Онлайн чтение книги Ягненок The lamb
Глава двенадцатая. Когда уже нельзя лгать

     Со следующего дня в особняке начиналась подготовка к юбилею Инессы — ей исполнялось девятнадцать лет. Несмотря на то, что годом совершеннолетия считался 18 год жизни, для приютских детей это было не так. Девятнадцать лет ценились среди детей именно потому, что это был возраст, в котором человек «отрывается» от приюта и только-только учится жить самостоятельно. И именно с обретением независимости и места в жизни и поздравляли выпускника интерната через этот год. Эти традиции Инесса перенесла из старого дома в свой особняк, верная привычкам.

     Миану столько же исполнится только в следующем году. Несмотря на свою взрослую рациональность и смекалку, Демьян был на год младше Инессы.

     Ефим поднял на ноги весь особняк, привлек к делу всех поваров и даже садовника, сновал, одергивая свои перчатки и постоянно поправляя маленькие очечки, раздавал команды.

     На кухне царили Содом и Гоморра — составлялось меню для гостей, высчитывались расходы, в город за покупками отправлялись посыльные, гостям рассылались приглашения. Влезший было по какому-то вопросу в это пекло, Демьян чуть не был с ногами загнан на кухонную тумбу, названный самыми лестными выражениями и именами нарицательными.

     Пеной покрывались совершенно все поверхности, по мокрому паркету все передвигались осторожно или только держась за перила, а Миан и вовсе не мог сдвинуться — шины проскальзывали, и его коляска буксовала, что дико раздражало его, привыкшего к самостоятельности. Но добрая половина работников при этом, пожимая от бессилия плечами, просто стояла и пыталась удержаться от смеха. Впрочем, такие дружеские шутки не возбранялись, но Миану все же пришлось благоразумно удалиться в свою комнату до окончания уборки.

     Затеяна так же была кардинальная перестановка — как мебели, так и доисторической живности — бедных пауков безжалостно сгоняли с насиженных мест с пожеланиями отправляться туда, куда особо старательные хотели отправить и Демьяна.

     Во всей этой свистопляске то тут, то там мелькали запыленные, все в паутине кудри Инесс — ей было интересно совершенно все, но, ориентируясь только на запах или слух, точной информации не получишь, поэтому она впутывалась в творящийся хаос, лезла пальцами в кастрюли, в ведра, в пену, в тесто, приставая к помощникам, прыгала на передвигаемую мебель и носилась с глажеными скатертями, скользя по мокрому кафелю, но все ей сходило с рук как имениннице, милому светящемуся созданию.

     А перед домом стояли клубы пыли от подметенных дорожек, деревянные двери сверкали, начищенные Вандой, осунувшейся теперь еще больше. Но весь дом был охвачен редким оживлением, у всех появилось желание хоть раз в год, но поднять эту виллу на ноги. Засучив рукава, все добросовестные жители особняка с огнем в глазах, способным поднять на революцию, выбивали пыль из ковров и моль из портьер.

     Но не весь день же работать! Поэтому как скоро часы уборки подходили к концу — для всех трудящихся устраивался большой обед. Еще несколько таких дней — и особняк станет словно возвратившимся в годы своей молодости — таким же сверкающим и величественным.

      Демьяна погнали сообщить Миану, отсиживающемуся в комнате, чтобы тот спускался к скорому ужину. Сбежав от всей этой суеты, парень смог, наконец, выдохнуть. Он не спеша, лениво отмахиваясь от пыли, направился к комнате Миана, как услышал из-за его двери звон разбившегося стекла.

      Рванув ручку, он на ходу подумал: «Что-то зачастили они в последнее время с посудой… жалко же…».

     То, что он увидел, заставило его тут же собраться.

     Возле стола лежала опрокинутая коляска, рядом, задыхаясь, стонал от боли Миан. На паркете сверкал разбитый графин, в разлитой воде таяли полурастворившиеся таблетки. Миан, болезненно щурясь, испуганно посмотрел на вошедшего и, казалось, съежился еще больше, скрюченные пальцы панически заскребли по полу.

— Таблетки… — сдавленно прохрипел он.

     И Демьян всё понял.

     Внезапно ему стало жалко мальчика. Спустя столько лет тесного общения, он вдруг увидел в нем себя.

     Он резко запахнул дверь, не смотря щелкнул ключом и бросился к Миану. Он усадил легкое тельце в коляску, подняв её одним движением, запустил руку во внутренний карман своей куртки. После того, как он вчера вечером возвратился домой, он вынул из нее лишь письмо, но флакон с лекарством-то остался!

