Онлайн чтение книги Ягненок The lamb
Глава восьмая. Иллюзия.

    И вновь он стоял перед этим домом — таким чужим, но до боли знакомым.

    Какой раз он уже стоял так в нерешительности?

    Витой забор давным-давно стал родным, а само здание теперь не казалось ему, как раньше, таким огромным и мрачным дворцом, где водятся вампиры и привидения.

    Ему опять откроет дворецкий. Но уже без дочери, ведь теперь она — директор интерната.

    Встретит ли он Инессу? Что она почувствует, увидев его?

    Он подошел к двери дома. Позвонил. Всё по-прежнему. Лишь одно отличие — его здесь, как прежде, не ждут.

    Дверь тихонько отворилась. На пороге их приветствовали дворецкий и незнакомая Демьяну девушка, намного моложе Таисии. На вид ей около двадцати, поэтому она вряд ли могла быть второй дочерью Ефима. Она была приземистой, пухленькой и крепкой девушкой, совсем не похожей на Таю. Несмотря на симпатичное лицо, все его черты будто выражали скрытое недовольство и презрение. Она была похожа на сильную девушку с характером и железной волей, которая не дала бы себя в обиду. Кто она?

Как оказалось после, она действительно была остра на язык…

    Ефим с помощницей встретили их без предисловий и настороженности. Было ясно, что их ждали. А Пелагею Григорьевну к тому же еще и хорошо знали. Жена благодетеля, как-никак…

— Госпожа Пелагея, проходите! С вами гость? Что-то вы припозднились. Но мы все понимаем, проходите… Гости ждут вас в столовой. Или вы сначала желаете поставить свечи?

— Невежливо заставлять гостей ждать, — грустно улыбнулась Пелагея и направилась в комнату.

— Молодой человек? — Ефим повернулся к Демьяну.

    Парень вздрогнул, не желая привлекать к себе внимания. С опущенной головой украдкой взглянул на человека, так долго преданного этой семье. Теперь он не часть этой семьи, он — чужой.

— Проводите меня в комнату Юзефа, — сказал он, неловко и грустно улыбнувшись. На что ему зал с поминальным столом? Он никого за ним не знает. Следовательно, никому здесь и не обязан.

    Дворецкий обратился к девушке:

— Ванда! Покажи юноше комнату.

    При имени «Ванда» у Демьяна вновь кольнуло сердце.

    Девушка кивнула ему и двинулась к лестнице. И так не похожи были ее плавные движения на проворную походку Таи, что Демьяна охватывали необъяснимая тоска и страх.

— Госпожа! Госпожа Инесса! У нас поздние гости! — позвала она, вглядываясь в темноту коридора.

    Он поднимался вслед за ней по лестнице, оглядывал ее со спины и пытался понять причину того странного чувства, возникшего у него, когда увидел эту девушку и услышал ее имя. Чувство, словно он вновь не может вспомнить что-то очень важное, что каждый раз ускользает из сознания…

    Все, что происходит, кажется лишь надоевшим сном, который снится уже не первую ночь.Всё, казалось бы, идет по нарушенному плану, будто бы судьбы этих людей переписали, а его самого неведомая сила вычеркнула из их жизни.

    Он хотел изменить судьбу лишь одной девочки, так почему же теперь всё, что он считал своим, рушится на глазах? Почему всё, что было ему близко, кажется теперь таким чужим?

    Вновь, как в первый раз, угрюмые стены давили на него со всех сторон. Ему стало страшно. Он почти летел за своей проводницей в комнату с уютно потрескивающим камином, где на столике в окружении свечей и благовоний стояла фотография, стянутая черной лентой.

    Руки скользили по затертым изгибам старых перил. Взгляд ловил давно знакомые пыльные статуи и картины. Темные ковры, занавешенные окна, закопченные металлические подсвечники и огромные люстры, как во дворцах.Сейчас ему казалось, что он испытывает дежавю. Та же лестница, те же люди, те же слова, та же мрачная атмосфера. И он знает, что должно случиться. И он увидит Инессу.

