Инесс тяжело закашлялась, поддавшись внезапным воспоминаниям.
Миан умер спустя 6 лет и ровно 3 месяца после смерти Демьяна. Доктор констатировал остановку сердца. День в день. И так же ровно в полночь.
Неужели он знал это, раз старался быстрее успеть прожить свою жизнь? Рядом с ней. Изо дня в день. Он молча боролся, но не просил помощи. Вот он какой — настоящий Миан…
«Твоя комната была клеткой для тебя. А сам ты — был привязан ко мне»
Она нежно провела пальцами по коже куртки. Что куртка Миана делает в личных вещах Демьяна в таком состоянии? Инесс умела оценивать ткани — и кожа куртки, несмотря на условия хранения, была очень старой. Миан предпочитал резать одежду после того, как она становилась мала — сиротские реалии научили его быть практичным. Обрезки использовала для шитья Ванда, или же они просто были пригодны в хозяйстве. Но спину рассекали рваные борозды — явно следы от когтей. Будто куртка подверглась нападению диких зверей. На коже шли неровные, окровавленные по краям царапины.
Внезапно в ее пробуждающейся от многолетнего спокойствия памяти поднялись старые воспоминания.
— Тогда было холодно. Слезы будто льдинками катились, — устало улыбнулась женщина. — Но я не жалею, что уговорила Ефима меня выпустить в сад. Я знала, что он не устоит перед моим жалобным личиком — слишком сильно он меня любил… Был вечер… Беседка в закате. А в ней плакала ты, Ванда… Ты говорила ему, что он возник в свете яркой вспышки. И спас нас. Тогда, наверное, и разорвал свою одежду. Но куртка та же, что и у Миана, готова поспорить, даже по прошествии стольких лет. Что бы это могло значить?..
Все так же шелестя себе под нос, Несс продолжала говорить сама с собой, отложив куртку и заглядывая в коробку в поиске других вещей. На дне лежало письмо. Выцветшее, уже серое. Когда-то оно было не таким светлым… судя по насыщенности, скорее всего, лилового цвета.
Машинально развернула пыльное письмо и привычно пробежала по строкам, как делала со старыми, обветшалыми документами…
«Что же это?!»
Инесс перечитала вновь и вновь, ловя воздух пересохшим ртом. Внимательней вгляделась.
А в письме была написана всего пара строк.
«Где бы ты ни был, я всегда помню о тебе. Ты — мой лучший и единственный друг. От твоей Ситы»«Миану. Интернат номер четыре.»
— От меня? — пораженно шептала Инесса. — Но я этого не писала. Я физически не смогла бы написать! — она вновь присмотрелась. — И этот почерк — Таин почерк.
Видеть столько ее документом и подписей на приказах, и не запомнить? Её. Но зачем она писала Миану? Зачем ей отправлять такие личные письма без подписи, обращаясь к Миану так тепло? Они никогда не состояли в столь близких отношениях…
А год то, год!!!
Женщина зажала рот ладонями. Год смерти Демьяна. Что же это творится? Что письмо делает в вещах Демьяна?
Но что самое удивительное — ниже следовал ответ. Прямо посередине письма. Косо, карандашом, будто кто-то писал через сильное волнение:
«Я всегда тебя любил»
На старой бумаге выступали неровные волнистые пятнышки — внутри них бумага была потертой. Они были словно следами от слез.
— Если допустить, что Тая писала это письмо не от своего имени, а с чьей-то подачи, то адресант понятен, — размышляла Инесс. — Но Миан ответил ей!
Она вцепилась в письмо, исследуя букву за буквой. Эти линии не её Миана. Неужели отвечал Демьян?
Тот, кто писал это письмо, должен был знать и ее детское прозвище. Больше такого имени не было ни у кого. И писать, следовательно, некому, кроме неё. Что же тогда здесь происходит? Кто отправил это письмо? И кому?
Получалось, что это её письмо, но не от неё.
Под письмом в коробке лежала книга. Инесс подняла её, сдув пыль. «Общая психология». Старая, затертая книга, будто вдвое раздувшаяся от рукописных заметок внутри. Инесса нахмурилась: «Так копия этой книги была и у Демьяна. Оказывается, он тоже увлекался психологией…». Она раскрыла первую попавшуюся страницу. Нужные строки были неровно выделены карандашом. Некоторые страницы служили переплетом для гербария и расцветали сухими орхидеями, незабудками и ромашками. Где-то угадывались полустертые наброски чьих-то лиц, угадывались фигуры, крохотные зарисовки ее особняка. Поля страниц были исписаны заметками Демьяна, особо важные цитаты были не только выделены, но и выписаны на отдельные листочки, вложенные в книгу. Инесса присмотрелась. Заметки на полях были выведены таким же небрежным почерком, что и ответ в письме. Слабо-слабо, карандашом, наискось…
— Знаешь, Демьян? — старушка медленно выговаривала каждое слово в пустоту перед собой, будто обращаясь к живым людям, — Я плакала тогда, вечером, потому что ты признал то, что Ванда сказала правду. «Ты не человек». И я убежала, боясь, что ты можешь назвать имя той, ради которой пришел в этот мир. Глупая. Надо было остаться и дослушать, — самой себе ответила она. — Я знала, кого ты любил. И ты четко дал мне это понять, даже сам не осознавая этого. Она жила в этой комнате. В инвалидной коляске. И не в этом мире. И ты жил вместе с ней. Я запомнила это. Думаешь, я была так проста? Вот какой подарок ты сделал мне на мой день рождения — молчаливое признание в любви, но не мне. Я поняла это, когда Миан отворил дверь в нашу темную комнату. Мне казалось, я слышала твое бешеное сердце. Я бы не смогла забыть.
