Онлайн чтение книги Послание к десятой Эви Epistle to the tenth Evi(l)
Глава 14. О социальном одиночестве

Бхардарт все-таки удалось познакомить Эви со всеми своими многочисленными родственниками. Не отдавая себе отчета в том, что чувство зависти уже прочно поселилось в ее душе, Эви силилась запомнить имя четырнадцатиюродного дяди Клёпы и не перепутать его с точно таким же рыжим и пучеглазым дядей Лёвой.

В этом мире будущее Бхардарт было точно очерчено семейными границами, в то самое время, как завтрашний день Эви был предоставлен сам себе и обречен болтаться в череде одиноких дней, коих в жизни девочки будет еще великое множество. В чужой семье и чужом доме Эви поначалу чувствовала себя как выползший из сумки-переноски котенок: хотелось убежать в дальний угол, чтобы тебя там не достали и не трогали. Постепенно девчушка привыкла и к большому количеству родственников и к их не всегда благозвучным именам. Очень добрая Ляська Масяська, мама Бхардарт всегда гладила девочек по голове и говорила им ласковые слова, от которых сердце Эви таяло быстрее, чем брошенное в доменную печь мороженое. Однажды девочка даже назвала ее «мамой». И сама испугалась, потому что это слово будто само неожиданно вырвалось из ее уст. Ведь она всегда старалась скрыть те чувства, что сейчас брызгали фонтаном. Если бы она могла посмотреть на себя со стороны, то увидела бы собачонку, которая заходится от радости и отчаянно виляет хвостом.

Папа Бхардарт – высокий и суровый, но очень добрый и любящий мужчина стал в глазах Эви настоящим эталоном отца. Ей бы очень хотелось, чтобы родители Бхардарт были и ее родителями. О, эта мысль захватила ее и с каждым разом, с каждым обедом или ужином, становилась все яснее. То слово, слово «мама», которое было произнесено случайно, теперь звучало намеренно. Эви начала предумышленно называть родителей Бхардарт «папой» и «мамой». Нравилось ли это самой Бхардарт? Поначалу да, нравилось. Маленькой и хилой Бхардарт всегда хотелось иметь сестру или брата, которые могли бы её защитить.

Эви могла заменить и сестру и брата.

Турниры шли друг за другом, и борцы школьной команды постепенно подходили к финалу. С другой стороны, буквально сметая по пути всех своих соперников, продвигалась банда Синего Джета. Пару раз девочки сталкивались с Ивон, но та была слишком занята созерцанием солнцеликого Грегори. И смотрела бы она на него, влюбленная как кошка, если бы не произошедшее на рядовом забеге неординарное событие.

Обычный забег для Ивон мог бы стать новой ступенькой в отношениях с Грегори Газго, если бы не дурное поведение некоторых школьных приятелей девушки, в частности Томаса, которому именно в этот раз приспичило бежать десятиметровую дорожку. Вернее будет сказать, что ему не «приспичило», а пришлось бежать эту дистанцию, но Ивон, которая и так была зла на мальчика, не сильно заботилась о таких нюансах.

Когда же выйдя на горящую софитами арену, блондинка оценила реальное положение дел, то ее возмущению не было предела. Толстый Томас должен был бежать аккурат прямо к ней и передать именно ей эстафетную палочку. Надобность принимать что-либо из его рук Ивон пугала гораздо меньше, чем возможные шансы толстяка в принципе добежать до нее. По всем прогнозам, мальчик должен был выдохнуться максимум на четвертом метре, и Трижды Упёртая Ивон уже приготовившаяся принимать от Грегори предложение прогуляться под ручку и может быть – у Ивон сильно колотилось сердце от таких мыслей - даже поцеловаться с ним, чувствовала, что ее шансы воплотить в жизнь заветное желание значительно уменьшались.

- Нет, почему это должно было случиться именно сейчас?! – задирала глаза к небу Ивон. До сих пор их команда опережала всех соперников на несколько очков и была несомненным фаворитом: Дэн прекрасно бегал и смог выиграть для своей команды несколько баллов. В новом турнире должна была бежать команда Грегори Газго, но у команды Ивон была фора. Точнее была бы. Если бы Дэна не избили и он бы не отказался от участия. Нынче же тот путь, что должен был бежать Дэн, распределили между оставшимися участниками. Так толстому Томасу и досталась непомерно длинная дистанция, а в светлой голове Ивон от стресса прибавилось несколько черных волос.

И вот понеслось – выстрел грянул – первый участник эстафеты бежит под возгласы, одобрительные и не очень, бежит, держа в руках эстафетную палочку. Ладони становятся потными от волнения и палочка уже почти выскальзывает из-за постоянной тряски. Но нет, удержалась палочка и тут ее подхватывает второй и бежит. Бежит к следующему, чтобы передать ему эстафету.

Томас сильно нервничал, может быть впервые в своей жизни, он волновался настолько сильно. Одна мысль о том, что он должен будет передать кусочек деревяшки Ивон, уносила мальчика в головокружительное путешествие в мир фантазий. Ему нужно было лишь пробежать эти злосчастные метры: сердце Томаса колотилось сильнее от ожидания, когда он видел, как ребята один за другим пробегали свои дорожки.

Наконец палочка у него! – Томас ради этих минут даже отказывался от своих любимых пирожных по вечерам, чем, кстати говоря, очень радовал Эви, которой отказываться от сладостей вообще не хотелось.

Все устремили свой взор на толстяка, и Томас побежал. Он думал, что побежал, хотя на самом деле это были жалкие потуги, ведь мальчику было так же трудно бегать, как и шевелить ушами. А тут еще Она! Ивон стояла и звала к себе Томаса, а у того будто бы открылось второе дыхание. Мальчик старался, очень старался, может быть впервые в своей жизни он старался так искренне и усердно. Шестой метр пройден, седьмой – осталось еще три, восьмой – осталось два… Не добежав двух метров до Ивон, Томас рухнул на натертый мастикой пол, исчерпав все свои жизненные ресурсы.

Секунды форы, выигранные Дэном, исчезали со скоростью звука, а толстяк все лежал на полу и тяжело-тяжело дышал.

Ивон выругалась и быстро засеменила в его сторону. Забирать палочку, не пересекшую линию, было бы против правил, и поэтому блондиночка взяла за руку самого Томаса и потащила вперед. Это было сложнее, чем тащить мешок с цементом, но перед Ивон уже маячила перспектива сильно осчастливить Грегори своим предложением, поэтому она не сдавалась. Ей было очень, очень тяжело и те два метра казались непреодолимым препятствием. Здесь можно было бы задействовать перемещения, но по всему стадиону были развешаны специальные отслеживающие маячки, а поэтому единственный для Ивон шанс успеть добраться до своего места вовремя был чреват полной дисквалификацией.

Когда до цели остались считанные сантиметры – девочка уже заступила за свою черту и тащила за нее Томаса. Тащила из последних сил, срывая слабые мышцы и стирая в кровь кожу. И вот, наконец, палочка пересекла черту, девочка разжала пухлые, похожие на сосиски пальцы Томаса и встала на низкий старт. Она успевала, да, еще немного осталось. Ладошки, сжимающие палочку, ныли от боли, но Ивон стиснула зубы, оттолкнулась правой ногой и побежала.

Внезапно девочка почувствовала, что падает: она еле-еле удержалась от того, чтобы покатившись кубарем удариться головой о пол. Когда же подняв голову, она посмотрела вперед, то увидела бегущего к финалу Грегори Газго.

- Черт! – выругалась Ивон, поднявшись с пола и встав на одно колено. – Дурацкий толстяк! Ненавижу! Ненавижу его!

Однако, похоже на то, что судьба вновь улыбнулась несчастной девочке: Грегори повернулся и зашагал прямиком к ней. Тут Ивон осенило – парень будет просить ее о желании. Интересно, о чем он попросит? Может быть, о свидании, о прогулке или даже о поцелуе…

- Эй, как там тебя, белобрысая! – Ивон немного покоробило, ведь даже Дэн относился к ней галантнее. Но девочка отнесла слова Грегори на счет их совсем непродолжительного знакомства, а поэтому поправила.

- Ивон, меня зовут Ивон, - на Грегори смотрели круглые невинные глазёнки.

- Да мне в принципе без разницы! По правилам ты должна мне одно желание, - без какой-либо страсти в голосе произнес Грегори. – Приведи ко мне свою подружку – дурнушку. Хочу поболтать с ней.

- Эви чтоль? – опешила Ивон.

- Ну да, её – Грегори щелкнул пальцами. – Счастливо оставаться!

Раздавленная морально и опустошенная физически, Ивон зарыдала прямо на дорожке под горящими софитами, освещающими уже пустые трибуны. Неподалеку от нее, раздавленный собственной беспомощностью лежал и прерывисто дышал толстяк Томас.

Поднявшись с пола, мальчик поковылял к однокласснице.

