– Добейте ползунков и помогите раненым! Тела павших…, – Яруш запнулся, – обыщите на ценности и личные вещи, затем сложите в яму.
Он стоял, опёршись на копьё, на руках и ногах глубокие порезы, сил уже не осталось, малейшее движение, и сознание бы провалилось в беспамятство. Как лидер, он не мог показать слабость своим людям. Только не в такой момент. Бой завершился, гиганты пали, но какой ценой. На ногах стояли всего двенадцать наёмников, тяжелораненые и покалеченные лежали на песке и стонали в мучениях. Сколько погибших, и сколько ещё не переживут обратный путь, неизвестно.
Лагерь пылал. Столбы дыма стремились к небесам, живучие гиганты, объятые пламенем, не желали так просто умирать и успели расползтись по всему лагерю. Теперь большинство оставшихся запасов и четыре телеги пылали. Лошади, что находились в лагере, разбежались в разных направлениях, и большинство из них угодили в ямы с кольями, а вот те, что выполняли роль приманки, не пострадали.
– Хань, выбери двоих, и пусть они займутся мясом лошадей. Пока есть огонь, нужно зажарить как можно больше. Зейд! Возьми мешок и срежь жвала.
– Глава, посмотрите туда, там какой-то странный свет, – один из наёмников указал рукой за периметр лагеря, – и он приближается.
– Это светоч Предков, – Яруш уже видел подобный свет, когда багровые сопровождали важного человека из Ордена. В поисках Нагаллы он глазами пробежался по лагерю. – Всё в порядке.
Нэг частенько его предупреждал, что Нагаллу не стоило недооценивать, и не стоило на неё полагаться в опасных ситуациях, и куда важнее – не поворачиваться к ней спиной. Кочевники хитры и весьма холодны к чужакам, пока им что-нибудь не понадобится. Но Нагалла другая, во многом отличалась от своего народа: фанатичная целеустремлённость, пьянящая речь, расчётливый ум и коварство. Не женщина, а переполненная секретами шкатулка.
Хасам очнулся, когда солнце уже близилось к горизонту. С обоих сторон слышались стоны раненых, нос заласкал гуляющий по лагерю аромат горелого мяса. Желудок сразу же отозвался громким урчанием, а мелкая дрожь отдала слабой болью в пояснице.
– Я жив, – он подвигал пальцами рук и ног, на лице тут же появилась счастливая улыбка, – и цел, – а потом нагрянули воспоминания пережитого, тело непроизвольно вздрогнуло, и раны сразу напомнили о себе. – Предки!
Когда боль утихла, Хасам приподнял голову и осмотрелся по сторонам. Рядом лежало человек пятнадцать, может больше, все сильно израненные. Остальные столпились у ямы, откуда возвышался чёрный столб дыма. Каждый человек стоял с вытянутой рукой и старался коснуться ладонью дыма – традиция погребения и прощания. Пламя освобождало дух, который вместе с дымом стремился в небеса, в тёмный океан звёзд, в очень долгое путешествие.
– Как ты? – Нагалла коснулась его плеча, и тот вздрогнул. – Прости, я не хотела тебя напугать, – в ответ донеслось сильное сопение через заложенный нос и стиснутые зубы, лицо страдальца запылало, на лбу выступили вены. Она положила его голову к себе на колени и стала гладить по волосам. – Так лучше? – на него устремился игривый взгляд.
– Всё…, – он приподнял руку и выставил указательный палец, – хорошо, – последовали глубокий вдох и длительный прерывистый выдох.
– Везучий сучонок.
– Кому-то вскоре что-то перепадёт.
– Совсем стыда нет. Обязательно тут и сейчас нежности разводить?
– И не говори, все страдают, только одного ласкают.
– И почему мы баб в походы не берём?
– Тогда тебе в армию, в элиту, там жриц с собой всегда таскают. Сам Император из казны оплачивает.
Раненые наёмники сразу перешли в наступление, мешая парочке и стараясь доставить те ещё неудобства всевозможными вульгарными выражениями. Хасаму стало весьма неудобно перед братьями по оружию, Нагалле же было всё равно, ничто не могло помешать её планам.
На следующий день, после быстрых сборов багровые наёмники покинули место сражения и отправились обратно в империю. Отряд потерял более половины людей. Теперь Ярушу предстояло написать чёрные письма и вместе с деньгами отправить родным погибших. Обычно лёгкая и весьма прибыльная прогулка по пустыне, необходимая для тренировки и закалки новобранцев, стала трагедией. Природа пустыни напомнила о себе и нанесла жестокий удар.
Прошло семь дней. Семь очень тяжёлых дней для багровых, особенно для Яруша. Со смертью Нэга на него свалилось очень много обязанностей и дел. Здоровья, времени и сил на всё не хватало. По вечерам, когда за всеобщим столом собирались и поминали павших, он проваливался в сон уже после пары кружек. В эти дни его почти не было видно.
Как только в Олмане узнали о случившемся, многие сначала не поверили, а скупой глава города и вовсе отказывался выплачивать награду за мёртвую импу, даже труп твари никак не влиял на его решение, пока за дело не взялся Давэ-Ту. Он перед носом главы вырезал ядовитую железу и брызнул ему на руку. Только после долгих ругани и криков тот всё же пошёл на уступки.