Письмо внезапно застыло в ее руках. Пальцы разом перестали дрожать. Похолодев, Инесса подняла голову и оглядела обвешенные стены, которые давным-давно были голыми и серыми, свою инвалидную коляску, давно ставшую ее незаменимой спутницей… От внезапной догадки она словно не узнавала свой дом.
— Но если девушку, которой ты писал эти слова о любви, звали Ситой, то ее полное имя — Инесса… И это я, — на её широко распахнутых глазах выступили слезы.
Она перевела взгляд на куртку Демьяна рядом. Протянув руку, скомкала ткань во вздрагивающем кулаке. А на столе рядом друг с другом лежали два абсолютно одинаковых тома «Общей психологии».
— Так ты и есть тот Миан? — прошептала она. Первые слезы скатились с ресниц. Она резко всхлипнула, не в силах больше подавлять внутренние рыдания. Демьян пришел в особняк не потому, что здесь жила Ванда, которую он должен был сберечь. Вот она — та девушка, чувства к которой вынудили его броситься в иную реальность и пытаться изменить их судьбу. Он искал её! Но не нашел.
— Ты любил ту, что была мной!
Инесса болезненно согнулась в кресле-качалке, горестно прижимая к груди старую куртку. Теперь она поняла всё.
Она снова плакала. Как маленький ребенок, как и много лет назад. За все эти годы, что была в неведении.
Он был так близко. Всегда рядом. Но так и не открылся ей. Она была той, кого он любил больше жизни, но он вынужден был молчать, терпеть и ждать. Просто находиться рядом, провожать взглядом и постоянно тосковать. Шесть лет. Как же ему было больно…
На стоны Инессы в комнату ворвалась испуганная помощница. А женщина только сильнее зарыдала, в отчаянии стуча кулачком по ссохшейся, впалой груди.
И он не мог даже словом обмолвиться! Не мог обнять, не мог сесть рядом не как учитель, а как друг. Он не мог быть для нее даже другом. Не смог бы! На чем же он держался, когда прямо ей в глаза говорил в этой самой комнате, в день ее рождения, что она нисколько не похожа на его возлюбленную?!
— В твой последний день, когда ты пришел ко мне, я этого не знала! — в голос взвыла она, захлебываясь в слезах. — Я не могла тебя понять! Я не смогла даже пожалеть тебя, не понимала, что случилось. Ты не просил помощи. Ты пришел проститься. А я… Я не смогла даже обнять тебя на прощание! Не успела. Если бы я только знала тогда, кто ты и откуда!
Инесса в очередной раз всхлипнула, резко прервав стоны. Помощница в волнении схватила ее ладони, надеясь успокоить. Словно не видя девушку, женщина медленно повернула голову к портрету на столе. Из-за рамки ей улыбалась фотография взрослого Миана.
«Ты сама поймешь, ради кого. И тогда ты не будешь сожалеть. Когда-нибудь ты всё узнаешь и будешь благодарна…», — вновь зазвучал в голове родной голос.
«Ты знал! Ты знал обо всем. О том, что я когда-нибудь пойму, что Демьян — это ты. Пойму, кто та, кого он любил. И буду очень сожалеть. Ты сделал всё ради меня… Спасибо»
— Спасибо… — вновь разрыдалась она.
«Демьян, ты так страдал… вы оба так страдали! Это не я была ягненком — ты был тем, кто принял все терзания на себя. Любовь, на которую не будет ответа…»
Миан обнял ее тогда, давая последний шанс попрощаться с Демьяном. И отпустить прошлое, чтобы жить новой, свободной жизнью. И она жила полной жизнью. Она путешествовала, хотя раньше об этом не могла и мечтать — столько новых культур, столько людей на ее памяти, столько увлекательных историй и бесценных знаний! Любовь, семья, дети, собственный дом и верные друзья, любимое занятие… Она прожила счастливую жизнь.
Старушка еще больше сгорбилась в кресле, сотрясаясь от беззвучных рыданий.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления