси уже была с ним знакома: именно он тогда улаживал все дела после аварии с семьей Хаббардов и решал проблемы с финансами, необходимыми для лечения профессора.

Она лишь мило улыбнулась.

– Ну, а это Джеймс. В этом году он поступил в Йельский университет. Хочет быть адвокатом.

Джеймс был очень похож на Викки, тоже пухловатый, с такими же глазами и прилизанными светлыми волосами.

– Очень приятно, – сдержанно проговорил он, но подходить к Нэнси не стал.

– Нэнси, Блэйм, пожалуйста, присаживайтесь.

Виктория настояла на том, чтобы Блэйм сел рядом с ней.

– А где же миссис Драфт?

– Кхм, она сейчас как раз в Лондоне, – немного замялся Эйден.

– Знаете, Эйден, все ваши дети очень сильно похожи на вас! – воскликнула, наконец, Нэнси.

– Ах, ну это потому, что матери у них разные, – казалось, сам себе в укор заявил Драфт-старший.

После его слов Викки вместе с Алексом тихо рассмеялись, а Джеймс, сжимая салфетку в руках, казалось, готов был лопнуть от негодования.

Подали изысканный обед под серебряными колпаками, на серебряных тарелках и с фужерами из хрусталя, в которых пенилось шампанское.

– Ты планируешь остаться здесь на все то время, пока твоего отца будут лечить? – ласково спросила Викки у Блэйма.

«Лечить, – мысленно передразнил ее Блэйм. – Скорее, ставить над ним опыты, как над лабораторной крысой».

– Д… да, наверное, – замялся с ответом Блэйм.

– Викки, милая, он ужасно сильно смущается в обществе девушек, – встряла в их разговор Нэнси. – Ему пару месяцев назад исполнилось шестнадцать лет, и он совершенно не умеет себя вести в обществе дам!

Викки улыбнулась:

– Ему следует пообщаться с Алексом, уж он-то в этом деле настоящий пикап-мастер. Недавно охмурил какую-то кинозвезду и в традициях лучших мыльных опер расстался с ней. Бедняжка месяц лежала в реабилитационном центре.

– Боже, как жестоко! – воскликнула Нэнси.

Алекс с упреком посмотрел на Викки и уже было открыл рот, чтобы возразить, как его прервал Джеймс:

– Не хотите принять участие в скачках, которые пройдут на следующей неделе в Дубае?

– Какие ставки? – тут же встрял Алекс.

Джеймс хотел было назвать цифру, но потом посмотрел на присутствующих гостей и перевел взгляд на отца, который пристально глядел в ответ, затем достал ручку из кармана и на салфетке написал какую-то длинную цифру и передал ее Алексу.

После этого между ними завязался бурный спор, суть которого никто из окружающих не понимал.

– Викки, милая, и ты тоже, как и Алекс, разбиваешь сердца? – с тревогой в голосе поинтересовалась Нэнси.

– Аха-ха-хах, – засмеялся Эйден, услышав ее вопрос. – О, она просто ест их сердца на завтрак, естественно, после того, как я лично опробую каждое, – с усмешкой в голосе продолжил он свою речь.

Викки залилась краской.

– Эйден, вы очень строги с ней, – его обращение с дочерью явно возмутило Нэнси.

– Простите меня, я на самом деле очень плохой отец. Большую часть времени моих детей воспитывали няньки, гувернантки. Порой я не могу найти с ними общий язык. Они живут обособленно от меня, – с наигранной грустью проговорил Эйден. – Как там в пословице: «У семи нянек дитя без глазу», – уже смеясь, продолжил он.

Блэйм оторвал клешню от лобстера, который лежал на его тарелке, и теперь не знал, куда ее деть. С грустью он посмотрел на то, как ловко Викки управляется со своим.

– А почему именно Йель? – вдруг спросила Нэнси.

– Ах, потому что мой дедушка Нильсон Драфт закончил его еще в 1917 году, тоже юридический, – тут же отозвался Джеймс.

– Да, Джеймс на похоронах моего отца выдал пламенную речь о том, что пойдет по стопам своего деда, – пояснил Эйден.

– Ох, мне так жаль, я не знала! – начала оправдываться Нэнси.

– Что вы, это было десять лет назад, – поспешил успокоить ее Алекс.

Затем под нескончаемые ахи и вздохи Нэнси тянулся разговор об акциях и инвестициях, связанных с олимпийскими играми в Корее, об успешном контракте, который заключил Алекс со строительной компанией, занимающейся возведением стадиона в городе, в котором они будут проводиться. Все это длилось не меньше двадцати минут, как вдруг за дверью послышался какой-то шум, и она с грохотом отворилась.

Эйден с ужасом посмотрел на высокую фигуру, стоящую в дверном проеме.

Но он зашел прежде, чем мужчина сумел что-то предпринять.

Медленно, как хищная пантера, он ступал по залу, осматривая всех собравшихся своими черными сверкающими глазами. Под носом у него остался след от только что занюханного кокаина. Волосы длиной до подбородка немного вились угольно-черными неряшливыми спиралями.