Поздней ночью Нагалла и Хасам, выбившись из сил, лежали в обнимку и тяжело дышали. Её голова лежала у него на груди, а его левая рука поглаживала её по бедру, которое лежало у него на животе. Тусклый свет от небольшой свечи освещал небольшую комнатушку и два голых тела: его торс замотан в бинты, а её лицо продолжала скрывать вуаль. Как бы он не старался, она так и не позволила увидеть своё лицо, даже в моменты близости. Раны ещё не зажили, и когда его руки тянулись к её лицу, она, находясь сверху, в наказание ускорялась в движениях, удовольствие сменялось болью. То же повторялось и в пики страсти, когда Нагалла совсем забывалась. Хасам в такие моменты, как никто другой, понимал всю суть выражения «огонь-женщина».
– Нагалла, – он утопил пальцы в её влажных волосах.
– Что? – она повернула голову и уткнулась носом в небритый подбородок.
– Я хочу знать, что тогда произошло. Может хватит уклоняться от ответа.
– Ты всё никак не успокоишься. Тебе не кажется, что сейчас не самое подходящее время для подобных вопросов? Всё уже в прошлом, импа мертва, а мы живые и вместе, – она слегка приподнялась и провела ладонью по его щеке. – Сейчас только ты и я, остальное неважно.
– В последние дни это не даёт покоя моей голове, а твои действия и вся твоя загадочность ещё больше разжигают моё любопытство. Твоё спокойствие, этот камень, затем то нападение гигантов. Если была такая возможность, почему раньше не воспользовались? Это спасло бы столько жизней.
– Не продолжай, – Нагалла упала спиной на подушку. – Разве я не просила тебя больше не упоминать об этом и держать язык за зубами. Почему это так сложно? Есть вещи, о которых лучше забыть и не знать.
– Я предпочту узнать, а потом забыть. Мне ведь не легко врать своим. Зачем ты сказала им, что я убил импу? К чему это всё? Врать – это не моё, только чувство вины усиливается.
– Ты такой невинный и такой идиот. Разве ты не мечтаешь чего-нибудь добиться, прославиться?
– Мечтаю, но не так. Мой отец всегда говорит, что фундамент – это самая важная часть всего.
– И правда дурак. Правда, ложь – неважно, людям на это плевать, они всегда будут верить только слухам. С ними любая правда станет ложью.
– Мне плевать, что будут думать люди, у меня есть принципы. Я не могу от них отступиться, отец и мать не один год мне их ремнём вбивали. Да, я ушёл из дома, но предать всё то, что они мне дали, я не могу.
– Тогда ты должен понять, у меня тоже есть принципы, – они оба смотрели в потолок и наблюдали за игрой теней. Вся страстная атмосфера полностью испарилась, в её голосе всё больше и больше усиливались нотки недовольства. – А ещё у меня есть мой народ. То, что ты хочешь знать, это тайны доступные только хранителям и искателям, от которых зависят будущее и безопасность всего моего народа. Нам не страшны гиганты, но мы не можем позволить империи узнать об этом. Пустыня и её обитатели – это единственное, что защищает мой народ. Территории гигантов полны пластов соли, мы можем её добывать и торговать. Но что будет, когда жадные благородные прознают про возможность безопасной добычи? Западная часть Иранты умрёт, а мы лишимся важного источника нашего выживания. Я не могу этого позволить.
День за днём, и прошли ещё две недели. Великая охота подошла к своему завершению. Олман постепенно пустел, после получения награды почти все группы наёмников покидали город, а вместе с ними большинство оружейников и торговцев. Даже в храме количество жриц значительно уменьшилось. Шум и пьяное веселье на улицах сменила тишина.
Ранним утром Хасам приоткрыл сонные глаза и, желая обнять и прижать к себе Нагаллу, повернулся на бок, вот только её не оказалось рядом. Каждый день она заботилась о нём, большую часть времени они провели вместе. Он осмотрелся по сторонам и увидел записку на стуле.
«Я не люблю прощаться, особенно, с теми, кто мне дорог. Прости, что ушла, ничего не сказав, но меня ждут мой народ и мои мечты. Не ищи меня, это бесполезно, ты никогда за мной не поспеешь. У тебя свой путь, наши дороги ведут в разных направлениях. Если судьбе будет угодно, то может мы ещё встретимся. Я благодарна ей уже за то, что она позволила побыть нам вместе и даровала мне самое желанное. Я тебя не забуду, и ты меня не забывай. Прости и прощай. Твоя Нагалла».
Хасам, не веря своим глазам, перечитал написанное несколько раз. Ему с ней было очень хорошо, как никогда прежде, он уже подумывал об их дальнейшем будущем, а теперь всё закончилось, мечты остались мечтами. Она ушла, так просто и тихо, без лишних слов.
Яруш сидел на первом этаже на третьей ступеньке лестницы. Ночью, когда он спал у себя в кабинете, уткнувшись лбом в бумаги, к нему ворвалась Нагалла и приказным тоном попросила остановить Хасама, если потребуется. Иначе багровые могли лишиться бойца, и тот ушёл бы в кочевники. Дела любовные, дела сердечные, только этого ему ещё не хватало. После её ухода Яруш более не спал и с самой ночи караулил лестницу, вспоминая старину Нэга. Быть может, если бы они тогда поспорили, то может старик был бы жив, ведь чем больше обстоятельств держат в жизни, тем труднее отправиться в океан звёзд.
Сверху послышались тяжёлые шаги и скрип, Хасам не спешил, от него несло крепким спиртным, рука держала пустую бутылку. Он хотел напиться и провалиться в сон, но пойло не помогло, совсем. Ничего не произошло, голова продолжала ясно мыслить.
– Кажется, я зря тут прождал, – Яруш посмотрел на страдальца. – Ты как?
