Онлайн чтение книги Amoralle: Жизнь высокоморального общества
Глава 10. Vice Versa

«Я не могу смотреть на тебя такого, не могу с тобой говорить. Не знаю что сказать — и не уверен, что хочу. Мне невыносимо даже думать о тебе.

Что ты сделал со мной? Что ты сделал с нами обоими?».

После того дня Чонин пропал — не появлялся дома, ни с кем не связывался — никто не знал, где он, но, тем не менее, трое суток спустя младший Ли вернулся цел и невредим, пусть и насквозь пропитанный отвратными запахами дешевых баров. Тэмин готов был поспорить, что заметил отсутствие брата только он один. И как бы он ни пытался заговорить с Чонином, брат не шел на контакт. Ни с кем. С их последнего разговора младший Ли не обронил и слова. Он превратился в бездушный и безразличный ко всему объект, который существовал лишь для того, чтобы существовать — не жить; во что-то сродни камню. Чонин игнорировал любые обращения мистера и миссис Ли — и те воспринимали все в штыки, полагая, что действия Чонина являлись актом оскорбления их самолюбия. На деле же к ним состояние младшего сына не имело отношения. Тем не менее, этим людям хотелось думать иначе, чтобы чувствовать себя важными.

Тэмин понял, что бессмысленно пытаться заговорить с братом, вытягивать его из глубокого рва отчуждения, пока тот сам не захочет оттуда выбраться, поэтому решил сосредоточиться на другой проблеме. Старшему Ли пришлось подписать контракт, казалось, с самим Дьяволом, хоть парень и не торопился узнавать, в чем заключалась его суть. Ему не было все равно, но, как и сказал Чонин, выбора отныне не было, и поняв, что окончательно и бесповоротно проиграл войну, Тэмин решил, что больше не станет барахтаться и искать обходные хитроумные пути. Ведь он не ровня людям, подобным Дженкинсу; продолжать перечить ему, пытаться манипулировать и использовать в своих целях кого-то, кто гораздо более опытен во всех отношениях, опять наступать на те же грабли было бы самой глупой в мире идеей, а Тэмин, все же, не считал себя идиотом. Позже мужчина нехотя объяснил, что намеревается заниматься посредничеством между Ли — а, точнее, продать братьев, словно бытовую технику, и позже получать процент от их прибыли — и каким-то музыкальным агентством в Южной Корее, где в последнее время все большие обороты принимала так называемая «корейская волна». Что это значило, Тэмин смутно понимал. Как бы там ни было, работа с иностранным агентством подразумевала переезд из Соединенных Штатов в Азию. Дженкинс мог себе позволить организовать все молниеносно для своих подопечных, даже был не против помочь с переездом их родителей, однако те отказались, не захотев лишать себя нынешнего закрепившегося положения и опять начинать все с нуля. Как всегда, они думали в первую очередь о себе, и Тэмин даже был рад, что наконец сможет избавить себя от возможности каждое утро видеть их напыщенные лица. Хотя, возможно, мистер и миссис Ли просто были уже слишком слабы, чтобы в очередной раз радикально менять свой образ жизни.

Спустя две недели Тэмин все еще отчетливо помнил каждую минуту, каждую деталь дня, когда Чонин впервые отвернулся от брата: его пустые глаза, кожаная куртка, впитавшая собой холод промозглой комнаты, монотонный обессиленный голос и спина, безразлично скрывающаяся за дверью, запечатлелись в сознании старшего Ли настолько глубоко, что не покидали его ни на миг, затмевая перед ним все происходящее вокруг. С каждым новым днем эти образы неустанно встречали старшего Ли из объятий сна, а с наступлением ночи провожали обратно, передавая его все тем же картинкам по другую сторону. Тэмин будто застрял в том номере, попал во временную петлю, из бесконечности которой не мог выбраться. И, похоже, не только он.

Яркий свет в широких окнах апартаментов, фары многочисленных автомобилей и неоновые вывески сомнительных заведений пылали словно огонь, отражались на мокром асфальте, заполняя своим сиянием темные улицы вечернего Чикаго. Быть может, город, словно женщина, разодевшаяся в свои лучшие и ослепительные наряды на прощание, чтобы запомниться в последнюю встречу как лучшая из всех, провожал Тэмина и его брата в далекий путь.

У входа в аэропорт, оглянувшись, Тэмин остановился. Дженкинс уже ждал в зале, а родители, сопровождавшие их с Чонином, удивленно уставились на одного из сыновей, и тот нервно, не объясняя причины, попросил семейство Ли идти внутрь без него. Успокоив мать с отцом и сказав, что скоро подойдет, Тэмин дождался, пока те вместе с братом не переступят порог здания аэропорта и растворятся в непрекращающихся потоках людей. Убедившись, что никто из них не сможет за ним проследить, старший Ли подбежал к парковке. Под высоким фонарем у одного из автомобилей, облокотившись на двери, стоял мужчина в длинном плаще и шляпе, скрестивший руки на груди. Он отбивал туфлями маленький камушек, разбавляя скуку от ожидания, и его лицо заметно засияло, когда мужчина заметил перед собой приближавшегося Тэмина. Он усмехнулся, улыбка его была искренней, но грустной. Под тенью шляпы скрывались уставшие тяжелые веки, мужчина смотрел Тэмину прямо в глаза, и старший Ли, не в силах это выдерживать, виновато опустил свой взгляд. Человек в плаще молчал, тяжело вздыхая, а затем протянул руки вперед, заключив парня в отеческие объятия.

 — Ты со всем справишься, — наконец сказал он, похлопав парня по спине.

Тэмин неразборчиво что-то ответил, прижимаясь к крепкому плечу мужчины, а затем, отстранившись, поправив на себе куртку и в последний раз для него вылепив на своем лице подобие радости, направился обратно ко входу в аэропорт. Парень пообещал себе не оборачиваться, ведь если бы он это сделал, если бы помедлил еще хоть секунду, то не смог бы сдержать унизительных слез.

Прощание с родителями, напротив, затянулось, однако от мысли о расставании с ними Тэмину совсем не хотелось плакать. Улыбки мистера и миссис Ли, с которыми они гордо оставляли напутствия для сыновей, не казались ему такими же искренними и печальными — натянутыми, ведь их четверых уже давно сложно было назвать семьей, и если Тэмин с Чонином уже и не притворялись, то их родители иногда чувствовали необходимость сделать вид, что ничего плохого с ними никогда не происходило, что все еще они были близки и не сломлены. Забавно, как по настроению они то вспоминали, что у них есть дети, то забывали об этом, трактуя молодых людей, живущих вместе с ними, как не совсем добросовестных квартиросъемщиков. Перед началом регистрации на рейс же они решили забыть, что в свое время буквально отказались сперва от одного сына, позже от другого, перед которым не один год вели себя словно незнакомцы, а в тот самый момент вновь изображали родных. Тем не менее, даже это не заставило выдавить из себя младшего Ли слов благодарности или скупого прощания. Мать, раздосадовано сжав губы, наскоро обняла сыновей, затем это же сделал отец, и они с совершенно чистой совестью и чувством выполненного родительского долга покинули здание аэропорта.

Ночной перелет. Они с Чонином воспарили в воздухе над засыпающим городом в брюхе вольной железной птицы, и осознание того, что через четырнадцать часов начнется абсолютно новый этап в их жизни, полностью контролируемый совершенно чужими людьми, заставляло Тэмина страстно желать выпрыгнуть из самолета, когда тот достигнет пика высоты. В эту ночь, как и во многие другие, находясь рядом, пусть так же пересекая границы, они с братом были не вместе. И не сказать, что дело было в Дженкинсе, который считал своим долгом лично вручить в руки деловым партнерам свой «подарок» и проследить, чтобы акт подношения прошел как полагалось, а скорее в том, что его присутствие на соседнем сидении младший Ли выносил легче, чем близость с Тэмином.

 — Кто это был? — впервые за долгое время подал голос Чонин, бездумно листая газету, — На парковке, — это застало Тэмина врасплох, и от удивления он мог только хватать губами воздух, не в состоянии что-либо ответить, на какое-то мгновение им овладело желание рассказать обо всем, пока может, пока брат не имеет возможности от него сбежать, однако спустя недолгую паузу вновь раздался безэмоциональный голос младшего Ли сквозь шелест дешевой бумаги, — Не важно. Не хочу знать.

 — Он… — все равно начал Тэмин.

Младший Ли, безразлично отбросив газету в сторону, вытащил из кармана наушники и закрыл глаза, ясно дав понять брату, что не намерен слушать — что бы тот ни говорил. Тэмин раздраженно одернул тонкие провода. Музыка звучала оглушающе громко, а холод, что неприятно покалывал кожу, казалось, источал не кто иной как Чонин.

 — Рано или поздно нам придется… — не дав Тэмину закончить мысль, младший Ли резко встал с кресла и поспешно направился сторону туалета.

 — А он у тебя строптивый, — Дженкинс ухмылялся, его выставленные напоказ белоснежные зубы так и просились столкнуться с кулаком, — Весь перелет планирует на толчке прятаться? Тяжеловато будет. И что собираешься с этим делать? Работать тоже с таким настроем не получится.

 — Как-нибудь разберусь, — огрызнулся Тэмин, бросив наушники младшего Ли на его кресло.

Брат не давал к себе подступиться, и отчаяние от бессилия перерастало в гнев, хоть Тэмин и понимал, что не вправе был злиться. Они должны были перейти этот мост вместе, перешагнуть порог новой жизни, держа друг друга за руки, однако даже сидя плечом к плечу казалось, что Чонин находился запредельно далеко — настолько, что не докричаться до него было, не коснуться, не заставить его перевести свой померкший взгляд, чтобы вновь наполнить его чем-то живым.

Тэмин притворился спящим, а спустя несколько минут младший Ли вернулся на свое место. Оставшееся время полета они так и провели в молчании, и даже Дженкинс, которого забавляли немые игры, не решался нарушить колкими комментариями тишину между ними.

Сеул встретил скверной погодой и кислыми минами людей из агентства. Все напоминало сцену передачи пленников из какого-то военного фильма, однако в случае с Ли это не было и похоже на освобождение. Скорее наоборот — слабые оковы сменялись более крепкими и увесистыми, обрекая молодых людей на долгие годы невольничества. Дженкинс радостно скалил зубы, пожимая руки представителям корейских партнеров — видимо, предвкушая выгоды для себя от контрактов, что вскоре обещали быть подписанными. На лице же Чонина не появилось ни одной эмоции. Маска, застывшая на его лице, не исчезла и по прибытию в Южную Корею. Спустя довольно долгое время с тех пор, как семейство Ли перебралось в Чикаго, город, который помнил Тэмин, потерпел множество изменений, вызывавших восхищение. Старший Ли был полностью поглощен им, однако Чонина и великолепие Сеула не способно было привести в чувства.

Рана оказалась слишком глубокой, чтобы залатать ее на скорую руку и продолжить жить как ни в чем не бывало. Из-за нее Чонин словно впал в кому, и никто не знал, когда он сможет вырваться из небытия.