- И..вон, как ты? - спросил Томас, а сами буквы, произнесенные его ленивым и апатичным голосом, казалось, состояли из бубликов разной формы. Когда Томас произносил слова, он будто бы макал баранки в засахарившийся мёд и затем пихал их в уши собеседника.

- ОТВАЛИ! – завизжала девочка. – Ты самый гнусный и мерзкий жирдяй! Прав был Дэн, что избивал тебя, ох как прав. Зачем тебе вообще понадобилось участвовать в этом турнире?! Шел бы к борцам – из тебя бы там точно всю тупость выбили бы! Или лучше сидел бы дома и жрал бы свои пончики! Дебил!

- Я сделал это ради т…, - мальчик смутился и так и не смог произнести те слова, которые давно хотел сказать.

- Чего ты там мямлишь? – взвизгнула блондинка. – Если хочешь сделать мне приятно, а ты, я вижу, этого хочешь – уйди с глаз! Скройся! Ты, бесполезный жирдяй!

- Ты бесполезный! Ты мне противен! – Томас слышал эти слова от других сотни раз. Но сейчас они звучали более оскорбительно и еще сильнее ранили душу. Ведь их произнесла та, из чьих уст он хотел услышать совсем другие слова.

Паренек сидел на низкой скамейке, оперев голову на чей-то спортивный шкафчик. Из его глаз текли слёзы обиды, а в голове все прокручивались слова Ивон. Для нее он бесполезен, и ей будет хорошо, если его не будет: ни рядом с ней, ни вообще!

- Умереть! Я хочу умереть! – щеки Томаса были настолько толстыми, что слезы не стекали вниз, а образовали два небольших озерца на подглазьях.

- Это кто это тут ревёт, - неожиданно в пустой раздевалке оказался еще кто-то. Томас поднял заплаканные глаза на непонятную расплывчатую фигуру. Вытерев переносицу рукавом, мальчик просмотрел на незнакомку. На ней был фиолетовый аозай с поднятым воротником, доходящим прямо до подбородка и белые строгие штаны.

- Мальчик, что с тобой? - рыжеволосая девушка показалась Томасу настоящим ангелом, который спустился с неба, а поэтому он даже и не знал, что ему ответить. Высказаться он хотел, но даже не знал, с чего начать. Но если бы даже он и знал об этом, то уж точно не был уверен, а нужно ли небожительнице заботиться о его, бесполезного Томаса, проблемах?

- Ты не помнишь меня? - Девушка улыбнулась. – Почему ты сидишь тут один?

Томас попытался что-то промычать, но подступивший к его горлу комок не дал ему произнести ни звука, кроме стонов и хныканья.

- Нет-нет, так у нас с тобой ничего не получится, - кончики губ девушки были завернуты наверх, так что даже когда она хмурилась, казалось что при этом она еще и улыбается. – Вот меня зовут Жаэллина. Повтори: Жа-э-лли-на!

Мальчик повторил. Жаэллина рассмеялась.

- А я что, и вправду такой бесполезный, да? Кому я нужен? Может быть мне стоит вообще уйти из этого мира?!

- Ну что за мысли такие? – девушка потрепала мальчика по волосам. – Если уж говорить о бесполезности, то перед тобой самый бесполезный человек, когда-либо живущий на земле, но вот посмотри, кем я стала! – Жаэллина прокрутилась по часовой стрелке и остановилась в ожидании слов похвалы со стороны Томаса. Но, поняв что для того кто знает ее не более пяти минут, сказанные слова вообще-то аргументом не являются, рыжеволосая решила блеснуть наблюдательностью.

- Тебе ведь нравится та девочка, да? – сказала она, присев рядом с толстяком.

- Кто? – Томас переспросил на всякий случай – вдруг Жаэллина имеет в виду совсем не Ивон, и тогда можно было бы уйти от ответа. Однако после того, как девушка полностью описала именно Ивон, мальчику не оставалось ничего другого, кроме как закивать головой.

- Ты должен добиться ее, добиться ее признания! – произнесла девушка, а Томас посмотрел на нее так, будто она предложила ему огреть кочергой Синего Джета.

- Как я смогу? – впервые в жизни Томас осознал громадную пропасть, которая лежала между ним и Ивон, а перелезать через этот овраг по хлипкому канату без страховки мальчику было очень и очень страшно.

Долго разговаривали Жаэллина и Томас. А потом мальчик уснул и рыжая девушка в фиолетовом аозае исчезла, оставив его одного в пустой раздевалке.