– Не знаю, – Хасам покачал бутылкой. – У нас есть что-нибудь покрепче? Олманская гаруха что-то совсем не пьянит, всю бутылку выпил, и ни в одном глазу.
– Бутылку гарухи приглушил? Не пьянит? Да крепче этой браги ничего нет.
– Паршиво, – Хасам уселся рядом с ним. – Нагаллу видел?
– Да. Ночью ушла, в спешке. Мой тебе совет, забудь о ней. Она искательница, она ищет не только секреты и тайны пустыни, но и новую кровь для народа. У неё были мужчины до тебя, и после будут. Так что, ты навряд ли её ещё увидишь, вам никогда не быть вместе, но, если повезёт, быть может, она родит твоего ребёнка, и когда-нибудь ты с ним встретишься.
– Что?
***
Таркиса – торговый лагерь кочевников, который находился в семи днях пути от Олмана, на самой границе. Десятки шатров разных размеров, торговые палатки, телеги, переполненные всевозможными товарами и материалами, клетки с рабами и животными. Это излюбленное место контрабандистов. Здесь можно продать и найти всё, что угодно, здесь деньги – закон, и смерть не редкость. Но никто не смел трогать кочевников, иначе о незаконной торговле с Дикими Землями можно было забыть.
– Хранительница, – к женщине средних лет обратился охранник. Кожа на её лице сильно шелушилась, а выпирающие чёрные вены выглядели зловеще. – снаружи ожидает Нагалла.
– Пригласи её, – она положила зелёную ягоду в рот. – Для всех остальных я сегодня занята.
Как только Нагалла зашла в шатёр, то сразу же села на колени и сняла вуаль, открывая неприятное на вид клеймо. Буква «П», что означало «позор», пересекала губы ближе к уголочку.
– Наставница, я вернулась! – она склонила голову к земле.
– С возвращением, дитя, – в голосе чувствовались любовь, тепло и сила. – Можешь встать и сесть рядом со мной.
– Спасибо, наставница, – Нагалла подошла и удобно устроилась на ковре, скрестив ноги.
– Ты закончила свои дела? Готова вернуться?
– Да, наставница, – увидел бы её сейчас Хасам, сильно бы удивился, в присутствии наставницы Нагалла вела себя робко. – Мне очень повезло, я смогла добыть яд импы.
– Об этом потом. Сейчас меня интересует молодой человек, с которым ты провела столько времени. Почему ты выбрала его?
– У него необычные глаза и сильное тело, а ещё он очень живучий. Когда глава багровых рассказал о его прошлом, тогда я и решилась на этот шаг.
– И каков результат?
– Я уже чувствую изменения в груди, – Нагалла коснулась живота, – и внутри.
***
Четвёртый месяц 838 года. Время, когда закончилась кровопролитная война между империями Уверанис и Рована. Тогда не было ни победителя, ни проигравшего, общие потери с обеих сторон достигли отметки в миллион. И причина тому – сокрытые в тени «Законы Гармонии», кровью навязанные Орденом ещё до начала летоисчисления. Их основной целью являлся контроль численности населения на континенте. Старейшины Ордена всегда придерживались позиции, что неконтролируемый быстрый рост населения – это самая страшная угроза, которая могла привести к полному исчезновению народов, культур, а то и вовсе всего рода людского. Все правители задолго до объединения земель, а теперь и императоры со своими приближёнными всегда по первому зову сразу начинали подготовку к массовому жертвоприношению во благо будущего, на которое, как и на любую войну, Орденом отводилось всего пять лет.
Летом 833 года император Уверанис Семнадцатый пошёл против воли Ордена и начал войну на два года раньше. Трёхсоттысячное войско вторглось на северные территории империи Рована. В первые месяцы войны фанатичные уверанцы, желая отрезать империю недостойных от Святых Земель, стремительным наступлением захватили большую часть провинции Откхолл и вырезали треть населения. Они не щадили никого, от поселений и городов оставались руины. Так как Уверанис нарушил условия договора, Орден более не придерживался нейтральной стороны, совет старейшин выслал своих гонцов ко всем лидерам наёмников, с весьма привлекательной наградой.
Рован Одиннадцатый понимал, что из-за предстоящей зимы посылать войска в провинцию Откхолл было бесполезно, и противник за это время успел бы закрепиться на захваченной территории. Тогда-то с одобрения Ордена за стратегию взялся второй советник при дворе императора – Родри Ашри, и началась ещё более кровавая ответная кампания. Поначалу Родри придерживался тактики сдерживания и укрепления границ. А из-за того, что на сборы и перегруппировку войск уходило слишком много времени, провинция Откхолл осталась без подкрепления.
К окончанию зимы многочисленные отряды общей численностью в три тысячи головорезов под командованием генерала Андри Лента вторглись в южные территории империи Уверанис. Их кровавая жатва населения нисколько не уступала уверанцам. Андри не вступал в сражения с оборонительными силами, император дал ему простые и чёткие указания: избегать солдат противника, продвинуться вглубь и уничтожить как можно больше незащищённых поселений. Летом 835 года после всех совершённых злодеяний Андри пришлось отступить бегством на территорию империи Нарвар. За его голову назначили награду в тысячу золотых. Только узкий круг лиц знал, что он такого совершил, чтобы так разгневить императора. Гуляло множество слухов, самый популярный, что ему удалось проникнуть в гарем императора. На самом же деле он и его головорезы напали на особняк одного из принцев, когда тот отмечал свой двадцать третий день рождения. В тот вечер Император Уверанис потерял двух сыновей, годовалого внука и третью жену.