Викки опустила голову на руки, не желая этого видеть.

Неуверенной походкой, покачиваясь, он дошел до стола и, облокотившись на одно из кресел, засмеявшись, проговорил:

– Не знал, что отец вернулся домой. Почему мне не сказали…

В тот же миг на другой стороне стола послышался грохот тарелок и стук бьющихся фужеров: шагая по столу с обеденным ножом в руках, на Юкию, как бык на красную тряпку, летел с затуманенными от гнева глазами Блэйм.

Он повалил парня на пол, и, если бы Юкия вовремя не схватил Блэйма за руку, тот проткнул бы ему ножом лицо.

Не совсем понимая, что происходит, Юкия сбросил его с себя, перевернул и придавил своим телом, вцепившись руками в горло.

Краснея от недостатка кислорода, Блэйм выронил нож и ухватился за запястья противника, пытаясь вырваться, оставляя на его коже кровавые отметины от ногтей.

Тут же в зал вбежали двое мужчин в черных костюмах и оттащили парней друг от друга.

– Что за херня? – кричал Юкия. – Кто это вообще такой?

Еле сдерживая свой гнев, Эйден проговорил:

– Тебя никто не приглашал, Юкия… – но его речь прервал совершенно взбесившийся Блэйм.

– СДОХНИ, ТВАРЬ! – кричал Блэйм, пока охрана утаскивала его прочь из зала.

Все повскакивали со своих мест, но оставались за столом, не зная, как им поступить.

Все это время Нэнси сидела бледная, как слоновая кость. Она не могла поверить в то, что это происходит на самом деле.

– Ах, я, кажется, не представил тебе наших сегодняшних гостей, – обратился Эйден к растерянному Юкие и указал на женщину за столом. – Это Нэнси и, – он посмотрел в сторону упирающегося Блэйма, которого уже почти выволокли из зала, – Блэйм Хаббард.

Юкия резко повернул голову в строну сопротивляющегося парня, его глаза расширились – и без того дикие, они на мгновение стали безумными.

Охрана сдерживала Блэйма и скручивала ему руки, но тот продолжал сопротивляться, как дикий зверь, его веснушчатое лицо стало пунцово-красным, зеленые глаза засверкали от слез:

– Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ! ТЫ СЛЫШИШЬ?! Я УБЬЮ ТЕБЯ! ТЫ, УБИЙЦА!!! – кричал он уже за дверью срывающимся хриплым голосом.

Через мгновение Нэнси встала из-за стола и выбежала из зала вслед за сыном.

– СУКА! УБЬЮ! – бил он кулаком в дверь лифта пока они спускались в сопровождении охраны. – ТВАРЬ! НЕНАВИЖУ! – в ход пошли ноги, и охране снова пришлось его скрутить, чтобы он не нажал кнопку аварийной остановки лифта.

Нэнси уже не знала, сколько раз она сказала «извините», прежде чем Блэйма вышвырнули из гостиницы прямо на дорогу.

– А-а-а!!! – Блэйм с яростью ударил кулаком в асфальт, разбивая костяшки пальцев.

Нэнси вскрикнула и подбежала к нему.

– Успокойся, слышишь, – она попыталась поднять его, но он оттолкнул ее.

К ним вовремя подоспел Эйден, он резко поднял Блэйма с тротуара и дал ему внушительную пощечину.

Парню показалось, что у него из глаз посыпались искры.

– Вы же говорили, что его не будет! – принялась кричать Нэнси. – Я ведь говорила вам, что его состояние не совсем стабильно, что очередной срыв может произойти в любое время.

– Я не знал, что он будет дома!

– Я позвоню в 911. Он теперь не успокоится, помочь смогут только в больнице, – сказала Нэнси, набирая номер.

Эйден посмотрел в совершенно безумные глаза, и его это напугало. Блэйм продолжал вырываться, не переставая говорить:

– Убью тебя, я убью тебя…

– Нэнси, кажется, у него кровь пошла из носа.

Женщина подбежала и приложила к носу сына платок.

– Они сказали, что уже выехали.

– Я не знал, простите меня, я правда не знал, что у него будет такая реакция на моего сына.

Силы начали покидать Блэйма, он уже не сопротивлялся, просто тихо начал опускаться на асфальт, продолжая бормотать слова об убийстве, время от времени посмеиваясь.

Из гостиницы вышел Юкия и тихо наблюдал за ними, стоя чуть поодаль.

Вскоре подъехала скорая и увезла Нэнси с Блэймом. Эйден хотел поехать вместе с ними, но Нэнси буквально вытолкнула его из машины скорой помощи.

Глядя в глаза сына, Эйден медленно подошел к нему и встал рядом. Оба они смотрели вслед удаляющейся машине скорой помощи, затем Юкия достал сигарету и закурил. Выдыхая, он проговорил:

«У совести моей сто языков,

Все разные рассказывают сказки,

Но каждый подлецом меня зовет»*.

_____________________

*Из пьесы Вильяма Шекспира «Ричард III».