Это было до боли смешно. С каким трудом его не впускали в замок, с такой же лёгкостью его оттуда выпустили. На памяти Нила это был первый раз, когда ему беспрепятственно позволили покинуть стены замка через главный выход. Хотя разрешения он спрашивал только в первые два. Ах, может быть, до зубов вооружённая стража испугалась его лопаты? Или гневного лица.
Сейла бережно собрала едва остывший пепел. Принцессы обычно таким не занимаются, как, впрочем, и принцы не привыкли копать могилы. Но жизнь иногда преподносит те ещё сюрпризы. И Сейла, как всегда бежевая, идёт с бежевым мешком, набитым серым пеплом и обуглившимися костями. Как ей только хватило выдержки это собрать? Пожалуй, после пережитого сегодня с трудом можно будет найти горе, способное поколебать её сердце сильнее, чем обгорелые кости собственной матери и пепел её неродившегося ребёнка. Есть хорошая сторона и в том, что у старшего брата тела не осталось.
Сейла неслышно всхлипывает. Нил обходит замок, проходя мимо леса. Он не считает это место достойным захоронения королевы. Другое дело — западная стена замка, что у самого склона горы. Земля тут, конечно, трудно поддающаяся. Но вид раскрывшихся над склоном небес этого явно стоит.
— Она всегда любила птиц, — меланхолично сказала Сейла. — А ещё розы.
— И колоться о розы, — отрезал Нил недовольно. Сейла стояла без дела, пока он изо всех сил копал, и это его немного раздражало. Хотя он уже однажды смог самостоятельно выкопать могилу, но это был не тот опыт, повторения которого ему бы хотелось.
— Ты знал? — она усмехнулась. — Я думала, ты редко бываешь в замке и совсем не интересуешься делами семьи.
— Ты многое думаешь. И интересуешься делами этой семьи чересчур рьяно.
Она внезапно вспомнила, почему предпочитает с ним не разговаривать. Нил выкопал яму глубокую, но не такую уж и большую. Для мешка пепла не нужно было много места.
— Можно было бы развеять её прах над морем, чтобы хоть где-то она стала свободной, — предложила Сейла. Нил посмотрел на неё с упрёком, поскольку только-только закончил и предложение запоздало. К тому же, он имел что сказать по этому поводу.
— Испокон веков наших предков хоронили только в земле, чтобы показать, что мы принадлежим этим землям. И что прах наших предков, наш прах и прах наших потомков будет веками покоиться здесь, а не предательски странствовать от материка к материку.
— Значит, странствовать — это предательство? — спрашивает Сейла, явно не согласная с этим утверждением.
— Знаешь, это ведь не я придумал, — Нил развёл руками. — Это было больше в духе Шейна. Весь этот напускной патриотизм. Традиция, чего уж там.
Она подошла к могиле и осторожно опустила прах. Сложила руки в молитве, чтобы королева могла стать счастливой и доброй хотя бы там, куда она отправится. У Хаз бы, наверно, лучше получилось, но её здесь не было. Они были тут лишь вдвоём — те, что всегда отказывались посещать мать и громче всех трубили о своей нелюбви к ней — у этой никчёмной, совсем не королевской могилы и в этой никчёмной ситуации. Нил начал забрасывать яму и утрамбовывать землю, чтобы её позже не размыли грозовые дожди. Может, в скором времени найдётся крест, который можно будет здесь поставить, а пока хватит и этого.
— Она была королевских кровей. И, опираясь на те же традиции, должна быть так же отзвонена колоколами по достоинству, — сказала Сейла. — Нужно будет сообщить об этом позже. Когда пришла весть о Шейне, отзвонили сразу же… А в это время где находился ты? Развлекался в том борделе?
— Да, хотел бы я встретить весть о кончине брата в борделе. Но, увы и ах, — Нил засмеялся горько и посмотрел на сестру как на ту, кто вообще ничего не смыслил и не мог понять его чувств. — Когда я услышал этот звон, у меня было стойкое желание уйти вслед за своими старшими братьями.
— Да что ты такое городишь… — опешила Сейла.
Он посмотрел на неё с отчаянием, желанием проболтаться обо всём и быть принятым. Но как его легкомысленная сестрица могла понять, что на душе у того, кто всегда возвращался в замок в пьяном и беззаботном веселье? Она ведь, наверно, считала, что ему чужды и грусть, и скорбь, раз он такой вечно пьяный и радостный. Но таким его делала одна лишь Стелла. А Стелла…
— Она умерла, ты знаешь? Та женщина, которую ты видела в тот раз. Я… был готов отдать ей собственную душу, но она отвергла её и просто лишилась своей, понимаешь?
Сейла подошла и влепила ему пощёчину. Нил опешил, наблюдая на её лице гримасу дикой злости.
— Думай, о чём говоришь! — крикнула она, потому что поднявшийся ветер на утёсе почти заглушал её голос и размётывал волосы по лицу. — Твои братья все до единого благородно пожертвовали своими жизнями, пойдя на это во благо нашего государства! А ты хотел лишить себя жизни просто из-за какой-то проститутки!
— Она не проститутка! — выкрикнул он в гневе и оттолкнул девушку.
Сейла оступилась и, не удержав равновесие, шатко накренилась в сторону обрыва. Нил замер на секунду в ступоре. Она, махнув руками, всё же сумела выровняться. Обернувшись и посмотрев, что за бездна простирается за её спиной, принцесса рухнула на колени и шумно выдохнула. Нил испуганно подскочил к ней и взял за плечи.
— Ты в порядке?! Я… Это вышло непреднамеренно, я ни в коем случае не желал тебе зла! — Нил резко обнял Сейлу с облегчением. — Пожалуйста, прости меня! Я был неправ, я поступил очень глупо.
От одной мысли, что он потеряет ещё и сестру, к тому же, убьёт её собственными руками, сердце Нила почти что замерло. Если бы это случилось, он бы точно не пережил и тотчас же бросился следом. Он, право, был глупцом и готов был броситься, как и прежде. Наверно, это могло стать его дурной привычкой. Сейла же в шоке лишь молчала. Но, придя в себя, она помотала головой, выбрасывая ужасные мысли, и обняла Нила в ответ.
— И ты меня прости, пожалуйста. Я тоже была не права, — она посмотрела ему в глаза — там всё ещё разливался отчаянный страх. Ей нужно было успокоиться самой и успокоить его. — Пожалуйста, расскажи мне, как она погибла.
— Она… — Нил запнулся, прикусив губу. — Болезнь сожгла её за считанные дни. Я был рядом всё это время и наблюдал, как она тает на глазах. Я считал, что был близок к тому, чтобы освободить её от этой неблагодарной работы и позаботиться о ней, но я жестоко ошибался. Я не мог поверить в это. Я действительно… на самом деле любил её, как никого другого. Только её одну.
Сейла заплакала. Её младший брат так быстро вырос. Она обняла его крепко и рассказала шёпотом, словно это было самое сокровенное, что она могла сказать:
— Я тоже очень сильно любила Шейна и не могла поверить. Я, признаться, до сих пор не верю в это, но… что я могу сделать, а? Что я могу сделать, пока я заперта здесь, а он где-то там? Я даже письмо не могу отправить, не могу посмотреть на его лицо и не знаю, что с ним случилось и как именно он мог погибнуть. Мне не дано даже этого знания. И, конечно, наша любовь несравнима. Но я понимаю твою боль. Я понимаю, Нил. И я хочу разделить её с тобой.
Брат и сестра, стоя на обрыве на коленях у могилы матери под бушующим ветром, горько плачут в объятиях друг друга.
***
Мальчишкой он часто наблюдал, как рыцари размахивают мечами, ломая ими твёрдую броню, но никогда прежде не доводилось ему видеть, как меч вонзается в мягкую человеческую плоть. Замок словно опустел и погрузился в сон. Не было ни стражи, ни слуг, ни снующих без дела принцесс. Последние никогда не были подобны Сейле и всегда сидели в своих норах, даже если за окном сжигали их собственную мать — столь велико было их безразличие. Потому что они никогда не видели её понимающей, потому что после рождения Шаба, по слухам, Эдея и стала такой. И он всегда винил себя за это, в любом возрасте, а потому приклеился к матери, как банный лист, даже если она не хотела его видеть. Он хотел заслужить не только её любовь — в первую очередь он хотел добиться её прощения.
«И добьюсь. Как только покончу с королём», — думал он, в ярости проносясь по коридорам. В темноту подземелий, а там — кинжал. Чуть более длинный, чем Шаб рассчитывал, но тем лучше. Его мысли были так черны и ужасны, что порой он сам содрогался от них, но ни разу не поколебался в своём решении идти до конца. Нужно было лишь найти короля. Он не посмел бы сбежать из замка. Не считал нужным сбегать, потому что не думал, будто совершил злодеяние. Но и Шаб тоже не считал, что совершает злодеяние — и в том были они ужасно похожи. Ни одного слуги не было у Шаба на пути, ни одной живой души, чтобы задать вопрос. А ведь замок столь огромен. Но сейчас принца это не колышет, и он настойчиво заглядывает в каждую комнату. Этаж за этажом, словно сумасшедший, он мечется из одного конца в другой. А замок мертвенный: в нём пустота и тишина. Тишина, нарушаемая лишь женским смехом…
Женским. Смехом. Шаб обернулся. Звук доносился из конца коридора. Он шёл тихо, чтобы не спугнуть: на носках, вцепившись в рукоять и затаив дыхание. Стал под дверью, послушал немного, а потом резко вломился и направил меч на присутствующих. Служанки громко заорали от испуга, звон стекла наполнил комнату. Бокалы с разлитым вином разбитыми лежали на полу, а три служанки, решившие тайком скрасить свой вечер одним из королевских запасов, зажались по углам и молили Шаба не убивать их. Он разочарованно вздохнул и опустил меч. И внезапно его охватила ужасная злость. Они празднуют кончину Эдеи? Или Шейна? Что не придётся теперь ухаживать за больной королевой, а истеричный принц с манией серебряных кубков больше никогда домой не вернётся?
— Да как вы смеете…
— Ваше Высочество, прошу, помилуйте, — девушки упали на колени с мольбой. — Сохраните наши жизни!
— Вы знаете, где найти короля? — хорошо обдумав, спросил он.
Девушки едва заметно переглянулись и ничего не ответили. Шаб ухмыльнулся про себя: «Вот же сучки продажные».
— Если скажете, я не только не заберу ваши жизни, но и сам никогда никому не расскажу о том, что вы позволили сегодня сделать.
Они снова переглянулись. Глупые курицы, думали, что он совсем недалёкий и не заметит этого. У них же всё на лицах написано. И этот страх в глазах — даже им было нетрудно понять, какие у принца намерения. Одна из служанок кивнула остальным и позволила себе указать ему дорогу. Король не у себя в покоях, а в покоях их придворной дамы, и это она взяла вино из запасов, а им лишь позволила закончить начатое.
— Спасибо, — Шаб ухмыльнулся.
Служанки поклонились ему и не успели опомниться, как он захлопнул двери и подпёр их тяжелым предметом. Они знают, что он собрался сделать, но так не смогут никого предупредить. А когда их найдут, то жестоко накажут за вино, и никто уже не станет слушать их последние слова. Он ведь обещал, что не расскажет, но про то, чтобы показать, речи не шло.
Шаб направился в покои придворной дамы и резко, не таясь и боле ничего не стесняясь, распахнул двери. Зрелище было отвратительным: на полу и кровати валялось около пяти бутылок, а голые и пьяные король и дама были в самом разгаре любовных утех. Но предупреждающий удар Шаба мечом о стол заставил их взбодриться и обратить на него внимание. Кувыркания сразу же прекратились: служанка громко заорала и укуталась в простынь, а король, несмотря на вино и чрезмерный вес, очень даже резво вскочил с кровати, не прикрываясь. Шаб смерил их оценивающим взглядом, взглядом победителя.
— Как смеешь ты, мальчишка, врываться ко мне без спроса да ещё и наставлять на меня меч?! — гневно выкрикнул король. Стоя, в чём мать родила, он явно не понимал своего положения.
— Если бы я спросил разрешения, ты бы меня впустил? — спросил Шаб риторически. Ему едва хватало терпения, чтобы сдерживаться и не убить его вот прямо сейчас.
— Не низко ли нападать с мечом на безоружного? — король воззвал к его жалости и чести.
— О, моя мать тоже была безоружна, когда ты сжёг её на костре, — он насупился и, преодолев расстояние, приставил меч к горлу отца. И смотрел на него с таким презрением, с каким до сих пор ни на кого не смотрел.
— Это было не нападение. Это было спасение для неё.
Шаб разгневанно делает выпад, но королю каким-то чудом хватает ловкости уклониться, однако этим он только загоняет себя в угол. Дама, пользуясь случаем, хватает простыни и с криком выбегает, даже не пытаясь как-то помочь своему королю или ударить Шаба в спину.
— Вот стерва, — вздыхает король и смотрит принцу в глаза. Карие глаза полны ненависти и жажды крови, а рука, приставившая меч к его горлу вновь, даже не дрогнет. — Ты, должно быть, шутишь.
— Ты всегда воспринимал меня не иначе, как шутку. Но посмотри, где сейчас ты, а где я.
— Недалеко ушёл, — на это Шаб прижал острие плотно к коже, и пролилась первая, пока что малая кровь.
— Для тебя я всегда был лишь никчёмным седьмым принцем. Ты даже не предполагал, что очередь когда-то дойдёт до меня, но сам же непреднамеренно сдвигал её в мою сторону. И я, признаться, даже немного благодарен тебе за это, не более. Но ты посмел отнять у меня самое дорогое, и этого я не могу тебе простить, поэтому ты поплатишься, — ещё сильнее прижал. — Знаешь, а ведь семь — это удачное число. И я позабочусь о том, чтобы с ним считались!
Он замахнулся, и вместо ожидаемого горла всадил клинок по самую рукоять королю прямо в жирное брюхо. Сталь прошла насквозь, а король шокировано, не веря в происходящее, посмотрел сначала на меч, а потом на Шаба, торжествующего от первого удара. Изо рта старика полилась кровь, хлынула из живота, когда Шаб резко выдернул меч, и через секунду король рухнул на пол со звонким хлопком. Серая брусчатка окрасилась в алый, а тот едва сумел поднять голову, чтобы снова посмотреть ублюдку в глаза. На лице Шаба не было ни грамма сожаления — лишь ненависть, пронзающая не хуже любого меча. Король, казалось, что-то хотел высказать, но вместо слов изо рта вырвался несвязный хрип, сопровождающийся кровавым кашлем. Его взгляд помутился, и последним, что он увидел перед тем, как окончательно пасть замертво, был надменный и жестокий взгляд седьмого принца. Тиран был повержен.
— Да здравствует король! — выкрикнул Шаб и безжалостно плюнул на мёртвое тело, пнув его ногой. Словно ничего и не было, он закрыл дверь на щеколду и оставил покои с остывающим трупом. Если бы мог, он бы даже сжёг их, но не хотелось дотла спалить место, где будет восседать новый, истинный король.
***
Но существуют и такие, что понимают вес своего греха и стремятся избежать кары за него. Подобные бегут, словно крысы, даже если уверены, что наказание не настигнет их. Прячутся по углам, избегая посторонних взглядов, мечутся и крадутся в темноте. Но стоит им выйти на свет, как они сразу же оказываются разоблачены и обречены.
— Вот Вы где.
Неожиданно для себя Хаз обнаруживает придворного лекаря у глухого леса за замком. Пока бежала сюда в платье, успела запыхаться. Она лишь вышла из обеденного зала и увидела краем глаза подозрительную тёмную тень, но нагнать её смогла только здесь. Потому что лекарь сам остановился и сам позволил ей это сделать. Очевидно, это была ловушка, но у Хаз не было другого выбора, кроме как проследовать прямо в неё. Старик, а бегал резво, как молодая лань. Было странно то, что он побежал через глухой лес, а не через город. Вглубь этого леса боялся заходить любой человек, что хоть раз посмел ступить на его пустынные тропы. Но лекарь, очевидно, не боялся. Ведь не было там ничего страшнее его самого.
— Так всё это время это был совсем не человек, — девушка сделала заключение. — Я даже и подумать не могла: столько времени проработать под вашим попечением и догадаться вот только сейчас. Не к королеве нужно было вызывать экзорциста, а к Вам.
Лекарь совсем не поменялся в лице. Выглядел всё таким же напуганным и озадаченным. Только вот его тело словно двигалось против воли. Он повернулся к Хаз с такой уверенностью, с какой беглецы никогда не поворачиваются к преследователям, и вынудил её отступить на шаг. Его глаза вспыхнули алым пламенем, а девушка сглотнула, но старалась держать лицо.
— Я уже видела подобное, — она сжала руки в кулаки. — Когда один из монахов решил подпалить себя и бегал в пламени, истерически крича, поджигая всё, что могло разгореться. Это произошло в тот день, когда сгорел мой дом. Это ты виновен. Ты завладел им, демон пламени.
Она не сдержала слезу, но сразу же вытерла её, потому что перед подобным врагом свою слабость нельзя было показывать любой ценой. Лицо лекаря исказилось кривой ухмылкой. Тело само по себе уже давно было мертво, и демон лишь питался им, как и страданиями всех вокруг. А ещё он любил огонь, любил подбивать глупых людей на сожжение невинных. Она преследовала его годами, но потом он словно исчез. И так Хаз осталась и без крова, и без заработка и оказалась в этом замке, решив, что, возможно, всё уже кончено. И сама судьба велела ей повстречать здесь его.
— Я не сумела спасти мою королеву, потому что не предвидела такого исхода, — уверенно сказала Хаз, — но я не позволю больше этому повториться. Я изгоню тебя здесь и сейчас!
— Разве святым девам позволено предаваться злостной мести?— Хаз впервые услышала не голос лекаря, а голос потустороннего существа. Он был таким скрипучим и рокочущим, что хотелось закрыть уши. Этот голос насмехался над нею.
— Это не месть, а правосудие! — она начала нашептывать речь изгнания, вспоминая её слово за словом и вкладывая в неё всю свою веру. — Демонам место в Аду!
— Я то же самое говорил твоей дорогой королеве, когда она пылала.
Хаз выкрикнула громче и шагнула к нему вплотную, чтобы он не упустил ни единого её слова. Была бы при ней святая вода, она бы облила его с головы до ног, и дело бы пошло быстрее, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Демон начал извиваться, тело начало трепыхаться, конечности выворачиваться. Каждая клетка человеческого тела словно сделала полный оборот с дикой болью, а само тело упало наземь с сильной судорогой и пеной у рта. Кровь потекла из глаз, носа, ушей и просто открытых участков кожи. Всё выгнулось в неестественной позе, и изо рта на волю вырвался густой и едкий непроглядно чёрный дым. Этот дым налетел на Хаз и окружил её, не давая дышать и закончить начатое. Он пытался высосать её жизненную силу и вселиться в её тело, но она не пускала его, потому что всем сердцем желала прекратить это безумие и поджоги невинных людей. В монастыре их учили, что только их собственная сила воли поможет им в борьбе с нечистью один на один. Раньше воля Хаз была намного слабее, но сейчас, после всего пережитого, она сильна как никогда. И она сумела перебороть чёрный дым, произнесла заклятье и завершила ритуал изгнания. Дым сгустился до плотной чёрной точки, которая со взрывом распалась на мелкие частицы, а те — на ещё более мелкие, которые наконец вспыхнули слабым огоньком и испарились в воздухе. Теперь Хаз была уверена, что ритуал завершён. Не в первый раз она это делала, всё же.
Рядом валялось изуродованное тело придворного лекаря, и она больше ничего не могла с этим поделать. Демон сидел в нём слишком долго и иссушил его полностью. Человек был ни в чём не виновен. Лишь в том, что оказался слишком слаб сам пред собой.
— Покойтесь с миром, — сказала она, прочитав молитву, и отправилась обратно в замок, зная, что больше никакой демон не потревожит его стены.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления