Онлайн чтение книги Amoralle: Жизнь высокоморального общества
Глава 11. Монстр

«Я больше не чувствую радости, занимаясь танцами. Внутри меня пустота, и даже то, чем я жил до недавнего времени, не может ее заполнить. Я стал слишком поздно осознавать, что действительно для меня важно».

Красочная сценография, реквизит и множество прожекторов создавали ощущение праздника в совершенно обыденное утро, хоть специалисты и хорошенько постарались, чтобы обмануть восприятие зрителей — казалось, это был вечер, то самое время, когда будут транслировать шоу. Яркие улыбки сидящих напротив камер людей будто бы стали поводом для этого торжества, а на экранах они смотрелись без преувеличения неотразимо. Кто-то из присутствовавших был сосредоточен на своих рабочих обязанностях, а другие просто получали удовольствие от пребывания на записи ток-шоу. Из трех молодых людей, расположившихся на мягких диванах кислотно-зеленого цвета, двое вызывали особый интерес. Их лица были гладкими и свежими, одеты парни были так, что каждый мог увидеть достоинства их хорошо сложенных тел, но при этом ни один из элементов их гардероба нельзя было назвать вызывающим. Первый был облачен во все черное, второй же, в противовес ему, в белое — они казались полными противоположностями, тем самым дополняя друг друга. Тот, что поглощал свет, выглядел более крупным и сильным, а тот, что свет отражал, казался хрупким и невинным — подобным внеземному созданию. Парни сидели рядом, часто пересекаясь взглядами, и иногда казалось, что кроме них в студии никого больше не было, так как разговоры порой уединялись лишь между ними двумя.

 — Мы живем в квартире с нашим менеджером — так удобнее и для нас, и для него. Тем более, хён очень веселый, и мы прекрасно вместе уживаемся — у нас словно появился потерянный старший брат, — в студии раздался ребяческий смех, вскоре затерявшийся среди множества женских голосов, обладательницы которых восторженно похихикивали; оператор взял в кадр лицо менеджера, что стоял за планом, прикрываясь сценарием.

— Ну, думаю, нам просто повезло найти человека, который терпел бы все твои выходки, — еще один голос подключился к беседе.

 — Что-о? — праведно возмутился один из участников дискуссии, — Мои? Это какие же?

 — Он начинает раздеваться, как только заходит в квартиру. С порога прям. Да-да, и начинает разбрасывать одежду в разные стороны, что самое возмутительное, потом он их не убирает. А затем закрывается в ванной и сидит там по часу. Это очень неудобно, уверяю вас.

 — Зато утром ванну занимаешь ты и сидишь гораздо дольше, чем я по вечерам. То есть, ты же не девица — чем ты там занимаешься столько времени?

 — Я должен следить за состоянием кожи, чтобы фанаты видели меня в лучшем виде.

 — Но мне кажется, Тэмин, у тебя и без того идеальная кожа. Я думаю, зрители это подтвердят. Все хорошо видят лицо Тэмина? — в ответ на запрос МС публика живо захлопала в ладоши, сопровождая действия утвердительными воскликами и кивками, — Во-от!

 — Рад это слышать. Значит, я хорошо справляюсь, — Тэмин смущенно прикрывал растянутый в улыбке рот рукой, поглядывая на массовку в студии.

 — Лучше позаботься о нервах людей, с которыми живешь, — Чонин легко потрепал его по плечу, обнажая зубы.

 — Заботиться буду о своей девушке… — старший Ли на мгновение запнулся, — … Естественно, когда начну с кем-то встречаться. У тебя тоже будет девушка, и на твоем месте я бы все равно избавлялся потихоньку от привычки закрываться по вечерам в ванной — а то она подумает чего нехорошего, — зал вновь заполнил громкий смех, и зрители поддерживали его, вновь хлопая в ладоши (в тот день аниматор чересчур увлекся командой с аплодисментами).

 — Кстати говоря о девушках, — будто бы внезапно в голове ведущего назрел новый вопрос, — Кто-то из вас мог бы влюбиться в фанатку? Думаю, зрителям женского пола услышать ваш ответ особо интересно. О, я вижу, как засияли глаза некоторых, — МС с улыбкой указал рукой на школьницу, что смущенно прикрывала лицо длинными волосами.

 — Конечно, почему бы и нет? — живо отозвался Чонин, — Девушки остаются девушками, чем бы ни увлекались, и несправедливо отделять каким-то образом людей только потому, что они являются фанатами кого-либо. Разве это плохо? А так она уже будет любить меня, и не возникнет никаких проблем с признаниями в чувствах друг другу, все такое. Идеальная романтическая история без драм, — смеялся он.

 — Тогда какие девушки тебе нравятся, Чонин? У тебя есть идеальный тип?

 — Хм… — задумался младший Ли, — Те, которые заботятся о своем здоровье. Идеальная девушка в моем понимании не должна изводить себя диетами, а просто есть здоровую пищу — от этого и кожа выглядит хорошо, и фигура, и душа в полном порядке. Да, пожалуй, так.

 — А что насчет тебя? — МС обратился к Тэмину.

 — Да я в принципе влюбчивый, — не затягивая с ответом рассмеялся он, — Нет какого-то одного типа девушек, который бы меня привлекал. Разве что, я очень люблю читать, так что было бы хорошо, если бы мы могли поговорить о книгах. Но каждый человек прекрасен по-своему, так что это не обязательно.

Довольные услышанными ответами дамы в студии зардели, хватаясь за щеки и издавая поразительно высокие звуки по команде аниматора — от них требовали гиперболизированных реакций, и девушки сами были рады высвободить эмоции.

Еще несколько вопросов об извечной теме любви, парочка о вдохновении и музыке, и, конечно же, о планируемом полноформатном альбоме, обсуждение вкусов в еде, хобби — и МС наконец произнес заключительную реплику:

 — Наше ток-шоу подходит к концу, с нами были Тэмин и Чонин из недавно дебютировавшей группы DuaL, и всего через пару минут они выступят с песней из своего дебютного сингла Monster. Смотрите после рекламы, не переключайте канал!

Несколько часов бессмысленного трепа и банальных вопросов пронеслись на удивление быстро — увлекаясь игрой и погружаясь в нее иногда вовсе перестаешь ощущать течение времени. Порой Чонин задавался вопросом: кто писал для них эти сценарии, придумывал вопросы и ответы? Им с Тэмином всегда просто вручали распечатки с текстами, что они должны были заучить, и никого не волновало, насколько глупо и неправдоподобно те звучали — лишь бы вызывали эмоциональный отклик у публики и проходили цензуру.

Чонину хорошо запомнились слова одного из людей, что работали над их с братом имиджем: «Попробуй быть искренним с людьми — и они лучшие твои намерения превратят в атомную бомбу, несущую угрозу всему человечеству, а затем станут ликовать, если ты сломишься под их натиском, будут тешиться своим превосходством и мнимым могуществом. Но соври им, бесстыдно впихни какую-нибудь ересь — и они слепо последуют за тобой, словно за Иисусом. Лишь бы это было то, что они сами хотят от тебя получить. И со временем становится смешно от того, насколько легко, давая ссохшуюся кость, получать от них взамен тонны мраморной говядины. Публике виднее, кого ты из себя представляешь. Ей лучше знать, каким человеком тебе больше подходит быть. От братьев эта публика будет ожидать высокой духовной близости, будет жаждать проявления сильных чувств, граничащих с запретными, а не вражды или безразличия. Им это нужно. Людям необходимо верить в высокие отношения, крепкие семейные узы. Все с детства любят красивые сказки, а артисты воплощают их в жизнь. И, конечно же, они обязаны самозабвенно отдавать себя фанатам — целиком и полностью. Все, что делается — все для публики. Во всяком случае, именно так должно казаться. Но не беспокойся — люди из самой незначительной мелочи изымут квинтэссенцию того, что захотят в ней найти, так что вам с Тэмином не обязательно будет даже излишне близко контактировать. Стоит лишь закинуть приманку — и люди сами все додумают в русле, в которое мы их направим».

Вначале эти слова казались младшему Ли чересчур циничными, однако со временем Чонин понял, что тот человек всего лишь называл вещи своими именами. Людям нужны только красивые картинки — что-то, чем можно было бы наслаждаться после трудного дня, сказочное место, куда можно было бы убегать от своих реальных проблем. Для корейцев этим Эдемом являлся шоу-бизнес, что в полной мере удовлетворял их потребности, а люди в нем, айдолы, безустанно играли свои идеальные роли, что делал и Чонин. К тому же, наверное, не так уж и плохо быть живой пропагандой здорового образа жизни, упорства и высокой нравственности.