С весны по осень 834 года не произошло ни одного крупномасштабного сражения, только незначительные столкновения на границах. Затишье перед бурей. Уверанис не стремился к захвату новых близ пролегающих территорий империи Рована, для его империи в них не было никакой ценности. На протяжении веков приграничные земли становились местами побоищ, переходили от одной стороны к другой, своеобразная прослойка между двумя империями, где процветали грабежи и разбои. Всё, чего желал Уверанис – удержать Откхолл.
Зимой 834 года империя Рована перешла в наступление, стотысячная армия под командованием генерала ДаньМира вторглась в провинцию Сентар, соседствующую с провинцией Откхолл, где на реке Сента на пути рованцев встало семидесятитысячное войско врага, в основном состоящее из рабов. После шести дней боёв силы генерала ДаньМира одержали победу, но при этом потеряли треть людей.
С этого времени две империи сосредоточили всё своё внимание на Сентаре и Откхолле. С начала 835 года по 838 год в двух провинциях происходила самая настоящая резня, обе стороны не щадили друг друга. В пламени войны исчезли пышные зелёные леса, некогда красивые земли, славящиеся своей природой, обратились в выжженные пустоши, заваленные трупами. К весне 838 года империи Рована удалось выбить захватчиков и закрепить за собой часть территорий провинции Сентар. Затем вмешался Орден и, согласно Законам Гармонии, принудил обе стороны закончить войну.
***
– Не передумал? – Хасам обратился к Ярушу. За годы в наёмниках его тело значительно преобразилось: поправился, после изнурительных тренировок мышцы обрели рельеф, торс испещряли всевозможные шрамы.
– Нет. Мне пора на отдых, к жене и внукам. Хватит с меня сражений. Теперь всё в твоих руках.
Они сидели на самом краю берега реки и мирно рыбачили, несмотря на то, что за их спинами располагался военный лагерь основной армии империи Рована. Война закончилась, солдаты орали, веселились и развлекались с очередной партией пленных женщин, что аж те не выдерживали и после безостановочных изнасилований умирали прямо под мужиками. Командующим до этого не было никакого дела, жестокость войн порождала бессердечных монстров.
– А то останься, будешь постоянное жалование получать. Да и неудобно как-то. Скоро мы станем Нарварским Багровым Легионом, а тот, кто привёл нас к этому, смывается на покой. Что мне говорить при встрече с императором?
– Эй, что стало с тем парнем, кто гнался за славой? – у обоих деревянные поплавки погрузились под воду, но они даже не думали выуживать. – За эти десять лет твои заслуги не меньше моих. Наши тебя уважают, да и куда мне уже тягаться с молодыми.
– Так никто и не просит тебя тягаться. Останься с нами и живи с семьёй, получай годовое жалование, деньги ведь лишними не бывают. Генерал Яруш! Неплохо звучит, а?
– Если бы всё было так просто. Нет уж, я буду отдыхать, подальше от всего этого, – Яруш указал большим пальцем за спину. – Хватит с меня. После увиденного на этой войне я хочу поскорее обнять жену и остаться с ней до конца наших дней.
– Это очень плохо.
– Чего ты там пробубнил? – на Хасама пал недобрый взгляд.
– Прости, не так выразился. С твоим уходом многие покинут ряды багровых, а нас и так осталось девять сотен. Чтобы укомплектовать легион, нужно минимум три тысячи.
– Чего ты волнуешься по пустякам? Империя обеспечит всем необходимым, – Яруш положил удочку и поднялся на ноги.
– Ага, и сколько мест в ведомстве нужно обойти, сколько порогов придётся обивать? Ты же знаешь, что льстец из меня никакой.
– Достал уже ныть! – последовал толчок ногой, и Хасам плюхнулся в холодную воду. – Будь мужиком.
После непродолжительных дружеских выяснений отношений они двинулись к месторасположению багровых, на противоположный край лагеря. Их путь пролегал не напрямик, а в обход, ибо солдаты не жаловали наёмников и в чём-то завидовали. Солдат подчинялся, наёмник же мог отказаться или поторговаться.
Проходя мимо одной из палаток, Хасам приметил красивого чёрного скакуна, скреплённая красными нитками коса тянулась вдоль гребня шеи до холки, маленькие узелки блестели, словно чешуйки. Он стоял гордо, статный и мощный, великолепный боевой конь. Хасам не удержался и решил подойти, Яруш же двинулся дальше, он желал побыстрее смыться от надоедливого прилипалы.
– Даже не думай, – за углом палатки на стуле сидел сильно неухоженный мужчина с железной кружкой в руках: грязная поношенная одежда, топырящаяся во все стороны борода и обветренное лицо, взгляд уставший и безразличный. – А то помрёшь.
Хасам ничего не ответил, но остановился, прислушиваясь и осматриваясь по сторонам. Кроме них тут больше никого не было, да и местечко само по себе не людное, походило на свалку мусора. Столь прекрасный скакун в таком месте – весьма необычно. Человек перед ним точно не из простых.
– Чего встал? Простых слов не понимаешь? Не мешай отдыхать, – мужчина в грубой манере резко махнул ладонью: – Давай, вали отсюда.
– Простите за беспокойство, – Хасам не желал конфликтовать, потому быстро зашагал прочь, подальше от возможных проблем.
– Хотя, Стой! – прозвучала команда, внушительно и властно, но её полностью проигнорировали. – Солдат, ты имеешь наглость ослушаться приказа генерала?
– Генерал? – Хасам уставился на него в изумлении, за годы войны он повидал многих командующих, но такое узрел впервые. – Вы больше на уличное отребье смахиваете.
– Слишком разговорчивый для солдата, и манеры отличные, – рассуждая, мужчина погрузил пальцы в бороду и почесал подбородок. – Ты наёмник?
– Да, из багровых. Меня зовут Хасам, – рука коснулась груди, и последовал поклон.
– Хасам? Где-то я о тебе слышал. Хасам, Хасам, Хасам, – генерал уставился в землю, поглаживая висок. – Что-то очень знакомое. Вспомнил! – он щёлкнул пальцами и вскочил со стула. – Это не тебя прозвали Откхоллским Пожирателем?
***
Весной 836 года, проиграв в жеребьёвке, Хасам и ещё четыре сотни неудачников из багровых вместе с Ярушем присоединились к авангарду, который состоял из одних наёмников. Задачи просты – разведка близ захваченной крепости Гаен и подготовка плацдарма для осады. Однако, по прибытии на юг Откхолла двухтысячный отряд застал безлюдную брошенную крепость, окружённую густым лесным массивом. Враг попросту исчез, никаких следов, за несколько дней как минимум четыре тысячи человек растворились в воздухе, при этом в крепости остались припасы, телеги и лошади. Сначала командиры наёмников отнеслись ко всему с осторожностью, проверили на яд еду и воду в колодцах, искали потайные ходы, но потом пришли к выводу, что, скорее всего, враг бежал, как только прознал об приближающемся войске.
В течении трёх дней ничего не происходило, уверанцев нигде не было видно. Наёмникам оставалось дождаться прибытия сил генерала ДаньМира и тем временем привести крепость в полный порядок. Так прошло ещё несколько дней, подкрепление сильно запаздывало, новых приказов не поступало. Командиры посылали разведчиков, но ни один не вернулся, та же ситуация с птицами. Происходящее могло означать только одно, наёмники остались сами по себе, окружённые врагом, в полной изоляции. Как позже выяснилось, генерал ДаньМир столкнулся с превосходящими силами противника и, получив смертельное ранение, был вынужден отступить.
Время шло, а враг почему-то не показывался, словно ждал чего-то. Вокруг крепости царили мир, покой и лес, таящий неизвестную угрозу. Атмосфера внутри крепости накалялась, люди нервничали, командиры расходились во мнениях. Одни хотели покинуть Гаен и настаивали на скорейшем прорыве, другие считали, что внутри стен безопаснее. После продолжительных споров для начала решили послать отряд добровольцев, и под покровом темноты двести человек покинули крепость. Вот только на утро часовые узрели страшную картину: двести расчленённых тел валялись в одной куче, пики с насаженными головами стояли в один ряд, на деревьях между ветвями болтались растянутые куски человеческой кожи. Всё указывало на уверанских лесников, на очень кровожадный лесной народец. Многие наслышаны о их методах, сражаться с ними в лесу сродни самоубийству. Лесники никогда не вступали в открытое сражение, всегда выжидали, не покидая леса, настоящие мастера засад и ловушек.
Наёмники попали в весьма затруднительное положение, командиры, кто настаивали на прорыве, заткнулись и даже не смели об этом больше думать. После произошедшего каждую ночь со всех направлений вокруг крепости стали раздаваться звуки сигнальных рогов. Мораль упала к самой земле. В то время Хасам стал подмечать сильные изменения в поведении людей: страх, споров и драк становилось всё больше, с каждым новым днём возрастали агрессия и паника. Яруш, багровые, с ними происходило то же самое. Казалось, что все кроме него потеряли способность ясно мыслить. Такие перемены точно неспроста.
Да, наёмники не славились дисциплиной, гнались за выгодой, некоторые могли переметнуться, если прижмёт, но большинство из них за плечами имели значительный опыт. Теперь же они вели себя, словно сборище какого-то сброда, и грызлись по малейшему поводу. Хасам немедля рассказал о своих наблюдениях Ярушу, и тот придерживался того же мнения, ситуация в крепости выходила из-под контроля. После собрания командиров положение дел ещё больше ухудшилось, кто-то из них проболтался, что вызвало немалые волнения среди наёмников. Вода и еда, сколько раз бы не проверяли, так ничего и не смогли обнаружить, все известные способы проверки на яды давали отрицательные результаты. По крепости пополз слух о предателях.
Вскоре подошла очередь ещё одной серьёзной проблемы, припасы подходили к концу, и пришлось сильно урезать рацион, что вызвало те ещё недовольства. Во время приёма пищи многим казалось, что у других порция получше и побольше, возникали споры и драки, никто никого не слушал. Так не могло больше продолжаться, иначе всех ждала смерть от голода или воздействия странного яда. Подмоги нет и никаких вестей, численность и расположение врага неизвестны, нужно было что-то предпринимать, но из-за помутнённого рассудка ни один командир не смог ничего придумать. Оставалось только покинуть крепость и прорываться.
Последующая подготовка не заняла много времени, на всё ушло двое суток. К сожалению, без жертв не обошлось. Некоторые наёмники яро отказывались покидать крепость, при этом они активно подбивали остальных, страх полностью объял их разумы. Переговоры с ними ни к чему хорошему не привели, и из-за возникших острых разногласий произошла потасовка, в которой погибли тридцать один человек, впрочем, смерть товарищей хоть как-то привела всех в чувства.
