Онлайн чтение книги Ягненок The lamb
Глава четвертая. Мы знакомы?

    Заросшая дорога. Единственная тропинка, которая ведет мимо одинокого во всей степи особняка… Кругом один ковыль, далеко на горизонте золотыми волнами изливается пшеница. Ни леса, ни деревца не растет, будто кругом травяная пустыня.

    Как здесь свободно! Но как одиноко. Даже дому, наверное, тоскливо стоять здесь целыми десятилетиями.

    Миан злился.

«Из-за этого спятившего старикашки мне пришлось потратить на чертовы поиски весь день, а теперь я должен терпеть это?!» — Миану приходилось продираться через травы с завернутым тюком ткани, — «он, видите ли, боится путешествовать в одиночку! И он называет себя успешным человеком?! Ах! Ах! Думаешь, я поверю твоему“Понимаешь, дороги заброшены и в ужасном состоянии, а значит, поездка займет немалое время и лишит меня прибыли в начинающийся сезон продаж»? Ни слову не верю! Старая гиена… Сколько же тогда небылиц ты стравил своим покупателям? Ох, черт, репейник…»

    Он хорошо помнил, что сегодня у Ситы день рождения, помнил, как водили хороводы в сиротском доме. Детей много, у некоторых праздник был в тот же день. Именинникам давали сладкое, уступали место в столовой, им можно было не убираться вместе со всеми и на учебе в интернате не выходить к доске. Сладостями Сита всегда делилась с Мианом, и они всё равно убирались вместе.

И где же его носит в этот день? Он шатается по совершенно однообразным холмам, путаясь в зарослях, и пытается хотя бы не заблудиться в них!

«Опять зацепился… Да гореть в аду этим колючкам!»

    Наконец он стоял перед этим домом, напротив забора из витого железа, обросшего плющом и лозами, отмахиваясь от бурьяна. Можно ли ему войти? Он беспомощно цеплялся за свой тюк.

    Тогда строение казалось ему величавым дворцом, от страха перед роскошью сводило живот.

    Лавочник попросил его отнести гостинец своему очень дальнему другу, жившему в полях между деревнями.

«Так и быть, я разрешаю тебе немного задержаться там и передохнуть от долгой дороги. Старик он гостеприимный, всем поможет, хоть и постоянно в разъездах из-за своей работы», — так Юзеф и сказал, пряча глаза, а потом, сунув в руки гостинец, выдворил его из дома, буркнув: «У него есть маленькая дочка, я надеюсь, ты составишь ей компанию вместо меня, ведь я так давно уже с ней не играл…»

    Дверь открывают дворецкий и худая рослая девушка. Они выжидающе смотрят на него, будто с опасением.

— Добрый день. Позвольте узнать, кто вы?

    Так болит сердце, и живот сводит ещё сильнее. Что же делать? Страшно! Быть может, притвориться садовником? Провалиться сквозь землю!

    Демьяну хотелось спрятаться, но ему предстояла важная миссия — не опозорить Юзефа перед его другом и передать ему посылку. Однако в голове сами собой роились планы побега. Например, признаться этой незнакомке в давней тайной любви, сунуть подарок и сбежать… Ведь так адресат все равно его получит…

    «Просто скажи, просто скажи. Они всё поймут. Он сказал сделать так, это ведь просто. Ну же!», — уговаривал себя Миан.

— Я… от… я от… Юзефа… Торгаша, — каждое слово давалось так тяжело, будто весило несколько тонн. А ноги дрожали, будто все эти тонны ложились прямо на него. «Торгаш»? Серьезно? Что он только что сморозил? Это же прозвище! Это вырвалось по привычке. Они не странно смотрят на него? Конечно же, это было глупо! Он не подозрительно выглядит? А что, если совет Юзефа не сработал?

    Недоверчивые лица стражей посветлели, они переглянулись. Сработало…

— Вы, вероятно, к госпоже Инессе? — осенило старика, — так как хозяин временно отсутствует…

    «Ну, раз его ненаглядного друга нет, «в разъездах», так сказать, то давайте и к Инессе, чего уж там… К жене так к жене, или кто она там ему?», — думая так, Миан осторожно кивнул и перешагнул через порог. Ему в любом случае нужно было исполнить поручение.

    Старик одобрительно выдохнул и улыбнулся.

- Таечка, проводи гостя.