    Сердце билось во взволнованном предвкушении, словно позабыв свой смертельный недуг. И каждую третью ступень вдруг замирало, чтобы со следующей вновь пуститься вскачь.

    Демьян вошел в пустую комнату. Раньше он тоже бывал в ней. Его не особо интересовали особняк и те, кто в нем живет, ведь он заботился лишь об Инессе. Но навещая ее изо дня в день, он постепенно привык к здешнему монотонному образу жизни, к дружелюбию работников и их готовности всегда откликнуться и помочь. Настолько обвык, что нетерпеливо пережидал очередные обострения болезни, чтобы вновь вернуться туда.

    Любопытство влекло его пройтись по темным пыльным коридорам, заглянуть под лестницы, залезть на крышу, занесенную старой пожелтелой листвой, обследовать старый сад… Инессе же вообще ничего не было интересно. В своем недоверии к внешнему миру и отрицании общества она была непоколебима и несговорчива. Но дети стоили друг друга — Демьян был упрям в стремлении вывести ее из замкнутости и окружавшей ее тьмы. Он знал, что такой, как он, не сможет сделать ничего стоящего, ничего необыкновенного для нее. Он не мог даже подарить ей достойный подарок, показать красивые места, где он любил отдыхать, сыграть свою любимую мелодию, пригласить на танец… Он не имел особых талантов, поэтому ничем не мог ее впечатлить. Для того, чтобы общаться с ней на одном уровне, ему приходилось много читать, и каждая книга была для него очередной пыткой, ибо самообразование, увы, мальчишка не жаловал. Но он верил, что эта Инесса — та девочка, которую он знал с самого детства. Слово за словом, день за днем — и он сможет вернуть ее и сделать прежней. Ведь больше он ничего не мог.

    Вместе они начали исследовать старый дом, который стал для них единственным убежищем. Даже для Инессы все было ново. Здесь не было запретов, разгневанных криков и постоянной суеты. Здесь не было ужасных запахов и гор грязного белья. Однако большинство комнат были пусты, как и комната девочки, как и та комната, в которую сейчас Ванда привела Демьяна.

    Присутствие хозяев здесь было незаметным. Будто здесь никто и не жил. Пожилая пара, приютившая Инессу, редко навещала особняк, как говорили работники; следов их пребывания не было, и даже самые почтенные из них, кроме Ефима, за время своей трудовой деятельности их ни разу не видели. Глава семьи, по той информации, что была доступна Демьяну, постоянно пропадал в деловых поездках, а его жена из-за слабого здоровья жила недалеко от больницы в их втором доме в соседнем городе, навещая девочку еще реже. Но вместе их, говорят, никто не видел.

     Демьян бесшумно прошел по мягкому ковру к столу с лампадкой, склонился к черной рамке. Блики плясали на стекле в неровном пламени свечи. Парень всмотрелся в лицо учителя, стараясь запомнить все его черты и увидеть те, что раньше не замечал.

    «Кто бы мог подумать, старик, что ты сможешь вернуться в этот дом вновь только после своей смерти? Когда мы встретились в день ее рождения, Инесса сказала, что ты давненько ее не навещал. Теперь ты сделал это. Впервые за столько лет. Надеюсь, ты счастлив», — горько усмехнулся Демьян.

— Кем он был для вас? — вдруг раздался за спиной до боли любимый голос.

    Жалкая ухмылка превратилась в испуганную гримасу. Дернувшись, Демьян резко обернулся. Обессиленно подался вперед, но, сделав шаг, остановился.

    Прильнув к дверному косяку, она стояла на пороге комнаты. Короткое черное платье оголяло здоровые смуглые ноги. А в глазах отражались огненные всполохи камина. Как же хорошо он знал эти пустые глаза, этот несуществующий взгляд! Она не сможет его увидеть. А ведь он так мечтал об этом!

    Демьян опустил глаза:

— Он был мне близким другом и наставником, — ответил он. — А кем приходился тебе?

    Его взгляд тревожно скользил по комнате, но каждый разнеобратимо, словно зачарованный, возвращался к Инессе. Она опять была здесь лишней, словно из другого мира. Даже в черном траурном платье она выделялась из этой мрачной обстановки. Однако в этот раз она была похожа не на безжизненное привидение, а на маленькое чудо, оживляющее весь дом. Но где же твои длинные пышные волосы, которые серебрились, словно крылья ангела, Инесса?

    Белоснежные кудри обрамляли светлое, но изможденное тяжелой болезнью лицо. Когда он в последний раз видел ее — в инвалидной коляске, среди зарослей сада позади особняка, на которые и открывался вид из ее окна — тогда он боялся, что больше никогда не сможет с ней увидеться, не сможет вот так просто, как сейчас, поговорить, услышать ее голос, увидеть ее улыбку, которую она дарила только ему.

    Но она вновь стояла перед ним, и его охватывали прежние детские чувства. Ему вдруг стало весело. Захотелось плакать от счастья. Он не смог исправить прошлое и подарить ей настоящую жизнь, так почему же вдруг стало так спокойно и так тепло?

    Он медленно приблизился к ней, протянул руку. Словно ощутив его движение, она подняла навстречу свою аккуратную головку.Она не видела его, но смотрела прямо в глаза, прямо в душу.

— Сита! — в коридоре послышалось приглушенное коврами шуршание шин. Демьян испуганно отдернул руку.

    Обернувшись, девочка выскользнула из комнаты и, хватаясь за стены, подбежала к осунувшемуся мальчику, сидящему в инвалидной коляске. Она нащупала его слабые руки, схватила их и, улыбаясь, как пушистый белый совенок, повернулась к Демьяну.

— А это Миан! Он мой лучший друг! Хоть дедушка Юзеф и не был для нас родным человеком, но он был нашим спасителем. Он пожертвовал всё своё состояние, чтобы вылечить нас после того, как на нас напали бешеные собаки. Тогда Миан сорвался с обрыва, а меня сильно искусали.

    Подавляя волнение, Демьян жадно ловил ее последние слова. Потом парень склонил голову и, посмотрев на руки Инессы, одернул рукава своей куртки еще ниже — её левая рука была продрана уже зажившими, потемневшими шрамами, порванная кожа расходилась от них молочно-белыми рубцами, точно как у него.

    Потом парень взглянул на мальчика, держащего ее за руки, и отшатнулся. На него уставился задумчивый, серьезный не по годам взгляд собственных глаз. Его глаза! Тот пытливый, зоркий, словно смеющийся над окружающими взгляд, которым «Демьян — Со –Шрамом» так любил выводить из себя скучных посетителей лавки Юзефа.

    Демьяна сверлили его же глаза. Чувствуя себя крайне неуютно, он медленно отступил в тень, куда не падал свет от настенных ламп. Ему нечего было ответить. Он и так все знал. К чему спрашивать, ведь любой его вопрос покажется таким же странным, как и его появление здесь. Что она делала все это время? Как тяжело ей было? По-прежнему ли ей нравятся такие старинные вещи, как та виссоновая ткань? Обрадуется ли она такому подарку, если он вновь захочет увидеть ее улыбку?

    Сейчас Демьяну было невыносимо терпеть Миана рядом с Инессой. Она так открыто улыбалась парню, и всё это было для неё в порядке вещей. Поэтому он злился, что она дарила такую светлую улыбку каждому незнакомцу. А Миан живет с ней в одном доме! Этот мальчишка может видеть ее каждый день!

    Никогда он еще не испытывал такой неприязни к собственному лицу. Его начала пронимать дрожь. Похоже, враждебность Миана передалась и ему.

— Мне нужно отойти, — Демьяну пришлось отвернуться, чтобы тот не увидел досады на его лице. Он не мог сделать того простого, что делают давние друзья при встрече, далекие родственники встречаясь через много лет — не мог схватить её, закружить по комнате, обнять, наконец.

— Тогда Ванда вас проводит, — Инесса начала суетливо вертеть своей белокурой головкой, надеясь услышать, как отзовется на её действия помощница. Но Ванды рядом не было. Раз она не откликнулась, Инесс поняла, что ее нужно позвать.

