Онлайн чтение книги Amoralle: Жизнь высокоморального общества
Глава 9. Завеса

«Ведь ты сам этого хотел».

Объятия родителей, которых уже невозможно было представить без бокалов вина в руках, обжигали кожу даже сквозь несколько слоев одежды. Они радовались, гордо несли какую-то чушь о том, что хорошо постарались, вырастив такого способного сына, перед которым теперь открылись двери в яркое будущее. Почему-то эту победу они считали исключительно своей заслугой. Почему-то лишь она заставила их вновь, спустя годы, вспомнить, что близкие люди, обычно, разделяют взлеты и падения, что обнять сына, пусть он и не их крови, не составляет абсолютно никакого труда, что проявление тепла к своему ребенку не влечет за собой дурные последствия. И мать, и отец делали вид, что Чонина, их родного сына, вовсе не существовало в тот самый момент, и Тэмина это впервые в жизни выводило из себя. Как же он, черт возьми, был зол! Как же мало нужно было, чтобы радикально изменить их отношение к собственному ребенку, как же легко было обвести их вокруг пальца – и они даже не пытались встать на его сторону. Лицемеры. Какие же лицемеры.

Ему хотелось вырвать из руки отца стеклянный сосуд и плеснуть вином ему в лицо, а бокал матери разбить об огромный плазменный телевизор, чтобы те, наконец, пришли в себя и открыли свои чертовы глаза, затуманенные самодовольством от достижений, которые им не принадлежали – уж точно не им. Тэмин не обязан был этой победой ни родителям, ни Дженкинсу – никому из тех, кто считал, что сделал в нее свой вклад. Лишь Чонину, который всю жизнь преграждал ему путь, поэтому старший Ли изловчался и находил другие дороги, чтобы достичь своих целей. Лишь чувства к брату направляли его, заставляли работать в сотни раз усерднее, чтобы кто-то другой не занял его место. Лишь чувства Чонина, его жалость и идиотская щенячья преданность, которые не пропадали, как бы сильно старший Ли над ним ни издевался, удерживали все это время Тэмина на плаву, не позволяя сломаться под натиском всех, кто считал, что вправе смотреть на него свысока и дергать за веревочки, чтобы тот выполнял все их прихоти.

Да, Чонин был прав – никому во всем мире не было дела до Тэмина, кроме него. Лишь брат не видел в старшем Ли объект, что можно использовать в своих целях, лишь он беспрекословно уходил, когда Тэмин прогонял его, и лишь он молча оставался рядом, не требуя ничего взамен – каким бы жестоким ни был брат, каким бы отвратительным ни становился он сам. Младший Ли никогда не отказывал. Не отказал даже с Дженкинсом.

Тэмин всегда любил представлять себе страдания Чонина от того, что он делал с родным братом неподобающие вещи, от того, что виноват в его поломанной жизни, но ведь правда заключалась в том, что вовсе не родными они были, и что единственным, чья жизнь была растоптана, изорвана, изувечена, являлся не кто иной, как Чонин, и осознание этого внезапно обрушилось на Тэмина, когда дверь претенциозного гостиничного номера захлопнулась, скрывая за собой широкую спину младшего Ли. Он все так же представлял себе страдания брата, однако не волей, не вкушая и не веселясь, а насильно, мысленно убивая себя за каждую свою выходку в прошлом, что причиняла Чонину боль. Что еще хуже, Тэмин втянул его в игры, которые самому ему были не по зубам, и из которых теперь сложно будет выкарабкаться им обоим. Как же глуп он был, что повелся на провокацию Дженкинса, как же наивен был считать, что сможет тягаться с человеком, подобным ему. А теперь у него есть чертово видео, которым, словно петлей на шее, Эндрю будет душить не только старшего Ли, но и младшего.

Спустя сутки Чонин все еще не появился, на звонки не отвечал. Тэмин долго не решался закрыть окно в его комнате, надеясь, что тот тайком пробирался домой, а затем также скрытно уходил, не желая сталкиваться с братом. Старший Ли мог это понять – ему и самому было гадко смотреть на собственное отражение в зеркале.

На следующую ночь замок в прихожей щелкнул, и в коридоре послышались уставшие шаги. Они прошли к комнате Чонина, утихнув за дверью.

Тэмин решил покончить со всем, со всей своей гнусной ложью, что, взяв начало еще в детстве, разрослась в огромный ком, сносящий все на своем пути. Чонин должен был узнать, что они не родные – и тогда… Нет, Тэмин не надеялся на прощение. Он понимал, что не заслуживает, что это не такие мелочи, за которые можно извиниться – и все забудется. Скорее всего, брат возненавидит его, изобьет – и Тэмин примет любое наказание. Даже если после всего произошедшего младший Ли перестанет воспринимать его как близкого человека, даже если захочет оборвать любые связи – Тэмин поймет. Он заслужил и большего.

Несмотря ни на что, он продолжал называть Чонина «братом», и это слово было преисполнено для старшего Ли смыслом куда более глубоким, чем принято считать.

Осторожно отворив дверь, Тэмин неспешно прошел внутрь холодной комнаты, в которой в мерцании фонарей с улицы освещалась бездвижная фигура, сидевшая на кровати и склонившая голову к ногам.

Как он должен был начать? Тэмин и понятия не имел. В последнее время для него было проблематичным подбирать слова. Как бы болезненно ни было обнажать правду, он решил сделать это. Старший Ли беззвучно прошел в глубь комнаты, садясь рядом с Чонином. Тот никак не реагировал. В ночной тишине было слышно лишь его размеренное дыхание, наполнявшее комнату запахом алкоголя.

- Где ты был?

- Много где, - не поднимая головы ответил младший Ли.

- Послушай… - спустя короткую паузу вновь заговорил Тэмин.

- Я подписал контракт с Дженкинсом, - прервал его брат.

- Что?

- Ты же знаешь… Он снял, как мы... – Чонин попытался закончить мысль жестом, - На камеру. Сказал, что имеет на тебя планы и хочет, чтобы я тоже присоединился.

- К чему? – недоумевал старший Ли.

- К выступлениям. Я не знаю… Я бы никогда не стал… - Чонин запнулся, ища в карманах пачку сигарет, - Я не хочу выступать. Я подписал контракт только потому, что видео может повредить твоей карьере, если всплывет.

- Ты сейчас шутишь ведь?

- Нет.

- Какого хрена ты принимаешь такие решения, даже не посоветовавшись со мной?! – Тэмин вскочил с кровати, прикрывая лицо руками.

- Хочешь сказать, ты бы сделал по-другому? – Чонин растянул губы в насмешливой улыбке, и, зажав между зубами сигарету, поднес к ней зажигалку, - У тебя уже нет выбора. И у меня нет выбора. Раньше нужно было думать. Завтра тебе нужно тоже подписать контракт, твой спонсор ждет.

Губы Чонина испустили густую струйку дыма – она ударилась о худую фигуру напротив, а позже рассеялась пеленой в стылой комнате. От белесой дымки слезились глаза, горький запах табака въедался в волосы. Тэмин долго стоял, не шевелясь и не говоря ни слова из тех, что собирался сказать или из тех, что сказать было необходимо. Его брат курил, и с каждым выдохом дымная завеса между ними становилась все более плотной. Старший Ли протянул руку вперед, касаясь холодными пальцами уставшего лица Чонина, и тот вздрогнул, слегка отклоняясь. Тогда что-то больно кольнуло Тэмина в самой груди, и он, рассеивая пелену перед собой, приблизился к брату, обхватывая его лицо обеими ладонями и намереваясь поцеловать.

- Нет, - Чонин выставил руку, останавливая старшего Ли, - Не надо, - тогда Тэмин вновь попытался приблизиться к нему, но брат еще настойчивее вжал ладонь в его грудь, - Пожалуйста… я не могу.

- Не оставляй меня, - не на просьбу – было похоже скорее на мольбу; тихий шепот было почти не разобрать, Тэмин переступал через себя, говоря эти слова.

- Я… - Чонин высвободился из рук брата, отводя свой взгляд, - Пойду.

Затушив окурок ботинком, младший Ли поспешно скрылся за дверью, и вновь его комната опустела. Тэмин так и остался там, среди холодного воздуха и густого дыма, проведя всю оставшуюся ночь на кровати брата и вдыхая запах его кожи, который все еще хранила в себе его постель.

Родители… Да уж, родители были возмущены, по утру учуяв в своей квартире запах сигаретного дыма. Мать невнятно возмущалась, а отец безвольно поддакивал, они вновь винили в чем-то младшего сына, задавали Тэмину идиотские вопросы – их голоса были похожи на клекот диких птиц, и Тэмин не слышал слов. Единственным, что отдавалось эхом в его голове, было «Не могу на тебя смотреть».