Мысленно вернувшись в настоящий момент, Чонин заметил, что, ко всему прочему, его челюсть будто бы сводило судорогой от улыбки, а кожа зудела от проступавших сквозь толстый слой макияжа капель пота — из-за ярких прожекторов в студии было очень жарко, да еще и стилистка подобрала удушливый свитер с горлом, из-за которого казалось, что все тело было заключено в глыбу бетона, хоть и пошит он был из довольно деликатного материала. К счастью, его предстояло сменить сценическим костюмом, поэтому Чонин с нетерпением направился в гримерную. Следующий перформанс не станет последним на сегодняшний день (тем не менее, как хорошо, что его решили записать в таком же порядке, в каком покажут по ТВ), за ним последует еще одна запись реалити-шоу, что продлится до одиннадцати вечера — и только после этого Чонин наконец сможет снять свою маску «Лучше и быть не может».

Так странно: шесть-семь лет назад Чонин души не чаял в танцах. Не только потому, что они нравились и его старшему брату, которого он всегда брал себе в пример, но и потому, что занятия высвобождали подростковую энергию, которую Чонин вынужден был сдерживать вне тренировочной студии. Тогда его успехи были вполне посредственными, однако главным для парня являлось то, что он получал удовольствие от самого процесса. Раньше танцы являлись для младшего Ли отдушиной, теперь же превратились в бесконечную агонию и пытку. Однако боль, которую она причиняла, к удивлению, благотворно сказывалась на технике и добавляла движениям экспрессивности — это замечали и окружающие — поэтому младший Ли превратился в пленника собственного тела, ведь то, что убивало его, делало Чонина сильнее вопреки его воле.

Студию заполнил искусственный туман, в темноте прожекторы загорелись ярким светом, сосредотачиваясь в центре сцены, где неподвижно стояла фигура молодого человека в белом одеянии с блаженно прикрытыми глазами и поднятой вверх головой. Музыка неторопливо заполняла помещение, постепенно усиливаясь и переплетаясь с его беззвучно пронзительным голосом — неуловимо грустным, нежным; слова из его уст лились печальной плавной мелодией.

«Я меняюсь,

Заключая себя в оковы одиночества,

Будто бы таким я был всегда…».

Невесомые движения стройного тела создавали иллюзию, будто время замедлило свой ход. Белоснежная фигура не сходила с места, из-за этого походила на медленно оживавшую скульптуру, но постепенно к танцу подключалось все больше элементов, он начинал казаться отчетливее и живее по мере того, как нарастала мелодия; взмахи руками становились более смелыми, являя тонкие изящные кисти из-под широких рукавов.

«… Я закрываю глаза, я не вижу,

Мое сердце стало таким холодным,

Жадность — единственное, что у меня осталось.

Я не могу дышать — мне трудно,

Я не могу сбежать — это не имеет смысла…

Каждый момент…»

На мгновение все затихло, люди в зале затаили свое дыхание, и голос опередил музыку, начав свою партию — теперь он звучал громче, драматичнее, ведь этой отчаянной мольбе о помощи заведомо не суждено было быть кем-то услышанной.

«… Каждый день время преследует меня,

Я стараюсь изо всех сил

Приспособиться,

Чтобы хорошо выглядеть в чужих глазах.

Пожалуйста, Боже, скажи:

Что же мне делать?

В этом месте, погрязшем во мраке,

От себя мне не убежать…»

Зрители восторженно ахнули, как только белая фигура мгновенно сменилась черной, которая все это время находилась сзади и которую до того было не заметить, словно карта в умелых руках шулера, и новую партию начал второй вокалист. Его голос отличался, но также был обволакивающим и приятным, безнадежно бессильным и завораживающим. Между телодвижениями тоже можно было заметить явную разницу — у человека в черном они были выразительные, отчаянные. Он являл собой преображенную мрачную натуру, для которой уже не было спасения.

«… Не смотри на меня так,

Не обращай внимания на меня, одинокого,

Будь безразличным, оставь меня…»

Слова звучали естественно, они вели свой собственный танец с музыкой и телами, что обращались то друг к другу, то к публике, оставляя ту в растерянности. Каждый присутствовавший чувствовал себя частью перформанса, переживая все эмоции, что лились со сцены.

«… Ты можешь обнять меня, но я ничего не почувствую.

Тот я, которого ты когда-то знал,

Уже умер…»

Наступил момент, когда темная фигура нарочно приблизилась к камере и зрителям, и те смогли отчетливо увидеть ее лицо. И без того черные глубокие глаза и впрямь выглядели пусто — они были безжизненны и тусклы; эта пустота в них, казалось, затягивала, словно зыбучий песок, а затем убивала, не оставляя ничего за некогда живым.

«… Не говори мне, что понимаешь,

Не лги, что все будет в порядке,

Не говори мне этого…»

Музыка достигла своего пика, голоса почти срывались на крик, танец превратился из подобия тихих морских волн в беспокойно пылающее пламя, проекторы добавляли спецэффекты, и сама песня уже приближалась к концу.

«…В этом месте, погрязшем во мраке,

От себя мне не убежать».

Финальный взмах рукой — и две фигуры застыли в медленно затухающем свете. На их лицах, будто драгоценные камни, блестели капли пота, волосы липли к коже, а губы приоткрылись, жадно хватая воздух.

Этот момент был истинным произведением искусства, его хотелось запечатлеть в памяти во всех мельчайших деталях, чтобы позже любоваться, будто бы прекрасной картиной в художественной галерее.

 — Снято! — раздался грубый мужской голос.

После этой команды лампы в студии вновь зажглись, заполняя ее светом, и вместе с тем молодые люди на сцене вышли из образа — их лица вновь украсили широкие улыбки, парни благодарственно поклонились публике, а затем покинули сцену.

Ироничным было то, что все сокровенные чувства Чонина, которые он не мог никому открыть, выражала эта песня. Также казалось забавным, что она должна была являться драматичной историей, всего лишь образом, чтобы цеплять сердца людей, однако получалось так, что во время исполнения песни вместо того, чтобы надевать маску, Чонин от нее избавлялся, являя свою истинную сущность — и никто не мог себе вообразить, что это была вовсе не игра.

Прошло полтора года с тех пор, как братья Ли вернулись в Южную Корею, и полгода после их дебюта как айдолов. Это время было, пожалуй, самым тяжелым в жизни Чонина. Не из-за того, что приходилось впахивать по четырнадцать часов в сутки, чтобы вновь вернуться в форму, снова танцевать, развить вокал, а также выучиться многим другим вещам, без которых, как оказалось, корейский артист артистом быть не может — актерскому мастерству, поведению на публике, игре на музыкальных инструментах и так далее. Вовсе не из-за этого. Самым трудным являлось создание иллюзии его счастья: что выступления доставляют ему удовольствие, что забитый график вовсе не выматывает, а лишь придает сил, что ему интересен каждый, кто намеревается завести с ним разговор, и, самое главное, что они с Тэмином прекрасно ладят. Нет, между ними вовсе не было драк. Не было и прикосновений. Не было ничего. Вне сцены. Уже давным-давно. Они не проводили свободное время и как подобало братьям — вместе за просмотром фильмов или за видеоиграми, не желали друг другу доброго утра и спокойной ночи, не делились переживаниями.

Увидь их кто-то со стороны такими, какими они были на самом деле — братьев Ли сочли бы за незнакомцев, что волей судьбы были вынуждены скрестить свои жизненные пути. Их общение ограничивалось необходимостью ведения диалога на шоу и во время других рабочих или бытовых моментов, а помимо этого за последние полтора года, кажется, они не сказали друг другу ни слова.

Все изменилось в тот день, когда Тэмин привел брата в номер Дженкинса. Что-то сломалось, и Чонин сам не понял, что именно это было. В какой-то момент жизненно необходимая привязанность к старшему Ли обернулась не в ненависть — хуже — в безразличие, и равнодушие это из-за чудовищного диссонанса вызывало почти физическую боль. Когда младший Ли смотрел на Тэмина, в нем не было ничего — ни любви, ни жалости — и пустота эта жадно выжирала Чонина изнутри. Единственным его ощущением стала горечь оттого, что от чувств его ничего не осталось, и как только взгляд Чонина мимолетом касался знакомых черт, его будто бы обжигали тысячи языков пламени, муки от которых казались невыносимыми. Он и сказать ничего не мог, потому как ценность слов окончательно померкла, и произносить их больше не было никакого смысла. Быть может, и хорошо, что для них с Тэмином писались сценарии (пусть и бессмысленные, пусть и театральные) — иначе бы Чонин вряд ли когда-нибудь вновь с ним заговорил. Во время постановок для публики он будто бы со стороны наблюдал, какой прекрасной могла бы быть их жизнь, и тоска по ней, несуществующей, придавала слабой надежды; в глубине души младший Ли надеялся, что все пройдет — рано или поздно все вновь в один миг вернется, но как жаль, что одно лишь желание не способно оживлять тех, кто уже мертв.