— Этого тоже не нужно. Я всё знаю, — машинально возразил Демьян, привыкший замечать малейшие её движения. Миан хранил гордое молчание, мрачно высматривая парня в сумраке коридора.

     Риск того, что в глазах своего близнеца он станет выглядеть еще более подозрительным, зная то, чего знать он, вероятнее всего, не мог, оправдывало то, что Демьян больше не мог находиться с ними в одной комнате. Его охватывали неведомые ему злость и обида. Раньше такого не случалось. Темный зверь будто бы пожирал его изнутри, решив начать где-то с области легких…

    Демьяну пришлось спешно оставить детей. И чем больше он думал, шагая по затемненным коридорам, тем отвратительнее себя чувствовал. Заперев дверь в уборной, он обессилено соскользнул по стенке на пол и забился в угол под раковиной. Он был в отчаянии.

    «Как ты, мелкий мальчишка, смеешь звать ее Ситой? Только я могу звать ее так! Это я дал ей это прозвище», — парень готов был рвать и метать. Но он лишь устало уткнулся в колени и обхватил их руками.

    Исчезло то доверие, которое было между ним и его подругой, исчезло чувство того, что его всегда здесь ждут, всегда приютят и обогреют…

    «Как мне вновь его вернуть? Я уже который раз начинаю всё сначала, с чистого листа. Вновь знакомиться, вновь завоевывать доверие? Что же это такое? Снова те же приветствия, та же учтивость и вежливая дистанция, те же скучные вопросы, ответ на которые давно известен… Вновь проходить то, что когда-то уже прошел? За что? Я так устал от этого. Почему она не может просто взять и вспомнить меня, никогда не существовавшего для неё в этой реальности? — злился Демьян.

    И как он не старался найти выход из этой бездны, везде неизменной преградой вставал этот большеголовый мальчишка с огромными ярко-зелеными глазами на исхудалом лице.

    «Что же мне делать? Как я должен поступить с самим собой?» — мучился парень. Он понимал, что не сможет приблизиться к Инессе и стать желанным гостем в этом доме, пока не сможет завоевать доверия Миана. Он знал настолько же хорошо, насколько знал себя, что Миан не доверит любимого человека кому бы то ни было.

    Но если были такие люди, как Юзеф, Тая и директриса, к которым он привязался, значит, он тоже может стать таким человеком для этих детей?

    «Сейчас я должен уйти. Я обязательно найду ответы на свои вопросы. Но не сейчас. И не здесь», — решил Демьян. Он должен был отправиться туда, где в данный момент он нужен.

    С этими мыслям он встряхнулся и отпер дверь. Но дверь не просто открылась ему навстречу, а рванула, едва не сбив с ног испуганно отшатнувшегося парня. Девушка, ворвавшаяся в уборную, сдавленно охнула, с ходу от неожиданности оттоптав парню ботинки, и отпрянула. Повисло неловкое молчание, так как двое так и не смогли разойтись в проеме двери.

— Я проведу вас в гостиную к остальным гостям… — девушка замедленно повернулась и отступила в коридор. Вероятно, тоже была смущена застать парня в уборной. Уже на пороге, конечно, но все же…

— Я уже собирался уходить, — засмеялся Демьян, приходя в себя. — Я слышал, вас зовут Ванда?

— Тогда я провожу вас в прихожую, так как здесь очень темно, а особняк большой. Вам не разрешено здесь бродить. Да, вы можете звать меня Вандой, — добавила она.

    Выпрямившись, девушка двинулась к холлу. Как ни зол и обижен был Демьян, но его неиссякаемая пытливость опять брала вверх. Ему было интересно, какие же обороты сделала петля времени, что так изменила судьбы людей.

    Он решил, что сможет понять, как эта девушка связана с его прошлой жизнью, если узнает, чем она занималась до того случая, который и стал виновником всех последующих событий и его метаний.

    Чтобы продолжить разговор, он решил ухватиться за последние слова Ванды.

— Кто-то зовет вас по-другому? — поинтересовался он.