    Девушка, услышав это, встрепенулась и понеслась вглубь темного, мрачного коридора с криками: «Госпожа! Госпожа Инесса! Гости! К вам гости!».

    Ее движения были резкими и проворными, она напомнила Демьяну поджарого гепарда. Её голос был странно звонким для этого хмурого, погруженного в бездействие дома, пугал своей звучностью в окружавшей тишине. Кто же знал, что он так привыкнет к этому голосу? И к звукам этого дома?

    Старик почтительно посторонился. Миан в замешательстве переваривал ту реакцию, которую произвело одно лишь его имя: «Эй, Юзеф, да кто же ты такой?»

    Чтобы такого, как Миан, пустили в такую роскошь? У него сейчас нет нимба над головой, нет?

    Дворецкий поклонился и указал рукой по направлению, куда убежала помощница.

— Вы уж простите дочь за такое бурное приветствие. Она у меня расторопная, такая живая, что на целую толпу энергии хватит.

    Миан был не на шутку напуган таким радушным приемом.

«Да нет, что вы, я просто проходил мимо, устал. Решил отдохнуть. Не обращайте на меня внимания!», — так Миан и хотел сказать, ведь его совсем не прельщала перспектива представления некой Инессе. Наверняка какая-нибудь злая старая кикимора, кричащая на работников. Или подменяет мужа, или же его секретарша, или комендантша. И имя жуткое…

    А ему уже открывают последнюю в коридоре дверь, перед которой вместо порога — покатый подъем, а рядом на деревянной дощечке в ряд висят маленькие колокольчики…

«Соберись! Будь мужчиной!», — Миан достойно поприветствует эту «Кощею»… Фантазия рисовала ему всё новые и новые картины. Госпожа Инесса уже представлялась ему ссохшейся старухой, с горбом под потолок… этакой угловатой и костлявой… Ситой?

    Ситой?!

    Демьян зажмурился.

    Комнату заливал закатный свет из огромного окна. Плотные шторы были отодвинуты, тяжелыми складками лежали на полу, окно распахнуто настежь. На полу колыхались ворвавшиеся в комнату листья, солнце светило сквозь листву раскинувшихся за окном деревьев и их тени плясали на стенах, по ковру носились блики. Вся комната как будто шевелилась, плыла и развевалась.

    А посреди этого леса… сидела Сита… Ухоженные пышные волосы аккуратно ниспадали с плеч белоснежными волнами. Её кожа была бледна, синеватые прозрачные кисти безжизненно свисали с ручек кресла. Её глаза, опушенные белесыми ресницами, были прикрыты. В выглаженном, легком белом платьице она была такая тонкая, и… будто бы не от мира сего. Такая маленькая в этой высокой пустой комнате, среди неистовой зелени, яркого света такая слабая, словно призрак.

    И чем большими красками она была окружена, тем больше казалось, что ей здесь не место.

— Кого вы на этот раз сюда притащили? — не двигаясь, грубо отозвалась она. Когда же твой звонкий голос успел стать таким глухим и тусклым, Сита?

    Она сидела в инвалидном кресле, и теперь Миан всё понял. Во всём этом виноват он.

— Да никого. Я сам сюда пришел, — бодро отвечал он, боясь выдать дрожь в голосе. Всё смешалось, и он теперь вообще не понимал, что происходит. В голове путалось столько вопросов, что ум решил сдаться и целомудренно отключиться, дабы не перегреться. Столько вопросов о Юзефе и о Сите… или Инессе?.. Об этом доме и о том, что он сейчас видит перед собой. Не сон ли это?

— Если ты нищий, то бери, что ты хочешь, и убирайся, — Инесса отвернулась к окну и подставила своё лицо ветерку.

— Унести отсюда то, что я хочу, я не смогу.

    Он прибыл сюда по поручению Юзефа. И всё это время он искал Ситу, чтобы извиниться перед ней и во всём признаться. И вот он здесь. Однако Ситы он здесь не нашел. Он не мог ничего ни сделать для нее, ни что-то сказать. Ей не было не до кого дела. У неё был такой отстраненный вид, что Миан с болью раздумывал, сколько же она была одна. Он даже не видел перед собой человека.

    А если он расскажет, что он тот самый Миан, что во всем виноват? Если она рассердится… и возненавидит его?

    Инесс молчала, занятая внутренними мыслями, не отражавшимися на ее окаменевшем лице.

    «Ну и пусть! Уж лучше пусть она хоть что-нибудь чувствует, чем будет живым привидением!»

    Ветерок легко колыхал пряди ее шелковых волос, гладил бледные скулы.

    Но если она ничего не почувствует, ничего ему не ответит? Вдруг она его не помнит? Это ещё больнее!

«Сита, я знаю, у тебя доброе сердце! Ты разрешила мне унести отсюда то, что я хочу. Но кроме тебя мне больше ничего здесь не нужно. И я верю, что ты — это до сих пор ты. Такая же добрая, мягкая и веселая Сита, которую я помню», — шептал про себя Миан.

— Я торговец тканями, — Миан решил начать издалека.

— А мне ничего ни от кого не нужно, — перебила Инесса, всё также не отворачиваясь от окна. Она была так холодна и недружелюбна к нему!

    Нет. Он ничего ей не расскажет. Ни то, что он — её лучший друг, ни то, что всё это время он думал лишь о том, как бы вновь её увидеть, и сколько пережил за это время, чему научился, как сильно скучал. Он не имеет на это право из-за вины. Он не скажет, кто он, и кто она для него, потому что боится услышать ответ. Или вовсе его не услышать.

— Я от Юзефа, — коротко бросил Миан. Верно, в ход идет тяжелая артиллерия.

    Инесса заинтересованно вскинула голову, повернулась к Миану, по привычке раскрыв прозрачные глаза, свела брови. Парень остолбенел. Внутри него кровь будто внезапно остановилась и налилась свинцом, сердце стало таким ледяным, что схватывало дыхание. И слезы, казалось, тоже леденели, застилая ему глаза.

Она была слепой.

    Он глядел на нее и постепенно осознавал, что же действительно произошло с ними в тот страшный день.

    Но девушка не видела волнения и растерянности парня, ее окружала пустота. Однако, как и другие люди, лишенные зрения, она могла это чувствовать, и, понимая, что должна нарушить эту неловкую тишину, сама решила продолжить разговор и отвлечь его от неприятных для неё же самой мыслей:

— И кто же ты?

    Все-таки это сон. Миан отказывался верить, что всё это время Сита жила вот так. А он не знал об этом. Завидовал ей и не знал, как страдала она сама. Сколько раз он представлял свою встречу с подругой, воспроизводил их разговор. А теперь он стоит напротив неё и молчит. Это лишь еще одна фантазия.

    А если это сон, значит, он сейчас может сделать всё, что захочет, значит, в его распоряжении все время этого иллюзорного мира. А когда он проснется, то опять каждый день будет работать с Юзефом и пытаться найти настоящую, живую Ситу…

— Меня зовут Демьян, и я пришел сюда по поручению Юзефа, — решился парень. Теперь его зовут Демьян, и он не тот легкомысленный мальчишка, что был раньше. Может, все и будет по-прежнему, когда он проснется, однако пока он хочет ещё побыть в этом сне и поговорить с ней. — Я принес от него посылку.

— Подарок мне на день рождения, значит? Давно он обо мне уже не вспоминал. Почему не пришел сам?

«Точно. У тебя же сегодня день рождения… это я помнил. А еще я вспомнил, что твое полное имя — Инесса. Но вряд ли ты вспомнишь моё имя, ведь я себя так никогда не называл. Для тебя я был просто лучшим другом Мианом», — думал Демьян. — «У него есть маленькая дочка…бла-бла-бла.… У него. Дочка. Ещё и маленькая. Ах ты, старый пень. Ты всё знал и молчал!»

— Он боится путешествовать в одиночку, — отвечал вслух Демьян, чувствуя благодарность за то, что Инесса спокойно продолжала разговор, не обращая внимания на его замешательство.

— Боится путешествовать? Нет, он просто боится, вот и всё! — девушка глухо засмеялась, продолжая издеваться.

    Она хотела напугать его, чтобы он ушел. Она знала, что думают о таких, как она, эти грязные, как ей казалось, чужие мысли душили её. Она отвлекла Демьяна от них, чтобы ей самой не стало скверно, и теперь хотела, чтобы он оставил её в покое.

    Ну же, почувствуй к ней отвращение, ты же не хочешь общаться с такой, как она, а она не хочет общаться вообще ни с кем! Поэтому уходи! Терпеть в своем обществе человека, который может видеть и делать то, чего ты никогда уже не сможешь, но опустившегося до разговора с тобой, так противно! Прочь!

— Что тебя с ним связывает? — настойчиво продолжал Демьян. Он решил воспользоваться разрешением Лавочника и задержаться здесь даже дольше, чем тот мог рассчитывать и чем планировал сам парень.

— Для чужого человека, которому и так сделали одолжение, впустив в этот дом, ты невероятно назойливый — устраивать хозяйке допросы… Ничего не связывает! Совершенно… ничего.

— Ты такая молодая, но уже владелица дома, — осторожно произнес Демьян.

«Ну же, Инесса, расскажи мне хоть что-нибудь!», — мысленно молил он, пытаясь пробудить в ней хоть частицу живой души или хотя бы вывести ее из себя.

— Верно, — Инесс уже начинал надоедать этот бессвязный разговор. — Ах да! Насчет дома. Знакомьтесь — комната, в которой я повзрослею, состарюсь и умру. И человек, которого я не знаю и не имею ни малейшего желания знать, — и она безразлично откинулась на спинку кресла, давая понять, что больше не желает продолжать разговор.

    Демьян дернулся. При словах «человек, которого я не знаю», его будто полоснуло ножом. Он для неё не больше, чем незнакомец.

— Что ж, не очень приятно познакомиться, — заключил Демьян.

    Наконец он понял, что все это время, как дурак, стоял рядом со свертком, который выпал у него из рук, когда он вошел. Внутри было завернуто виссоновое полотно. Довольно дорогой подарок, и даже ценный. На такой потратиться не каждый решится, особенно Юзеф. Особенно для почти чужого человека. Кто же ты все-таки такой, Юзеф?

    Это очень странно. Но, конечно же, не страннее, чем вся та ситуация, в которой оказался Демьян. На тканом холсте была изображена древняя картина, какую можно встретить в старых храмах. Точнее, её фрагмент: пылающий огонь, пред которым преклоняются люди. Парень не понимал значения этой сцены.

    Он подошел к Инессе и положил сверток ей на колени. Спустя несколько лет он наконец так близко к ней. Но как он может выразить свою боль и радость?

— С днем рождения, — только и сказал он. Ему было грустно.

    Она не ответила. Медленно развернула дорогое полотно, коснулась ладонями, пробежалась тонкими пальцами по нитям. Тебе ведь всегда такое нравилось, да, Инесса? Такие старинные вещи? Знал ли старик об этом, или снова просто совпадение? Да, Демьян часто с вдохновением рассказывал, какая она — Сита. Но из тысяч потерянных детей… как ты догадался, кто она?

— Спасибо, — тихо сказала девушка через некоторое время. — Но кому они поклоняются?

— Огню, быть может? — ответил Демьян. Это же очевидно.

— Разве? — Несс с сомнением склонила голову. Казалось, она хочет что-то сказать. Но потом, видимо, передумав, она опустила ее еще ниже и прижала полотно к груди.

«Как бы то ни было, но ты не могла полностью отречься от себя и своей жизни. Все еще есть то, что тебе дорого, то, что ты хотела бы беречь и ценить…», — с надеждой думал парень.

    Так они сидели ещё долго в полной тишине, лишь изредка перекидываясь обрывками фраз. Каждый молчал о своём. Каждый мечтал, казалось бы, о несбыточном. А оно было рядом.

Но им нужна была эта тишина, то особое одиночество, когда жалость к себе переполняет все твое существо, но ты ощущаешь чье-то сочувствие, чью-то молчаливую поддержку, и тишина становится не такой тягостной и приобретает особенный смысл.

    Он вышел из её комнаты поздним вечером, когда солнце уже село и холодный ветер подул в раскрытое окно. Парень закрыл окно, так как Инесс сама не могла этого сделать, напоследок оглянулся и обвёл взглядом всю комнату. Низкая кровать, чтобы Инессе легче было на неё забираться. Массивный стол, совершенно пустой. Впрочем, как и вся комната — голые стены, шкаф, тусклый свет. Инессе ничего не нужно было. Зачем нужен свет в комнате, где живет слепая? Для слуг там и днём светло, а большего они не замечали, хоть и души не чаяли в своей госпоже. Лишь на одной стене теперь висело на всю ширину полотно из виссоновой ткани. Люди, бьющиеся на земле в поклонах, и кольцом бушующее вокруг них неистовое пламя.

    В высокой гостиной, со вкусом и величественно отделанной, его встретила уже знакомая ранее помощница Тая. Надев свои очки, в строгом черном костюме, состоящем из жакета и блузки с длинными узкими рукавами и столь же узкой юбке по колено, она выглядела намного старше мальчишки. Её внешность будто выдавала в ней человека, который всё обо всех знает, не прилагая, казалось бы, никаких к этому усилий, всё привыкшего держать под контролем.

    Таисия открыто улыбалась ему.

— Вы уже уходите? — с сожалением спросила девушка. — Солнце уже село, а добраться отсюда до дороги ночью почти невозможно (что Демьян вполне себе представлял после дневного марш-броска по полям). Вы можете заблудиться! К тому же, это небезопасно, — она бросила беглый взгляд вглубь коридора, где находилась дверь Инессы. — Говорят, несколько лет назад недалеко произошел несчастный случай…

    Демьян отвел глаза, чтобы сдержать скептическую ухмылку и не обидеть этим Таю. Парень понимал, что такому, как он, необходимо найти союзников в этом доме. А портить отношения в первый же день — не лучший способ сблизиться с Инессой.

— Я помню, — коротко кивнул он, прерывая ее излияния, — похоже, вы не оставляете мне выбора, — Демьян улыбнулся. — Надеюсь, у вас найдется для меня комната и лекарства?

«Несчастный случай… — думал Демьян, идя вслед за помощницей по витым лестницам и широким коридорам, специально подстроенным под инвалидную коляску, — Если бы вы знали, Тая, насколько были близки к истине, говоря мне такое…»

    И если бы только сам Демьян знал, насколько от этой истины был далек…

    В ту ночь, ежась на пышной кровати с балдахином, Демьян задавался вопросом, как он мог так самоуверенно разговаривать с людьми, что встретил здесь. Ведь только переступив порог, он не мог пошевелить ни единой клеточкой, но, увидев Инессу, понял, что не один чувствует себя не в своей тарелке.

    Сита тоже была одинока. А когда находишь родственную, похожую на твою, душу, то на сердце сразу становится чуточку теплее и спокойнее.

«Мне сегодня приснился очень странный сон, Сита. Надеюсь, тебе снятся такие же мирные, безмятежные сны», — думал он в ту ночь.

    В следующие дни Демьян приходил вновь и вновь. Снова его встречали и Тая, и Ефим, и Инесса. Его ждали. Его были рады ждать. Хоть ранним утром, хоть поздней ночью. А когда у человека есть дом с любящими его людьми — большего счастья и не надо.

    Далеко не сразу парень нашел общий язык с замкнутой пятнадцатилетней девочкой. Не сразу смог ей помочь.

    Но вскоре унылая комната Инессы перестала быть такой пугающе огромной и отталкивающей. Друзья вместе стремились сделать ее самой уютной в особняке. Серость стен была завешена картинами, пергаментом, затянута дорогими персидскими коврами, ибо Инесса, как наследница, могла себе это позволить. Ножки стола были изрезаны орнаментами, а дверцы шкафа покрыты рисунками масляной краски, потому что Инесса хоть и не могла видеть, но тактильный мир был для нее открыт.

    Демьян нисколько не ограничивал девушку в познании окружающего мира, ведь она наконец-таки снова захотела жить. Под его неусыпным и неутомимым контролем она сажала цветы и подвешивала горшки на стены, как кашпо, потому что ставить их на пол или подоконник было опасно для самой девочки. По той же причине на пол не стелились пышные ковры и не ставились лишние предметы, о которые можно было по незнанию споткнуться или которые мешали бы проезду инвалидной коляски.

    Особняк расцветал вместе с хозяйкой.

    День пролетал за днем, год за годом, сон за сном. От встречи до встречи, казалось, проходила вечность. Болезни, приступы и разрушающая жалость к себе и своей судьбе отошли на задний план. Теперь их вечера были наполнены друг другом, дни проходили в постоянных разговорах. Все друг о друге зная, но даже не подозревая об этом, они вновь становились самыми близкими друг другу людьми.

    И вновь он торопится в этот дом, в эту комнату, к этой девушке, ведь всё это оказалось не сном.