С наступлением ночи, после очередных звуковых сигналов врага наёмники выдвинулись по тракту в северо-восточном направлении. Пехотинцы шагали плотными шеренгами, образуя девять колонн по сто восемьдесят человек каждая: щиты закрывали крайних воинов от плеч до ступней, лучники и менее защищённые наёмники находились в срединных рядах. Следом за пехотой, держась на значительном расстоянии, двигался конный отряд. Все с опаской взирали по сторонам, пытались хоть что-нибудь или кого-нибудь высмотреть, ведь где-то в лесу, совсем рядом, скрывался изматывающий бездействием враг. И чем дальше уводил тракт, тем сильнее нарастала тревога, отчего сбивался шаг и нарушался строй.
Наконец, спустя несколько часов уверанские лесники с целью замедлить противника нанесли долгожданный удар. Сотни стрел, нарушая тишину, взмыли над верхушками деревьев и под тяжестью наконечников обрушились на первые две колонны. Но смертельный ливень не застал наёмников врасплох, один из слухачей сработал как надо. Когда уши уловили подозрительные звуки, подобные треску при натягивании тетивы, он тут же заорал во всё горло.
После атаки отряд ушёл в глухую оборону, ожидая дальнейших действий уверанцев. Вокруг встала давящая тишина, которую разбавляли дуновения мягкого ветра, пение ветвей и крон. Дурман отступил перед ликом опасности, сердца удар за ударом разгоняли по венам горячую кровь, чувства обострились. Время тянулось, и враг опять бездействовал.
В течении всего ночного марша подобные засады повторялись одна за другой, пока наёмники не вышли на белый луг, где их всех постигло отчаяние, где в свете алого рассвета их ждала двадцатитысячная армия уверанцев под командованием генерала Энда Саманила. Тот ещё любитель исследований и кровавых зрелищ, даже дети бились на принадлежащих ему аренах: брат на брата, брат на сестру. Беспощадный монстр с запредельной жестокостью, и при всём этом – человек слова. Гуляла молва, дескать, много лет назад молодая девушка, его первая супруга, пообещала ему, что их первенцем будет мальчик. Он же со смехом тогда ответил, что если наоборот, то она умрёт. Через два года, сразу после родов, супруга умерла от его рук.
Наёмники попали в безнадёжное положение, в руки одного из самых страшных вражеских генералов. Сдаться и надеяться на милость врага? Трусов он не щадил, в плен никого не брал. Драться до последнего бойца? Против двадцатитысячной армии? С вымотанными людьми? Нет, у них ещё оставался шанс на выживание. Хватило всего одной команды, как наёмники тут же сорвались с места и, разделившись, устремились в лес. Их уже не волновали лесники, они вообще уже ни о чём не думали. Главное, сбежать. Но куда им тягаться с генералом Эндом. Бежать было уже поздно, клетка захлопнулась в тот момент, как они заняли крепость Гаен.
– Пошлите ещё одного раба, – прозвучал приказ.
Командир лесников сидел на спине убитого им наёмника и грыз лесные орешки, наслаждаясь невероятным зрелищем. На мелкой лужайке в окружении врага всё ещё стоял один сильно израненный наёмник, который, опираясь на копьё, никак не желал сдаваться. Взгляд пустой, многочисленные раны, из плеча и бока торчали обломанные стрелы, кровь сливалась с багровыми пластинами доспеха, а у его ног лежали два десятка тел уверанцев и рабов.
Тогда Хасам сам не понимал, что с ним творилось, и почему всё ещё стоял. Ни боли, ни усталости, только совсем чуждый нарастающий голод, который постепенно брал верх над разумом и всё сильнее ощущался каждой частичкой тела. Вдобавок, витающий запах свежей крови, столь сладостно манящий, подобно дурману, взывал к первобытному инстинкту.
Пока неподвижный наёмник смотрел на тела под ногами, из толпы вышел очередной раб-смертник, который сразу перешёл в нападение, выставив вперёд пику. В следующее мгновение наконечник пики, высекая искры, ударил по выставленному вертикально железному копью и ушёл в сторону. С лёгкостью парировав атаку слабого соперника, Хасам сорвался с места и, скользя копьём по древку пики, оказался перед рабом, после чего нанёс сильный удар в кадык. Бой закончился быстро, осталось только добить, однако, в этот момент в глазах потемнело, сознание погасло, и на волю вырвался чуждый безудержный голод, который полностью подчинил его тело.
Дальше же произошло то, что всех повергло в неподдельный ужас. Хасам, словно дикий зверь, навалился на раба, коленом сдавливая тому шею. Его рука в миг с силой разорвала кожаную куртку, а потом у наблюдателей зашевелились волосы. Зубы раз за разом впивались в плоть, пальцы ногтями, будто копая, сдирали кожу всё ещё с живой жертвы. Крик агонии, хруст костей, и вскоре зверь в человеческом обличии добрался до органов. Он даже не жевал, целиком проглатывал оторванные куски мяса и не давился.
– Возьмите сеть и поймайте его живым, – громогласный приказ командира привёл всех в чувства. – За его жизнь отвечаете головой.
Стоило Хасаму чуть прийти в себя, как на него сразу же обрушился поток кошмарных воспоминаний со всеми подробностями, и его тут же стошнило, отчего стало только хуже. Во рту появился тот самый тошнотворный вкус человеческой плоти. В этот момент кто-то приподнял его голову и повернул слегка в сторону, после чего Хасама вырвало ещё несколько раз, пока желудок полностью не опустел.