Закончив с утомительным графиком, вернувшись домой и дождавшись, пока менеджер расслабится, посчитав, что на сегодняшний день у него больше не будет проблем, Чонин улизнул из квартиры, предварительно натянув на лицо черную маску и кепку — мастхэв-набор айдола, если хочешь оставаться незамеченным, и в стране, где нормально прикрывать лицо всеразличными способами, эти атрибуты и впрямь помогали растворяться в толпе.

Сегодня ему хотелось напиться до беспамятства. Впрочем, младший Ли уже не раз это проделывал, и ему удавалось выходить сухим из воды. В клубе, в котором уже считался завсегдатаем, он заказал бутылку виски и поднялся на второй этаж, где располагались диванчики для вип-гостей. Там всегда было меньше народу, чем на танцполе, да и люди не какие попало — вероятность встретить кого-то, кто его знал, была крайне невелика.

Вскоре после того, как Чонин снял маску с кепкой и развалился на мягких сидениях, к нему подошла молодая девушка, что была словно вылеплена по шаблону тысяч ей подобных — не брезгующая пластической хирургией, что было видно по ее глазам с двойным веком, острому носу и спиленному подбородку, напоминавшему букву V — она завлекающе виляла бедрами и едва скрывала улыбку за бокалом с коктейлем. Возможно, они уже были знакомы, но Чонин не мог запомнить лиц клубных девушек, что стремились походить одна на другую — к тому же, в полумраке сложно было выделить какие-то особые черты, что могли хоть как-то отличать этих дам.

 — Привет, — она присела, без стеснения прижимаясь к Чонину плечом и ставя на столик свой стакан, — Не против, если я присоединюсь?

 — Нет, — безразлично ответил Ли, между тем подумав, что разрешения спрашивают прежде, чем что-либо сделать, однако гораздо интереснее в тот вечер ему было прикончить бутылку виски, так что Чонин решил, что дама ему в этом не помешает.

 — Здорово. Меня зовут Чонын, — девушка слегка облизнула губы, явно давая понять, что подсела с конкретной целью.

 — Забавно, — обронил смешок Чонин.

 — Что забавного? — захихикала она.

 — Я почему-то так и подумал, — Ли усмехнулся в ответ той улыбкой, какой его научили очаровывать публику, и Чонын расценила ее как обратный флирт.

 — Не назовешь свое имя? — девушка поднесла к губам свой стакан и сделала глоток напитка.

 — Это не важно.

Чонын задавала множество ненужных вопросов, пытаясь завуалировать свое желание просто заняться сексом с привлекательным парнем. Она уже вдоволь залилась алкоголем, и выпей она еще пару стаканов, уже не могла бы стоять на ногах, но, похоже, Чонын прекрасно знала свою меру, и как только начало казаться, что пустой разговор затянулся, она произнесла заветные слова:

 — Хоч… …ти? — ее голос намеренно прозвучал слишком тихо, поэтому Чонину пришлось переспросить, и тогда дама приблизилась к его уху, слегка касаясь губами мочки, — Хочешь уйти?

В тот момент младший Ли подумал, что мог бы себе это позволить. Он действительно мог попробовать. Быть может, спустя столько времени его тело начнет реагировать на прикосновения других людей, и он сможет жить как нормальный парень его лет. Быть может…

Одобрительно обнажив зубы, Чонин взял девушку за руку, и они направились к выходу из клуба, оба слегка пошатываясь.

Замок как назло не поддался ни с первого, ни со второго раза, пальцы Чонина все никак не могли попасть на нужную комбинацию цифр, что заставляло девушку остервенело впиваться поцелуем в губы Чонина, выражая свое недовольство. Ли, прижав ее к двери, почти вслепую пытался ввести код электронного замка, и после третьей неудачной попытки он положительно прозвенел. Однако дверь толкнул кто-то изнутри, заставив молодых людей пошатнуться. Ее открыл Тэмин, он выглядел свирепо, сложив руки на груди, и парень с силой закусил губу, презрительно смотря на ночную гостью, повисшую на шее брата.

