Онлайн чтение книги Девятый Ninth
Интерлюдия IV. Корвана Тиамат. История о хищнице

Пять лет назад.

Джейми тратил свое время напрасно. Метла в его руках сновала туда-сюда по давно уже чистому узору мраморного пола, но мастер обязательно найдет, к чему придраться, если уборка, по его мнению не займет достаточно много времени. Поэтому Джейми хлопотал по дому, стиснув зубы, даже если не видел в этом смысла.

Закончив с подметанием, он убрал метлу в кладовой шкаф, бывший крошечной комнаткой в конце коридора, и вернулся в просторную залу с овальной узорной выбивалкой и кислой миной на лице. Орудовать этим инструментом ему нравилось еще меньше, ведь стены просторной залы на первом этаже были увешаны тяжелыми присобранными тканями. Порядки, установленные мастером, требовали, чтобы Джейми выбивал их от пыли и орошал разбавленной лавандовой водой. Мальчик растворил окна и с глухим стоном обреченности взялся за работу.

Безусловно, ни одна знатная эквейка не позволила бы такой безвкусице завоевать свою гостиную, но дом в самом конце Кленовой улицы, выходящий фасадом на площадь Поэзии, также известную как Площадь Чуда, отличался от всех прочих. Дело в том, что особняк служил еще и самым необычным театром во всей Экветерре.

Мальчик кинул через плечо взгляд на небольшую сцену в дальней части комнаты, отделенную от него рядами стульев, прикидывая, ровно ли он подвязал две портьеры, обрамляющие ее справа и слева. Вот уж точно то, в чем ему нельзя было схалтурить. Джейми знал, что спустя пару-тройку часов взоры их гостей будут прикованы к этой причудливой сцене: слишком большой для кукольного спектакля, слишком маленькой для игры живых актеров. Представления его господина, мессира Салвиуса Шедарка, были явлением уникальным, и мальчик понимал, что ему невероятно повезло стать учеником столь талантливого мастера театра.

Но с другой стороны никакой другой «Джейми» мессиру Шедарку бы не подошел, он был словно создан для роли его ассистента. Сама судьба свела их вместе. Только Джейми мог по-настоящему хранить секрет мессира Шедарка.

Ведь в своем сердце он носил ровно ту же тайну.

Какие только слухи не ходили о его мастере! Импозантный господин с благородными чертами очаровывал своих гостей изысканными манерами, и Джейми улавливал шепотки в толпе, что не иначе как мессир Шедарк является внебрачным сыном кого-то из высшего эквейского дворянского круга. Они восхищались несменным элементом его облика, темно-фиолетовым бархатным плащом, в котором он больше походил на колдуна из эквейских сказаний, чем на театрального мэтра. Впрочем, многие и впрямь считали мессира Шедарка алхимиком, обошедшим стороной Ремерат и обучившимся у частного лица, так как на частый вопрос, как ему удается создавать столь замечательные постановки, Салвиус с улыбкой отвечал: «Магия!».

Любовь к театру, его страсть и вера в собственную идею подгоняли его похлеще кнута, заставляя работать и днем, и ночью. Джейми помнил эти тяжелые времена и помогал своему мастеру по мере своих возможностей. Но бессонные ночи и изматывающее совершенствование мастерства не прошли для Салвиуса Шедарка даром: его талант заметила альтесса Арревед, известная покровительница искусств, часто оказывающая поддержку необычным... проявлениям любви к прекрасному. Так мессир Шедарк и Джейми попали в «цирк уродов Арревед», как его прозвали завистники и враги альтессы. Но даже сам мастер однажды обронил фразу, что такое название частично оправдано, ведь леди Арревед часто брала под свое крыло весьма специфических личностей, руководствуясь более необычностью их таланта, чем его истинной красотой. Впрочем, мастеру больше было не на что жаловаться: если бы не альтесса, они никогда бы не получили в свое распоряжение этот маленький особняк в конце Кленовой улицы. Ее благородный жест вытащил их из нужды, и, когда их покровительница появлялась на площади Поэзии, мессир Шедарк кланялся ей глубже, чем кому-либо еще.

Джейми оросил воздух последними каплями лавандовой воды и оглядел просторную задрапированную залу, высматривая, все ли находится на своих местах. Звон колокола на часовой башне отметил начало последней четверти суток, и мальчик быстро похватал принадлежности для уборки, сунул их в кладовку и побежал на второй этаж особняка, перепрыгивая через ступеньку. Джейми постучал в дверь мастерской Салвиуса, но ворвался внутрь, не дожидаясь разрешения войти.

— Мастер...

— Джейми! Я бы хотел задать тебе вопрос, — лицо мессира, отраженное в большом зеркале, перед которым он сидел, осветилось некой идеей. — Раз уж ты столь удачно заглянул сюда в час моих размышлений.

Мальчик взял паузу, чтобы отдышаться, окидывая взглядом помещение. Похоже, что у мастера все готово к началу представления, раз уж он решил потратить немного времени на изыскания в красноречии на своем юном помощнике. Хотя Джейми не мог знать, как обстоят дела во второй части мастерской, находящейся за большой ширмой, за которой Салвиус Шедарк хранил секреты своего театра, он понимал, что вряд ли мастеру требуется какая-то особая подготовка, учитывая особенности его театра. Будь у мастера на уме новая пьеса, в особняке бы уже царил хаос пробных заготовок и вариантов сценария.

Темный пурпур бархатного плаща, красующегося на стойке-вешалке, был вычищен и выглажен, как и жилет с цепочкой, висящий под ним. Мессир Шедарк любил одеваться франтовато, но раньше Джейми недоумевал, зачем он носит этот странный вычурный плащ, пока однажды тот не пояснил ему сам. Не пристало тому, кто не имеет ни капли знатной крови, одеваться как лорд, и нелепый заметный плащ был словно ключевым элементом костюма актера, указывал на то, что мессир Шедарк лишь играет благородного, раскланиваясь перед знатными дамами и оставляя остроумные замечания в светских беседах. Всего лишь подражатель.

Но Джейми знал, что это не так. Один короткий взгляд на этот плащ будил в нем противоречивые эмоции: его сердце билось чаще в предвкушении от нового представления мастера, и дыхание спирало от благоговения перед талантом и достижения его замечательного господина, но стоял в горле и ком горечи, ведь мессир Салвиус Шедарк никогда больше не сможет стать тем, кем был когда-то. Он никогда не будет собой.

— Почту твое молчание за знак того,что ты не возражаешь, — немного раздраженно заметил мессир Шедарк. Джейми встрепенулся и встретился глазами с его отражением в зеркале. Мастер корпел над своим гримом, и его глаза уже были окружены сеточкой морщин, но лоб и рот еще были чисты, как у молодого человека. У Салвиуса прекрасно получалось работать с гримом, и он сделал это своим вторым ремеслом, опробовав все свои приемы на самом себе. Перед выходом в люди он искусственно старил себя лет на десять. Альтесса Арревед с радостью взяла его под свое крыло, но оставила недовольное замечание, что слишком уж молод мессир Шедарка для мэтра театра. Салвиус принял замечание Ее Светлости слишком буквально.

— Да, конечно, — Джейми нервно переступил с ноги на ногу. — Я весь внимание, мастер.

— Тебе нравится Эттемилль, Джейми? — тонкая кисточка мастера запорхала по его лбу, оттеняя его первые морщины, делая их глубже.

— Да, само собой, мастер, — ответил тот, не скрывая своего удивления. — Это же Эттемилль! Самый прекрасный город в мире!

— И впрямь, — усмехнулся мессир Шедарк. — мне стоит уточнить вопрос. Любишь ли ты Эттемилль? Хочешь ли ты в нем остаться навсегда?

— Я... не знаю. Мастер, вы хотите уехать? — тихо произнес Джейми. Салвиус снова встретился с ним глазами в зеркале и испытывающе впился в него взглядом, будто желал заглянуть в самую душу парнишки.

— Хочу, — резко отрезал он. — И мне надо кое-что знать, Джейми.

— А куда...

— Сосредоточься на другом, — подначил мессир Шедарк. — Если ты никогда больше не увидишь Эттемилль, мальчик, готов ли ты последовать за мной?

Джейми глубоко вздохнул, переполненный сомнениями и тревогой. Самые первые его воспоминания о самом себе были о ночлежке для бездомных в квартале у Отвеса. Его жизнь тогда была полна несправедливости, холода и голода, но никогда он не смотрел на светящиеся в ночи окна изящных усадеб и домов с ненавистью. Он, скорее, хотел всего лишь иметь свой собственный теплый угол, дом, место, где его будут ждать и любить. У него даже имени не было, и он откликался на простое «Мальчик», как звали его все, но не мессир Шедарк. Нет, тогда он был всего лишь Салви. Улыбчивый молодой Салви с взъерошенными темными волосами, Салви-фокусник, Салви-никогда-не-снимающий-перчатки. Мальчик свои тоже не снимал, пока не оставался один, и тот самый Салви был первым, кто кинул взгляд на его руки с пониманием. На следующее же утро Мальчик стал называть его своим мастером.

— Джеймисон, — мягко окликнул его Салвиус. Это имя мастер подарил ему много лет назад, и Мальчик принял его как родное. Лучший подарок за всю его жизнь. — Мы с тобой многое прошли в Эттемилле. Мы поднимались с самых низов, но я думаю, что еще свежи те воспоминания, когда мы ютились в холодном фургоне. Что было с тобой до этого... Честно, мне и подумать страшно. Эттемилль принес тебе много боли.

— Утешение, — вырвалось у Джейми, рассматривающего узор ковра под своими ногами. — Я не ненавижу Эттемилль, потому что он подарил мне и утешение. Он подарил мне моего мастера. А с вами, мессир, моя жизнь пошла на лад, и вы показали мне, какими красками можно раскрасить этот город здесь, на Кленовой улице, удивляя людей своим искусством. Эттемилль, конечно, прекрасный город, и я очень рад, что мы с вами сейчас живем, пожалуй, в самом его красочном месте, но я за вами последую хоть на край света.

Он несмело поднял взгляд и увидел, что мессир повернулся к нему, отложив свою кисть. Его глаза немного блестели.

— Но... это хотя бы на территории Экветерры, а? — с надеждой предположил Джейми, чувствуя, как горят его уши.

Салвиус прыснул в кулак, неудачно попытавшись замаскировать свой порыв под кашель, но не выдержал и рассмеялся в голос, утирая с глаз слезы. Его чистый звонкий смех заставил сердце Джейми биться чаще от счастья и волнения. Он широко улыбнулся, радуясь хорошему настроению мастера. В последнее время тот был хмур и задумчив. Этот искренний смех стирал весь эффект старящего макияжа на лице Салвиуса, не в силах скрыть в нем молодого мужчину с огнем любви к жизни в темных глазах.

— Уф-ф-ф, хе-хе, — широкая улыбка не сходила с лица Салвиуса, пока он переводил дыхание. — Не переживай, Джейми, мы уезжаем лишь на три декады. Отвечая на твой незаданный вопрос: в предместья Ойонны, где у нашей дражайшей покровительницы есть летняя резиденция. Будем развлекать гостей альтессы и ее саму.

— А наш дом?

— За ним присмотрят, — мессир повернулся к зеркалу, закидывая ногу на ногу. Он критически потянул кожу у виска, разглядывая себя в отражении. — У рода Арревед полно людей в Эттемилле.

Джейми нервно переступил с ноги на ногу.

— Я вижу, что у тебя еще есть вопросы, — темные глаза Салвиуса быстро оглядели замявшегося мальчика через зеркало. — Задавай, не стесняйся.

— Когда мы уезжаем?

— Через шесть дней, мальчик.

— Мессир Шедарк, — Джейми сглотнул ком в горле и начал свой вопрос, неуверенный в том, как мастер отреагирует на то, что он собирается сказать. Вмешательство в его личные дела вполне могло рассердить Салвиуса. — А леди Елена... Простите, мессир,я хотел сказать...

— Не мямли, — строго прервал его мастер.

— Хорошо, — обреченный вздох вырвался из груди мальчика. — Знает ли леди Дьюситора о нашем отъезде?

— Сегодня вечером узнает, — мессир хмыкнул, и его глаза озорно блеснули. — А это значит, что у меня есть шесть дней на то, чтобы убедить ее отправиться с нами.

— Как здорово! — вырвалось у Джейми. Леди Елена не была незаменимой частью представлений его мастера, но ее мелодичный голос украшал любую ее постановку. А еще она была невероятно красива.