     Демьян сунул Миану пару таблеток и уперся в ручки коляски, грозно нависая над ним.

— Глотай! — властно зарычал он, отчетливо понимая, чем опасно для слабого тела такое состояние.

     Миан с ненавистью глянул на парня.

— Что за дрянь ты мне… — сдавленно зашипел он, сбиваясь на хрип.

— Делай, что я говорю! — гневно выругался Демьян. — Быстрее отпустит.

     Миан упрямился, отказывался, выгибался, теряя сознание. Демьян окончательно вышел из себя, видя, как мальчишка мучается из-за своей твердолобости:

— Я не собираюсь больше тебя поднимать, когда ты будешь биться на полу в припадке! И ты попросту удушишься в своей же комнате — сам же знаешь итог! — взбесился парень.

Он швырнул бутылек ему на колени.

     Эти таблетки оказывали «инотропное и кардиотоническое действие», как говорили ему доктора. Медицина шла широкими шагами, год за годом делая все более значащие открытия, поэтому в этом мире эти таблетки были лекарством будущего, ведь здесь их пустят в продажу, проведя необходимые опыты и исследования, только через несколько месяцев. Тем более в параллельном мире это было одно из самых лучших средств для сердечников, Демьян выписывал его из центра — Миану о таком оставалось бы только мечтать с его-то возможностями.

     Миану, и правда, полегчало через несколько минут. Он сидел, низко опустив голову, восстанавливая дыхание и отирая пот.

— То-то же, брат, а я что говорил? — Демьян удовлетворенно рассматривал Миана. — Эти таблетки не то, что ваши доисторические — выпьешь и еще минут тридцать ждешь, пока обезболивающее подействует…

     Отдышавшись, Миан недоуменно поднял голову, пристально всмотревшись в глаза Демьяна.

— Кто еще знает? — тихо спросил Демьян, игнорируя этот оторопелый взгляд.

— Только Ефим. И больше никто. Ванда тоже не знает, — так же тихо ответил Миан и встрепенулся. — Я никогда не слышал о таком лекарстве… Но откуда у тебя…– наконец выговорил он. И разом из его голоса исчезли те прежние раздражение и напряженность, так привычные в нем Демьяну. — Так ты… Тоже?

     Парень не ответил, смерив Миана долгим, тяжелым взглядом.

— Отдыхай, — прошептал он, опустившись на корточки перед коляской и положив руку мальчику на плечо. — Тебя ждут внизу.

     И тихо вышел, щелкнув ключом.

     Закрыв дверь, он устало прислонился к стене.

     Никуда он больше не хотел идти. Ему казалось, что-то, что сейчас произошло, рано или поздно расставит все точки над «и», что оставалось только сесть на пол и обхватить голову руками.

     Он пытался жить в этом мире, пытался быть лишь учителем, человеком, якобы имевшим и прошлое, и будущее, и мечты. Но правда каждый раз всплывала наружу — он не часть этого мира и всё, что происходит вокруг, будет продолжать казаться ему ненастоящим.

     Все эти годы он жил, ожидая, когда же, наконец, для него оживут эти декорации. Но время шло, а он по-прежнему был чужим.

     Он пересек заброшенный коридор второго этажа и в конце добрёл до заброшенной комнаты, у которой висела панель с колокольчиками.

     Прошел в необитаемый уголок, где никому от него ничего не нужно было.

     Сита все еще с визгом и смехом носилась внизу со скатертями.

     Он прошел к окну и сел на широкий низкий подоконник, который так любила его Инесс и часто перебиралась на него с коляски. Прислонился к холодному стеклу, пытаясь успокоить поднимающийся жар, и вспомнил, как вчера в своей комнате так же, прильнув к стеклу, сидела и Сита — и тоскливо смотрела на него.

     Внезапно ему почудилось, будто из окна на него смотрит отражение Инессы, пустая коляска стоит у подоконника, а сама она сидит рядом с ним. И улыбается ему, прикрыв веки, видя его сквозь них. Демьян вздрогнул, отгоняя наваждение.

     В последнее время ему стало казаться, будто у него начинаются галлюцинации — всё ему казалось, будто он слышит Юзефа, и тот зовет его к себе. То вдруг за углом крепкий мужчина — и ему казалось, что это Голос, отец Ванды. Тот показывал ему на его карман с письмом, переводил палец к сердцу, делая потом будто обрезающее движение рукой у шеи… И казалось еще, что следит за ним покойный Фестер-егерь. Демьян никогда его не видел, но ему казалось, что тот обязательно выглядит как с торчащими клоками волос старик, обязательно со стрелками усов и высоким лбом… Чисто «фашист»…

     Резко мотнув головой так, что закружилась голова, Демьян встал, отгоняя нелепые мысли.

