Онлайн чтение книги Ягненок The lamb
Глава шестнадцатая. Береги.

— Подъем, ленивый учитель! Проснись и пой для своих учеников! — Таисия Ефимовна расшторила окно. Беспокоясь, как бы он не проспал, она снова вторглась в его комнату. На то она и директриса.

     Демьян, привычный к радикальным методам Таи еще с прошлой жизни, лишь поморщился. Даже интернатские дети ничему ее не научили — как не умела шутить, так и не умеет…

— Вчера прощался, будто последний день доживал. Пить-то в меру нужно, дорогой! — издевалась она. — Силенок не хватило даже до кровати доползти?

     Демьян поднял трещащую голову. «Вечно у всех одно на уме… Человек, может, действительно помирать собрался…», — бурчал он про себя.

     Он огляделся. До кровати вчера он, и правда, так и не дошел — заснул, обнявшись с тумбочкой…

— Сегодня важный день! Я планирую найти ответы на многие свои вопросы на этом празднике, — прощебетала Тая, вылетая из комнаты. И добавила, прошипев, — Готовься!

     И кинулась на собрание преподавателей накидать учебный план на день. Плотоядная гарпия… Несчастным учителям остается только посочувствовать, когда Тая засучивает рукава и берется за дело.

    Демьян медленно поднялся, отлипнув от теплой и успевшей за ночь стать родной тумбочки, ощупал свое тело.

    «Жив…» — констатировал он.

 ***

     Выйдя из интерната, они поймали попутную бричку и двинулись к особняку.

     Тая не спрашивала Демьяна о прошлой ночи. Она будто подсознанием чувствовала, что парень — надежный, и то, что он делает, тоже не зря.

    А Демьян пусто смотрел на бегущую дорогу, понимая, что он не хочет сейчас быть там, куда так рвется Тая, куда несется его обреченное время… Будто он уже одной ногой находился в могиле — стало вдруг безразлично то, что происходит в городе, все эти Канинги, письма, призраки… Кому они нужны — пусть те с ними и возятся.

    Стоило только ему прийти сегодня в себя, как он почувствовал разъедающую тоску и скуку.

 ***

     Особняк будто раздулся от гостей вдвое. Большинство, правда, составляли сами помощники и работники.

     Демьян никак не мог отыскать в шуме гостей Инесс. Миан, как и сам парень, не любил таких сборищ, поэтому предпочел отсиживаться со своей коляской в комнате или наблюдать за торжеством с площадки второго этажа.

     Зато среди людей мелькнуло лицо Пелагеи. Тут его цепко схватила Таисия и поволокла к предыдущей директрисе, приговаривая:

— Ты же к ней так рвался, да? Вот и увидитесь! Узнать бы мне, что она сама знает о хозяевах этого особняка и о том, в чьих лапах находятся Инесса с Мианом…

    Внезапно уставший от всего Демьян послушно потащился за ней. «Хоть и не при столь радостных обстоятельствах, но мы уже знакомы…», — поднял он глаза к потолку.

    На площадке верхнего этажа он и увидел Миана. Его взгляд так же небрежно скользил поверх чужих голов, а в образе лишь костюм сменился на более парадный. А за мальчиком, обхватив его плечи тонкими руками, виднелась Инесс с аккуратно уложенными в высокий хвост волосами.

— Пелагея Григорьевна! — позвала Таисия.

     Бывшая директриса кого-то настороженно высматривала в дальних углах залы и не обратила внимания на оклик.

     Но тактичность не была достоинством характера Таисии. Протиснувшись сквозь какую-то группку, она кинулась к Пелагее на шею. В том смысле, в котором возможно было так сделать, ибо разница в росте между ними слишком велика — Пелагея была ростом с малышку Инесс.

— За кем вы следите? — шутливо спросила Тая.

— Увидела одного неприятного человека, что совсем не ожидала бы видеть здесь… — скрывая волнение, ответила Пелагея. Тут она, похоже, поймала взгляд этого человека и резко отвернулась. Незнакомец с бокалом вина в руке лишь презрительно нахмурился.