— Давай за дело, — стройный и высокий мессир подскочил со стула с резвостью, не сочетающейся с его искусственно состаренным внешним видом. — Колокол уже пробил, ты все приготовил внизу?

— Да, мастер, — Джейми не скрывал гордости в своем голосе, пусть он и с большим недовольством продрался через нелюбимую часть своей работы.

— Молодец, а теперь приведи сюда самую красивую женщину на свете, — улыбнулся Салвиус.

— Знаете, мастер, это звучит прям в стиле северных сказок, — пришло мальчику на ум близкое сравнение.

— Стало быть, ты сейчас отправишься в дальние края? За самые три ледяных стены? И путешествие твое займет три года, три месяца, три декады и три дня?

— Да мне всего-то площадь перейти, и я окажусь у самого театра, — растерянно возразил мальчик.

— Эх, Джейми, знаешь ты, к кому моя душа лежит, — мечтательно улыбнулся мессир Шедарк, накидывая на плечи свой широко известный фиолетовый плащ.

— Да вы и не скрываете особо, мастер, — хмыкнул его ученик, пожимая плечами и подавая ему трость, белые перчатки для постановок и цилиндр.

Салвиус кинул короткий взгляд на плотно задернутые шторы на окне и лишь после этого стянул с себя тонкие темные перчатки, которые они с Джейми привыкли называть домашними. На руках его ученика сейчас были точно такие же. Бледные кисти мастера были угольно черными ровно на две фаланги пальцев, словно пораженные странным недугом. Он поспешно сменил домашние перчатки на плотные белые, пряча черноту пальцев от самого себя с тихим вздохом облегчения.

— Беги уже, наблюдательный. Зря теряем время! — шикнул на него мастер, и мальчик немедля оторвал взгляд от белоснежных перчаток и шмыгнул на лестницу. — И Герона захватить не забудь!

— Да, мастер!

— Мне нужен его смычок! — донесся до него сильный голос мессира Шедарка со второго этажа, пока Джейми одергивал одежду перед зеркалом в холле и менял свои домашние перчатки на плотные уличные. Подарок от его мастера, они были изготовлены из кожи аргонитов, так что руки в них совсем не потели даже в теплое время года.

Он в последний раз окинул взглядом свою кисть, перед тем как надеть вторую перчатку. Его пальцы охватывала тьма, как и у мастера, но в отличие от Салвиуса, пальцы Джейми были черными на две с половиной фаланги. Мальчик сжал ладонь в кулак.

Салвиус Шедарк, Джейми и музыкант Герон были тенеплетами.

Три-четыре сотни лет назад в эквейских салонах ходили слухи о тех, кто может зачаровывать и управлять тенями, скрываться и перемещаться в них. Какие-то дерзкие маги из числа знати решили даже, будто они могут поймать повелителя теней, и проводили свои заумные изыскания по данной теме, собирая по всей стране сомнительные истории и шаткие факты. И тогда они, изгнанники в чужой стране, поняли, что невозможно оставаться в безопасности, пока есть риск, что раскроют истинную сущность хоть одного из вас. Так появился Ноктюрн — тайное братство, пронизывающее почти все слои эквейского населения.

Принципы Ноктюрна были довольно просты: придерживайся правил и убивай тех собратьев, кто эти правила нарушает. Правила те не были сложными и существовали по большей части ради сокрытия самого Ноктюрна и места, где зародилась теневая магия, Азуриса, что лежал северо-западнее Закатной Империи за Проливом Теней, откуда ни один корабль еще не возвращался.

Тенеплеты Ноктюрна держались вместе, одновременно с этим рассеясь по всей стране. Они ничем не отличались от других жителей Экветерры, только лишь их пальцы были черными как ночь. Чем выше распространялась по ним мистическая чернота, называемая в Ноктюрне лазурью, тем сильнее считался тенеплет, выше был его потенциал. А столь красивое название этой странной черной отметке дали из-за того, что она светилась и испускала необычный лазурно-пурпурный дым и свечение, когда тенеплет пользовался своей силой. Поэтому и Салвиус, и Джейми, и Герон всегда носили плотные перчатки из кожи аргонитов.

~~~

Площадь Поэзии охотно приняла ловко лавирующего в людском потоке Джейми в свои объятия, позволяя мальчику, проведшему большую часть своей сознательной жизни в кругу артистов, быстро двигаться к аллее Минора, не врезаясь в изумленных талантами выступающих гостей площади. Яркие костюмы артистов пестрели мириадами цветов, пролетая как калейдоскоп сочных красок перед глазами, но мальчик стоически игнорировал их выступления, сопротивляясь периодическим порывам оглянуться через плечо, когда зрители изумленно ахали, дивясь чьему-то представлению. Ориентируясь на стоящую на огромном постаменте статую Нельвета Амариэля, великого эквейского драматурга, коей был отмечен самый центр площади Чуда, Джейми торопливо протолкался к аллее, забитой музыкантами, надеясь, что в этот раз Герон будет здесь и согласится играть для мастера Шедарка. Но, как и перед прошедшим три дня назад выступлением мастера, мальчик не смог отыскать старого тенеплета с потертой скрипкой и остановил свой выбор на Пьере, друге Герона, которого Джейми пришлось пригласить и в прошлый раз.

— Герон не появлялся в последние дни? — громко произнес Пьер над ухом мальчика, перекрикивая какофонию настраиваемых инструментов.

— Это я у вас хотел спросить! — прокричал ему в ответ Джейми, за спиной которого вдруг пронзительно запела скрипка.

«Мастер точно захочет узнать об этом,» — решил он, глядя на пожимающего плечами Пьера. Герон и раньше часто пропадал, предпочитая алкоголь обществу людей, и именно Салвиус обычно вытаскивал его из запоя. Все же Герон был контактом мастера в Ноктюрне, и им следовало держаться вместе.

Договорившись с Пьером и отправив его к дому на Кленовой улице, Джейми помчался со всех ног на противоположную сторону площади Поэзии, огибая статую Амариэля с обратной стороны. Монумент всегда служил для всех посетителей площади Чуда ориентиром: великий автор стоял на коленях, в изумлении раскинув руки, обращенный к белоснежной крепости Флорет, возвышавшейся над городом на холме подобно роскошной короне, главным камнем которой был королевский дворец. Он отражал легенду, что Амариэль не смог впервые в жизни найти слов, когда увидел красоту Королевского холма, а также удобно смотрел на самый большой пеший проспект, ведущий с площади Чуда, расположившийся между массивными и величественными зданиями Королевского Белого и Публичного Черного театров, двух извечных конкурентов. По темным мраморным ступеням второго как раз стремительно и мчался Джейми, боящийся опоздать и упустить женщину, ради которой его мастер собирался изменить всю свою жизнь.

Он взлетел по широкой лестнице, перепрыгивая через одну ступеньку, и с облегчением выдохнул, узнав приглушенно звучащие из-за ведущих в зал массивных дверей низкие тревожные ноты, кои обозначали наступление финальной сцены идущего сегодня спектакля. «Конец Черной Королевы» Джейми смотрел вместе с мастером не менее пяти раз, но на ее концовку он попадал куда чаще. Дело в том, что дама сердца Салвиуса Шедарка, монна Елена Дьюситора, была самой известной актрисой Публичного или, как его называли в народе, Черного театра, и мальчик очень часто приходил к концу вечернего спектакля, чтобы передать ей приглашение от мастера принять участие в его сегодняшнем представлении.

Джейми осторожно приоткрыл тяжелую дверь, пустив темный зал полоску теплого света ламп холла и поймав заодно несколько недовольных взглядов, пока на цыпочках прокрадывался внутрь огромного помещения. Но все же, можно было сказать, что он проник в зал незамеченным, ведь абсолютное большинство взглядов было приковано к освещенной магическими лампами сцене.

— Пусть я непонятой была, пусть беды следуют за мной, но все, что свято, не померкнет... — женщина с обезображенным лицом в черном платье пала на колени, вознося дрожащие руки к лучу света, омывающему ее стройный силуэт.

Восемь черных фигур в балахонах медленно и зловеще выплыли из-за белоснежных бутафорских колонн, повторяющих внешне колонны тронного зала во Флорете, еще одна кралась из-за мраморного трона, сложенного в виде изящных женских ладоней.

— Это же Девять! — испуганно охнул тонкий девичий голосок в задних рядах, и ему вторило недовольное шиканье.

— Останутся навеки добродетели мои со мной... — мелодичный голос Черной Королевы Аниэттель был полон раскаяния, но она не видела поступи смерти, приближающейся к ней в лице девяти убийц, ставших легендой.

— Конец Черной Королеве! — яростно выкрикнула первая фигура в балахоне, бросившись на королеву. Ярким бликом был виден кинжал в ее руках, и даже Джейми, наблюдавший эту сцену не раз и точно знавший, что это лишь трюк, внутренне вздрогнул, когда острие вонзилось в спину Аниэттель, а зал испуганно охнул.

— Воздержание от нечестивости соблазнов плотских! — отчаянно прокричала королева, изгибаясь от боли, но вторая фигура уже замахнулась своим кинжалом, делая два широких шага.

— Кротость, с которой принимала я насмешки!

— Вера, пусть не в Богиню нашу, но в то, что в людях есть источник света!

— Милосердие, что проявляла я ко всем, кто пострадал нечестно!

— Благость и доброта, что вели мое сердце!

— Долготерпение к принятию другими того, что было свято мне!

— Мир, за который заплатила я самым дорогим!

— Радость, с которой я встречала свое предназначение!

Последняя фигура, двигавшаяся со стороны трона подошла к королеве неспешным шагом, и остальные члены Девяти замерли перед ней в благоговении и почтительной неподвижности. Рукава балахона взметнулись вслед за поднятыми рывком руками, и последний кинжал вонзился Аниэттель в самое сердце. Его рукоять торчала из ее груди.

— Любовь... — прохрипела она, протягивая руку к зрителям. — Любовь к моим подданным, моей семье и тебе, мой...

Фигура в балахоне резко выдернула кинжал из груди королевы, и кто-то нервно взвизгнул, увидев поток крови, брызнувший ярко-алым, но уже через секунду зал понял, что это всего лишь красная лента, вьющаяся теперь из самого сердца королевы по черному подолу ее платья.

— ... Орион, — пусть он стоял у самого выхода из зала, Джейми готов был поклясться крыльями Богини, что видел слезу, скользнувшую по обожженной половине лица умирающей Аниэттель, блеснувшую в свете ламп и сорвавшуюся вниз, оставив темное пятно на алой ленте.

Зал, казалось, не смел сделать вздоха.

«А ведь это не самая известная ее роль,» — подумал Джейми, глядя как под гулкий последний аккорд, проходящий тяжелой вибрацией через весь зал, Девять поднимают Черную Королеву, тащат ее к трону и небрежно швыряют, обагряя королевской кровью белый мрамор. Девять немых фигур и остались стоять вокруг трона молчаливыми палачами над телом Аниэттель, когда занавес медленно опустился. Зрители некоторое время роптали, но, когда актеры вышли на поклон, начали хлопать: кто-то рукоплескал актерской игре, а кто-то хлопал неуверенно и неохотно, словно не очень понимая, что только что произошло на сцене. Одни оставались напуганы и тронуты финальной сценой, другие же поддерживали напряженное молчание по иным причинам — традиционно Черная Королева Аниэттель считалась худшей из всех эквейских королев, предательницей веры и Экветерры, убийцей и тираном, но спектакль предлагал им Аниэттель в роли несчастной жертвы обстоятельств, к чему они не привыкли и принять это не были готовы.

Впрочем, мальчик уже привык к этому и просто поспешил протиснуться сквозь толпу, покидающую зрительный зал и обсуждающую спорную постановку. И все же он потерял уйму времени: ему пришлось потратить четверть часа на то, чтобы убедить нового работника сцены, что он не сумасшедший поклонник и не вор, и уговорить его проводить Джейми к грим-кабинету главной актрисы труппы.

— Монна Дьюситора! — мужчина постучал в дверь гримерной, приосанившись и приняв надменный вид. — К вам некий посетитель. Мальчишка-посыльный от какого-то мессира... Шадриуса?

— Леди Елена, это я! — выкрикнул Джейми, зная, что она обязательно узнает его. Только мессир Шедарк называл ее так, шутя, что с такой невероятной красотой и изящными манерами, монна Елена точно скрывает свое знатное происхождение. Джейми перенял привычку мастера обращаться к актрисе также, сам того и не заметив.

— Джейми? — мягко уточнил приятный женский голос, приглушенный закрытой дверью.

— Да, госпожа!

— Ты можешь войти, я уже переоделась.

Самодовольно усмехнувшись своему недовольно сморщившемуся сопровождающему, Джейми поправил воротник своей рубашки и вошел в комнату, наполненную костюмами, светом магических ламп и ароматом духов.

— Скажи мне, что ты пришел как представитель своего мастера и желаешь пригласить меня принять участие в его вечернем представлении, Джейми, — монна Дьюситора сидела к Джейми практически спиной, но он разглядел в ее руке тонкие золоченые щипцы, между которыми было зажато что-то вроде красноватой корки.

«Шрам от ожога на лице Черной Королевы,» — догадался мальчик, пока женщина прятала деталь своего образа в плоскую коробку.

— Скажи мне, Джейми, — ее изящная рука уверенным движением стянула сеточку с волос, и золотистые локоны рассыпались роскошной волной по ее точеным плечам. Елена повернулась к нему — самая прекрасная женщина, которую Джейми когда-либо видел в своей жизни, — и неуверенно улыбнулась, разглаживая подол своего платья цвета темного пурпура, украшенное золотым шитьем. — Скажи, что Салвиус желает моего общества... Не зря же я сегодня решила надеть его подарок мне?

— Он будет очень рад видеть вас, леди Елена, — чуть севшим голосом ответил мальчик. Легкая зависть кольнула его осознанием, что монна Елена Дьюситора так легко сможет осчастливить его мастера, пусть она и не знает самой сокровенной тайны Салвиуса. Джейми был посвящен во все секреты мастера, но даже несмотря на это, стоило Елене появиться между ним и его учителем, как мгновенно мессир Шедарк отдалялся от мальчика, делая Елену центром своего мира.

— Вы прекрасно выглядите, — Джейми галантно поклонился и сохранил лицо, как учил его мастер. И не солгал. Пусть он и завидовал тому вниманию, что уделял актрисе Салвиус, он не мог найти в себе силы ненавидеть эту красивую и благородную женщину.

Елена не скрыла счастливой улыбки, услышав такой ответ. Джейми понимал, что рано или поздно эта восхитительная женщина станет частью повседневной жизни мастера, и боялся оказаться ненужным, третьим лишним при влюбленной паре. Но мешать счастью мастера он никогда бы не посмел.

— Вы не скроете лицо вуалью, пока мы переходим площадь? — удивился мальчик, когда актриса в последний раз крутанулась перед зеркалом, поправила юбки и надела тонкие перчатки с узором на золотой парче.

— А стоит? — обеспокоенно спросила женщина.

— Леди Елена, — Джейми с важным видом прокашлялся, приосанившись и стукнув каблуками друг об друга. — Вы сияете сегодня особенно ярко, так что я думаю, что это будет разумно.

Она хихикнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони, и тут же подлетела к нему со стремительностью лани, схватив за руки.

— Крылья Богини, ну ты и понабрался у Салвиуса, Джейми! Какие-то три года пролетят незаметно, и все девушки на площади Поэзии будут мечтать о тебе, таинственном и галантном ассистенте Салвиуса Шедарка, — актриса обошла его быстрым шагом, словно кружа в танце, и резко припала на колено перед ним.

Аромат жасмина и роз захватил мальчика в свои мягкие объятия, и он чуть отодвинулся в смущении от того, что красивое лицо Елены находится так близко от него, а взгляд ее живых зеленых глаз бегает по его скромной одежде, разглядывая, будто она впервые увидела его.

— А может ты хочешь стать актером, Джейми? — театральным шепотом спросила Елена, несмотря на то, что помимо них в комнате никого не было. — Ты не думал о том, чтобы играть на сцене?

Ему сразу же представилось, будто он стоит в слепящем магическом свете, бьющем сильным лучом в центр сцены, а тысяча глаз наблюдает за ним из темного зрительского зала, жадно ожидая, что он сделает хоть одну крошечную ошибку, чтобы немедленно предать его осуждению.

— Нет, спасибо, — помотал головой мальчик, чувствуя, как рубашка прилипает к его влажной спине. — Но... Голос бы мне не помешало поставить...

— Я вижу, что ты уже работаешь над этим, — лукаво улыбнулась актриса. — Ах, эта напускная небрежность в тоне, наигранная глубина голоса при неспешной речи, чтобы подчеркнуть собственную значимость! Ты хорошо копируешь своего учителя... Интересно, можно ли сказать, что ты сейчас такой, каким был Салвиус в своей юности?

Зеленые глаза впились в его лицо с живым интересом, полные губы растянулись в мечтательной улыбке, но Джейми не нравилось такое пристальное внимание к его персоне. Жасмин и розы пьянили и одурманивали его.

— Леди Елена... — мальчик предпринял более решительную попытку отодвинуться, и она немедленно прочитала его жест и отпустила его руки.

— Ох, прости, — на лице актрисы появилась виноватая улыбка, но Джейми оставалось лишь гадать, была ли она настоящей. — Впрочем, я с удовольствием дам тебе несколько уроков, чтобы помочь тебе поставить голос и выправить твою речь. Я даже могу обучить тебя некоторым акцентам, — Елена повеселела, видимо, представив это. — О, это будет так же интересно, как и познавательно! Если ты, конечно, пожелаешь у меня учиться...

— Я только с радостью, — увидев, как веселье на ее красивом лице сменяется задумчивостью, поспешно заверил Джейми.

— Тогда идем скорее, — она энергично бросилась за ширму и вернулась с покрытым вуалью лицом. Но даже полупрозрачной темной ткани было не по силам скрыть блеск ее глаз.

Но «скорее» у них не получилось: Елена, для которой искусство преображения и актерской игры были самыми большими страстями в жизни, то и дело останавливалась понаблюдать за выступлениями на площади. Джейми и сам обожал поглазеть на толпы уличных артистов, актерские труппы на маленьких импровизированных сценах, кукольщиков, разыгрывающих в представлениях легенды о былых веках, и прочих, но не смел этого делать, чтобы не получить нагоняй от мастера. В компании леди Елены же он вполне мог себе это позволить. Они некоторое время простояли у группы музыкантов, игравшей быстрый полонез, пока Джейми со смешком не заметил, что монна Дьюситора притопывает ножкой в такт музыке, а сам он хлопает себя по ноге, вторя ей. А еще посмотрели четвертый акт традиционной постановки о Черной Королеве, и Елена, услышав первую же гротескно-злую реплику королевы Аниэттель, приправленную смехом безумной, повернулась и решительно направилась прочь, взметнув юбки. «Конец Черной Королевы», в котором она исполняла главную роль, был одним из ее любимых спектаклей, и Джейми не единожды слышал, как она жарко доказывает мессиру Шедарку, какой огромный вклад она и ее труппа привносит в формирование образа королевы Аниэттель в общественном сознании. Елена относилась к своим ролям очень серьезно и тщательно изучала личности тех, кого ей приходилось играть. И, как правило, это были эквейские королевы — монна Дьюситора легко могла сравниться по красоте не только с королевой Джезебелль, но и с ее дочерью, Золотой Розой Эттемилля, наследной принцессой Эллиссон Деламар. Но не одна лишь красота, легкость походки и величественность осанки отмечала Елену среди других актрис. Многие часы убивала она в работе над своим образом в осваивании новой роли. Так как чаще всего ей приходилось играть персонажей исторических, она с головой погружалась в описания их бытия, корпела над собственными записями, выписками из источников любой степени сомнительности, собирая по крупицам образ многосторонний и интересный, но при том цельный, объединенный одной идеей. И потому Джейми очень хорошо понимал отношение Елены к традиционной версии Черной Королевы, ведь какие только грехи королеве Аниэттель не приписывали, в некоторых постановках фигурировала даже любовная связь с самим Вороном.

Леди задержалась, как она сама выразилась, «дабы восстановить духовное равновесие», возле нотосских танцоров, и, вернув на лицо легкую улыбку, позволила вести себя к особняку на Кленовой улице.

~~~

Салвиус Шедарк крутился в толпе в своем пурпурном плаще с пачкой билетов в одной руке и кошелем денег в другой. Холодный свет двух больших белых магических ламп омывал его приметную высокую фигуру.

— Представление театра теней Салвиуса Шедарка начинается через сорок минут! Спешите приобрести билеты! Билеты на театр теней Салвиуса Шедарка!

Джейми ощутил укол совести — все же продажа билетов была его обязанностью — и бегом кинулся к мастеру, чтобы помочь ему. Мессир Шедарк цепко впился в него взглядом, и недовольство на его лице резко контрастировало с радостным галдежом, царившим на Площади Поэзии.

— Явился! — буркнул он, всовывая Джейми в руки стопку рукописных билетов на штампованной бумаге и мешочек денег. — Не иначе как раззявил где-то свой рот на юных фокусниц из Нотоса.

— Неправда, — обиделся Джейми, обиженно сопя. Его задержала монна Дьюситора, но он не смог обвинить актрису перед мастером. Мальчик закусил губу, придумывая оправдания, но вдруг Салвиус переменился в лице, распрямляясь во весь свой рост и завороженно глядя куда-то за спину Джейми.

Там стояла она. Темная вуаль скрывала ее лицо, однако Салвиус не мог не узнать ее. Монна Елена Дьюситора неуверенно пожала плечами, чуть разведя руками, мол, вот и я, и опустила их перед собой, переплетя пальцы в скромном жесте. Роскошное платье актрисы, подарок Салвиуса, идеально гармонировало с его плащом, кричащий положительный ответ на его чувства, что он так нелепо выразил, вручая ей этот подарок. Салвиус не смел надеяться, что Елена когда-либо наденет это платье, а в глубине души и вовсе боялся, что она оскорбится, воспримет это как попытку присвоить ее себе и не ответит сегодня на его зов. Однако актриса стояла перед ним, пряча красивую улыбку под вуалью, а плечи ее и тонкий стан покрывал роскошный пурпур. Мастер теней не смел шелохнуться, боясь спугнуть это волшебное мгновение.

— Молю, замрите! Оставьте этот миг! — звучный тенор мессира Шедарка остановил движение толпы. Внимание прохожих обратилось к нему, и песня, та самая, которую Джейми не раз слышал из-за закрытой двери мастера, полилась так звучно и чисто, как никогда прежде:

— Она ступает грациозно по бульвару. Любви недуг меня в тот миг настиг — Сгорел в момент, отдав себя его пожару.

Мастер теней замер, взгляд хаотично бегает по лицам людей, ждущих, что будет дальше, рука дланью вверх направлена к монне Елене.

«Сейчас ее партия, — догадался Джейми и обернулся к актрисе. — Неужели она не вступит?»

Носок туфли Елены показался из-под пурпурного подола, и легкий шаг, который она сделала навстречу Салвиусу, будто переменил ее в одно мгновение: величественным движением руки была откинута с лица вуаль, королевская осанка дала ее фигуре особую изящность. Бледная тонкая рука распростерлась навстречу руке мастера Шедарка, и монна Елена Дьюситора преобразилась в королеву Юлианну Восхитительную.

— Взгляд жаркий губы мне целует, — нежный голос Елены сменил оцепенение на лицах слушателей восторгом, нежным перышком плывя по прохладному вечернему воздуху.

— Тот неизвестный смотрит из толпы.

Он мной сражен, и он меня погубит,

Глаз его золото сулит приход беды.

С любовью и сожалением ей отвечал Рамиль тенором Салвиуса Шедарка:

— Контракт гласит, что пасть придется деве,

Моя рука вонзит в нее кинжал.

Но ложь и сердце преподнес я королеве,

Перед сияньем красоты не устоял.

Голос Елены вился вокруг голоса Салвиуса подобно мотыльку, порхающему вокруг пламени. Актриса с дрожью волнения шагнула в драматично раскрытые объятия возлюбленного и припала к его груди, зажмурив глаза и сведя тонкие брови к переносице:

— А я дрожу, как жертва перед зверем,

И сердце прочь желает из груди.

Пусть королевы круг коварен, лицемерен.

Любви и истины неведомы пути.

Последняя строчка еще дважды прозвучала из их уст, стекая сладчайшим медом для слуха очарованных и онемевших зрителей. Джейми первым подскочил поближе и громко зааплодировал, выкрикивая: «Браво!». Толпа отмерла, и шквал реакций обрушился на певших: дамы кокетливо смеялись или ахали, спеша обсудить, не связывает ли что-то мастера теней и королеву Черного Театра, лорды ликовали перед пением прекрасной Елены, дивясь многогранности ее таланта.

— Любезные леди и лорды! — ангельский голосок монны Дьюситора заставил их внимать ей. — Приглашаю вас всех на волшебное представление театра теней настоящего кудесника и моего возлюбленного — мессира Салвиуса Шедарка!

Но со стороны мастера никакого заявления не последовало, несмотря на ожидающий взгляд Елены, которая, видимо, думала, что Салвиус закончит объявление о постановке за нее. Лицо мессира же осветилось невиданным ранее светом, будто луч божественной благодати и надежды озарил его. Слабая улыбка покоилась на его губах, пока он любовался своей спутницей.

— Через тридцать минут на углу Кленовой улицы! Неподражаемый мастер театра теней Салвиус Шедарк и монна Елена Дьюситора, королева Черного Театра! — заголосил Джейми, видя, что его мастер впал в ступор. — Абсолютно новое музыкально-театральное представление «Рамиль и Юлианна», основанное на событиях минувших лет! «Рамиль и Юлианна» в театре теней мессира Шедарка!

Пачка билетов, которой Джейми размахивал над головой, таяла с потрясающей скоростью, мешочек с деньгами не прекращал тяжелеть. Мастер давал лишь одно представление за вечер и отнюдь не ежедневно, и альтесса Арревед велела им компенсировать это большой ценой на билеты. Если прибавить сюда тот факт, что мест в роскошной зале на первом этаже их особняка было не очень много, то посещение театра теней мессира Салвиуса Шедарка превращалось в развлечение, доступное лишь элите. Альтесса была крайне удовлетворена этим фактом.

— Три билета, юноша, для меня и двух моих бланбеков, — высокородная дама с выражением лица, словно она учуяла нечто дурно пахнущее, небрежно сунула бумажный вексель под нос Джейми. За ее спиной маячили два раздраженных мальчишки возрастом чуть младше его самого.

— Приношу свои извинения, миледи, но мессир Шедарк принимает оплату только твердой монетой, — настолько вежливо, насколько он мог, заметил Джейми с легким поклоном. Дама нахмурилась, отдернув руку, будто боялась, что он выхватит у нее из руки ценную бумагу и сбежит.

Яркий блик привлек внимание Джейми, когда он поднимал голову после поклона. На руке дамы белый свет большой лампы играл ярчайшими искорками с изящным браслетом из золота, богато украшенном россыпью камней. Их было не менее тридцати, а в центре этого великолепия находились три крупных изумруда глубокого и чистого цвета. Мальчик сглотнул и вежливо улыбнулся даме, нарочито не глядя на роскошный браслет, но в уме он уже просчитывал свои действия, и, самое главное, прикидывал, за сколько удастся сбыть украшение на рынке краденого. Можно будет купить что-то красивое для леди Елены, ни в чем себе не отказывать в путешествии в Ойонну...

Такие планы Джейми осмелился строить лишь по одной причине: браслет был чуть велик знатной даме, он свисал с ее запястья, а тонкие звенья отбрасывали четкую тень на ее бледную кожу. Молодому тенеплету ничего не стоило связать тень браслета с его реальной копией и надломить тень одного из звеньев, и, если повезет, то надменная леди не заметит потери драгоценности,

Пурпурный плащ мелькнул в поле его зрения, и мессир Салвиус Шедарк, неприлично счастливый и сияющий, учтиво спросил у дамы, чем они вызвали ее недовольство. Джейми слушал разговор о векселе вполголоса, наблюдая за болтающимся на тонком запястье браслете, точнее, на его тени, скользящей по бледной коже леди.

— Джеймисон, — рука мастера намеренно сильно сжала его плечо. Мальчик поднял глаза и по пристальному взгляду Салвиуса понял, что тот заметил, куда направлено его внимание. В другой руке драматурга была та ценная бумага, которую женщина хотела всучить Джейми. Умелые пальцы мессира ловко сложили вексель пополам без помощи второй руки, и он исчез в кармане камзола Шедарка.

— Да, мастер? — с невинным видом спросил мальчик.

— Дай леди три билета, — с нажимом произнес тот.

— Слушаюсь, — покорно ответил Джейми и с удивлением обнаружил, что билетов осталось всего четыре. Он отдал недовольной леди три из них, а четвертый незаметно сунул в карман, чтобы оставить для себя самого. — Представление начнется через пятнадцать минут, миледи.

— Другое дело, — поджала губы женщина. — Посмотрим, что за новинку урвала леди Арревед в свой цирк уродов.

Джейми стиснул зубы, но ничего не ответил, и секунду спустя, когда леди начала отворачиваться к двум своим сыновьям, время будто замедлилось для него. Старые инстинкты брали верх, и он четко осознал, что вот он, идеальный момент: ее голова отвернута к двум мальчикам, корпус поворачивается в ту же сторону, а украшенная дорогим браслетом рука остается чуть позади. На долю секунды он ясно увидел тени звеньев и, отринув все сомнения, дерзко сломал одну из них, связывая тень с реальным предметом. Лазурь запульсировала в его венах приятным волнением, а черная кожа пальцев засветилась насыщенно синим, но, к счастью, перчатки из аргонитовой кожи, что подарил ему мастер, хорошо скрывали это свечение. Мальчик знал, что сейчас браслет должен соскользнуть с руки леди, и, если она этого не заметит, то он, как говорили докеры, играя в карты или в кости, сорвал куш.

Именно так они с мастером зарабатывали раньше. Дешевый театр теней в старом фургончике был лишь прикрытием для наглого воровства у тех, кто его посещал. Все это продолжалось, пока Салвиус не начал испытывать настоящую страсть к постановке самих теневых представлений и не стал тренировать свое искусство управления тенями, повышая качество и эффектность своих постановок. И окончательно закончилось, когда он безответно влюбился в прекрасную женщину, страдальчески заламывающую руки на сцене Черного Театра в роли Юлианны Восхитительной. Тогда их жизнь превратилась в гонку, казавшуюся бесконечной: попытки подняться, бесконечные расшаркивания и унижения перед эквейской знатью, ожидание, любовные муки Салвиуса, попытки наскрести денег на образование, поднатореть в терминологии театра, стать своим в обществе театралов. Та женщина никогда не заметит молодого мужчину в потрепанном сюртуке из уличного театра, но может обратить внимание на находящегося под покровительством знати зрелого харизматичного держателя собственного театра теней с изумительными постановками. Поначалу Джейми все еще опустошал карманы зрителей при помощи навыков воришки, выработанных за голодные годы, и очищал запястья от дорогих браслетов с помощью способностей тенеплета, которые помогал ему развивать его мастер, но потом Салвиус начал требовать, чтобы мальчик прекратил воровать — если они попадутся на чем-то, то все их усилия создать себе репутацию пойдут прахом.

«Но она это заслужила,» — подумал Джейми, глядя на отворачивающуюся к своим детям леди. Еще доля секунды, и...

Ничего не произошло.

Сзади мальчика будто обдало потоком легкого ветра. Как невозможно ни с чем спутать легкий бриз, пришедший с Отвеса, несущий запах порта и воды, так и это дуновение, доступное лишь для чувств Джейми, невозможно было не опознать — кто-то творил магию тенеплетов прямо за его спиной. Кто-то мгновенно восстановил тень звена. Мальчик мгновенно обернулся, попадая под разгневанный взгляд своего мастера, стоящего около него.

— Давай-ка пройдем в дом, Джеймисон, — притворно ласковый тон шел в разрез с льдом в его глазах.

— М-мастер, простите меня... — голос мальчика задрожал против его воли. — П-пожалуйста...

— Быстро в дом!

Догадавшись, что возражения и извинения лучше пока оставить при себе, Джейми послушно пробрался через толпу и шмыгнул мимо Пьера со скрипкой, проверяющего билеты на входе, и роскошной залы с маленькой сцены, где уже рассаживались их гости. Он торопливо взбежал наверх, чувствуя даже без взглядов через плечо, что мастер следует за ним, как неотвратимое наказание за проступок, и вошел в мастерскую Салвиуса. Тот вошел следом, прикрывая за собой дверь.

— Мастер Шедарк, простите, пожалуйста, я только сейчас понял, чем грозило это все, — выпалил Джейми, чувствуя, как горят его уши от стыда.

— Смотри человеку в глаза, Джейми, когда пытаешься извиниться перед ним, — разгневанно произнес мессир.

Мальчик поднял голову, бросив короткий взгляд на лицо мастера. Он боялся увидеть в его глазах что-то такое, что скажет Джейми, что мастер не простит его никогда, что он прогонит его, не пожелает больше видеть. Но ничего увидеть он не успел, так как, стоило ему приподнять подбородок, сильная и звонкая пощечина оглушила его и вывела из равновесия. Джейми покачнулся, пытаясь устоять на ногах, однако его колени все же дрогнули, и он оказался сидящим на вычищенном паркете. Они оба больше ничего не говорили, Джейми не знал, сколько продолжалось это молчание — минуту, две или целую вечность, — и только шаги мастера, нервно мечущегося по своей мастерской, нарушали тишину. Никогда прежде он не поднимал руку на своего ученика.

«Если не прогонит, то сам уйду, — решил Джейми, вытирая слезы, скопившиеся в уголках глаз. — Уйду, даже думать нечего. Промолчу, стерплю все, а, когда они с Еленой уйдут на ужин, я выполню свои обязанности: провожу всех гостей, приберусь в зале и в мастерской и... Просто уйду.»

— Я не хотел... Простишь меня? — тихий голос Салвиуса был полон раскаяния и неподдельной боли, но Джейми лишь замотал головой, всхлипывая. Мастер остановился позади него, ладонь легла на плечо мальчика, стискивая его.

— Ты мог все испортить, — его пальцы тут же расслабились, хватка стала мягче. — Все, ради чего я так долго трудился, Джейми. Я испугался, что едва не потерял все в одно мгновение.

— Меня бы не заметили, — захныкал Джеймисон, обида и злость застряли комом боли в его груди. — Все бы обошлось.

— А если бы нет? — повысил голос Салвиус, нотки гнева снова появились в нем. — Чего мог стоить весь этот риск? Чего?!

Ответом ему была лишь тишина, прерываемая всхлипами Джейми. Мессир поступил дурно, ударив его, но и сам Джейми выкинул совершенно безумный фортель с нелепой попыткой украсть браслет той леди. Раньше они с мастером делали это, чтобы выжить, иметь крышу над головой и оставаться сытыми. Сейчас же их полностью содержала альтесса. Ворон дернул его позариться на этот проклятый браслет!

Осознание собственной вины нахлынуло на ребенка. Да, Салвиус ударил его, и Джейми ненавидел его за это, но больше этого он презирал себя за эту краткую вспышку ненависти к самому дорогому для него человеку, которого он едва не подвел по собственной глупости. Джейми знал, что он заслужил наказание.

Вопреки этому, Салвиус порывисто опустился на колени и стиснул его в своих объятиях со спины. Этот неожиданный порыв вырвал из груди Джейми испуганный выдох.

— И все равно... Я не должен был тебя бить, — опечаленный мягкий голос прозвучал прямо над его ухом, и Салвиус с обреченным вздохом уткнулся лбом в плечо своего ученика.

— Мастер? — мальчику было неловко от этих объятий.

— Мой отец бил меня, — Джейми замер, услышав это. Салвиус очень редко говорил о своем детстве, которое прошло в Азурисе, таинственном месте, откуда явно происходил и кто-то из родителей Джейми. — За каждую оплошность, за малейший проступок. Он всегда бил по лицу и делал это так, чтобы оставались следы. Отец хотел, чтобы все видели эти доказательства моих неудач, хотел, чтобы насмешки сверстников стыдили меня. А я... Я ненавидел отца за это. Я не хочу быть для тебя тем, кого ты будешь ненавидеть, Джейми.

— Я не ненавижу вас, мастер! — отчаянно выпалил мальчик и почувствовал, что не соврал. То, что он испытал, было лишь короткой вспышкой гнева и горькой обидой после. Скорее всего, Салвиус чувствовал нечто похожее, когда Джейми поставил его репутацию под удар своей выходкой. Мальчик повернулся и неловко забормотал извинения в висок мастера. — Пожалуйста... Простите меня. Я больше вас не разочарую!

— Это ты прости меня, мой мальчик, — Салвиус поднял голову, и их глаза встретились. Рука в белой перчатке ласково погладила горящую от пощечины щеку, стирая следы слез. Тенеплет чуть приподнялся, прижавшись губами ко лбу Джейми. — Сегодня ведь очень важный день, Джеймисон. Я не хочу оправдываться, но, быть может, именно это толкнуло меня к краю. Сегодня вечером я сниму перчатки перед Еленой.

Лицо Джейми вытянулось от изумления.

— Вы расскажете ей правду?

— Вам обоим. Да, ты не ослышался, не надо делать такое лицо. Мы с тобой, конечно, делим одну тайну на двоих, но в моем прошлом и помимо этого есть множество темных страниц. Если Елена примет меня таким, какой я есть, то я обязан буду рассказать ей о своей жизни до Экветерры.

— Азурис, — прошептал мальчик.

— Да, я расскажу об Азурисе, темном крае, где мне довелось родиться, — лицо Салвиуса омрачилось от воспоминаний, пришедших с этим словом.

— Мастер, не хотелось бы предполагать такое... — замялся Джеймисон.

— Что будет, если Елена испугается и отвергнет меня? — предположил мессир Шедарк, и кивок мальчика подтвердил его догадку. — Что ж... Я рискую нашими судьбами. В худшем случае нам... Мне...

— Нам, — твердо кивнул Джейми, и в глазах его мастера мелькнуло раскаяние. — Куда вы без меня?

— Это точно, — горько усмехнулся тот, взъерошив волосы на макушке мальчика. — Самая дальняя наша дорога приведет нас в Закатное Королевство, если все пойдет по худшему из вариантов развития событий. Но знаешь, я почему-то верю в леди Елену. Верю, что она поймет и не оттолкнет. Она... Необыкновенная женщина.

Выражение лица Салвиуса переменилось, как меняется пейзаж, когда расступаются густые облака, и лучи солнца преображают все кругом, наполняя крону каждого дерева жизнью, сверкая бликами на воде и стеклах домах, заставляя небо напитываться цветом.

— Ее называют чудаковатой, — возмущенно фыркнул мальчик. Его собственное отношение к актрисе не было однозначным: с одной стороны, невозможно было не любить ее за прекрасную актерскую игру, яркий образ, красивую улыбку и ясный ум, с другой — ее обаяние крало время Салвиуса, его внимание, его сердце, а Джейми... Джейми чувствовал себя одиноким и винил в этом леди Елену, но сам постоянно попадал под чары живых искорок в ее зеленых глазах, когда общался с ней. Она была не просто какая-то монна Елена Дьюситора, актриса Черного Театра, она была их леди Еленой, их королевой сцены. И Джейми не переносил, когда кто-то высказывался о ней небрежно или неодобрительно.

— Традиции и пережитки прошлого, — раздраженно махнул рукой Салвиус. — Эквейские дамы слишком много думают о контроле всего, что окружает их.

В дверь постучали, и Салвиус еще раз вытер щеки Джейми и поднялся, попутно взъерошив волосы у него на макушке. Петли тихо и коротко скрипнули, пока ученик тенеплета вставал, отряхивал свои штаны и приглаживал вихры, поглядывая на свое отражение в большом зеркале, перед которым мастер гримировался.

— А вот и королева вечера, — мягкий голос Салвиуса опустился на тон ниже, звуча вкрадчивее и взрослее. — Прошу входите, Ваше Величество.

— Вот как? — присутствие красавицы будто сделало комнату ярче. Она подмигнула Джейми, и он непроизвольно улыбнулся. — До этого вы оба шутливо звали меня леди, несмотря на отсутствие благородной крови в моих жилах, а теперь я выросла до самой королевы? В чем секрет моего столь неожиданного продвижения?

— О чем это она? — театрально всплеснул руками Салвиус, обращаясь к Джейми. Тот быстро подхватил игру мастера и пожал плечами, состроив озадаченную мину.

— Ну хватит! — надув губы, Елена показательно топнула ножкой, чуть приподняв и бросив свои пышные юбки. Мастера театра теней и его ученик рассмеялись, не в силах удерживать серьезную выражение лица, и актриса охотно присоединилась к ним: ее серебряный смех вызвал нежную улыбку у Салвиуса, засвербившую в груди Джейми осознанием, что он здесь лишний. Впрочем, ему в голову пришла хорошая идея.

— Мастер, — скромно и почтительно обратился он к своему учителю, зная, что в присутствии Елены Салвиус будет мягче и вряд ли откажет ему в просьбе, — могу я посмотреть сегодняшнее представление из зала? У нас остался непроданным один билет.

«Получилось хорошо», — мысленно прокомментировал свою ложь Джейми. Конечно, он намеренно припрятал последний билет, чтобы напроситься на просмотр теневого спектакля из зала вместо подглядывания из-за присобранных портьер у входа в дальней от сцены части зала. Но учителю знать это было необязательно. Джейми отметил, что во время вранья его голос не дрогнул и не выразил никаких неестественных, лицо не погорячело, а поза была свободной и непринужденной, и мысленно похвалил себя, с интересом гадая, раскусил ли его мастер или нет. Однако, если тот догадался, то вряд ли станет наказывать его при Елене.

— Конечно, — легко отозвался ничего не подозревающий Шедарк. — Только отдай этот билет мне.

«Проще простого,» — усмехнулся Джейми и сунул руку в карман штанов. Но билета там не оказалось. Он проверил другой, потом маленькие внутренние отделения на подкладке камзола. Пальцы не нащупали ничего похожего на кусок плотной бумаги, и мальчик обшарил карманы еще раз.

— Потерял... — в момент похолодев, пробормотал мальчик себе под нос.

— Не это ли ты ищешь, о, самый честный из всех мальчишек Эттемилля? — Джейми поднял глаза и увидел, как Салвиус, усмехаясь, крутит между пальцев небольшой пурпурный прямоугольник, украшенный серебряными звездами с одной стороны и покрытый белыми каллиграфическими буквами с другой. Полный изумления и недопонимания взгляд леди Дьюситора метался между ними.

— Простите, мастер, я никак не мог пропустить вашу версию «Рамиля и Юлианны»! — взмолился ученик тенеплета. — Пожа-а-алуйста, я обещаю, что такого больше не повторится!

— Ладно, что с тобой поделать, — возвел глаза к потолку мессир Шедарк, тяжело вздохнув. — Можешь посмотреть из зала, я разрешаю. «Больше не повторится», говоришь? Как-то не очень мне...

— Клянусь, мастер, больше я вас не разочарую! Спасибо! — Джейми почти подпрыгивал на месте от того, как полегчало на душе. — Я пойду в зал, чтобы не мешать вам готовиться!

Он поспешил ретироваться, пока мастер не передумал, но обернулся напоследок на пороге, чтобы отвесить почтительный поклон. Там они стояли оба в роскошном пурпуре и тепло улыбались ему: прекрасная Елена Дьюситора, звезда сцены Черного Театра, и мессир Салвиус Шедарк, темная лошадка эквейского искусства.

«Что бы ни случилось и куда бы не привела меня дорога жизни, такими я их и запомню навсегда», — почему-то подумалось Джейми с пришедшим чувством всепоглощающей любви к этим двоим.

— Удачи! — он широко улыбнулся им вместо поклона и выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. Вприпрыжку юный помощник мастера теней спустился по лестнице в зал, где скоро должно было начаться представление, и занял последнее свободное место среди усаживающихся гостей. Глупо улыбающийся и согретый теплым чувством в груди, он не заметил презрительного взгляда той леди с двумя мальчишками, что пыталась купить у него билет за вексель.