 — Вау, — отозвалась девушка, глупо хихикая, — Ты не говорил, что живешь с кем-то.

 — Не обращай внимания, — Чонин кинул взгляд на Тэмина, чье лицо постепенно заливалось красным — такой же, каким тот одарил его спутницу, — Он нам не помешает.

 — «Не помешает» в чем? — язвительно спросил старший Ли, — Решил поработать языком? Твоя подружка знает, что у тебя не стоит? Как благородно, что несмотря на это, она пошла с тобой!

Опешив, девушка ослабила хватку на шее Чонина, а затем и вовсе убрала свои руки, ошарашенно смотря то на него, то на Тэмина в дверном проеме. Она явно не ожидала услышать нечто подобное этим вечером.

 — Судя по всему, не знает, — самодовольная ухмылка искривила красивое лицо Тэмина, — Хорошо, что я ей об этом сказал. Правда, Чонин? А то бедняжка восприняла бы все на свой счет…

 — Я… пойду, — Чонын попятилась назад, едва споткнувшись на высоких каблуках, Чонин подхватил ее, однако девушка одернула его руку, тихо выругавшись, — … Конченные.

Проводив взглядом девушку, Чонин молча прошел в квартиру, задев плечом брата.

 — Тебе не кажется, что это уже слишком?! — Тэмин проследовал за ним в спальню, закрывая за собой все двери, чтобы не разбудить менеджера.

 — О чем ты? — младший Ли рухнул на кровать, заводя руки над головой.

 — Об… этом! — Тэмин пальцем указал на дверь, — Ты хоть понимаешь, какие у нас могут быть проблемы?! Посмотри на себя!

Комнату заполнил громкий смех. Чонин закашливался, катался на мятых простынях, но продолжал смеяться, словно умалишенный.

— «Это». Ты действительно назвал ее «этим», — пробормотал младший Ли, а затем вновь залился смехом, и Тэмин не прерывал его, пока тот сам не утих, — Оставь меня.

 — Ты делаешь только хуже, — эти слова опять вызвали у Чонина приступ смеха — забавно было слышать что-то подобное из уст человека, который сам всегда все портил, доказательством чему было хотя бы происходящее в тот момент.

 — Просто уйди, я не собираюсь тебя слушать.

 — В этом твоя проблема.

 — Ах, проблема, значит…

Чонин не успел закончить свою мысль, так как дверь в комнату отворилась, и в ней показался менеджер Хван — заспанный и недовольный. Сперва он бегло оглядел комнату (видимо, опасаясь, что произошла драка), но, не найдя никаких признаков острого конфликта, облегченно выдохнул.

 — Что у вас происходит? — он непонятливо насупил брови, завидев развалившегося на постели подопечного.

 — Ничего, — Тэмин заспешил оправдываться, поняв, что запаху алкоголя, заполнившего комнату, не удастся скрыться от внимания менеджера, — Чонин просто немного выпил.

 — Вне дома? — Хван подозрительно сощурил глаза, осматривая верхнюю одежду Чонина, — Кто позволял тебе куда-то идти одному?

 — Я пил в палатке, там были одни старики, так что меня никто не видел, — безразлично ответил младший Ли, потирая руками глаза, — Не беспокойся.

 — Молись, чтобы так и было, — Хван запустил руку в копну спутанных волос, — Но впредь я запрещаю тебе куда-либо выходить без моего одобрения, ты не можешь просто так шататься по городу и напиваться. Если это хоть раз еще повторится — поменяю пароль от замка, и ты больше никуда не выйдешь. Будешь вести себя по-детски — относиться к тебе я тоже буду как к ребенку. Ты меня понял? — Чонин утвердительно кивнул головой, — Хорошо. Расходитесь. Через четыре часа подъем, у вас запись Еженедельного Айдола и два выступления. Не забудьте, что вечером еще корпоратив в агентстве, там можно засветиться перед камерами — и уехать раньше, если захотите. Но, естественно, я сам отвезу вас домой.

 — Окей, — Тэмин направился к двери, покидая комнату вслед за менеджером, а затем, ступив одной ногой за порог, язвительно пожелал напоследок: — Сладких снов.

Засыпал младший Ли с мыслью, что его брат, судя по всему, завидев Чонина с девушкой, не на шутку испугался, что останется один.