Онлайн чтение книги Ягненок The lamb
Глава шестая. Вновь чужой.

«Надеюсь, у приютского доктора найдутся лишние бинты…», — думал Демьян. Он понимал, что сейчас в первую очередь нужно позаботиться о себе, иначе могут открыться старые раны. После ранения ему много раз приходилось сменять повязки, поэтому о себе он сможет позаботиться сам.

Привыкнув, он начал относиться к своей обезображенной руке спокойно и часто даже забывал о ней до тех пор, пока не встречал заинтересованные взгляды собеседников, возвращающие его в реальность. Но для Инессы его недостатки не имели значения. Хоть слепые и не могут видеть, но могут чувствовать. И она видела его изнутри. Именно она помогла ему избавиться от ненависти к себе, хотя сама и не подозревала об этом.

Она всегда говорила, что «с тем, что уже произошло, мы должны смириться и жить дальше, ведь впереди ждут новые трудности, а встретить их можно лишь с крепким духом, закаленным прошлым».

Когда Демьяну исполнилось 18, он стал выпускником интерната и, покинув стены приюта, стал снимать комнатку-каморку при лавке Юзефа, чтобы подрабатывать у него и помогать с торговлей.

«Пора бы уже и домой, в приют наведаться. Вечность, казалось бы, там не был», — думал он по пути.

Парень решил по привычке идти через торговые ряды. Только-только начиналось раннее утро, и пока еще было зябко. Поэтому в своих магазинчиках начинали копошиться лишь самые трудолюбивые и стойкие.

Он был потерян в этом утреннем затишье, предшествующем большому, хлопотливому дню, и теперь казавшимся ему чужим.

По маршруту парень должен был пройти и мимо лавки Юзефа.

Но знакомый магазинчик окружали рабочие. Они смеялись и шутили. Изнутри раздавался шум и скрежет, вывеску безжалостно отрывали по кускам и бросали в пыль улицы.

Демьян был потрясен. Что творит этот старик?

Он бросился к лавке.

— Что вы делаете? Кто вам это позволил? — разозлился он.

Рабочие дружно повернулись на крики, не прерывая своей работы. Им было весело.

— Обанкротился наш старый лавочник. А ты не знал? Вот глупец, пожертвовал все свое состояние на какую-то глупость!

— А продавал нам эту лавчонку за гроши во-о-от с такой улыбкой, — самый молодой из парней начал кривляться.

— Отдал все свои деньги, вот и спятил! Ха-ха-ха! Так только сумасшедшие поступают!

— А ты кто такой будешь? Ни разу не видели, а так раскричался, будто начальник, гляди-ка! — хохотали мужчины. — Ты нам никто, молокосос!

Демьяну нечего было сказать. Кто он? Он призрак. У него нет прошлого. Нет и будущего, потому что он отказался от него. Ради будущего Инессы. Ведь все это время он жил полной жизнью, а у Несс её не было.

Он потерял своё время…

Внезапно в его голове стало проясняться то «важное», что так его волновало, что он никак не мог ухватить, когда пришел в себя в больнице.

Он смутно припомнил, что должен был еще что-то сделать, кроме как найти Инессу… Он дал обещание, что вернет Инессе нормальную жизнь. И это было не единственное его обещание. Было что-то ещё…

Но большего Демьян не смог вспомнить, он был слишком взволнован, поэтому отбросил эти мысли прочь.

Через прилавок летели доски, разломанные стулья, множество редких артефактов и картин и прочая бесполезная мишура, когда-то завораживавшая взгляды кокетливых дам и привлекавшая к лавке.

А Демьян стоял и смотрел, как рушат его второй дом, где он получил знания об этой жизни, получил шанс стать свободным. Он бесился, как беспомощный ребенок… и ничего не мог сделать. Он и был еще ребенком.

— И где же теперь Юзеф? — растерянно спрашивал Демьян, обводя взглядом весь этот хаос.

— Что, по-твоему, может взбрести в голову сумасшедшему? — переспросил один мужчина.

— А Кто его знает? Сгинул! — захохотал другой и отвернулся к остальным работникам. — А слыхали, что после того, как к нему пришла та чертова «Леди — Третий — Месяц», у него больше никто не хотел покупать!

— Не дай бог она к лавчонке моей Машеньки заявится, — устало выдохнул один парень. — Плохая примета.

Остальные поддержали его дружным хохотом.

Отвернувшись, чтобы не видеть разорения, творящегося здесь, Демьян поплелся дальше по знакомому пути. Он обдумывал прозвище, зацепившее его: «Леди — Третий — Месяц? Во всем виновата она? Кто это? Знал ли я ее?»