Не заметил он и фигуры в плаще с капюшоном, сидящей прямо за ним.

~~~

Представление застало зрителей врасплох своей изысканной красотой и неожиданным музыкальным сопровождением скрипки Пьера, ласкающий слух вместе с прекрасным пением мессира Шедарка и монны Дьюситора. Теневые образы сменяли один другой на белом полотне сцены, заставляя ахать даже опытных театралов перед узнаваемыми, но при этом новыми образами. Вот королева Юлианна встречает Рамиля впервые и влюбляется в него, а вот под пронзительный тревожный вой скрипки на нее нападают остальные представители Девяти, а Рамиль спасает ее, чтобы втереться к королеве в доверие. Но его сердце похищено прекрасной Юлианной, и он не в силах исполнить злобный план Девяти и убить королеву. Терзаемый сомнениями, он все же вонзает кинжал в венценосную деву, но не в сердце, чтобы убить ее мгновенно, как должен, а в бок меж ребер, и его длинноногая тень несется прочь, в отчаянии рыдая и моля южных богов убить его на месте. И партия Рамиля, сокрушающегося из-за того, что он предал и Девятку, и Юлианну, и самого себя, плавно перетекает в партию Юлианны, она изящной тенью приникла к стене, едва в силах стоять на ногах, а в боку ее торчит кинжал. Женственная тень притрагивается к ране и поднимает руку выше, к лицу, будто неверяще смотрит на кровь.

— И пусть не кинжал моего сердца достиг... — намеренно слабым голосом начала петь Елена, и Джейми заерзал на месте от нетерпения. Это была та самая песня, над которой его мастер и госпожа его сердца трудились больше всего. Они скрывали полную и финальную версию песни от Джейми, но Салвиус обмолвился мимоходом, что ни одна из песен не была для него столь сложной, и ни в одну он не вложил столько себя, сколько в это творение. Елена не спала ночами и часто прибегала к ним ни свет, ни заря, поднимая Джейми на ноги бесконечным звоном дверного колокольчика.

— Буди Салвиуса! Я переписала второй куплет! — врывалась она внутрь подобно прекрасной буре, полная энтузиазма и вдохновения.

Когда леди Елена показывала Герону слова песни, напевала мотив и объясняла, что она хочет от его музыки, Джейми старался изо всех заглянуть в текст, но актриса выставила его за дверь, чтобы не путался под ногами.

— Написано влюбленными для влюбленных, — пробурчал Герон свой вердикт и добро усмехнулся, после того как пробежал глазами текст. Леди Елена плотно прикрыла дверь за Джейми, но он тут же приник к створке.

— Понятия не имею, о чем вы, — Джейми уловил ее приглушенный удивленный выдох, но неожиданно для себя осознал, что он был притворным. Елена слишком поторопилась с ложью, невольно сделав ее сильно явной, и это несмотря на ее потрясающий актерский талант и опыт. Джейми бы пораздумывал об этом больше, если бы в тот момент рядом с ним не появился мастер, оттащивший его за ухо от двери.

Песня лилась из уст раненой Юлианны, точнее, леди Елены на скрытом балконе над ними, и Джейми подумал, что никогда он не слышал столь красивой песни о любви. Даже его сердце, сердце мальчишки, она тронула, пока он глядел на сменяющийся калейдоскоп теней воспоминаний Юлианны о времени, что она провела с Рамилем. Песня открывала, что королева давным давно догадалась о том, что Рамиль — один из Девяти, но не могла отослать его прочь или казнить, так что позволила ему остаться рядом. И дело было не в том, что она сделала это из-за любви к нему и нежелания расстаться, но также из-за того, что королева Юлианна понимала, что неудача ее возлюбленного будет стоить ему жизни. А она любила его столь беззаветно, что лишь с тихой улыбкой ждала, когда он соберется с духом и убьет ее. Каждую секунду она ждала ножа в сердце от своего возлюбленного, но все равно ничего не предпринимала.

— Тебя прошу, беги, беги, Рамиль! — взмолилась Юлианна голосом Елены, и быстроногий убийца скользит ловкой тенью по улицам, бежит прочь от стражи и от других, что из Девяти. Но понимает Рамиль, что не сбежать ему от самого главного: от боли и вины за содеянное, что не оставят его всю жизнь, от любви, что он предал. И Рамиль прыгает под короткий взвизг скрипки Пьера с самого Отвеса, летит тень в бездну волн, чтобы погибнуть на острых камнях внизу. Но Юлианна не знает об этом, молит бежать и жить, но понимает, что не оставят Девять в покое ее возлюбленного, ведь Рамиль не убил ее. Очень скоро подоспеют целители и спасут королеву, желает она этого спасения или нет. И тень Юлианны вздымает руки, демонстрируя маленький флакон в ладонях, и это яд, который носит она при себе уже долгие недели на случай, если не справится Рамиль со своей ужасной миссией.

— Пусть дрогнула твоя рука, моя рука не дрогнет, — голос Елены чуть задрожал от душевных мук Юлианны, что она пропускала сквозь себя, и Джейми краем глаза отметил, что сидящая рядом с ним молодая леди тоже задрожала всем телом, пытаясь задушить в себе слезы. Он окинул взглядом полутемную залу и отметил, что некоторые дамы то и дело промакивали глаза платочками, остальные же зрители пребывали в полном оцепенении.

— Тебя прошу... Беги, беги... — в полной тишине после последней ноты тихо пропела Елена, и теневая Юлианна опрокинула в себя флакон с ядом, — Рамиль...

И тень на плоском белом полотне пала в неловком шаге вперед, но при ударе об пол обратилась завитками дыма, медленно поднимающимися вверх, таящими, пока они, наконец, не исчезли полностью. Когда магические лампы медленно зажглись, набирая привычную яркость, Джейми недоуменно понял, что все вокруг по какой-то причине нечеткое и расплывчатое, и принялся вытирать глаза от навернувшихся на них слез.

Несмотря на маленький размер залы, в которой давал свои представления мастер Шедарк, аплодисменты и выкрики «Браво!» гремели так, что у Джейми звенело в ушах. Он яростно захлопал тоже, увидев, как Салвиус и Елена появились на лестнице, чтобы поблагодарить зрителей за то, что они пришли на премьеру. Мастер теней силился сказать хоть пару слов, но овации все никак не затихали, и он лишь широко улыбался, поглядывая на Елену, у которой блестели глаза, и они оба светились от счастья, что им довелось разделить этот триумф друг с другом.

Наконец, аплодисменты поутихли, и театральные критики кинулись к мессиру Шедарку после его короткой благодарственной речи, но лишь отослал их, попросив прийти завтра.

— Я бесконечно уважаю вас, господа, — мелодично произнес мастер теней с легким поклоном, — но желаю провести этот вечер, окутанный сиянием нашей прекрасной звезды.

— Ах, да, монна Дьюситора, — улыбнулся пожилой критик с пышными усами, а его молодой коллега немного расстроился. — Что же, вам есть что отпраздновать сегодня, это был триумф! А песня, песня!

— Уверен, что это лучшая песня о любви на все времена, — добавил молодой, глазея на Елену. — Как она называется?

Салвиус с Еленой на момент озадаченно переглянулись.

— Все завтра, господа, завтра приглашаю вас на обед! — нашелся мастер теней, выпроваживая последних гостей, критиков, в холл к двери. — Обсудим все тщательно в приятной обстановке.

— Право, право, — закивали оба и ретировались, пожелав напоследок доброго вечера мессиру и монне.

Джейми закрыл за ними дверь и с облегчением выдохнул. И тут же подпрыгнул на месте от неожиданности, когда его мастер расхохотался в голос.

— Мастер?

Салвиус оперся на стену, не в силах выдавить и слова от приступа смеха. С немым вопросом в глазах Джейми повернулся к Елене, но и она сползала по стене, сотрясаясь от беззвучного смеха.

— Название-то... — с трудом выдохнул Салвиус, еле находя воздух в легких.

— ...не придумали! — закончила за него Елена, звонко расхохотавшись.

Мальчик онемел от изумления. Они столько работали над этой песней, и не подумали...

— Вы сумасшедшие! — он засмеялся вместе с ними. — Если до завтра вы не придумаете, то она станет известна по первой строчке!

— Решим сегодня за ужином, — улыбнулась леди Елена, когда они все перевели дыхание. Ее щеки раскраснелись от веселья, и она расцвела подобно прекрасной розе. — Мы же ужинаем с тобой сегодня где-нибудь, дорогой Салвиус?

— Вообще-то, — в момент посерьезнел мессир Шедарк, — перед ужином я хотел кое-что обсудить с вами, моя леди.

Он глубоко вздохнул, выпрямившись во весь свой рост, поправил воротник, одернул выходной жилет, подтянул перчатки повыше. И встретился глазами со своим учеником и улыбнулся ему неуверенно, будто ища одобрения. Джейми кивнул ему решительно в ответ.

«Вместе до конца.»

— Заканчивай свою работу, Джеймисон, — ласково произнес Салвиус, глядя только на него одного, игнорируя мечущийся между ними двоими взгляд взволнованной Елены. — Убедись, что никто из наших гостей ничего не забыл, погаси лампы в зале, запри дверь и поднимайся к нам наверх. А я пока выполню свое давнее обещание перед леди Еленой.

— Неужели это... — актриса приподняла бровь в удивлении и по одному только взгляду мастера теней поняла, что он понял ее с полуслова.

— Леди Елена, я покажу вам свою мастерскую. Точнее, ту ее часть, которую еще никому, кроме моего помощника, видеть не доводилось, — торжественно и твердо провозгласил тот и помрачнел лицом. Его рука слегка дрожала, когда он протянул ее своей избраннице, но она вложила в нее свою изящную ладонь без сомнений.

— Я всегда знала, что у тебя есть секреты от меня, дорогой Салвиус, — ее изумрудные глаза будто сверкнули, когда мастер теней оторвал взгляд от ее тонких пальцев и взглянул на нее. — Не спрашивай, откуда. Считай, что это моя женская интуиция. Идем же, нам предстоит очень важный разговор.

— Моя леди даже не представляет насколько, — пробормотал себе под нос Шедарк, и Джейми более не стал задерживаться и побежал за поворотным механизмом для ламп, проводив напоследок взглядом эту пару, поднимающуюся наверх. Ближайший час должен был решить останутся они таковой или нет.

Джейми выскочил на улицу с табуретом подмышкой и механизмом, отключающим магические лампы, в руке.

— И пусть не кинжал моего сердца достиг, — тихо пропел он, вставляя поворотный ключ в отверстие и прокручивая, убавляя яркость света лампы, пока она не сошла на нет.

Напевая себе под нос, он быстро справился и вернулся, бросив табурет в угол холла. По обыкновению запер дверь на ключ и цепочку, подбросил поворотный механизм одной рукой и ловко словил его другой, задержался у зеркала, чтобы приосаниться и пригладить волосы, и направился в залу для представлений.

У окна стоял невысокий человек в длинном плаще и капюшоне, и от неожиданности сердце Джейми пропустило удар, когда он заметил его.

— Ох! Ворон тебя... — он тут же спохватился, вспомнив, что видел фигуру в плаще среди зрителей. — Приношу свои искренние извинения, милорд, вы меня немного напугали.

Фигура плавно повернулась от окна к нему, руки в длинных перчатках показались из-под полы нелепого плаща с рваным краем, и медленно поднялись, отбрасывая тьму капюшона с лица.

— Миледи, — поправил себя Джейми, завороженно глядя на эту странную женщину. Ее бледная кожа в белом свете магической лампы будто имела серый оттенок, волосы мышиного цвета торчали в разные стороны, будто их кто-то грубо обстриг при помощи одного лишь ножа. Но наиболее необычными в ее облике были глаза. Они сияли невероятно ярким оттенком лазури.

Она сделала шаг к нему навстречу, наклонив голову набок и задумчиво приложив палец к губам.

— Миледи, вы что-то потеряли? — голос Джейми опустился до громкого шепота, будто он мгновенно осип. Было в этой женщине нечто такое, что заставляло стыть кровь в жилах мальчика.

— О, да, — она словно споткнулась на очередном шаге вперед, вскинув брови, и ответила ему вкрадчивым шепотом. — Я уже это нашла.

Когда она приблизилась, Джеймисон понял, что ее глаза не просто сияли, а сами ее зрачки будто были обведены ярко-синим ободом. Эти яркие круги прыгали следом за ее взглядом, ощупывающим его, пока глаза не остановились на его руках.

— И что же это? — спросил мальчик, отступая на полшага назад.

— Мальчишка из театра с Кленовой улицы, — прошептала женщина, и на ее лице появилась блаженная улыбка. — Две с половиной фаланги.

Джейми зачем-то спрятал руки в аргонитовых перчатках за спину, пусть в этом и не было уже смысла, и улыбка женщины стала еще шире, в глазах появились искорки веселья, и он понял, что позабавил ее этим нелепым детским жестом. Конечно, она была тенеплетом. Она не просто знала, что он тоже из таких, как она, что-то подсказывало мальчику, что она видела его угольно-черные пальцы прямо через перчатки. Или даже через него самого.

— Вы знаете обо мне от Герона? — он сглотнул ком в горле, продолжая осторожно отступать.

«А вдруг это своего рода проверка от Ноктюрна? Или из Азуриса? А я тут готов штаны обделать! Нельзя подводить мастера Шедарка. Нельзя!»

— Скрипач, — задумчиво произнесла тенеплет, окидывая взглядом лестницу и потолок, и Джейми с ужасом догадался, что она поняла, где находится его мастер. Секунду спустя ее глаза последний раз вспыхнули синевой, и свет вокруг ее зрачков исчез. Радужки ее глаз были темно-бордовыми.

— Вы, наверное, прибыли к нам из Азуриса? — вежливый тон странно сочетался с дрожью в голосе, но мальчик не сдавался. — Не знаю, как у вас там, но у нас в Экветерре не принято так наступать на собеседника в разговоре. Это неприлично.

— Ах, — на ее худом лице появилось выражение глубочайшего сожаления, и она, наконец, остановилась в паре футов от Джейми, и тот с тихим облегчением выдохнул. — Я не знала!

И она тут же прыснула, не в силах подавить смешок.

«Да она не в себе! У нее, кажется, не все в порядке с головой...»

— Миледи, я вам рекомендую так больше не делать, — прохладно произнес юный тенеплет.

— Мальчик, я тебе рекомендую обернуться, — женщина обеспокоенно кивнула в сторону чего-то за его спиной.

Он, стиснув зубы и набравшись храбрости, послушался ее и сделал это, пусть его и бросало в ужас от мысли повернуться к этой сумасшедшей спиной. Рывком развернулся на каблуках и тут же онемел от увиденного. Отступая, они минули большую магическую лампу, полную белого света, и сейчас Джеймисон видел на стене две тени. Одна из них, его собственная тень, будто колебалась по своей границе, как если бы тень могла дрожать от страха. Другая, большая тень этой женщины, стоявшей чуть ближе к свету, выглядела как кошмарное чудовище: у этой тени были пылающие голубые глаза-щелки, рваный край плаща вился подобно змеям, а пальцы оканчивались длинными острыми когтями. И этими острыми когтями теневое чудовище с размаху хватануло по его тени.

Многие тенеплеты могли по-разному работать с тенями. Основной идеей, конечно, было установление связи между тенью и исходным объектом, как объяснял когда-то Джейми его учитель, в те времена, когда он еще не был мессиром Салвиусом Шедарком, а был лишь фокусником Салви в замызганном камзоле. Но важно было также и уметь манипулировать тенями, передавая изменения через связь и на реальный объект. Как-то так вышло, что Салвиусу плохо удавалась связь с большими тенями, зато менять маленькие тени он мог просто великолепно, а со временем научился рисовать ими подобно художнику, создавать любые образы, привязанные тенью к любому крошечному объекту, который было бы легко менять. Так родился его театр теней, и Джейми тоже потихоньку учился этому странному и прекрасному теневому искусству. У него получалось совсем дурно, но и его господин этому не за один день научился, так что мальчик не унывал.

Но помимо этого азурийские маги могли чувствовать, как кто-то плетет тени рядом с ними. Мастер учил Джейми, что каждый тенеплет воспринимает активность чужой лазури по-своему, есть у каждого какой-то индивидуальный способ градации силы лазури, и кто-то был чувствительнее к чужой магии теней, кто-то вообще ее не ощущал. Салвиус и Джейми могли ощущать магию друг друга, пусть и по-разному: мастер будто слышал в своей голове струнные инструменты, когда кто-то использовал лазурь недалеко от него, его ученик же ощущал что-то похожее на дуновение ветра. Именно так Салвиус понял накануне вечером, что его непутевый мальчик задумал пустить в ход лазурь против дамы с векселем, и именно так Джейми заметил, что мастер быстро вмешался со своим тенеплетением, спасая своего ученика от собственной глупости. Джеймисон знал этот легкий бриз, принесший свежие запахи залива с Отвеса, который дул лишь для него одного.

Сейчас же его будто снесло мощнейшей бурей — настолько сильна была теневая магия этой кошмарной женщины.

«Так не бывает!» — по-детски возмутился он перед тем, как услышал мерзкий влажный звук и его грудь взорвалась чудовищной болью. Позади него взвизгнула в восторге тенеплет и рассмеялась по-девичьи звонко.

Джеймисон попытался закричать от ужаса и агонии, но лишь захрипел, отхаркнув кровью. Из его разума страшной болью в момент вышибло все мысли. Его голова бессильно упала вперед, в глазах стремительно темнело, но он увидел напоследок пять острых шипов, торчавших из его груди и живота, ощутил, как они горят в его теле, прошитом насквозь. Они были черны как беззвездная ночь, но от них поднималась легкая чарующая дымка, изумительно лазурная, пока она обнимала когти-шипы, но мистически фиолетовая, когда она, извиваясь, подобно искусной танцовщице, взмывала выше. Образы появлялись и таяли в этой дымке, и он будто увидел развевающиеся полы знаменитого плаща мастера теней Салвиуса Шедарка.

«Какой прекрасный цвет...» — подумал Джейми и умер.