— Моя прежняя хозяйка, — скупо ответила на ходу девушка. Она была словно сжатая пружина и очень сильно отличалась от открытой Таи — осторожная, замкнутая. Ее движения были размеренны и аккуратны, будто у какого-то вышколенного слуги, что было очень странным.

    Демьян понял, что если будет задавать глупые вопросы, то будет получать однозначные, очевидные ответы. Парень чувствовал себя мерзким пауком, что плетет паутину вокруг себя из нескольких нитей одновременно. Сколько раз за этот долгий день его мучили вопросы о том, что ему делать и что нужно сказать, вытягивая из него все силы? А он пытался ухватиться за любую спасительную соломинку, чтобы не увязнуть в этом новом запутанном мире.

— А можно ли мне узнать, как она вас звала? — наконец решился рискнуть Демьян, идя за девушкой.

— Неважно, — холодно ответила Ванда, — здесь еще одна лестница, ведущая в главный холл. Идемте.

    «То, как она ко мне обращалась, я не пожелаю ни одному работнику», — на секунду задумалась девушка.

— А кем была та женщина? — не отставал Демьян, собирая всю свою наглость и храбрость для каждого последующего вопроса.

— Главой влиятельной семьи, — коротко бросила девушка.

— Тогда почему вы ушли оттуда?

— Меня уволили. Меня оскорбили и очень грубо со мной обошлись. Но у меня есть, что им сказать. И я не буду молчать.

    Демьян искоса посмотрел на бледное лицо девушки, тревожное и сосредоточенное. Он уже набрался духу, чтобы задать последний вопрос — он чувствовал, что эта девушка скрывает в себе что-то важное, именно это подсказывало ему то необъяснимое беспокойство, что он испытывал с минуты пробуждения.

— …

    Но Демьяна прервал тот светлый расстроенный голос, что всегда пробирал его до дрожи.

— Вы уже уходите? Как жаль! Вы могли бы остаться и рассказать нам побольше о Юзефе.

    Ванда тихо отошла к двери.

    Демьян обернулся на голос. Инесса стояла у лестницы в холл, держась за перила. Рядом с ней неразлучно находился её сторожевой пес.

    Парень хитро улыбнулся:

— Тогда я могу расценивать это как приглашение? Рад буду увидеться с вами вновь.

    Миан смерил Демьяна тем же презрительным взглядом. Тот терпеливо выдохнул, пытаясь не уронить себя в его глазах.

    «О чем я думаю? Почему меня заботит, что подумает обо мне этот мальчишка? Он — не я! И мне ни капли его не жаль. Ни за его ноги, ни за боль, что он претерпел. Он все равно не достоин Инессы», — билось у него в голове.

— А теперь мне стоит уйти. Завтра я приступаю к новой работе, поэтому должен основательно подготовиться, — извинялся Демьян.

— А кем вы работаете? — мягко полюбопытствовала девочка.

— Раньше я помогал Юзефу в его лавке. И при следующей встрече я обязательно утолю ваше любопытство. А сейчас я работаю учителем в интернате номер четыре.

— Это же тот приют, где мы с Мианом выросли! Какое совпадение! Вы учитель, значит, можете учить и нас?

— Буду рад новому опыту… — осторожно ответил Демьян. То, как он получил эту работу, детям лучше не знать.

     «Я создам эту иллюзию, как делал раньше, и завоюю их хоть и призрачное, но все же доверие», — думал он. — «Это единственный способ оказаться рядом с Инессой».

    Демьян не боялся того, что все его слова окажутся ложью — ведь его в этом мире не существовало раньше. Достаточно лишь узнать правду у Пелагеи Григорьевны, и все планы рухнут. В этой реальности после ссоры с Юзефом она всё равно осталась жить с ним, а значит, все знала о работе мужа и его работниках (которых на самом деле не было). А зная прямой и честный характер Юзефа, иначе и быть не могло.

    Но Инесса не знала и не видела, что перед нею стоит такой же почти беспомощный ребенок, как и она. Девочка взволнованно повернула голову в сторону, где сидел Миан, и весело улыбнулась, а потом опять обернулась к Демьяну, будто переводя свой несуществующий взгляд с одного парня на другого. Она, казалось, рада была наконец рассеять то напряжение, ощутимое даже для нее, что установилось между ними при встрече.