— Плохая примета! — слышался уже издалека смех мужчин.

«Что делать?» — думал Демьян. Он был расстроен и подавлен. Он вновь чувствовал себя тем слабым, беспомощным Мианом. Должен ли он найти старика?

Что же здесь происходит? Почему всё так изменилось? Неужели одно его желание смогло так изменить жизни других людей?

А ноги по-прежнему сами несли его домой. Зачем искать Юзефа, если тот все равно его не узнает? Его вообще никто здесь не знает. Когда-нибудь он наберется храбрости и пойдет к тому, кто учил его жизни. Но не сейчас. У него еще будет время — вся жизнь впереди.

Куда теперь идти! Только домой.

Он открывает заржавелую, погнутую калитку.

Может, притвориться, что ничего не случилось, что он тот самый Миан?

Только сейчас Демьян начал понимать, как опрометчиво поступает. У него нет документов, он даже не сможет доказать, кто он. Но отступать уже поздно.

Сейчас слишком рано, детей пока не отпускают гулять во двор. Но когда это его останавливало? Пропуская завтраки, он сбегал через окно на рынок, где таскал еду намного съедобнее той, что подавали за мрачным, засаленным столом.

Демьян, наметив для себя план действий, твердо решил остаться в приюте. Без разницы как. «Мне некуда идти и негде жить. Нужно хотя бы предупредить директора о пополнении штата жильцов», — думал он.

Кабинет ее был всем хорошо известен. Им стращают всех и каждого от мала до велика. Только извлекать из этого урок подопечные никак не хотят, может быть, потому он и сбегал так часто, не боясь гнева воспитателей?

Директриса была светлой души женщиной, умилялась каждому своему «чаду».

«Для многих такое отношение было просто благословением, других же ужасно раздражало, что она считала нас лучше, чем мы были на самом деле. Но до нас она, впрочем, редко снисходила, поэтому я почитал ее почти за божество», — вспомнил парень. Ее кабинет всегда цвел и пах в прямом смысле слова — на полках шкафов книги чередовались с множеством диковинных орхидей. Растения свисали с полок, обвивали обложки, распускались в самых причудливых положениях, опутывали люстру. Пелагею Григорьевну будто бы совершенно не интересовали дела ее учреждения — было видно, что бумаги, раз поставленные на полку, больше оттуда не доставались и обрастали вьюнками. Всех поражала ее беспечность, даже Демьян, когда повзрослел и уже мог оценивать поведение людей, никак не понимал, почему такую женщину все любили и уважали. И ведь дело было не только в том, что она была директором (хотя это еще одна тайна, как она, не стремясь к власти, смогла занять такое положение).

Она не умела отказывать людям.

Поэтому Демьян и шел сюда — он был уверен, что если будет настойчив, то директриса позволит ему жить здесь. Еще она была чрезвычайно доброй и ранимой, что тоже удивляло Демьяна — ведь ею было очень легко манипулировать. Маленькие неопытные дети (что не делает их менее опасными!) оттого, что не разбирались в людях, не знали этого, но со свойственной всей мелкоте какой-то внутренней проницательностью улавливали и понимали это. И видя слабость Пелагеи к детям — они все равно не пользовались ею. Все это казалось очень странным Демьяну, по примеру Инессы привыкшим погружаться в психологию людей, поэтому он стал уважать директрису еще больше.

Стараясь как можно незаметнее прошмыгнуть мимо столовой, он заметил, что Пелагея Григорьевна за завтраком не наблюдает. Решил, что ему это на руку, ибо привлекать лишнее внимание детей ему было совершенно не нужно, ведь любое новое лицо они принимали с необычайным интересом и энтузиазмом. Главный интерес состоял в том, что дети пытались выяснить, на сколько хватит терпения незнакомца, спрашивали, откуда и зачем пришел человек, какой его любимый цвет, красивая ли у него мама, видел ли он море, умеет ли летать и все прочее в том же беспорядке.

И все это сопровождалось попытками «придушить» новенького, укусами, пинками, они висли совершенно на всем, на чем можно повиснуть, будто хотели затащить человека в свое царство и больше никогда не отпускать — висли на руках, ногах, чемодане, полах плаща. Здесь жестокость этих покинутых взрослыми детей проявлялась в полной мере, будто они мстили за то, что остались одни.

Демьян знал, где найти директора, знал все эти коридоры, классы и кладовки, исследованные еще с Ситой, как свои пять пальцев, но все равно чувствовал, что чужой здесь. Прежних ощущений, как-то, что весь этот интернат словно принадлежит ему, уже не было. С незнакомой здесь ему ранее робостью он шел по коридору. Когда после стука в дверь, рядом с которой висела металлическая, аккуратно выгравированная табличка, где, как и везде, писались инициалы директора, ему никто не ответил, он решился заглянуть внутрь.

На табличке было написано: «Пелагея Григорьевна Д.»

Пусто.

Если же директрисы нет ни в столовой, ни в кабинете, ни в маленьком при нем садике на балкончике, то больше ее не имело смысла искать вообще нигде, так как она имела чудную способность оказываться в одно и то же время в нескольких местах. Стоило только потерять ее из поля зрения, то она мгновенно исчезала. Эти быстрые передвижения всегда удивляли Миана, когда он выискивал глазами Пелагею Григорьевну — они не вязались с её медлительной походкой и мягкой неслышной поступью.

Поэтому Миан сделал для себя нерушимый вывод, что руководящие люди, которые несут на плечах огромную ответственность, имеют несколько двойников. Когда он подрос, главным доказательством этого выведенного им правила стал Юзеф.

Тот постоянно твердил, что у него мало денег, много дел и мало для этого времени. Но приходя на работу, парень, похоже, заставал уже другую личность старика — он сидел в одном и том же положении, маясь от скуки в ожидании посетителей, и, казалось бы, у него было много времени. Но он не говорил об этом тому двойнику, которому катастрофически этого времени не хватало. А когда покупатели наконец приходили и он получал много денег, то, видимо, не отдавал их первому двойнику, который постоянно лихорадочно шептал, что у него нет денег и он скоро обанкротится. Поэтому Миану иногда становилось жаль старика, а именно — ту его личность, которой ничего не хватало, ведь ей никто не говорил, что у старика уже всё есть в избытке.

Демьян прошел через кабинет дальше к балконной двери, огибая свисающие лозы. С нетерпением заглянул за дверь. Там среди кадок с цветами, подвешенных кашпо и аккуратных горшочков с небольшими нежными цветами, стоящих в ряд на деревянных полочках вдоль стены, стояла призрачно знакомая ему фигура. Но не та, что он искал.

Где же он ее раньше встречал? В этой жизни или в прошлой?

Парень растерялся. Возможно, за столько лет он и забыл, как точно выглядит его директриса, но всё же эта высокая, исхудалая женщина не была похожа на ту полноватую, низкую, с мягким лицом и гнездом на голове Пелагею Григорьевну, какой он ее запомнил.

Он неловко замер у порога в оранжерею, поняв внезапно, что ворвался в кабинет самым наглым образом.

Ему стало не по себе, когда он увидел незнакомого ему человека, ведь ожидал, рассчитывая на Пелагею Григорьевну, теплый прием. Но все шло не по плану. Кто же иной мог находиться в кабинете директора в его отсутствие?

Вспоминая, какие изменения претерпел этот «новый» мир, Демьян испуганно признал, что этой женщиной и может быть его директриса.

Но, быть может, Пелагея и не была здесь никогда директрисой? Так же как и девушка, встреченная им в больнице, занималась лечением больных, хотя в прошлой его жизни была лишь помощницей медсестер. Как и Юзеф, который теперь не знаменитый Лавочник, а местный сумасшедший. Все изменилось. Что же так сильно изменило их жизнь?

— Добрый день. Позвольте узнать, кто вы? — женщина оторвалась от созерцания цветов и резко обернулась к Демьяну, с которого успел сойти уже третий пот. Она была молодой, лет тридцати, такую можно было бы спутать и со студенткой. Ее лицо будто соответствовало строгому стилю ее костюма. А очки с тонкой оправой только подчеркивали зоркий, внимательный взгляд.

— А где же директор? — исступленно спросил он. Почему же ее лицо кажется таким знакомым?

— Я директор. Таисия Ефимовна, — неожиданно просто ответила молодая женщина. — Ах да! Вы, верно, в таком замешательстве, потому что табличку перед дверью пока не успели сменить. Я совсем недавно в новой должности.

Ее звонкий, звучный голос вновь разбудил его воспоминания. Демьян закашлялся, чтобы сдержать неожиданно подступивший приступ смеха. Как же неумолимо повернулась судьба! Девушка, которую все ласково называли Тая, теперь стоит за директорским столом, и он должен уважительно обращаться к ней на «Вы»!

— Простите. А Пелагея Григорьевна? — Демьян понимал, что ведет себя очень грубо, но должен был задать этот вопрос, чтобы оправдать свое поведение.

Ему казалось, что окружавшее его прошлое рушится на глазах. А было ли оно, прошлое? Действительно ли существовали все эти люди, и Юзеф, и Пелагея Григорьевна, каких он знал? Он сам? Если он сейчас уйдет, вспомнит ли о нем хоть кто-нибудь, узнает ли когда-нибудь?

— Ушла на покой с нервным расстройством. Она всегда была очень чувствительной, слабой женщиной, а смерть мужа так вообще из колеи выбила. А как несчастье с ее детками случилось, то и вовсе от переживаний слегла, себя постоянно корила. Это и неудивительно! Такие бойкие, талантливые ребята, и тут такое! — сокрушалась Таисия Ефимовна. Она будто уже относилась к Демьяну как к другу и просто вела разговор.

И опять загадки. Загадки… Полон лес. Похоже, информацию о произошедшем ему придется из каждого силком вытаскивать.

— Скажите, пожалуйста, а что же случилось? — наивно перебил Демьян. Ну, правда, что же? Он ничего не знал. Исправил ли он свою ошибку? Изменил ли прошлое Инессы?

Он лишь вспомнил, как медсестра упомянула какого-то мальчика, сорвавшегося с обрыва. Это не Инесс. Значит, она не упала, она жива, она здорова, она сможет его увидеть!

— О-о-о. Вы, похоже, не отсюда. Хотя и местные-то многого не знают об этой трагедии, так странно… Но я знаю. Вот что было — детей из интерната отправили на прогулку, а те сбежали играть в лес, пока воспитательница отвлеклась. За лесом егерь Фестер держал псарню. Злой был, жестокий, постоянно выпивал и лупил своих собак. У них еще в этот период какая-то зараза завелась, все сразу как с ума посходили, вот и сорвались с цепи, накинулись на него, растерзали. А потом от крови вообще обезумели… А тут наши ребята… Если бы охотники прибыли раньше, ничего бы не случилось! Если бы не отправили детей, если бы, если бы… Хоть Миан с Ситой и задержали самых борзых… но какой ценой… — она глубоко задумалась.

«Не-а. Они задержались, потому что я там валялся. Ну, или меня упорно валяли…», — мрачно возразил ей в мыслях Демьян.

 — Почему же они не дали этому огласку? Не нашли виновных, не помогли тем кто ранен?! Они закрыли на все глаза. Почему?! Почему они обвинили детей?! Это так бесчеловечно…

Больше она не могла говорить. Тая была эмоциональным человеком и никогда не могла сидеть без дела и ничего не предпринимать. Особенно если это касалось жизней других людей. Но тут ее инициативу и ярость душили и связывали ей руки. Ее положением, репутацией, ее детьми — сиротами. Хорошо зная девушку, Демьян понимал, что ей сейчас тоже трудно. Однако он чувствовал себя не в своей тарелке и понимал, что от этого тяжелого разговора необходимо отходить. И решил наконец-таки проявить вежливость и представиться. «То, что Тая здесь новенькая, и то, что пока она хорошо не знает детей — это мне на руку. Ничего не заподозрит», — подумал он.

— Меня зовут Демьян. Раньше я жил в вашем интернате. Здравствуйте.

«Жил раньше» — значит с детства и до совершеннолетия. А теперь ему нужно было искать работу. Но к Юзефу он уже не мог пойти. А мог ли остаться здесь, не странно ли это будет? Вдруг тот мальчишка, что сорвался с обрыва, и есть Миан? Жив ли он? И может ли сейчас находиться в этом интернате?

Несколько секунд Таисия заинтересованно разглядывала Демьяна. Потом отвела взгляд и прошла к своему столу, собираясь сесть.

— Ах, вот как. Вы, наверное, повидать прежнюю директрису пришли? Мне очень жаль, что я ничем вам не могу помочь…

— Почему же не можете, Таисия Ефимовна? — усмехнулся Демьян, тоже рухнув на стул напротив директорского кресла. Уже схватившись за спасительную соломинку, он не собирался ее отпускать. И потому продолжал, откинувшись на спинку. — Все в ваших руках. Устройте меня на работу здесь, пожалуйста.

Тая, уставившись на парня, так и застыла в том полусогнутом положении, как хотела сесть.

Как и всякий новичок в деле, она понимала, что ко всему нужно подходить со всей ответственностью, к тому же она раньше никогда не осуществляла сделок, не подписывала договоров, не рассматривала заявок, не проводила комиссий. Эта внезапная просьба вкупе со странным парнем, одетым чуть ли не в лохмотья и весьма резко изъясняющегося, потрясла ее. Даже напугала.