~~~

Салвиус плотно прикрыл дверь и расстегнул застежку, удерживающую его фиолетовый плащ на плечах, сбрасывая его на вешалку у двери. Обычно он заботился о нем, чистил и аккуратно вешал, но сейчас ему было не до того. Елена сопровождала его действия удивленным взглядом.

— Твой плащ...

— Мой плащ — это часть образа, — устало выдохнул он в ответ. Салвиус нарочно отпустил свой хорошо поставленный тембр и говорил обычно, будто бы он беседовал с Джейми. Он знал, что иногда терял бдительность и слегка соскальзывал в ее обществе с образа, что он создал для себя, когда впервые коснулся руки Елены. У импозантного и загадочного мастера-театрала было куда больше шансов завоевать внимание этой прекрасной женщины, казавшейся тогда недостижимой и далекой, как звезда на небосводе. Но чем ближе Салвиус узнавал Елену, тем больше ощущал себя лжецом и грязным притворщиком, пусть его намерения относительно нее были кристально чисты.

— Хватит с меня образов. Не с тобой, — у него словно камень с души свалился, когда он промолвил эти слова. Пусть Салвиус и чувствовал себя взволнованным мальчишкой под изумрудным взглядом той, в кого он был влюблен, а страх быть отвергнутым накрывал его с головой, один маленький шаг навстречу честности позволил ему дышать свободнее.

— Мой дорогой Салвиус, — в глазах Елены была боль, в голосе — понимание. — Ты для меня самый дорогой человек на этом свете. Никого нет, кто понимал бы меня столь хорошо, как ты. Я подозревала, что ты хранишь за сердцем какой-то большой секрет, но если бы меня это действительно волновало, стала бы я так открываться тебе?

Она прильнула к его груди, и он утонул в аромате жасмина и роз. Руками обхватил ее тонкие плечи и притянул ближе к себе, осторожно касаясь губами роскошных золотых локонов.

— Но что, если мой секрет столь кошмарен, что оттолкнет тебя? — высказал он свое опасение вслух.

— В любом случае, я должна сначала выслушать его, — его возлюбленная подняла голову, и у тенеплета перехватило дыхание от ее красоты. — Но сердце мне подсказывает, что я приму тебя, Салвиус, каким бы ни был твой секрет.

— Ты не понимаешь! — он отстранился прочь, хватаясь за виски. — Салвиус Шедарк — это даже не настоящее мое имя!

— Как и Елена Дьюситора, — тихо произнесла актриса после недолгого молчания.

Мастер теней неверяще обернулся к ней и будто увидел впервые. Ее лицо было бледным, красивые полные губы чуть дрожали, и выглядела она маленькой несчастной девочкой, задушенной пышным пурпуром дорогого платья, девочкой, переживающей, что ее не примут и осудят.

«Она такая же как и я,» — догадался тенеплет. Любовь зацвела в его сердце еще более буйным цветом, чем прежде, сердце защемило от нежности.

Едва он успел шагнуть к Елене, как в голове пронзительно взвизгнула скрипка, и Салвиус почувствовал, как по спине стекает холодный пот.

Совсем рядом кто-то творил мощную теневую магию.

«Джейми!»

— Что случилось? — Елена впилась взглядом в его лицо, словно пытаясь найти на нем ответы, пока побледневший Шедарк снимал с шеи ключ на тонкой цепочке.

— Тихо! — шикнул он и перешел на шепот. — Возьми этот ключ. За ширмой в полу есть люк под ковром, он откроет тебе его. Забирайся туда, закрой его на задвижку и не зажигай света. Я постараюсь увести их из дома.

— Их? — ошарашенно переспросила она, пока Салвиус быстро вел ее к ширме.

— Никаких вопросов, молю, я объясню позже. Сиди тихо и не высовывайся.

Елена взглянула на него твердо и кивнула, быстро привстав на носочки и поцеловав его в щеку.

— Будь осторожен, — шепнула она и ринулась за ширму, взметнув юбки.

~~~

Тенеплет старался ступать беззвучно, что было несложно делать на мягком ковре, покрывавшем ступени лестницы. Достигнув последней, он осторожно ступил на паркет, жалея, что не может ощущать тенеплетов, пока они не используют свою лазурь. Еще со времен жизни в Асурбии, столице Азуриса, он помнил о магах, которые могли это делать.

«А что если я крадусь сейчас, а они видят меня своим чутьем?» — похолодев, подумал он. И в подтверждение его словам в звенящей тишине его особняка раздались шаги, приближающиеся к холлу.

Перемахнув через перила, Салвиус кинулся в глубину дома, услышав, как преследователь тоже ускорил шаг, перед тем, как его уши заложило от стука крови в голове. Он скользнул в гостевую комнату, захлопнув за собой дверь и закрыв на задвижку, и подлетел к окну, часто дыша.

«Увести их прочь, кем бы они не были. Прочь от Елены и Джейми!» — он распахнул створки и выпрыгнул наружу ровно в тот момент, как дверь в комнату разнесло в щепки — его преследователи не отличались ни терпением, ни добрыми намерениями.

Салвиус в панике оглянулся: по одну сторону от него лежал темный переулок, ведущий куда-то вглубь района, по другую — площадь Поэзии, на которой сейчас еще было полно народа. Он мог бы скрыться там, смешаться с толпой, и ни один тенеплет не решится напасть на него в таком скоплении людей, но что тогда они могут предпринять, если не вернуться в его дом, где сейчас находились самые дорогие ему люди? Быстро приняв решение, Салвиус побежал прочь по переулку, оглянувшись, чтобы разглядеть своих преследователей. К его удивлению, он был всего один: тощая фигура в драном плаще выскочила в окно и обернулась в его сторону. Под капюшоном врага горели две яркие лазурные точки, подобно тому, как горят глаза кошки. Фигура чуть наклонила голову, изучая его с расстояния и сорвалась с места в его сторону.

«Я сильнее физически! Заманю его в темный переулок, где нет источников света, и у меня будут все шансы его вырубить!» — сообразил Шедарк, уводя тенеплета за собой и выбегая на широкую Западную улицу. Вниз по улице быстро мчался экипаж, но Шедарк рискнул и проскочил прямо перед ним, пересекая проезжую часть, в надежде хоть немного оторваться, и уже не страх, а решительность несла его ноги вперед без сомнений. Обруганный кучером, он вильнул в переулок, кинув взгляд через плечо и убедившись, что враг все еще у него на хвосте, перелез через нагромождение ящиков и помчал вниз, надеясь, что он все рассчитал правильно, и это дорога действительно вела к Отвесу, где располагались район ремесленников и торговые склады. Салвиус слышал, как тяжело карабкается по ящикам его хилый преследователь где-то позади и чуть сбавил шаг, давая себе несколько секунд отдышаться и осмотреть соседние переулки. Один из них был пустым, коротким, абсолютно темным и оканчивался глухой стеной. Как раз что-то такое ему и было нужно.

Его враг больше не бежал. Салвиус слышал стук каблуков тенеплета по грубой брусчатке переулка, ему даже казалось, что он слышит сбитое от погони дыхание врага.

«Он устал, а значит уязвим,» — приободрил себя мастер теней, занимая позицию для атаки.

— Это хороший план, — произнес хрипловатый запыхавшийся женский голос, и из темноты к его ногам выкатился маленький круглый предмет. — Был.

Объект ярко вспыхнул белым магическим светом, ослепив тенеплета на долю секунды. Он прищурился, прикрывая глаза ладонью, и увидел крошечную магическую лампу в защите из металлических полудуг. Грязный переулок мгновенно озарило белым заревом, облупленные стены расчертил четкий рисунок теней от металлических дуг, самого Салвиуса и его преследовательницы, сбросившей капюшон. Ее сероватое худое лицо обрамляли бесцветные топорщащиеся волосы. Она едва ли была старше него.

— Ты азурийка, — против воли вырвалось у него, пока голова была занята поиском выхода из этой ситуации. — Почему ты меня преследуешь?

— Сам догадайся, Эммерих Моргар, — ехидно улыбнулась девушка. Она обняла себя обеими руками, и этот защитный жест резко контрастировал с ее ядовитым тоном.

— Меня изгнали из семьи, я отлучен от этого имени! — отчаянно выпалил тенеплет. — Я не имею ничего общего с домом Моргар, и я не союзник им! Моя собственная мать прогнала меня много лет назад!

Женщина сделала небольшой шаг в его сторону, и он невольно отступил на столько же к стене.

— Кто послал тебя? Кто отправил за мной? — воспоминания об Азурисе нахлынули на Салвиуса темной волной. — Орхид? Фекхис? Может, сами Моргар решили избавиться от своего позора? Рактис?

— Император?! Не обольщайся, Эммерих! — нервно хохотнула девушка. — Нет, я не от них. Сама я когда-то принадлежала семье Тиамат, раз уж тебе интересно.

— Жрецы? — стиснул зубы Салвиус. — Но с чего вам...

— Больше я не принадлежу им, — резко оборвала она его, выплевывая слова с явной ненавистью. — Причина, по которой я охочусь за тобой, не имеет ничего общего с политикой Азуриса.

— Тогда почему?

Взгляд девушки из рода Тиамат прояснился, на лице повисло недоуменное выражение. Похоже, что она была искренне удивлена, почему он не понимал.

— Как же... — начала она, и Салвиус понял, что сейчас, в эту самую секунду, у него самые большие шансы на побег.

Он бросился вперед, припадая на колено и рывком опуская ладонь позади лампы, создавая огромную тень собственной руки на стене. В порыве отчаяния Салвиус связал эту тень своей силой, давая ей нужный вес, и решительно толкнул ею тень девушки прочь. Она пошатнулась и упала на спину, а он, не теряя времени, тут же кинулся к стене в конце переулка и быстро вскарабкался на нее, цепляясь за собственную тень. Прежде ему очень редко удавались столь эффективные теневые связи, и страшно было даже подумать, что бы случилось, если бы ему оказалось не под силу создать их сейчас.

Салвиус спрыгнул в темном проулке, чувствуя резкую боль в ногах от твердого приземления.

«Бежать... Бежать! К людям! Оторваться, забрать Джейми и Елену...» — кричал его разум, и ноги несли его прочь, когда в голове снова пронзительно взвыла скрипка. Проулок залило белым светом, лижущим Салвиусу пятки, и он на секунду обернулся.

Тенеплет из Тиамат сидела на верхушке стены подобно черной птице, держа в руке свою маленькую магическую лампу. Салвиус хотел уже было отвернуться и ускориться, но тут она сделала нечто неожиданное. Сияющая сфера взмыла вертикально вверх, отправленная в небо броском девушки, а сама она прыгнула со стены, раскинув руки в стороны, будто собиралась взлететь. Полы ее рваного плаща разлетелись в разные стороны.

«Не может этого быть!» — в его голове сложно раздался пронзительный визг, не похожий более ни на какой музыкальный инструмент.

Ее тонкие изящные руки облегали перчатки из аргонитовой кожи, поднимающиеся выше локтя, но даже они не были в силах скрыть лазурно-фиолетовую дымку, струящуюся от ее рук. Никогда прежде Салвиусу не доводилось видеть у кого-то столько лазури.

Тень девушки резко очертилась в белом свете на земле проулка, приподнимаясь навстречу хозяйке, падающей вниз, и та гладко и монолитно скользнула в нее подобно пловцу, входящему в воду после прыжка. Теневая субстанция яростно завертелась вокруг нее, формируя голову, когтистые лапы и длинный хвост, и до того, как магическая лампа ударилась об землю, тварь из теней, походившая на огромную дикую кошку уже бросилась в сторону Салвиуса с невероятной скоростью, клацая зубами и издавая отвратительный скрежет вместо рычания. Внутри этого монстра угадывалась тощая человеческая фигура, а за его лазурными глазами тянулись два призрачных следа, рассекая воздух.

Не успел он опомниться, как она на бегу низко присела и мощным прыжком взмыла в воздух, целясь в него и раскрыв свою жуткую пасть. На чистой удаче Салвиус поднырнул под ее кошмарную оболочку, избежав смертельного удара, и дернулся в боковой проход, но на этом его везение закончилось. Он споткнулся, не смог удержать равновесие и упал, ударившись головой об какой-то окантованный железом ящик, и обнаружил себя в маленьком темном закутке. Бежать было некуда. Он слышал, как теневая тварь по инерции прокатилась по мостовой и развернулась, царапая когтями камень.

— Ты спрашиваешь меня, почему я охочусь на тебя, Эммерих Моргар, — ее голос будто повторялся снова и снова, накладываясь сам на себя подобно эхо, звуча множественно и объемно. Скалящееся дикая кошка медленно появилась из-за угла. Ее добыча вжалась в угол, немая от ужаса.

— Все просто, — тени танцевали, вихрясь у ее лап. — Эттемилль — мои новые охотничьи угодья, Моргар. Разве хищник не имеет права охотиться на свою добычу?

— Нет, нет... — замотал головой Салвиус, ощущая кровь на своем виске, теплое прикосновение пониже места удара и специфический резкий запах. Тиамат не желала ни отмщения, ни причинить кому-то боль из его семьи. Эта женщина всего-навсего охотилась за чужой лазурью. И был лишь один способ, чтобы ее забрать.

— Скрипач Герон, одна фаланга.

Дзынь... Дзынь-дзынь...

Что-то позвякивало, катилось по наклону проулка, набирая скорость. На стенах заиграли холодные белые отсветы.

«Магическая лампа...» — догадался Шедарк.

— Мальчишка из театра с Кленовой улицы, две с половиной фаланги, — промурлыкало чудовище потусторонним голосом, поднимаясь на задние лапы.

Дзынь-дзынь... Дзынь!...

«Я живу, пока катится магическая лампа...» — он будто собственными глазами видел, как подпрыгивает она на неровной брусчатке улицы, звеня все громче, делая все большие и большие прыжки.

— И Салвиус Шедарк. Эммерих Моргар собственной персоной. Две фаланги! — взревела огромная теневая кошка, стоящая на задних лапах.

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Крутящаяся и подскакивающая сфера появилась за ее спиной, окутывая белым светом Салвиуса и рисуя на стене за ним две четкие тени — его и его убийцы. Девушка тут же сбросила монструозную форму и стремительно раскинула руки, окутанные лазурным сиянием и пурпурным дымом.

Салвиус потерял контроль над своей тенью. Он чувствовал, что находится в чужой власти. Чувствовал слезы сожаления, бегущие по щекам.

А потом его голова с хрустом повернулась почти на полный оборот.

~~~

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Сфера прыгала дальше по переулку, но худая фигура в рваном плаще не погналась за ней, а вместо этого припала на колени, приникая к убитому. Она стянула с его рук перчатки и задрожала от возбуждения: его черные на две фаланги пальцы начали мягко мерцать, будто мириады звезд вспыхивали на его коже и тут же гасли.

— О-о-о! — восторженно взвыла девушка, прижимаясь к этим звездам губами. Лазурь моментально нашла другого носителя, резко очертила пальцы мертвого Моргара своим ярким цветом.

— Не уходи в черноту небес, не угасай, иди ко мне! — жарко зашептала она, и лазурь послушалась, дымными завитками поднимаясь в воздух и проникая в ее тело через ноздри и рот. Девушка из Тиамат вдохнула ее с легким стоном, втягивая божественную силу с небывалым удовольствием. Ее глаза закатились, когда она достигла вершины блаженства.

— Корвана Тиамат, Пятая из Девяти, — раздался женский голос за ее спиной.

Корвана неохотно вынырнула в реальность и поняла, что позади нее стоит женщина, сжимающая в руке ее магический фонарь, укатившийся вниз по переулку. Она облизнула губы и повернула к слепящему свету свое бледное узкое лицо, щурясь. В другой руке у женщины был меч, отбрасывающий белые блики.

— Ни одно из этих имен я не выбирала, — с презрением бросила Корвана. — Убирайся прочь.

— Боюсь, что ты заигралась, девочка, — покачала головой женщина, и ее длинные волосы, собранные хвост, качнулись в такт этому движению, а Корвана Тиамат едва не зашипела как взбешенная кошка, едва заслышав такое обращение к себе. — Пора бы вернуть тебя домой.

— Девочка? Я покажу тебе «девочку»! — звонко и зло засмеялась Корвана. Пусть фонарь слепил ее глаза, не давая разглядеть лица женщины с мечом, но она все же четко видела ее тень на стене. Она вцепилась в эту тень с особой яростью, и чернота на ее руках — от кончиков пальцев и до полосы на пять дюймов выше сгиба локтя — полыхнула лазурной вспышкой.

Тень заметалась под властью Корваны, но женщина не шелохнулась. Азурийка попробовала еще раз. И еще раз.

— Ты... Ты чудовище! — в ужасе вскричала она, когда ее глаза привыкли к свету и лучше стали различать детали. Волосы неизвестной были чернее ночи, а глаза горели ровным серебром. Корвана медленно поползла от нее, оставив в покое ее тень. — Бездушный монстр, проклятая черная тварь! Я не вернусь в Азурис. Не вернусь! Пусть хоть десяток антимагов вышлют!

— Никто и не собирается возвращать тебя в Азурис, — выдохнула диссорсерер с облегчением, убирая меч в ножны при помощи одной лишь руки. Она окинула взглядом проулок, убедившись, что нет рядом лишних ушей. — Твой дом среди Девяти, Корвана. И лучше тебе пойти туда со мной добровольно, девочка, иначе мне придется применить к тебе свою силу.

— Не надо! Не делай со мной ничего... такого! — с нескрываемым страхом отозвалась безжалостная убийца, струхнув перед антимагией. Она напоследок окинула взглядом тело Эммериха Моргара, приглядываясь к пальцам. На них не осталось ни капли лазури.

— Итак, твое решение? — деловито спросила диссорсерер.

— Да веди уже, — вяло отозвалась оробевшая азурийка. — Что ж вам всем так эти Девять сдались?

— Ах да, я не представилась, — женщина откинула с лица пару прядей черных волос, неловко потерев уродливый шрам, проходящий через ее глаз. — Меня зовут Рэйлин. Седьмая.

~~~

— Монна Дьюситора, сюда, скорее, для финальной сцены нанесем на ваше платье побольше крови, — поманила ее к себе взволнованная помощница главного по гриму и костюмам. — Мессир Картье говорит, что плохо...

Елена едва слышала ее причитания, на негнущихся ногах ковыляя к девушке и глубокой миске в ее руках, в которой была субстанция, имитирующая кровь.

«Нет, не такая настоящая кровь, я видела ее. Много-много крови. Мой бедный маленький Джеймисон... И Салвиус, мой дорогой Салвиус...»

— Соберись, Елена, ты сама настояла, чтобы представление не отменяли, так делай же то, что должна! — недовольно пробурчал Картье, подтаскивая ее за локоть к помощнице. Это была правда. После того, что случилось, Елена ужасно боялась оставаться одна.

— Вы пожалейте ее, мессир, — шикнула на него девушка, размазывающая фальшивую кровь вокруг торчащей из платья рукояти кинжала, — не знаю, что в ней сломалось, но она играет сегодня выше всяких похвал.

— Не без этого, — неохотно признал главный режиссер. — Но ты все же не скажешь, что Елена...

— Я не Елена, — безэмоционально произнесла актриса, покорно поднимая руку, чтобы не мешать помощнице по гриму и костюмам делать свою работу и не испачкать широкий рукав.

— Конечно, не Елена, — тепло улыбнулся Картье, сжимая в больших ладонях ее изящную руку. — Ее Величество Юлианна Восхитительная! Сама снизошла к нам с Небес одарить всех своей благодатью! Продолжай, дитя, продолжай! Всего одна сцена осталась.

— Пора! Пора, монна Дьюситора, — подскочил к ним кто-то из совсем юных работников сцены. — Ваш выход через пару минут!

— Я иду, — кивнула актриса, поправляя венок из роз на своей голове. — Иду, Джейми.

— Сюда, монна, — ее подхватили под руки, помогая взобраться на высокую сцену.

— Желаете взглянуть быстро на текст?

— Флакон! Флакон чуть не позабыли, держите, монна!

— Тихо там!

— Но меня не Джейми зовут, — озадаченно пробормотал мальчишка, обернувшись к девушке-гримеру и главному режиссеру. У обоих в глазах стояли слезы.

Магические лампы ярко светили, превращая зрителей в однородную массу силуэтов. С первого шага из-за кулис Елена преобразилась в королеву Экветерры, пусть и тяжело раненую своим возлюбленным Рамилем, но царственной поступью ступающую среди цветов. Она потратила чуть больше времени, чтобы достигнуть середины сцены, но интуиция подсказывала ей, что так правильнее.

После трагических событий двухдневной давности Елена в ней умерла, остались только ее роли. Только притворщица, навсегда, до конца ее дней, так никому и не открывшая себя. Салвиус лишь чуть-чуть успел заглянуть за кулисы театра ее души, а когда она протянула ему руку, приглашая, то ушел из этого мира, ускользнул из ее объятий, забрав с собой ее сердце.

«Это так несправедливо!» — горько подумала она, обреченно ступая босыми ногами по сцене Черного Театра. Зрители внимали каждому ее движению. Да, она была притворщицей, но какой! Никто из них не знал, что не было никакой Елены Дьюситора. Не было прекрасной монны, сбежавшей из Закатной Империи на зов искусства в Эттемилль. Зато была Хэлен из эквейского знатного рода Арвилль, лгунья.

Когда отец потерял свои корабли в осенних штормах и не смог вылезти из огромных долгов, заливая свое горе, ее мать, происходившая из низшего дворянства, не выдержала семейного позора и покончила с собой.

«Мне нужно было новое имя. Новый дом. И дело, что увлекло бы меня на всю мою новую жизнь, чтобы забыть о старой,» — и у юной девы, оказалось, был огромный талант к притворству, а красивое лицо купило ей место в театральной труппе.

Елена протянула руку к зрителям, и даже бывалые театралы затаили дыхание.

Она сияла на сцене Черного театра, купалась во внимании, наслаждаясь своей известностью и всеобщей любовью, пока не поняла в один день, что излучая свет снаружи, остается пустой внутри. И это смог изменить один-единственный мужчина, мастер теней Салвиус Шедарк. После встречи с ним ее жизнь наполнилась смыслом.

Но сейчас она этот смысл потеряла. Рука Елены бессильно упала. Краем уха она слышала, как зароптали другие актеры за кулисами.

«Этот стихотворный монолог Юлианны Пустоголовой такой бездарный и нелепый,» — подумала она. Неправильно было декламировать его. Нужно было что-то другое, трогающее до глубины души.

— И пусть не кинжал моего сердца достиг... — мелодично запела она, и в зале воцарилась абсолютная тишина.

«Так куда лучше.»

Ее голос лился, и пусть музыка не аккомпанировала ее песне, ведь никто в оркестре не знал, что делать, но она чувствовала, как люди внимают ей. Люди слышали ее, и ей казалось, что слышат они ее и своими сердцами, разделяя ее боль.

— ... моя рука не дрогнет, — из потайного кармана в складках юбки она вытащила дрожащими руками хрустальный флакон с водой — ядом, который должна была принять королева Юлианна в конце своего монолога, надеясь, что это спасет Рамиля. Она еще не знала, что он уже был мертв.

Но Елена, опрокидывая в себя содержимое флакона, знала, что Салвиуса уже нет. А она так и не сказала ему самых важных слов, что грели ее сердце, когда она смотрела в его темные глаза...

Вода была сладковатой. Актриса отбросила в сторону флакон, и он разбился вдребезги.

Салвиус Шедарк умер в нескольких кварталах от площади Поэзии в темном глухом переулке, где его настиг преследователь.

«Если бы он только мог бежать от него быстрее...»

— Тебя прошу... Беги, беги... — со слезами на глазах пропела Елена. В горле стоял ком, внутренности жгло.

— Салвиус, — одними губами произнесла она, зная, что никто не узнает. Никто не узнает, но все догадывались.

Королева Юлианна на сцене покачнулась, закашлялась тяжело и глухо и с грохотом рухнула на пол. Зрители молчали с пару секунд, а потом взревели, рукоплеща гениальной актрисе.

Елена Дьюситора лежала на сцене и не дышала.

— Гениальная игра! Лучшая, что я видел в своей жизни! А песня! А ее смерть в финале! Очень натуралистично, даже слишком, — наклонился к своему соседу, молодому невзрачному мужчине в очках, старый театрал, пытаясь перекричать гром аплодисментов.

Янис Леста, Второй из Девяти, серпент и отравитель, слегка пожал плечами на это замечание и присоединился к овациям.