— А теперь должен откланяться. Еще раз приношу свои соболезнования, — Демьян поклонился, а после вновь с озорной ухмылкой поднял голову, прямо встретившись глазами с Мианом.

— До свидания, господин Миан, — едко выделил он. — Рад был знакомству. А вас, госпожа Инесса, я будто знаю уже много лет.

    Девочка звонко рассмеялась, и ее счастье было в том, что она не видела, что окружена хищниками, только что объявившими друг другу войну.

    Удостоверившись, какую реакцию вызвали его слова, Демьян вновь внимательно взглянул на Миана. Тот насупленно отвернул голову. На этом разговор можно было считать оконченным. Этому мальчику сейчас четырнадцать лет, конечно же, в словесных атаках он не соперник Демьяну. Да тот и сам себя ведет как ребенок, гордиться нечем.

    Парень выпрямился и пошел к двери, медленно ступая по парадному ковру. Ванда с вездесущим Ефимом уже открывали ему двери. Демьян посмотрел на девушку. Она глубоко задумалась о чем-то, с интересом разглядывая его руку, скрытую под рукавом, что не заметила его приближения. Парень поравнялся с девушкой.

— Могу я задать последний вопрос? — спросил он, склонив голову.

    Девушка испуганно подняла к нему пухлое лицо, будто пойманная на чем-то постыдном.

— Да. Моя обязанность в этом доме — помогать гостям, в том числе и вам. Я постараюсь ответить на ваш вопрос, — выдохнув, заученно проговорила Ванда.

— Почему вы пришли работать именно в этот дом? Он одиноко стоит в степи, сюда трудно добраться. Не примите за грубость, это лишь мое любопытство. Так почему?

    Все люди в этом доме были одной большой семьей, все были друг с другом так же близки и искренни, как Ефим с дочерью Таей. И теперь эта девушка тоже часть этой семьи. Демьян лишь пытался понять, что за дьявольская сила поменяла этих женщин местами. Если он знал, что Таисия Ефимовна и Пелагея Григорьевна были связаны произошедшей трагедией, то из-за чего здесь появилась Ванда? Кто занял ее место? И с кем связана она?

    Таким вопросом Демьян сбил девушку с толку. Она отвернула голову, ее взгляд растерянно заметался по холлу.

— Это неважно, — наконец проговорила она, взяв себя в руки. И снова ее взгляд невольно упал на левую руку Демьяна. Опомнившись секунду спустя, она виновато отвела глаза.

    Демьян заметил, что девушка проявила странный интерес к нему, а особенно — к его левой руке, но понять, чем вызвано его беспокойство при взгляде на нее, так и не смог даже после разговора с ней.

    Поздно. Нужно идти. И нет той Таи, что удержит его здесь.

    Он шагнул за порог и, еще ниже одернув рукав куртки, в последний раз обернулся. Инесса и Миан до сих пор стояли у лестницы, держась за руки и провожая его взглядом. Девочка прижимала изуродованную руку к груди. Демьян тоже обхватил свою левую руку, которая под рукавом скрывала те же шрамы, что и у нее.

    «Теперь всю мою боль приняла ты»… — тоскливо думал он.

    И решительно скрылся в темноте.

    Спотыкаясь, прокладывая себе дорогу в темноту, Демьян до сих пор не мог поверить, что завтра его, восемнадцатилетнего, назовут учителем. «Я ведь сам еще ребенок, меня самому учить надо, я сам совсем недавно потерял своего учителя!». Ему казалось, что он попал в вихрь ужасов.

    В сумерках и сомнениях Демьян пробирался к заросшей дорожке. Темнота вокруг и луна над ним волновали его все больше, сердце сдавливала тоска, и он принялся размышлять о тех событиях, которые с головокружительной скоростью окунули его в этот новый мир.

    Сейчас он со стыдом вспоминал свое устройство «учителем» в свой интернат.