— Это не важно, дорогая… — наконец откликнулась она. — Я смотрю, ты привела с собой моего бывшего подопечного?

     Пелагея Григорьевна приблизила свое близорукое лицо к Демьяну, подозрительно нахмурив брови. Сейчас, когда она способна была трезво мыслить и уже отошла от потрясшего ее несколько лет назад горя, в ее глазах отразилось множество вопросов, что она хотела бы ему задать. И он знал, что не сможет ответить…

Сходство — абсолютное. Совпадение — нереальное.

— А ты, случаем, не приходишься родственником… — начала медленно выносить свой приговор Пелагея.

     Но её внезапно перебил неожиданно зычный голос Ефима. Тот представлял нового гостя.

— Дамы и господа, позвольте представить нашего редкого гостя — хозяина этого особняка и отца нашей любимой именинницы — Джереона Ричи!

     Люди восторженно загудели. А у Пелагеи бессильно опустились руки. Она застыла, неподвижно всматриваясь в человека, что и до этого вызвал у нее неосознанный страх.

     Дааа… Она-то знала этого человека. Но знала не так, как хотелось бы. Не отцом ее девочки, нет! И не хозяином единственного убежища для этой малышки, о нет!

     Тот вновь перевел на нее свой грозный взгляд. Безразлично скользнул по лицу. И вновь забыл, как о пустом месте.

     Толпа расступилась, уступая путь имениннице в красном, ярком платье. Бархатный пояс, слишком глубокое для такой молодой девушки декольте, расшитая черная сетка, прикрывающая плечи, и черные кружева, чуть накрывающие колени. Она медленно и уверенно прошла навстречу через сделанный для нее коридор из людей — будто и нет сковывающей ее тьмы, и во всеобщем молчании торжественно и сдержанно поклонилась Отцу.

     Таисия и Демьян как были вцепившимися друг в друга, так и уставились, как один, на Джереона. Кто бы поглядел со стороны — так это были орлиные взгляды хищников, защищающих своих птенцов. Слишком неожиданным оказалось появление в их стане нового, еще не опознанного врага.

     Но все молчали.

     Ефим сосредоточенно оглядывал Инесс, переводя неодобрительный взгляд на Демьяна. Кто знает, о чем он тогда думал, вспоминая вчерашний вечер и её вчерашние слезы?

     Он лишь однажды расплывчато намекнул Демьяну о хозяине (не любил ничего рассказывать о нем по неизвестной тогда еще причине). Тот приезжал на день рождения Инессы только пару раз. Однако девочка всегда встречала его так тепло и приветливо, что сразу оттаивали и остальные жители особняка. В белоснежно-милом платьице она бросалась ему на шею и обнимала его, жала его руки и водила пальцами по ногтям и морщинам. Она и правда рада была видеть его и одаривала всяческими ласками, будто новорожденный котенок.

     Сегодня всё изменилось. Инесс впервые поссорилась с Вандой, помогавшей ей одеваться и выбирать наряды — она отказалась надевать свое любимое белое платье, которое специально берегла от праздника к празднику. Для тех, кто хорошо знал эту робкую девочку, ее наряд мог показаться слишком вызывающим. А ее поведение — слишком подозрительным. Она не бросилась к своему отцу, она не обняла его и не стала гладить его голову и ладони…

     Инесс выпрямилась.

     Однако на ее лице засияла прежняя улыбка, на которую была способна только она — искренняя и открытая. И каждый раз необратимо подкупающая. И она это знала. Все успокоились ее внезапной перемене — девочка повзрослела, она тоже часть этого общества и тоже будет меняться, ведь она по-прежнему растет. И только у Демьяна вдруг сжалось сердце от неожиданного, еще не ясного подозрения.

     Джереон, впрочем, не обратил никакого внимания на посторонний интерес и, не заметив подмены Инессы, сухо кивнул ей в ответ — к чему было большее? Она все равно его не видит.