– Вот, выпей, это поможет, – раздался мужской приглушённый голос, и его губ коснулась деревянная кружка. Потом последовало кисло-сладкое наслаждение, которое разом смыло мерзкий вкус.
Залпом выпив всё до дна, Хасам повернул голову и посмотрел на своего спасителя, который был одет в чёрные одежды из плотной кожи, а лицо скрывала тёмная маска без каких-либо отверстий, сделанная из какого-то стеклянного материала.
– Спасибо.
– Не стоит, – мужчина повернулся к двум девушкам, которые ожидали указаний у выхода из палатки. – Уберите беспорядок и оботрите его, – они незамедлительно принялись за работу. Одна встала на колени и начала вытирать тканевой пол, другая занялась телом раненого.
– Кто вы? – живой, перевязанные раны, большая шатровая палатка, мягкая перина, обе девушки с клеймом рабыни. Всё это наталкивало на некоторые мысли.
– Энд Саманил. И можешь не представляться, я уже достаточно о тебе знаю. Твой лидер любезно мне всё рассказал.
Хасам открыл рот, но не смог произнести ни единого слова. В голове закрутился вихрь вопросов, касающихся его дальнейшей судьбы. Стать рабом или сдохнуть на какой-нибудь арене Саманила, развлекая других – незавидная судьба, уж лучше самоубийство. Слова о том, что Яруш тоже пережил лесную засаду, пролетели мимо ушей.
– Удивлён? – сложив руки за спиной, генерал стоял неподвижно, ни единого лишнего движения, безэмоциональная речь, а тут ещё и маска, складывалось впечатление, что беседа велась со статуей.
– Да, – Хасам поднял подбородок, чтобы одна из девушек могла обтереть его шею, – Что со мной будет?
– Ничего. Ты мой гость. Погостишь у меня, пока не наберёшься сил.
– А что потом?
– Потом? – Саманил сделал шаг вперёд и подошвой сапога прижал голову девушки к земле. – Посмотри на неё, – каблук болезненно надавил ей на челюсть, но она даже не посмела издать звука. – Рабыня, покорная и слабая. Я ей пообещал, если осмелится напасть на меня, то я дарую ей и её сестре свободу, но она бездействует, продолжает терпеть. Всё из-за слабости. О чём это говорит? Слабые не могут жить без контроля, отказываются бороться за себя, они слепо следуют за кем-нибудь, плодятся для армии. Тогда за что их уважать? Из-за них страдает наше общество, ведутся бесчисленные войны.
Наконец он убрал ногу, и дрожащая девушка, поправив волосы, вернулась к своим обязанностям. Тогда-то, когда слегка оголилась её нога, Хасам приметил у неё набедренный ремешок и часть узкого гранённого клинка.
– Ни на что негодное безвольное создание, способное только дышать, есть и плодить себе подобных. Но ты другой. Ты наёмник, не тупой солдат, слепо выполняющий приказы. Ты бьёшься ради себя. Ради выживания ты обратился диким зверем, отбросил человечность, и это достойно уважения. Потому ты можешь покинуть мой лагерь в любое время, никто тебя не остановит. Но, если ты убьёшь одну из этих рабынь, я отпущу твоих людей.
В тот день Хасам сделал иной выбор и не угодил в ловушку сумасшедшего идеалиста с извращённым взглядом на мир. Ему удалось спасти Яруша и выживших из багровых. Энд Саманил предоставил ему два выбора, и оба вели к смерти, ибо являлись проявлением слабости. И если бы не рабыня, вооружённая клинком убийц, то, скорее всего, Хасам не смог бы избежать смерти. В тот день он просто сказал: «Если бы я мог пошевелиться, то непременно бы на тебя напал».
***
– Ау, ты всё ещё тут? – генерал дважды щёлкнул пальцами перед носом погрузившегося в думы собеседника.
– Да. Только не называйте меня так.
Откхоллский Пожиратель – ненавистное Хасаму прозвище, данное ему Эндом Саманилом, ключ от темницы с кошмаром. Затолкать в самые глубокие уголки памяти, забыть, да жить дальше, вот только легко сказать, чем сделать, особенно, когда ключ нескончаемо дублировался устами народа и с каждой новой копией обрастал новыми звеньями слухов.
– А что такого, отличное прозвище. Тут гордиться надо. Меня тоже как только не называют, конечно, человечинку я не пробовал, ну наворотил дел куда похуже и пострашнее. Так что, господин Пожиратель, – генерал произнёс со смешком и с особенным издевательским ударением, – привыкайте, дурная слава, она такая.
Хасам более не желал продолжать неприятный для него разговор, потому просто решил развернуться и уйти. Подумаешь, генерал, и что с того, тем более рованский. Через пару дней ему предстояло отправиться в столицу, ко двору, а там ждали титул генерала нарварского легиона и почести. Но всё же он допустил небольшую оплошность, забыв про гордость собеседника, и не какого-то там простого вояки.
– Хасам, постой.
– Что ещё?
– Прости мне мои манеры, я человек простой, – генерал указал на скакуна и улыбнулся во всю ширь, демонстрируя золотые зубы. – В знак моего к тебе уважения, если сможешь обуздать этого красавца, то он твой.
– По рукам, – Хасам мигом согласился, о чём потом долго жалел.
К несчастью, его ожидал самый настоящий ужас всех конюхов. С виду спокойный жеребец: не мотал хвостом, слегка выступающие уши, а при приближении незнакомца так вообще начал игриво взбрыкивать и похохатывать гортанным звуком. Даже подсунул мордаху, чтобы погладили. Всё шло хорошо, пока Хасам не отвлёкся на бубнёжку генерала, после чего конь толкнул его бедром, а затем отправил в небольшой полёт. И не успей Хасам защититься руками, копыта угодили бы ему в голову. А так, одно прошло вскользь, немного содрав кожу на лбу до кости, от удара второго онемела рука, но обошлось без перелома.