     На голой стене комнаты одиноко висела картина — часть виссонового полотна — единственное, что неизменно сохранилось в этом мире от параллельного. После поминок Юзефа его повесили в комнату Ситы, а теперь на время генеральной уборки перевесили сюда.

     Парень подошел к картине. Он часто, когда было грустно, рассматривал всполохи пламени и думал, думал.

     И теперь, опустив голову, Демьян опять думал о том, что видел. Он совершенно забыл, что Миан — это он сам. Да, судьбы этого мира перемешаны… Но люди с такой болезнью не проживут полную жизнь. Мальчику было почти восемнадцать, столько же, сколько и ему, когда его сердце остановилось. Хоть Голос и утверждал, что у него осталось «ничтожно мало времени на земле», хватит ли этого времени Миану? Сердце и здоровье — не жизнь, их нельзя перековать. И рано или поздно настанет момент, когда Инесс останется одна. Без друзей, без надежды, без будущего…

     Маленькие ладони тихо прижались к его руке.

     Демьян обернулся и увидел свою белокурую Инессу — длинные пряди ухоженных волос, чудно распушенные ресницы, тонкая шея и бледная, синеватая кожа… Рука дрогнула, еще не веря…

     Сита огорченно склонила голову, и видение пропало. Девочка лишь стояла с белоснежными, тянущимися к полу скатертями в руках. Парень озадаченно потупился и вновь уставился во всполохи огня.

— Вы же хотели что-то сказать? Почему отвернулись? — негромко проговорила она, нарушая тишину.

     Демьян молчал. Сита протянула к картине изуродованную руку, провела пальцами по ткани.

— Почему вы не зашли вчера вечером? Я знаю, что в округе больше никто не живет. Так почему же вы не зашли, если пришли именно в этот дом?

     Демьяну стало неуютно, он стал нервно покусывать губы, ведь он не мог пошевелиться, выдернуть руку — ладонь Инессы до сих пор лежала на его плече.

     Она приглушенно вздохнула.

— Мне показалось, что ночью у моего окна были вы, будто я слышала ваш голос… Но мне могло и показаться, — ответила она на молчаливый вопрос, подняв на него глаза.

     Он глядел на нее и понимал, что уже не может лгать, что это бесполезно. Понимал, что нужно ответить, он же ее учитель, наставник, друг… Но все шутки, которые он тщательно подбирал в уме, казались ему сейчас такими глупыми…

     У него не получится ее обмануть.

     «Так похожи… Вы с ней так похожи… Тебе, как и ей, я, похоже, больше не могу лгать… Хотя чего это я. Вы ведь и есть один и тот же человек. Но для меня вы такие разные…» — думал Демьян, удивленно всматриваясь в ее светлое лицо, пустые глаза. Она видела его. Видела душой. Видела больше, чем любой другой человек. Разве смог бы кто-нибудь еще услышать его из комнаты второго этажа, ночью, в глухом саду?

     Она вдруг отвернула голову к стене, будто и впрямь чувствуя его настойчивый взгляд. Задумалась секунду о чем-то, перевела дыхание.

— Почему вы не отвечаете? Я же знаю, что вы слышите меня… и видите, — сбиваясь и особо выделив последнее слово, пробормотала она, опять начав водить рукой по ткани.

     С нижнего этажа донеслись крики кухарок. Работников звали на ужин. Захлопали двери, заскрипели вытаскиваемые из комнат стулья для общего стола.

     А Демьян с Инессой всё так же молча стояли у картины.

— А скажите, — слабо продолжила Инесс.

— Да, — отозвался Демьян.

— У вас есть любимый человек?

     В комнате вновь повисла тишина. Этот вопрос был неожиданным, казалось, для двоих. Но Демьян не сомневался в ответе.

— Да, — тихо сказал он. Ведь он не мог изменить своим чувствам.

     Несс продолжила стоять у стены, устремив в нее вопрошающий взгляд так, будто перед нею стоял человек, что знал ответы на все вопросы.

     Но наконец она, сжав скатерти, смело направилась к двери и обернулась к парню у порога.

— Идемте ужинать! — позвала она, нащупывая дверь. — И не кусайте больше губ — говорят, обкусанные губы трескаются на холоде.

     И выскользнула в темный коридор.

     Демьян, нахмурившись, двинулся за ней. «Они читают все мои движения», — усмехнулся он.

     Спускаясь по лестнице, он выглядывал, как далеко успела убежать Инесс. Тут его потянула за рукав Ванда.

— Я могу тебе кое-что рассказать? — украдкой спросила она.

— Да, конечно, — рассеянно отвечал Демьян, провожая взглядом уходящую тень. — Тогда после ужина?

— Нет, сейчас.

     Она утянула его в тень лестницы.

— Мне начал сниться один и тот же странный сон. Я вспомнила его сегодня. Это из-за него я оказалась вчера у сарая, — жаловалась она. — Мне снилось, что я лежу в темной-темной комнате, а вокруг — кровь! Весь пол в крови… А я не могу двинуться — все мое тело покрыто льдом, его обвивают ледяные змеи… Такое чувство, что это было дежавю!

     «Может, если я отдам ей письмо, это приведет ее в чувство?» — подумалось Демьяну.

     Но больше его сейчас взволновало состояние Миана, который спускался с лестницы. Благодаря особому строению ступеней Инесса и Миан могли делать это самостоятельно — вдоль всей лестницы зигзагом, от одних перил до других, тянулась пологая поверхность, по которой коляска могла съезжать постепенно, а сами ступени шли между пролетами этой гладкой дорожки.

— Я пришла сюда, потому что хотела во всем разобраться. Но я ничего не понимаю… Происходит что-то странное, — всхлипывала тем временем Ванда.

     Миан махнул Демьяну рукой и, проверив, высох ли пол, осторожно двинулся в столовую. Парень слегка кивнул в ответ и тоже двинулся с Вандой к дверям.

— Ты меня слушаешь? Что мне делать? — спросила на ходу девушка. — Мне кажется, я слышу какие-то голоса отовсюду…

— Я тоже, — лишь усмехнулся на это он, вновь подумав: «Может, все-таки отдать?»

«Нет, рано…».

     Они вошли в комнату. Ванда по-прежнему продолжала что-то возмущенно нашептывать ему. Но Демьян уже не слушал — он перехватил недовольный взгляд Инесс, тот самый, который заинтересовал его вчера днем. Девочка лишь прошлась по паре прозрачным взглядом. Потом плохо ела и всё смотрела, повернув голову и уперев руки в подбородок, в окно, как будто и правда видела, что происходит за ним. Ванда продолжала что-то шептать про то, что уже всё решила и будет завтра прощаться, что она боится, опять что-то про правду…

     А Демьян исподтишка наблюдал за Инессой, ловя каждое выражение ее лица. «Интересно…», — опять думал он.

     За ужином небо постепенно окрасилось алым — опустился вечер. Помощники стали собираться домой, многие остались на ночь, заняв свободные комнаты, с тем, чтобы завтра навести последние штрихи и спать, наконец, спокойным сном.

     Миан вызвался сам проводить Демьяна. Теперь казалось, будто между ними установилось доверие, по-мужскому скупое и молчаливое.

— До завтра, — сказал Демьян и добавил, наклонившись к мальчику, — Я поищу в городе что-нибудь подейственнее той гадости, что ты до этого пил. Я-то уж лучше разбираюсь в нашем деле, чем… Эм-м-м… Ванда.

— Ефим. Лекарства покупает он, — поправил Миан. — Ванда боится ходить в город.

     Парень удивленно оглянулся, перешагивая через порог.

— Что?

     Но тяжелая дверь уже захлопнулась за ним.

«Что же это с тобой, Ванда?» — подумал он и отправился домой.

     В жилом крыле интерната его уже нетерпеливо поджидала Тая. В руках держала, по обыкновению, какие-то бумаги. Слегка волнуясь, она шагнула ему навстречу, нахмурив брови.

— Куда ты пропадаешь каждое утро, когда нет работы? Это не опасно? Я все же чувствую за тебя ответственность!

— А… М-м-м… ну… Можете считать это подработкой, — замялся Демьян. Ему казалось, что учитель, работающий на две ставки сразу, одобрения здесь не получит.

     Но Таисию, казалось, волновало не это.

— Подробней, — отрезала она.

— Особняк в степи за городом, там двое детей… — отвечал парень, ничего не понимая.

— Значит, это они. Инесса и Демьян?

— Откуда вы знаете? — недоумевал он.

     Ах, да. Точно. Таисия же дочь Ефима. Она наверняка иногда списывается со стариком или навещает его. Конечно же, он мог рассказать ей и про детей, и про то, что Демьян в последнее время тоже стал незаменимым членом особняка.

— Лучше скажи мне, знаешь ли ты фамилию этих детей.

     Такое предложение удивило Демьяна еще больше, но он честно постарался вспомнить, как же их представляли ему при первом знакомстве. Он нахмурился, напрягая память. В памяти всплыла какая-то ассоциация.

— Ри… Райх… Роч… — мучался он.

— Ричи, — коротко бросила она.

     Демьян поднял к ней лицо.

— Но зачем спрашивали, если вы и так знали это?

— Чтобы ты имел в виду, — грубо оборвала Тая. — Но слушай — в документах числится, что у Инессы скоро день рождения. В особняке готовятся к этому событию?

-Да, — с подозрением отвечал парень.

— Приглашается множество гостей? — твердо расспрашивала Таисия Ефимовна.

     Для Демьяна зазвенел тревожный звоночек. Безусловно, он доверял Тае больше, чем кому-либо другому в этом мире. Их сблизила работа и то, что они уже будто бы притерлись друг к другу. Видя ее, Демьян понимал, что его воспоминания целы, что он существовал и у него есть прошлое, а приют вновь становился уютным домом. Но, несмотря на это, Таисия вела себя слишком подозрительно.

— Но почему я должен рассказывать вам это? — мягко решил возразить Демьян. Таисия сжала губы, дернув головой. Мягко не получилось. Что ж, он пытался…

     Таисия Ефимовна, поняв, что оступилась в своих переговорах, решила начать издалека.

— В интересное же время ты к нам устроился работать, Демьян… Я все пытаюсь не видеть в этом связь с тем, что скоро, кажется, произойдет… Некой закономерности, что-ли… Всё мне теперь кажется странным…

     Демьян напрягся. Закономерности в том, что он появился в этом мире, с тем, что здесь происходит, кроме него видеть никто не мог… Так же как и знать, кто он такой.

— Что. Должно. Произойти? — чеканя слова, повторил он. Все его мысли вдруг возвратились к письму Голоса, что лежало наверху в ящике его стола. Письмо из прошлого мира, которое сообщало о смерти.

     Тревога внутри стала расти.

Что-то должно произойти. Это даже не предчувствие.

Что-то серьезное произойдет.

     Его разум оплели сети. Внезапный страх обжег сердце — он внезапно понял, что боится что-то потерять. Или кого-то.

     «Инесс? Ванда? Миан? Что-то случится? Почему ты так тревожно смотришь на меня, Тая? Что ты знаешь?», — лихорадочно думал он.

     Похоже, все эти мысли отразились в его глазах. Тая поняла, что с парнем что-то не так, ободряюще сжала его руку.

— Ну, ну, мой мальчик, я же только спросила… — успокаивала она.

— И что вы хотите? — сухо спросил Демьян.

     Снова тишина.

     Да, разговаривать с этим парнем, когда его глаза высекают такие искры, чертовски сложно… Он становится груб и неотесан в выражениях…

     Хотя откуда ей это знать, если никогда раньше у них не было причин для подобных споров? Словно дежавю…

     Но вряд ли они бы нашли друг с другом общий язык, если бы оба не были такими прямолинейными.

     И Тая наконец прервала окружающее безмолвие.

— Я иду на праздник вместе с тобой, — твердо проговорила она, не отрываясь от его глаз.

— Зачем вам это нужно? — исподлобья спросил парень.

— Знаешь же, Миан с Ситой из этого приюта…

— Вам это ничего не дает, — резко прервал Демьян. — Что. Вам. Нужно?

     Особняк собирает огромное количество гостей — хотя откуда, казалось бы, им взяться. И нет ничего подозрительного, что новоиспеченная директриса их старого дома тоже хочет посетить торжество. Однако все, что касалось Инессы, тщательно проверялось Демьяном — ведь этой беззащитной девочке могло навредить что угодно и кто угодно.

     Тая разозлилась — сколько лет не пройдет, а человек не меняется — по-прежнему ее легко было вывести на чувства.

— Я и не знала, что ты такой любопытный, — сказала она, еле сдерживаясь, и медленно выдыхая. — Тогда позволь я всё тебе объясню. Только знай — ты сам на это согласился и будешь молчать! Понял? В кабинет! — велела она.

     Её кабинет был превращен в хаос. В последнее время что-то активно занимало ее мысли. Явно не уборка. Что-то посерьезнее. Намного.

     С треском распахнув дверцы шкафа, она швырнула несколько папок с документами на стол. Её ценность, так бережно охраняемое сокровище. И чем же этот паренек, всегда погруженный в себя, заслужил такую информацию?

— Давай же, читай! — победоносно заявила она. Голос ее звонко надломился от возбуждения.

— Смотри же, какое паскудство здесь творится! — продолжала она. — Я знала это! Я все это видела!