      Гости оживились и засновали по залу. Звонко рассмеявшись, принимая ласки гостей, скрылась с глаз Инесс. Ефим, как и подобало настоящему дворецкому, слился с интерьером; исчез, вероятно, отдавая текущие поручения.

     Пелагея по-прежнему неподвижно стояла, не чувствуя уже в себе сил. Слезы застилали ей глаза. Хотя, быть может, это были не слезы, а жестокая правда?

Больше не было сил улыбаться и хранить спокойствие, однако вечер она должна была вытерпеть до конца, потому что имела одно очень важное поручение от покойного мужа.

     А Ванда… Ванда в этот день была особенно занята. Она решила остаться в особняке, как в безопасном убежище, и продолжать заботиться об Инесс и шить ей новые платья. Обе девушки очень любили ткани и различные полотна и хорошо разбирались в старых и дорогих материалах — в этом вопросе их вкусы идеально сошлись.

     Сегодня девушка помогала с обслуживанием гостей и постоянно сновала из кухни в зал и обратно. У нее буквально не хватало ни на что рук — задания сыпались на нее отовсюду вместе с их трясущимися хозяевами.

— Ванда! — и девушка вновь кидается прибираться.

    Но гостей слишком много.

— Вандааа!

     Блюда плывут шведским столом. И вновь беспомощные крики:

— Вааандааа!

     «А?!» — Тая стремительно вскидывает голову.

     Ей же не показалось? Она только что слышала то, что никак не могла услышать здесь? Или бессонные ночи наконец играют с ней злую шутку?

     Она медленно поворачивается на зов. И встречается глазами с той, имени которой нет ни в одном документе этого города…

 ***

     Демьян же, как и Миан, не выносил шумных толп и праздников, поэтому рад был скрыться от этой суеты в коридорах второго этажа, где слышался лишь их отдаленный гул.

     Первым его желанием было спрятаться от всего мира в комнате своей Инессы. Однако сердце вдруг сжала непонятная грусть, что в последнее время посещала его все чаще. Это было чувство, так похожее на скуку. На муку одиночества.

— Как будто тоска навалилась, — понял Демьян, неосознанно свернув к комнате Миана. И что же ему делать в комнате парня, который никогда не поймет его чувств?

     Открыв дверь, он без стука завалился внутрь и обрушился на кровать. Читавший у окна Миан проводил его до кровати спокойным взглядом поверх книги. Какое-то очередное пособие по начальной психологии. И где он только их достает…

— Чего пришел? — без особого гостеприимства спросил он. Ожидаемо, ведь воспитывать его было некому.

— Потосковать, — проворчал Демьян, уткнувшись в ворох одеял.

— А я тебе зачем для этого? — огрызнулся младший.

     Демьян вскочил, поудобней устраиваясь на кровати, и тяжело уставился на мальчишку. Молчание. Тот, так и не получив от него ответа, опять уткнулся в книгу, решив, видимо, для себя, что их учитель окончательно спятил.

     Похоже, именно такая поддержка ему и нужна была — Демьян не требовал, чтобы все его вдруг поняли и приняли. Он просто нуждался в таком вот молчаливом сочувствии.

     Наконец он нарушил тишину:

— Когда-нибудь всё это закончится…

      Миан вздернул брови и перевел на парня малахитовые глаза.

— С чего это ты начал беспокоиться о будущем? Стареешь? — буркнул он.

     Демьян опять обвел его оценивающим взглядом. Этому мальчишке можно доверять, как самому себе. Смешно сказано. И так двусмысленно.

— Послушай, — решился он. — Я хочу взять с тебя небольшое обещание.

     Ехидное лицо Миана вмиг стало серьезным. Что-что, а чувствовать атмосферу они умели.

— Рано или поздно я уйду… — продолжил Демьян.

— Навсегда? — перебил его Миан.

— Навсегда, — вздохнул парень. — После этого — обещай — в вашем доме появится еще один человек — твой личный доктор, а не приезжий, который будет следить за твоим состоянием, режимом и лекарствами, будет носиться за тобой по пятам, как за тухлым яйцом (на такие слова Миан состроил скептическую рожицу). Иначе может случиться что-то непоправимое… В общем, это самое важное…

     Миан фыркнул. С чего бы этот угрюмый парень начал волноваться о нем?

— И на что мне еще одна нянька? О своем сердце я и сам позаботиться смогу!

     Демьян вспомнил день своей смерти. Они с Инессой выехали на луг рядом с особняком. В этот день у врача был выходной, а Демьян оставил лекарства в комнате девушки. Он лежал рядом с ней на траве и сочинял свои небылицы про местность рядом с особняком — про какое-то озеро, про кусты роз, про сверкающие в несуществующем гроте камни… А она верила и улыбалась. Ну и пусть, главное — ей было весело…

     …Но…

     Если бы он взял лекарство, если бы в этот день остался дома, если бы они не пошли на луг, если бы… Всё было бы по другому?

     Демьян встал с кровати, став вдвое выше мальчишки в инвалидной коляске. Приблизился.

— Не сможешь, — твердо ответил он. В его голосе звучала сталь.

     Миан насторожился, уловив решимость в его взгляде, и коротко кивнул, соглашаясь.

     Демьян двинулся к двери. Увы, но в этом доме сочтены не только его часы, но и еще одного человека. Кто знает, чем поможет ему постоянный контроль доктора… Однако Демьян понимал, что должен сделать все, чтобы уберечь этих детей. Если Миан умрет — Сита останется одна в стане врагов. Для Миана это было бы слишком простым решением всех проблем…

— И еще кое-что! — парень вдруг обернулся у порога, усмехнувшись. — Кое-какая мелочь…

     Вымученно вздохнув, Миан завел глаза под лоб.

— Что еще тебе от меня нужно? — недовольно протянул он.

— Береги Инесс, — тихо проговорил Демьян, вдруг помрачнев, — до конца, — сказал тихо, но так твердо, что тот услышал бы его даже в конце коридора. Впервые он был так серьезен.

     И вышел.

     «Всё с вами понятно», — удрученно вздохнул Миан, болезненным взглядом обводя свою комнату. Свою пожизненную камеру заключения.

 ***

     Теперь его вновь притягивало к себе лишь одно место. Он пересек коридор и неслышно скользнул за дверь необитаемой комнаты. Холодно, и серые, одинокие стены — вполне подходящая обстановка для его душевного состояния.

     По просьбе Инесс виссоновую картину перевесили в главный холл. Хоть Инесса и не могла видеть, что нарисовано на части полотна, ей говорили, что картина красива. И Инесс захотела, чтобы ее видели все. Таким образом, без нее здесь теперь стало еще пустынней.

     Демьян медленно подошел к окну. За стеклом остывало лето — днем было жарко, а ночью становилось холодно до инея.

     Вдруг за его спиной медленно затворилась дверь. Уставший от ночных кошмаров, Демьян нервно обернулся.

     Позади стояла Инесс, прислонившись к стене и перекрыв отрезанный путь к отступлению рукой. Она была тут с самого начала, ожидая за закрытой дверью.

— Я знала, что ты сюда придешь, — она отстранилась от стены и двинулась ему навстречу, шурша кровавым, вызывающим платьем. Её чистым, ангельским кудрям и фарфоровому лицу так не шел этот наряд!

— Ты ведь и раньше часто сюда приходил, да? — Инесса вдруг уверенно перешла на «ты».

     Демьян вновь оглядел ее платье. Прозрачные кружева ничуть не удлиняют это коротенькое, по коленки, платьице; И даже сумрак комнаты не скрывает белизну ее алебастровой кожи…

     Узкий пояс лишь подчеркивает ее талию; Она впервые надела платье, в котором выглядит как взрослая девушка…

     Такие хрупкие, с красными родинками, словно от тончайших уколов иглы, голые плечи накрыты лишь тенью — черная сетка никак не компенсирует этот незаконный вырез; а непослушные кудри собраны в высокий хвост, обнажая шею сзади, и из прически выбиваются две прядки, спадающие на маленькие, острые ключицы…

     Демьян обреченно отвел взгляд, накрыв глаза ладонью. Вновь молча отвернулся к окну.