Глубоко вдохнув, молодая девушка окунула лицо в таз с холодной водой. Ей нужно было срочно взбодриться, уход за ранеными отнимал много сил, рук не хватало. Пара часов на сон, потом снова тяжёлая и морально изматывающая работа: крики, стоны, операции, ампутации, смерть. День за днём. И ведь война закончилась, а раненые всё прибывали и прибывали.
– Лила, тебе бы отдохнуть хорошенько, а то так скоро сама на перину больного сляжешь.
К ней обратился сильно исхудавший мужчина, только одна рука выглядела здоровой, другая, как и ноги – на вид, кожа, обволакивающая кость. Он лежал на белоснежной перине в хорошо обставленной палатке, предназначенной для лечения командующего состава, обессиленный и парализованный практически на всё тело, за добродушной маской скрывалось желание умереть. Сколько бы он не молил о даровании покоя, всё бесполезно. Лекари не желали ступать на путь смерти, и проводники к звёздам отвечали полным отказом.
– Нет времени, – Лила закрепила волосы ободком и обтёрла лицо полотенцем. Кроме них двоих в палатке больше никого не было, единственное место, где она могла спрятаться и хоть немного перевести дыхание.
Ткань на входе распахнулась, и внутрь ступили двое мужчин. Один своим видом вызвал у неё отвращение, другой, с размазанной по всему лицу кровью, зашёл, слегка пошатываясь.
– Хасам, нам повезло, – генерал грубо подтолкнул его вперёд, и тот чуть не упал. – Осторожнее ты. Юная дева, нам бы на его лбу ошмёток пришить, а то ходит и костью сверкает, людей пугает. Отдаю его в твои руки.
– Хорошо, – Лила незамедлительно направилась к столу с хирургическими принадлежностями. – Присаживайтесь на стул.
Генрал, не желая более нянчиться со своей жертвой, уже развернулся на выход, довольный, месть удалась на славу, но тут его окликнул парализованный мужчина:
– Генерал, генерал А…
– Молчать! – крикнув, Андри быстрым шагом метнулся к адъютанту, после чего рукой накрепко зажал тому рот. – Не произноси моё имя. Ты понял? – в ответ глаза дважды моргнули.
– Что вы делаете? – вмешалась Лила.
– Не лезь, – на неё тут же пал жёсткий взгляд. – У тебя есть кем заняться, вот и занимайся.
С наградой за голову в тысячу золотых Андри не нравилось излишнее внимание, уже довольно-таки продолжительное время вне своей братии ему приходилось играть роль приближённого посыльного. С одной стороны, как бывшему разбойнику, ему не привыкать, но с другой, те времена далеко в прошлом, он достиг вершины, стал одним из четырёх великих генералов. Теперь же, вместо того, чтобы развлекаться с женщинами, наслаждаясь их льстивыми игривыми речами о его величии, ему приходилось скрываться и постоянно оглядываться.
– Даже если вы, – Лила не сдалась, – генерал, это не даёт вам право, так себя вести с больным человеком.
– Я здесь сам разберусь, а ты лучше помоги моему другу. Будешь дальше лезть не в своё дело, получишь нежелательную рекомендацию. Уяснила?
– Лила. – как только Андри убрал руку, в их беседу сразу же вмешался адъютант, стараясь уберечь её от вспыльчивого нрава генерала, – Всё хорошо, за меня не волнуйся. Генерал, пожалуйста, не сердитесь на неё. Она очень ответственная, к тому же прекрасный лекарь.
– Раз ответственная, тогда почему всё ещё не занялась ранами моего друга?
В то же время, едва не промахнувшись, Хасам задницей упал на твёрдый край стула, до сути происходящего ему не было никакого дела. Он мечтал избить главного виновника, да разделать и сожрать коня, дерзнувшего лягнуть. Перед глазами до сих пор стояли копыта с шипастыми подковами, кружилась голова, забитый кровью нос, мир в тумане, язык не поспевал за мыслями, звон в ушах мешал разобрать превращающиеся в кашу слова, а громкая речь отдавала в ушах неприятными ощущениями.
– Когда же ты заткнёшься? – Хасам принялся растирать под ушами. – Что ты так орёшь? И так после живности твоей голова не на месте, ещё и вопли твои слушать.
– Сам виноват, нечего было на чужое зариться. А ты поживее ранами его займись. В общем, разбирайтесь сами, мне пора.
– Генерал, постойте, – больной схватил его за рукав, и тот сразу же отдёрнул руку.
– А тебе чего?
– Генерал, вы меня не помните? Меня зовут Тивас Лен. Когда-то я служил под командованием генерала ДаньМира. Генерал, прошу, даруйте мне покой.
– Ты…, – Андри увидел надежду и решимость в его глазах. – Хорошо. Сколько времени тебе нужно на подготовку?
Между тем, пока в крепком растворе вымачивались нитки, Лила принялась осматривать рану Хасама. Услышав просьбу адъютанта, она только разочаровано вздохнула. Тивас занимал хорошее положение в обществе, не без денег, мог позволить себе слуг-носильщиков, но он выбрал смерть, отказываясь жить в неподвижной мясной клетке и не желая становиться бременем для своей всё ещё молодой супруги.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления