Онлайн чтение книги Послание к десятой Эви Epistle to the tenth Evi(l)
Глава 7. О семье

После встречи с учительницей и ее советов, поставив перед собой цель - рано утром пойти в библиотеку, девочки отправились домой к Эви. А точнее в то место, где она жила. Сколько Эви себя помнила, её воспитывала соседка Тишха – миловидная женщина, похожая на крестьянку из пакета с молоком. На какую именно крестьянку? Да на ваш выбор: как увидите на упаковке с молоком изображение женщины, знайте, что перед вами именно Тишха.

Когда ее сыночек Томас приходил со школы домой, мама пекла ему фигурные миндальные пирожные с взбитым кремом. Эви же пирожных практически не доставалось, хотя она их очень любила – всё съедал Томас, он съедал абсолютно все пирожные. Ему, воспитанному маминым любимчиком, никогда даже в голову не приходило, что у окружающих людей тоже могут быть какие-то желания.

Комната Эви была маленькой, такой, что и Томас и Тишха остерегались заходить в нее, потому что боялись, ненароком повернувшись, там застрять и никогда не выйти оттуда. Эви тоже в последнее время не заходила в комнату к названному брату, поскольку знала, что там она не найдет ничего интересного. Наблюдать за голотуриями или как их еще называют, морскими огурцами, было бы гораздо увлекательнее, чем день за днем лицезреть наискучнейшую жизнь толстяка Томаса, выделяющуюся лишь своим завидным постоянством: школа, пирожные, лежание на диване, уроки, школа.

Каждый вечер, изучая уроки, Эви мечтала о том времени, когда она вырастет и купит себе перемещающуюся комнату. Такие комнаты появились всего сто лет назад и представляли собой настоящую революцию в технологиях объединенного мира. Если вам не нравится ваша комната, вы сможете поменять не только внутренний, но и внешний интерьер: расширить комнату и даже переместить ее туда, куда вам хочется. Но чтобы воспользоваться возможностью изменить комнату, нужно было обратиться в специальную архитектурную комиссию, которая согласует разрешение с другими выданными разрешениями и даст возможность расширяться. То, что заявка должна быть оформлена аккуратно, говорит ставший хрестоматийным случай гидравлика Пьера, который ютился в малюсенькой комнатушке три на четыре метра. Когда он заказал себе улучшение жилищных условий, написав в заявке: «Хочу увеличить квартиру на сто тыщ раз», то, к сожалению, не ведал, что его заявка будет выполнена слишком уж буквально: теперь он ютится в той же каморке три на четыре метра, только с уходящим к звездам потолком.

Нельзя сказать, что девочке совершенно не нравилось общество Тишхи и Томаса, но и в диком восторге от них она также не была. Ей хотелось иметь свой спокойный угол, где ей никто не будет мешать. А тем более не новый ухажер соседки, которого все звали дядя Охре. Конечно, на самом деле его звали Дик, но когда он сильно злился, а злился он практически всегда, Дик начинал заикаться.

- Я охре… я охре… от вас…- пытался выговорить он. Так он и стал дядей Охре.

Ни своего настоящего дома, ни своих родителей девочка почти не помнила. Они покинули ее, когда Эви едва исполнилось три года. В голове остались лишь какие-то неясные тени, смутные воспоминания из детства, а наяву от родителей сохранилась колыбель с шелковым шоколадно-коричневым покрывалом. Да, еще была игрушечная лошадь – сшитый мужской гольф, набитый поролоном - больше походившая на корову-дистрофика с непомерно большой головой и странная скрученная железяка. Правда, соседка Тишха, полноватая женщина преклонных лет, воспитавшая Эви, уверяла что это именно она купила девочке эти игрушки. Однако Эви оставалась непреклонной в своем убеждении: и лошадь и железяка настолько не походили на красивых фарфоровых кукол, которыми ее в детстве пичкала соседка, а сами игрушки девочка помнила как себя, так что вывод напрашивался только один – они были частичкой родительского дома.

Но кем они были и куда ушли, Эви не знала. Само собой, она была не единственным брошенным ребенком. У ее одноклассника Питера отец, еще до его рождения, оказался съеденным межпространственным бобром – страшным чудищем, поджидающим путников на пути через порталы. Родители Греты были военными, погибшими в последней войне. Сильвия и Сильвер, близнецы-двойняшки похоронили родителей, умерших от мокрой лихорадки. Лишь только родители Эви пропали бесследно. И никто не знал об их судьбе. Как будто их никогда и не было.

- Вот, оказывается, как ты живешь, - протянула Бхардарт. – Скромненько, но мило. Мне даже нравится. – Девочка подошла к полке и взяла рамку с фотографией, на которой были запечатлены Тишха с Эви и Томасом. Детям на вид было лет пять, Эви как всегда была чем-то недовольна, зато Томас улыбался как идиот.

– Ух ты, а Томас и правда твой брат, - удивилась Бхардарт. – Я удивляюсь, потому что в школе вы почти не общаетесь. Мне всегда интересовало, как может жить такой человек как Томас, какие у него интересы и желания. Может быть, у него даже есть невеста.

- У кого-кого, у Томаса? – прыснула со смеху Эви. – Ну ты насмешила! Откуда у толстого невеста? Ему, наверное, и не нравится-то никто.

В списке потенциальных женихов самой Эви, Томас занимал почетное девяносто седьмое место, болтаясь между второгодником Дэном и профессором Ипкисом. Под самым последним номером у Эви стоял учитель истории, поскольку девочка боялась, что в случае их свадьбы он припомнит ей все сорванные уроки и закопает ее прямо у алтаря в подвенечном платье.

- И он, кстати, мне не брат, - напомнила Эви. – Он просто сын женщины, которая меня вырастила. Я не считаю их семьей, скорее соседями.

- А у тебя не осталось ни одного изображения твоих настоящих родителей? Я бы помогла тебе. Может быть, ты помнишь их лица? – спросила Бхардарт.

Эви покачала головой и вздохнула. Она никак не могла понять, почему ей, так успешно скрывавшей свои чувства и эмоции, ей, кто старался не заводить друзей, вдруг захотелось излить душу маленькой и тщедушной Бхардарт, уткнувшись зареванным носом в ее плечо. До фестиваля девочки практически не общались между собой, но теперь каждая из них открывала в другой все новые и новые грани. Для десятилетней девочки Бхардарт была цельной натурой, не разменивающейся по мелочам. Даже если обстоятельства складывались не лучшим образом, Бхардарт всегда делала вид, что все идет по плану и как нельзя лучше. Эви же заряжала Бхардарт смелостью и дерзостью.

- У меня появилась идея! Как тебе помочь, если ты захочешь, конечно, меня выслушать, - Бхардарт сказала эту фразу немного суховато и Эви кивнула в такой же манере, чтобы не выдать тех бурлящих чувств, которые в тот момент распирали её. Ведь впервые кто-то решился заговорить с ней о её родителях, а девочка не хотела упускать даже призрачную возможность узнать что-нибудь о них.

- Тебе нужно найти кого-нибудь из своих предков, они точно должны знать, - сказала Бхардарт. – Я тоже могу поспрашивать своих прапрадедов.

- Спасибо тебе за помощь, - произнесла Эви, - давай будем ложиться спать, завтра нам рано вставать. – Девочка спустила с потолка кровать, которая разделилась на две половинки. На одной половинке обычно спала сама Эви, а на другой лежали носковая лошадь и закрученная железяка. Теперь же на другой половине осталась спать ее подруга. Наверное, первая настоящая подруга.

Стоило девочкам уснуть, как к Тишхе пришел дядя Охре в своем обычном, в стельку пьяном состоянии. Будучи многомерным существом, как и все остальные люди, Дик ака дядя Охре напивался тоже многомерно и дикообразно. В этот раз, правда, дядя Охре погорланил свою любимую песню про чайку, которая никак не могла поймать рыбу в море, сделал своей даме сердца сомнительный комплемент, получил хороший шлепок и, мгновенно протрезвев, предложил Тишхе загладить свою вину, переместившись в хороший ресторанчик.

Так девочки остались в доме одни. Разумеется, за стенкой спал толстяк Томас, который вновь оттачивал свое мастерство в художественном храпе, но он был как бы ни в счет. Пытаясь уснуть, Эви в голову лезли мысли о том чумазом мальчугане, с которым они столкнулись днем и о тех словах, что сказала учительница Глория. До того момента, девочка абсолютно не думала, что в этом мире может жить кто-то отличный от них. Разумеется, в своей жизни она сталкивалась и с ётунами и с полугномами и даже с демонами, но это все были существа ее круга, которые ассимилировались с людьми и отождествляют себя со своими прежними расами примерно настолько, насколько американцы отождествляют себя с Великобританией.

Тот мальчик, альв, был совсем другим. Внешне он не отличался от нее и от ее одноклассниц, но Эви чувствовала, что между ними лежит такая непреодолимая пропасть, какую не перескочить даже имея межгалактический звездолет. И это пугало девочку еще больше. Сколько на самом деле в мире существует таких детей, что не ходят в школу… Почему они не ходят в школу? Где их родители?

Размышляя об этом, девочка наконец уснула, и спала бы долго, если бы не проснулась посреди ночи от того что ее кто-то решительно тормошил.

- Чего тебе? – спросонья спросила Эви.

- Там, Томас, он хрипит, кажется он подавился чем-то, - испуганно произнесла Бхардарт. Мальчик и правда сипел и кашлял: оказалось, что мама забыла приготовить его любимые пирожные и глупый Томас не нашел ничего умнее, как наесться сырого теста. То, что простым тестом, даже кулебячным, подавиться нельзя, девочки знали. Не знали они о том, что Томас провел над тестом такой же эксперимент, который проводил на прошлом уроке профессор Пакмэ Ипкис. И хотя у Ипкиса получился вкуснейший торт-безе, а у Томаса – блевотина пряничного гомункула, в рецепте ошибок не было. Просто магию профессора мог спокойно воспринимать лишь его воспаленный мозг, а все попытки его учеников повторить хоть один из экспериментов Ипкиса были обречены на сокрушительный провал.

Кое-как девочки смогли разжать Томасу челюсть и извлечь то, что по замыслу мальчика должно было стать безе и выкинули эту массу внутрь живущей в мусорном ведре черной дыры. Тогда-то Эви и осознала, что комната Томаса, в которую они с Бхардарт вбежали без стука, на самом деле оказалась музеем славы Ивон. Со стен на девочек глядели десятки голограмм их блондинистой одноклассницы, то кокетливо улыбающейся, то брезгливо отворачивающейся. Это были мыслеформы Томаса, который поняв, что его тайна раскрыта, покраснел и принялся что-то бормотать.

- И здесь она! – вскипела Эви. – Да она еще и улыбается, и это после того как отправила меня на турнир борцов. А еще называла себя моей подругой. Променяла дружбу на мелированного петуха!!!

- Не думай сейчас об этом, - спокойно произнесла Бхардарт. – Нам теперь нужно извиниться перед Томасом и пойти спать.

Из Бхардарт получилось бы хорошая мама, - промелькнуло в мыслях Эви. И тут она вдруг осознала, что ее соседка на соседней кровати ведет себя более взросло, чем многие ее одноклассники и даже некоторые учителя. Рядом с ней было как-то по-летнему тепло и по-настоящему уютно. Даже маленькая прохладная комнатка Эви в присутствии Бхардарт вдруг будто бы стала больше. Однако даже сейчас Эви думала больше о предательстве Ивон, хотя внешне могло показаться что ее отношения с кем-то это просто дань ситуации и девочка не испытывает к нему никаких чувств. Но это было не так: на самом деле, в глубине подсознания, Эви очень дорожила своей дружбой с блондинкой, хотя сама себе боялась в этом признаться.