     Девушка удовлетворенно усмехнулась и шагнула к нему.

Шаг.

     Тишина.

Еще шаг.

     Лишь дыхание.

Еще шаг.

     Она прямо за его спиной.

— Ты говорил, что у тебя есть человек, которого ты любишь, — начала она скорее утвердительно, чем спрашивая. — Он… жив?

     Демьян отрицательно качает головой.

     И опять молчание…

     Инесс, застыв, направляет стеклянный взгляд в одну точку, будто реально что-то рассматривая, пытаясь осознать то, что произошло вчера вечером.

     Еще полшага.

     Склонив голову, прижимается лбом к его спине.

— Она… — сбиваясь с шепота на хрип, продолжает Инесса, — жила в этой комнате, да?

     Демьян тяжело выдыхает.

— Я же попросил Ефима никого не выпускать…

— А я всё равно вышла.

     Парень опять смолк. Разве он может с ней спорить? Нужно просто сменить тему, как и всегда…

— Тогда было холодно. Ты не заболеешь после…

— А Я ПОХОЖА НА НЕЁ?! — перебивает его Инесс, отстранившись от его спины и беспомощно схватившись за полы пиджака.

     Демьян замер.

     Внезапно реальность стала выходить из-под контроля. Поведение этого ребенка срывало все его планы. Он уже не знал, как себя с ней вести и что ей отвечать.

     Он медленно поворачивается к ней, разжав вцепившиеся в его одежду пальчики. <tab>Склоняется к Инесс так, что его лицо оказывается с ней на одном уровне. Обдумывает все варианты ответов. Что же ему сказать ей, чтобы не ранить? Чтобы не дать надежды?

     Его дыхание обжигало щеки.

— Нет. Нисколько не похожа, — тихо ответил он, пытаясь сдержать слезы и дрожь в голосе.

     И он был прав. Эти девушки были совершенно разными. Если Сита — еще такой ребенок, не знающий жизни, была смелой и яркой, то Инесса, навеки привязанная к инвалидной коляске, рано повзрослела и закрылась от окружающего мира. И их нельзя сравнивать. Нельзя найти выход, нельзя найти компромисс.

     Но прозрачные глаза, распахивающие его душу, будто всё те же… и смотрели на него будто всё так же…

     По коридору знакомо зашуршали шины. Будто Инесс возвращалась в свою комнату. Вот она открывает дверь…

     Вздрогнув, Демьян резко выпрямляется, с робкой надеждой глядя на дверь. На пороге показывается взволнованный Миан.

     Демьян разочарованно выдыхает. А чего же он ждал?

     Сита, внезапно все поняв, грустно усмехается и украдкой утирает выступившие слезы.

     Миан спешит. Его руки дрожат, а лицо все в поту.

— Демьян! — бросает он. — Там… От Юзефа!

     У парня что-то обрывается глубоко внутри. Рядом с ним стоит девушка, которую он не может даже обнять; и впервые за эти годы настолько взволнованный голос Миана… сообщает ему о человеке, боль от смерти которого не утихла до сих пор!

     Все чувства смешиваются в единую массу, переворачивая его сознание.

Как в лихорадке, Демьян ошалело срывается с места и бросается к выходу.

— Идем! — он зовет Ситу мимолетным касанием ее плеча и вылетает из комнаты. Сердце вновь гонит его вперед, будто качает не кровь, а чувства. И чем эмоции сильнее, тем сильнее оно рвется из груди.

     Инесс медленно подходит к коляске Миана, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

— Что? — грубо спрашивает она.

— Ничего, — осклабившись, отвечает он и смотрит вслед убежавшему парню. — Хотел вот тут тебе удачи пожелать… Но, похоже, — он снова переводит взгляд на болезненно скривившееся лицо Инессы, — уже поздно, да?

— А-ах! — она заглушает его слова жалобным стоном.