Онлайн чтение книги Девятый Ninth
Хикару VI. Могила под маллеротом

Я приложил все усилия, чтобы осквернить его чистое сердце, утопить его разум в грязных мыслях.

Сначала я приручил его и показал ему, что он не сможет жить без меня. Я забавлялся с его чувствами. А потом сломал с особой жестокостью.

Даорн стоически выдержал все это и не отказался от меня.

И тогда я впервые влюбился.

Заходящее солнце исчезло из виду, скрывшись за линией крепостной стены и позволив белым огням магических фонарей властвовать в городе. Люди шествовали по своим делам, с интересом окидывая взглядом отряд путешественников, или закрывали свои лавочки и двигались вверх по улице мимо цветастых рыночных тентов в сторону храма Небесной Леди на холме. Массивное церковное здание белело на фоне закатного неба, подернутого рябью облаков.

Еще на подъезде к Крессе у мага защемило сердце при виде окружающих город лиственных деревьев, которые он не видел со времен учебы в Блитцтурме. Даже достигнув Экветерры, он заметил, что Старый Костер окружают высокие пихты и темные кедры, на Севере же и подавно не было ничего, кроме огромных массивов хвойных великанов. Блитцтурм же всегда выбивался из этой картины: остров всегда был словно гостем из иного мира, остановившимся в гостях у недружелюбных северян, и Хикару очень скучал по тому, как осенью, в его любимое время года, обращаются в золото буки и сравниваются по цвету с лазурью бледные глицинии.

«Жизнь продолжается», — время, проведенное в башне, легко скрашивалось в один ночной кошмар, ведь кедровый лес за окном никогда не менялся. Из-за этого иногда к Хикару приходили мысли, что он застрял в одном ужасном дне. Когда Флинн вывез его на своей лошади, лес был в точности таким же, как когда Хикару прибыл в Давик впервые. Но здесь все было иначе.

Сейчас его окружали незнакомые виды деревьев, и все они были одеты в свои лучшие осенние наряды: пронзительно-желтые и оранжево-золотые листья резко контрастировали с темными стволами и ветками, а свежий ветер играл с листвой, приводя ее в движение, похожее на пестрый танец.

И его жизнь тоже сдвинулась с мертвой точки, стремительным порывом бросилась вперед так быстро, что даже дыхание захватывало.

— Дата, — нетерпеливо выпалил сидящий на лошади алхимик, обращаясь к ведущему ее за поводья диссорсереру. — Какая сегодня дата?

— Третий день последней декады Листопада, — удивленно ответил Вилл, обернувшись через плечо. — Тысяча восемьсот…

— Сорок седьмого года, я знаю, — закончил Хикару.

Кресса вокруг них дышала жизнью, и маг чувствовал себя живым вместе с ней, двигаясь вдоль домов из серого камня с темными деревянными каркасами, выходящими прямо на фасад. Они шли к храму вместе с толпой, и, пусть она немного беспокоила, но не давила на алхимика, напротив, он ощущал себя ее частью, простым странником, подхваченным течением человеческой реки. Отовсюду раздавались разговоры, и в них не было агрессии, лишь радость, что кончился трудовой день и пришла пора молитвы и отдыха. Но все же в толпе он видел немало обеспокоенных, измученных и встревоженных лиц.

«Вилл был прав. Тут что-то происходит».

Входящих на маленькую площадь перед храмом встретил колокольный звон, созывающий жителей города к началу вечерней службы. Осенние деревья будто создавали золотой ореол свечения позади шпиля и колокольни, а на фронтоне каменные девы на рельефе воздевали руки в молитвах своей богине. Последние лучи солнца ловило круглое окно, розетка, над резными дверьми, и Хикару видел расходящиеся от его центра полоски цветного стекла, но с улицы рисунок был едва различим. Его настолько увлекла красота здания, что он невольно вздрогнул от неожиданности, когда Вилл подошел и коснулся его руки, кивая, что пора уже спешиться.

— Извини, я… был поглощен искусством, — алхимик понадеялся, что он подобрал правильные слова, чтобы выразить на эквейском свои ощущения. Но диссорсерер то ли не обратил большого внимания на сказанное, погруженный в свои мысли, то ли фразу поглотил царящий вокруг шум.

— Поделишься догадками? — Хикару ухватился двумя пальцами за рукав его рубашки, когда мужчина начал отворачиваться от него, и чуть повысил голос, пытаясь перекричать гулкий колокольный звон.

Вилл только было приоткрыл рот, но рядом с ними возник раскрасневшийся Патрис.

— Хикару, ты же пойдешь с нами внутрь, так? — пытливо спросил он, явно давая понять, что отрицательный ответ тут не уместен. — Чтобы помолиться ради упокоения Флинна, Гая, Юджина и…

— И тебя самого, если ты будешь медлить с ответом, ведь этот зануда не успеет тебя просветить по поводу правил поведения во время службы и прибьет, если ты опозоришь его в храме, — перебил Найдера подошедший к ним Берн.

Патрис потратил пару секунд, чтобы повернуться и кинуть лучнику разгневанный взгляд, но потом снова принялся с большим энтузиазмом наседать на ошарашенного алхимика.

— Иди, — неожиданно проронил Вилл во время жаркой речи Патриса.

— Ты уверен? — нахмурил брови Хикару, скрещивая руки на груди в защитной позе. Диссорсерера не пустят в церковь, а именно рядом с ним у мага возникало ощущение безопасности. Разлуку с Виллом хотя бы на пару часов он неожиданно для себя воспринял с тревогой.

Закатник молча кивнул, и Хикару удрученно вздохнул, смиряясь с действительностью, и эти их действия Патрис воспринял как согласие, поманив алхимика за собой. Однако не успел он и на метр отойти от Вилла, как тот решительно схватил его за запястье. Маг обернулся с вопросом во взгляде, и диссорсерер подошел ближе.

— Женщина в церкви, которая будет вести в пении и молитве, не является настоящей жрицей этого храма. Постарайся узнать о настоящей: как долго она отсутствует и почему ее заменяют. Во время пения не положены разговоры, но на обрядах жители в задних рядах вполне могут общаться вполголоса. Твое дело — слушать, — ему пришлось склониться к самому уху Хикару, чтобы его слова не были потеряны в звоне колоколов. Маг отшатнулся, втянув голову в плечи, стараясь не выдать охватившее его смущение, когда шепот коснулся его уха. Но быстро осмыслил сказанное, кивнул Виллу в знак согласия и поспешил прочь, боясь потерять Найдера в толпе.

Патрис что-то говорил о нормах поведения в храме, и Хикару вдумчиво кивал, но голова его была забита словами Вилла. Однако, миновав двери, он внезапно вспомнил о розетке и обернулся, чтобы взглянуть на нее. Разноцветные лучи повторяли на полу узор, выполненный мастером из кусочков разноцветного стекла: белая голубка раскрыла крылья в ярко-голубом небе — главный символ эквейской церкви. Взор мага скользнул дальше по украшенному колоннами и барельефами нефу, настолько высокому, что у него захватывало дух от ощущения большого пространства над головой. В Блитцтурме тоже были и купола, и высокие потолки, но такой богатой росписи он никогда еще не видел и не ощущал такой большой духовной силы в здании. В храме определенно жила могущественная незнакомая ему магия, словно впитавшаяся за столетия в толстые стены — маг никак не мог определить ее источник, но ощущал присутствие, успокаивающее и умиротворяющее.

Кто-то задел его плечом, чуть толкнув в сторону, и Хикару поспешно отошел от центрального прохода, покосившись на того, кому он помешал пройти. Тот обернулся и уколол его злым взглядом. Александр Орсен. Алхимик время от времени чувствовал на себе тяжесть его взора, и, честно говоря, этот парень пугал его. У Хикару были хорошие отношения с Виллом, Патрисом и Берном, и он перестал побаиваться здоровенных и немногословных братьев Сивертсен, но молчаливая злоба Орсена заставляла его чувствовать себя уязвимым. У него не хватало решимости подойти к Александру и откровенно поговорить с ним, но хватало разума не просить Вилла разобраться с этим.

«Это только между мной и Орсеном», — твердо установил он для себя. Раз принял решение взрослеть и разбираться самостоятельно со своими проблемами, то отступать от своих слов он не станет — это просто было не в его характере. Некоторые из блитцтурмских профессоров постоянно твердили, что он невероятно упрям. Хикару всегда обижался, потому что ценил в себе это качество, ведь оно в свое время помогло ему освоить один из элементов — землю.

«А Флинн называл это занудством», — на момент он позволил светлой грусти поглотить себя.

— Долго ты там будешь стоять? — из собственных мыслей его выдернул взволнованный Патрис, когда колокола смолкли. — Идем поближе к аналою.

— К кому? — переспросил Хикару, чувствуя себя дураком.

— Вперед, — закатил глаза Найдер. — К алтарю, в первые ряды скамей.

— Я лучше останусь тут, позади скамеек, — воспротивился алхимик, подкрепляя свою уверенность не только нежеланием лезть вперед, но и указаниями, что дал ему Вилл.

— Не буду с тобой спорить, иначе пропущу начало молитвы, — пожал плечами Патрис, и Хикару выдохнул с облегчением. — Они уже зажигают благовония.

Когда он ретировался, Хикару заметил хорошее место для себя и, к своему удивлению, обнаружил, что там стоит Берн. Он счел это хорошим знаком и подошел к лучнику.

— Могу я присоединиться? — на всякий случай спросил он, и тут же впереди раздался громкий женский голос.

Бернард коротко кивнул и приложил палец к губам, кивая в сторону алтаря. Алхимик понял, что он хотел этим сказать и обратился в слух.

Он впервые присутствовал при чем-то подобном. У большой резной деревянной стойки, на которой лежала толстая старая книга, стояла высокая морщинистая женщина в церковной рясе и зачитывала оттуда фразы в абсолютной тишине, а потом делала паузу, и присутствующие повторяли сказанное ею нараспев. На момент Хикару испугался, что ему придется делать то же самое, однако не все читали молитву, многие просто молча слушали пение, в том числе и Берн, стоящий рядом с ним.

Так что он, чужеземец, мог бы спокойно наслаждаться благодатью этого места, однако нечто мешало ему. Хикару никак не мог избавиться от ощущения, что он лишний здесь, некто чужой, подглядывающий за тем, что крайне важно для других. Молитва читалась на староэквейском, который он знал едва ли не лучше современного эквейского благодаря старым трактатам из блитцтурмской библиотеки, и твердили о Девяти Добродетелях: любви, радости, мире, долготерпении, благости, милосердии, вере, кротости и воздержании. Каждое слово будто было наполнено истиной и чистотой, и умом Хикару был с ними согласен, но все же они не проникали в самую его душу. Аромат благовоний и ощущение святости и чистоты витали в воздухе, но сам алхимик будто чувствовал себя вырванной из книги страницей. Молитва утомила его.

Когда она закончилась, маг хотел вздохнуть с облегчением, но обряды продолжались. Хикару привстал на носочки, стараясь разглядеть, что там происходит, но безуспешно — он стоял слишком далеко от алтаря.

— Что там такое? — пробормотал он себе под нос.

— Религиозные таинства, — наигранно пафосно произнес Берн, изображая пальцами знаки кавычек.

— Похоже, что вы не питаете ко всему этому… особой любви, — негромко произнес Хикару, тщательно подбирая выражения. Сказать «не питаете уважения» было бы чересчур, это смахивало на оскорбление для чувствительных в плане религии эквейцев. Пусть Бернард и не казался ему рьяно верующим в Небесную Леди.

— Честно сказать, я-то и перевода половины слов не знаю, — почесал затылок лучник. — Так что и ты можешь особо не переживать, если ничего не понял.

— Вообще-то мне было все понятно, — насупился Хикару, уязвленный тем, что его недооценили. — Я хорошо знаком со староэквейским по магическим трудам.

— Да? Хм, а я и молитв даже наизусть не помню, — хмыкнул Бернард, вытянувшись и высматривая что-то впереди, — но теперь, видимо, придется выучить.

— Почему?

— Да неважно, — помрачнел он.

Маг вскинул брови, но ничего не сказал в ответ на это, так как не имел никаких догадок, что на самом деле крылось за словами Берна. Он уже определил одну из своих слабых сторон: прожив затворником в окружении книг, Хикару совсем не понимал чувств людей. Да, пускай у него и не было возможностей для общения с кем-то в то время, пока он был заперт в башне в Давике, но ведь и в Блитцтурме он не стремился завести друзей и общаться с кем-либо. Одиночество не давило на него, и Хикару привык менять общество людей на хорошие книги, давшие ему все те знания, что имелись в его голове и на мемориуме. Однако он часто становился причиной насмешек и издевок и зачастую не понимал их в силу неумения отличать сарказм, иронию или ложь в чужих словах. Он даже не понимал причин, по которым он становится жертвой сверстников.

Это потом в его жизни случился Флинн и показал, что такое настоящие доверие и дружба. И все же у де Дорде все эмоции всегда отражались в его мимике и жестикуляциях, упрощая для Хикару попытки понять настроение друга, и мысли в момент облачались в слова и вылетали до того, как Флинн думал над ними. С ним было довольно просто.

«Я должен научиться понимать скрытые мотивы людей. Их чувства, эмоции», — повторил себе маг, уже принявший решение потихоньку наблюдать за Виллом. Диссорсерер был не особо болтлив и эмоционален, но Хикару быстро сообразил, что истинные чувства Вилла обычно отражаются в его взгляде, и даже научился различать разные выражения серебра его глаз: приязненное, снисходительное, отчужденное. Когда он шутил над Берном, там на секунду появлялась лукавая искра идеи для отличной шпильки в адрес лучника, и маг начал отмечать, что по ней можно отличать те моменты, когда Вилл иронизирует в разговорах с ним.

— Нет, моей дочери все так же плохо, — краем уха уловил Хикару негромкий женский голос чуть левее от себя. Его мгновенно взбудоражило, что это может быть полезно для них с Виллом, и он прислушался.

— Роды были очень тяжелыми, да? — сочувственно спросил второй женский голос, более молодой и высокий.

— Да, — ответила первая, когда маг нашел говоривших глазами. Обе женщины стояли в каких-то двух-трех ярдах от них с Берном. Одна из них, более пожилая и сухая, выглядела буквально измученной. — Она держится, но ей действительно нужна помощь Юноны.

— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, — Хикару подобрался поближе к ним. — Но почему вы не попросите жрицу помочь вашей дочери?

Молодая помотала головой со скорбным выражением лица.

— Если бы я только могла, милый мальчик, — цокнула языком пожилая, кивая в сторону алтаря. — Сестра Аннет всего лишь чтец, она не обладает целительным дарованием Небесной Леди.

— Наша жрица, Юнона, пропала три дня назад, — тихо поведала ее собеседница.

— Храни ее Богиня на ее пути, каким бы тернистым он не оказался, — кивнула первая.

Хикару хотел расспросить их еще, но, едва он открыл рот, начались пения, и обе женщины прижали палец к губам, призывая его к тишине.

---

— Как тебе первый раз в эквейском храме на службе? — встретивший его на улице Вилл выглядел очень бодро в сравнении с утомленным стоянием в бездействии алхимиком.

— Не скажу, что мне понравилось, — поморщился маг, убедившись, что Патриса рядом нет, только Берн. — Устал, но все же я узнал то, о чем ты просил. Жрицу зовут Юнона, и она пропала три дня назад.

Серые глаза Вилла удовлетворенно сверкнули.

— Очень хорошо, — закивал он. — Это подтверждает мою теорию. Я тоже добыл кое-какие сведения, пока вас не было.

— Она хотя бы была совершеннолетней? — хмыкнул Бернард.

— Простите? — опешил маг.

— Берн, пожалуйста, замолчи, — нахмурился Вилл.

— Ты же вроде умник, — продолжил тот, обращаясь к Хикару. — Как думаешь, ну кто в здравом уме будет тут стоять и болтать с черным бездушным человеком, а? Только те глупышки, у которых еще в сердце не укоренились бабкины предрассудки. Не недооценивай эффект, который Вилл имеет на женщин, наш бравый рыцарь-протектор прекрасно умеет им пользоваться.

— Их привлекаю не я, а мнимое чувство опасности, которое они испытывают, заигрывая со мной, — возразил Вилл. — Ничего тут не поделать. Нынешние городские девушки растут под влиянием остросюжетных любовных романов, а не церковных писаний. К слову, в этот раз информацию мне помогло выудить мое звание рыцаря-протектора, а не то, кем я являюсь.

— Хочешь сказать, что в этот раз пришлось вытаскивать из штанов королевские приказы, а не кое-что другое? — язвительно заметил Берн.

— Именно, — в тоне Вилла проскочили холодные нотки. Это не было похоже на их обычные подшучивания, и Хикару невольно напрягся.

— Ну и где же юная красавица, впечатленная твоим большим, кхм, званием, сейчас? Готовится к прогулке под звездами?

— Нет, — неожиданно усмехнулся Вилл. — Ее отчитывает матушка за разговор со мной.

— Слава Богине, это же значит, что я сегодня посплю в трактире нормально, а не буду слушать повизгивания за стеной, — воздел руки к небу Берн.

— Эй! — рявкнул диссорсерер на Берна и бросил короткий взгляд на Хикару.

«О чем они вообще говорят?» — алхимик чувствовал себя как минимум глупо.

— Ты поосторожней с ним, — притворно сочувственно похлопал его по плече Бернард.

— Честно говоря, я вообще не понимаю, о чем вы сейчас, — скромно заметил Хикару.

У обоих мужчин на лице отразилось искреннее удивление. Через пару секунд Вилл выдохнул с явным облегчением, а Берн пробормотал себе под нос что-то, похожее на слово «пиздец».

— Думаю, что Хикару даже и не подозревает, что означает половина слов из твоего фирменного бернардского диалекта эквейского языка, — предположил Вилл, скрещивая руки на груди и обращаясь к лучнику. — Но просвещать его не вздумай.

— Ага, сам дорастет когда-нибудь до таких сакральных знаний.

— Я вообще-то стою тут и все слышу, — разозлился Хикару, ощущая жар, приливший к щекам. — Ты расскажешь уже, что узнал или нет?

— Прости, — просто и искренне произнес диссорсерер и перешел к делу. — В городе, как ты видел, есть магические лампы, созданные и поддерживаемые алхимиком. В Аллере, ближайшем городе, алхимика нет, чинить их лампы приезжает друг мэра, я знаком с этими двумя лично. Но в Крессе о нем не знают, и это значит, что в этом захолустье есть свой алхимик. Ты ведь слышал, что сказал мэр?

— Такой магией нас тут не удивить, юноша, — кивнул Хикару, воспроизведя дословно.

У него, книжного червя, всегда была отличная память даже и без мемориума на шее.

— Верно, — подтвердил Вилл, приподняв брови в удивлении, видимо, он не ожидал такой точности ответа. — Я узнал, что в городе есть алхимик, и это молодая девушка. Она дочь мэра, и, ты не поверишь, её зовут Юнона.

«Вот оно что, — осенило мага. — Фонарь не горел, потому что некому было снова вдохнуть в него магию. Некому лечить больных, некому вести службу. Все эти функции выполнял один человек — Юнона дю Морье, жрица и алхимик. А теперь она пропала».

Вилл хотел добавить что-то еще, но его взгляд внезапно стал более жестким и остановился на чем-то позади мага.

— Вечерняя служба окончена, — раздался мрачный голос мэра за спиной Хикару. — Вы дали слово, что воспользуетесь нашим гостеприимством лишь до этой поры. Теперь вы должны уйти.

— А мне кажется, что мы должны поговорить об исчезновении Юноны, милорд, — перешел в наступление Вилл, в то время как Хикару быстро юркнул за его спину, чтобы не оказаться меж двух огней.

— С чего я должен обсуждать исчезновение моей дочери с кем-то вроде вас? — мэр был поражен осведомленностью Вилла, но быстро вернулся к избранной им линии поведения. — Уходите.

— С того, что вы знаете, кто я. Я чувствую магов, — с нажимом произнес Вилл. — Всего один сейчас в этом городе, и он стоит прямо позади меня. И я способен их искать.

— Моя дочь сбежала со своим возлюбленным, — процедил лорд Квинт дю Морье. — Сначала этот ублюдок пропал, а через неделю и Юнона! Она просто бросила этот город ради своей призрачной надежды на взаимное чувство.

— Но вы не верите в это. До них обоих пропали еще двое, и не где-то, а в прилегающим к городу лесу, просто вы не сразу хватились их, — решительно отрезал диссорсерер, и Хикару догадался, что именно Вилл не успел ему рассказать. — Вы боитесь худшего.

Мэр отшатнулся и охнул, словно Вилл ударил его по лицу, и правда ранила его. Хикару только сейчас заметил, что вокруг них собрался весь их отряд и несколько зевак из числа горожан. Все они молчали в ожидании ответного слова лорда, но было даже для Хикару было очевидно, что Вилл здесь победил. То замешательство на лице Квинта дю Морье, и то, как бессильно он опустил руки, сказали ему об этом.

— Лора, — неожиданно повернулся он к пухлой маленькой женщине, стоящей в первом ряду невольных зрителей скандала.

— Да, милорд?

— Сколько свободных комнат в твоей «Рыжей кошке»?

— Заняты только две, милорд! Ну вы знаете, купец, что привез славные картины, и бард, она поет у меня по вечерам… — бодро протараторила Лора.

— Устрой этот отряд в своей таверне. Ночь или две, может больше. У вас же есть деньги?

— Конечно, — подтвердил Вилл.

— Вы и ваш маг остановитесь в моем доме, я окажу вам должное гостеприимство, — недовольно пробормотал мэр, сдавая позиции с явной неохотой. — У нашей семьи видный дом на вершине холма. Ориентируйтесь по большому маллероту. Берите свою поклажу и приходите туда, я буду вас ждать.

— Молодца, парень, — Берн продрался сквозь толпу и по-свойски похлопал Вилла по плечу, когда мэр развернулся и пошел прочь.

— Спасибо, Берн, — с облегчением ответил тот.

— Только какое бы ты там дерьмо там в лесу не отыскал, я тебе не помощник, — пробурчал лучник. — Как отправляюсь куда-нибудь с тобой, так все, жди беды.

— Эй, а я рассчитывал на твой точный выстрел, — шутливо упрекнул его Вилл.

— Да ну тебя, — безразлично махнул рукой Берн. — Я сегодня намерен напиться, так что никаких точных выстрелов.

Хикару не на шутку обеспокоился сказанным про обнаружение магов. Неужели диссорсереры действительно способны на такое? Сам он неоднократно тренировался с формами, предназначенными для обнаружения следов магии, но банальная форма-проверка на активность чужого Источника была все равно что громкий крик в небо о том, что ты сам являешься магом и находишься вот здесь. Если антимаги действительно могут такое, то вряд ли они при этом обнаруживают собственное присутствие, но при этом это действительно смахивало на заклинание. Заклинание тех, кто к магии-то восприимчив не может быть.

«Мне нужно более точно узнать у Вилла, что могут диссорсереры», — испуганно подумал Хикару, стараясь не думать о том, что он потенциально хочет применять эти знания против него.

Диссорсерер отошел от мага на время, чтобы решить все вопросы с отрядом и их проживанием в местной гостинице. Пока Вилл рассчитывался с Лорой, хозяйкой «Рыжей кошки», Хикару ждал его в стороне, наблюдая за оживившимся отрядом. Как и в церкви, он неожиданно перестал ощущать себя его частью.

Нельзя было сказать, что реальность нахлынула неожиданно, скорее, Хикару запер ее в самом углу своего сознания. Ему все еще оставалось чуть больше двух лет жизни. Он все еще должен был убить королеву Экветерры, Джезебелль Деламар, чтобы вернуться домой. Иногда ему хотелось верить, что он может остаться верным собственным принципам, не отнимать жизнь королевы и надеяться, что Экветерра защитит его. Что Вилл защитит его.

«Или я сам стану столь силен, что смогу противостоять своим кукловодам», — с надеждой подумал он.

Но после того, как он собственноручно лишил жизни другого человека, кое-что угнетало его. Чем убийство королевы будет отличаться от убийства штерского наемника? Раз он уже коснулся раз этого зла, то поддастся ли он соблазну еще раз нарушить свой личный кодекс, но уже ради собственного спасения, а не мести?

Хикару не знал. Не знал он также, возможно ли вообще убийство королевы Джезебелль. Ее могли охранять так, что любая попытка нападения на нее обернется для него чистым самоубийством. Но тогда не лучше ли сохранить себя до последней минуты и не бросаться во тьму, если через два года его все равно настигнет смерть от рук его народа?

Вилл вернулся, и они продолжили взбираться на холм, направляясь к усадьбе мэра на его вершине. Диссорсерер что-то говорил, но алхимик едва ли слушал его. Он смотрел на Вилла, встречался взглядом с серыми глазами, горящими спокойной решительностью, и не мог выкинуть из головы мысль, что лорд Керрас почти наверняка бы посоветовал ему установить с диссорсерером доверительные отношения и использовать их ради собственной выгоды. Хикару было невыносимо тяжело от того, что, выбери он путь убийцы, он будет вынужден предать Вилла.

От этой мысли поднималась волна отвращения к самому себе. Неужели он будет готов пренебрежительно отбросить от себя не только руку того, кто стремится ему помочь, но и жертвы Флинна и Гая? Они хотели защитить его, а что сделает он в ответ на это? Использует дарованное ему спасение ради того, чтобы уничтожить главную политическую ось Катомероса и ослабить стабильность на континенте? Облегчить работу для внешних захватчиков? Он продаст все, что дорого всем этим людям, которых он встретил на своем пути, ради того, чтобы вернуться на родину и встретиться с семьей?

«Или моя родина — это не какое-то неизвестное мне место по другую сторону от Моря Смертей, а Блитцтурм? Там я никогда не чувствовал себя чужим».

— Ты не слушаешь меня, — уловил он голос Вилла сбоку.

— Извини, — не стал отпираться маг. — После храма я… никак не могу найти себя.

Серые глаза внимательно изучали его секунд десять. Хикару не выдержал этого испытания и стыдливо отвел взгляд. Вилл будто видел его насквозь, казалось, что его невозможно обмануть.

— Хотел показать тебе кое-что, — смилостивился он и положил конец неловкой тишине. — Посмотри на холм.

Маг поднял глаза и невольно вздрогнул, но быстро сообразил, что зрение обмануло его. Впереди показалась двухэтажная усадьба дю Морье, но не на нее Вилл хотел обратить его внимание, а на раскидистое дерево правее. Массивный ствол чернел на фоне ажурной алой кроны. Яркие листья путались в порывах ветра и лучах заходящего солнца, и их движение сначала заставило Хикару поверить в то, что дерево горит багровым пламенем.

— Это маллерот. Они нечасто встречаются в Экветерре, но на западе есть целая маллеротовая роща.

— Красиво, — восхищенно выдохнул алхимик.

— На зиму их листва не опадает, — продолжил Вилл, — но меняет свой цвет на серебряный или золотой в зависимости от родины семени. С приходом весны листья становятся розовыми, а к лету снова наливаются алым. Но срывать их не стоит. На месте сорванного листа маллерота никогда не вырастает новый.

— Я и не собирался, — ответил Хикару, завороженный неровным мнимым красным огнем, гуляющим по верхней части кроны. — Можно я немного полюбуюсь им?

Вилл ничего не ответил ему на это, видимо, просто кивнул.

Недалеко от дерева Хикару заметил небольшой садик с беседкой, прилегающий к усадьбе сбоку, и тонкую серую ленту дорожки, которая вилась на возвышение, где рос огромный маллерот. Вглядываясь в пейзаж, маг заметил, что у корней дерева кто-то сидит.

— Вилл, смотри, — позвал он. — Под тем деревом кто-то есть.

— Этот кто-то нас уже не потревожит, — Вилл подошел ближе и положил руку на его плечо. — Это могила.

Маг вгляделся более тщательно и заметил, что это не сидящий человек в темной одежде, а каменное надгробие.

— В Экветерре не сжигают мертвых. Там кто-то похоронен? — у него больно защемило сердце.

«Они должны были быть похоронены».

— Мы ничего не могли сделать насчет Гая и Флинна, — угадал его мысли Вилл, чуть сильнее сжав пальцы. Плечо отозвалось ощутимой болью, и Хикару ощутил покалывание в висках. Еще немного и правило Эйлы начнет сводить его с ума.

— Они не заслужили того, что произошло. Не заслужили быть сожженными в том лесу, если их вообще было кому сжечь, — горечь сжимала внутренности мага едва ли не сильнее, чем печать стискивала Источник, чем пальцы Вилла впивались в кожу. — Они вообще не заслужили смерти. Флинн должен быть сейчас здесь, со мной.

— Вместо меня. Ты бы с радостью заменил меня им, — тихо и мрачно произнес Вилл, отпустив его.

Хикару медленно обернулся, не зная, что сказать. Они застыли, глядя друг в другу в глаза.

— Прости, — произнес Вилл, — это было грубо.

— Нет, это я был неосторожен в словах, — маг потер плечо, которое еще не отпускало ощущение тяжести чужой руки. — Я и не думал, что тебя посещают подобные мысли. Извини.

— Я сказал глупость, — упрямо мотнул головой Вилл.

— Нет, послушай… — Хикару чувствовал, что его ранит то, куда идет этот разговор.

— Давай забудем, — отрезал диссорсерер.

— Послушай меня! — откровенно прокричал алхимик, пока они не разорвали зрительный контакт. — Никогда! Никогда так не говори!

Вилл замер, молча глядя на него, но Хикару уже не мог остановить свой поток речи, который даже и не пытался анализировать.

— Конечно, он был очень дорог мне. Я не хотел общаться с людьми, но он и не спрашивал у меня, чего я хочу. Флинн вытащил меня из моей раковины и запретил мне даже думать о том, чтобы забраться в нее назад. Он… — голос алхимика дрогнул, потеряв силу. — Только его я решился подпустить к себе, и целый мой мир состоял из магии, книг и Флинна. Когда его не стало, то я… Что-то умерло во мне в тот день вместе с ним. Я должен был умереть с ним, вот о чем я думал тогда. Но кто-то унес меня с той поляны. Ты забрал меня у моего кошмара, не позволил мне погибнуть в горах, когда я сам хотел лишь закрыть глаза и упасть в темноту, чтобы никогда больше ничего не чувствовать.

Ноги сами понесли его вперед, и Хикару в искреннем порыве схватил диссорсерера за руку.

— И ты вдохнул в меня жизнь. Благодаря тебе и твоим рассказам о том, что ты видел в своих путешествиях, ко мне вернулось желание стать сильнее и увидеть мир. Я снова захотел жить и бороться. Я был настолько восхищен человеком, который принял меня таким, какой я есть, и не осудил за слабость, что загорелся желанием стоять на равных рядом с ним. Рядом с тобой, Вилл.

Алхимик, хватая ртом воздух, продолжал говорить очень быстро, пока ему хватало решительности высказывать все, что было у него на сердце в тот момент.

— Я обязан Флинну и Гаю тем, что не умер на той поляне, но перед тобой я в долгу за то, что я начал жить. Так что ни за что и никогда больше не говори мне, что для меня было бы лучше, если бы сейчас здесь был живой и здоровый Флинн, а ты остался бы на той проклятой поляне без дыхания! Вы оба мне дороги, так что, пожалуйста, не допускай таких жестоких мыслей и не отдаляйся от меня, — произнес он на одном дыхании. — Пожалуйста, не отдаляйся.

Осознание сказанного быстро приходило следом за вылетающими изо рта словами, но все же Хикару выдал все, что у него было на уме, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вилл был нужен ему, но не для того, чтобы разыграть через него смертельный гамбит для королевы Экветерры. Поддержки Вилла требовало его сердце.

— Святая Богиня наверху, Хикару! — осипшим голосом выпалил диссорсерер, совершенно пораженный и пришибленный сказанным. Его шероховатые от мозолей пальцы бережно сжали узкую ладонь алхимика. — Ты, наверное, с ума сошел, ведь мне в жизни никто ничего подобного не говорил.

Хикару с удивлением заметил, что Вилл очень смущен его позорной тирадой.

— Даже не думай сомневаться. Я не отдалюсь, обещаю, — тихо произнес он, наклоняясь к магу чуть ближе, чем позволяли нормы приличия, и вторгаясь в его личное пространство. — Все будет хорошо.

— Молодые люди, — на крыльце дома появился мэр. — О вашей лошади позаботится наш…

Они оба вздрогнули от неожиданности, и Вилл немедленно отпустил маленькую ладонь мага и зачем-то убрал свою руку за спину, будто скрывая улики.

— …конюх, — после паузы договорил лорд дю Морье, не сводя с них глаз. За его спиной помаячил жилистый невысокий мужчина его возраста. — Понятно, — безэмоционально прокомментировал происходящее мэр.

Хикару от стыда был готов сквозь землю провалиться, однако Вилл легко смог сохранить лицо в этой ситуации: он спокойно поблагодарил за гостеприимство и отвернулся, чтобы снять с лошади поклажу. Алхимик пробормотал под нос что-то подобное и поспешил за ним, якобы помогать.

Он сделал несколько шагов в сторону диссорсерера и резко остановился, услышав в порыве ветра что-то, похожее на молитвенную песню. Призрачный нежный звук скользил по потокам прохладного ветерка, зовя куда-то вдаль, туда, где будет хорошо и уютно.

— Вилл, — позвал он и замолчал, пока тихий таинственный звук не повторился снова. Он словно звал в свои утешающие объятия. — Ты ничего не слышишь?

— Что? Хм, нет, — откликнулся тот, не отрываясь от дела. — В чем дело?

— Может быть, мне и показалось это, но я что-то слышал. Песню. Оттуда, — он с опаской повернулся в сторону могилы под маллеротом. — Как молитва, что была в храме.

— Возможно, что кто-то и впрямь решил помолиться, а ветер донес его голос сюда, — без особого интереса пожал плечами Вилл. — А еще хозяйка таверны упоминала, что у нее остановилась бард. «Рыжая кошка» как раз находится у основания холма, может, это оттуда?

— Я надеюсь, — Хикару было немного по себе от этого звука. — Пойдем уже внутрь, а?

— Идем, — кивнул диссорсерер, набрасывая ремни пары сумок на плечо.

Он передал поводья конюху и кивнул магу в сторону парадной двери, но и сам вдруг остановился посреди дороги.

«Неужели он тоже услышал?»

— Хикару, — с легкой улыбкой обратился к нему Вилл. Маг вскинул глаза на него, ожидая подтверждения своих слов. — Ты совершенно не умеешь незаметно переводить тему на более нейтральную, как ты жить-то среди людей собрался?

«Дурак», — щеки мага покраснели.

---

Усадьба действительно оказалась видной, мэр не соврал, однако интерьер и оформление казались «слоистыми», что наводило на мысль, что это строилось, достраивалось и переделывалось не одно столетие. Особенно привлекал внимание большой портрет женщины с жемчужной ниткой на шее. Художник изобразил ее на простом темном фоне, и из-за этого бледное лицо женщины казалось пасмурным, а ее темно-каштановые волосы и контур ее темно-синего платья словно вливались в черноту вокруг нее, создавая впечатление, будто тьма вот-вот поглотит ее. Но мэр дю Морье не стал ничего говорить о портрете, хотя оба его гостя сразу обратили на ярко выделяющуюся в светлом холле темную картину в массивной раме, а вместо этого позвал и представил им пожилую женщину по имени Марта как домоправительницу и преданного друга семьи.

— Марта покажет вам вашу комнату, увы, гостевая комната у нас одна, но зато к ней прилегает ванная. В доме есть водопровод, так что вы сможете вымыться и отдохнуть после долгой дороги. Отнесите вещи, но можете не переодеваться к ужину, ведь, к сожалению, за моим столом нет двух дорогих мне дам.

— Я правильно понимаю, что я в подвале дома стоит зачарованный алхимиком котел, который согревает воду без посторонней помощи? — уточнил Хикару, когда они с Виллом остались наедине в гостевой комнате.

— Да, — тот сбросил на стоящий у окна письменный стол две походные сумки и повернулся к магу. — Если даже его зачаровала не Юнона, то лампы в городе все равно горят, а значит…

— Она еще жива, — закончил за него алхимик.

Они послушались совета лорда и спустились к столу в чем были, хотя на деле у Хикару ничего и не было, кроме его бело-черной робы из Блитцтурма. Нельзя было сказать, что для них был устроен пир, но после полосок копченого мяса и жидких похлебок наличие трех блюд на столе можно было смело называть изобилием. Грибным сметанным супом Хикару побрезговал, побоявшись пробовать жирную пищу, от которой потом болел живот, да и на жаркое смотрел с недоверием. Запах запеченного с картофелем и луком мяса казался не таким, как обычно.

Вилл наклонился к нему, заметив его сомнения.

— Вилку в левую руку, а нож — в правую, — шепнул он, видимо, решив, что алхимик не знаком с правилами столового этикета.

— Ты думаешь, что в Блитцтурме мы ели руками подобно варварам? — шикнул в ответ Хикару. — Я знаю, как пользоваться столовыми приборами.

— Извини, а в чем тогда проблема?

— Что это вообще?

— Оленина.

Маг промолчал в ответ и принялся ковыряться в своей тарелке под негромкий смех мэра.

— Прошу прощения, — извинился Вилл за их небольшую перепалку.

— Что вы, милые браня... — лорда заглушил неожиданный приступ кашля диссорсерера, но Хикару этому значения не придал, занятый обидами на него.

А вот горячий и ароматный черничный пирог пришелся алхимику по вкусу. Кисловатые ягоды и сладкое тесто просто таяли во рту, и Хикару с удовольствием прикончил свой кусок в мгновение ока.

— Если хочешь, — тихо произнес Вилл, пододвигая к нему свою тарелку с десертом.

— Кто сказал, что я хочу? — фыркнул в ответ алхимик, дрожащими от предвкушения руками двигая ее к себе.

— Итак, если я верно понимаю, то вам нужны все подробности исчезновения моей дочери? — перешел к делу лорд дю Морье, когда они закончили трапезу.

— Да. Расскажите о вашей дочери, — Вилл поставил чашку на блюдце и отодвинул ее от себя.

Квинт дю Морье немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Сам я был далеко не первым ребенком в семье и не знал любви родителей, поэтому с самого рождения моя собственная дочь была окружена вниманием и заботой. Мы с женой решили, что у нас будет лишь один ребенок, которому мы постараемся передать лучшее, что сами познали в жизни. Юнона, наша девочка, была причащена мною к лику Небесной Леди, а Лиллас с малых лет обучала ее магии.

— Ваша жена была алхимиком? — уточнил Хикару.

— Да. Она училась в Блитцтурме. Мой отец, что был мэром до меня, пригласил ее, чтобы она осветила наш город фонарями, и вышло так, что длань Крылатой Девы свела нас вместе. Лиллас была любознательной девушкой, она пожелала изучить целительную магию в нашей церкви и осталась в Крессе навсегда.

— Она смогла освоить эту магию? — заинтересовался алхимик.

— Да, благодаря эквейскому происхождению она пробудила ее в себе, — кивнул мэр. — Моя жена была не только доброй женщиной, но еще и очень талантливой.

— Была? — переспросил Вилл.

— Она умерла, когда Юноне было лет девять. Вечером она поднялась из-за стола и сказала, что спустится в город по делам. Я спросил ее, связано ли это исчезновениями, и…

— С какими исчезновениями? — диссорсерер напрягся.

— Ох, да, — лорд мотнул головой, вспомнив что-то важное. — В ту пору у нас в городе пропали двое мужчин. Интервал между их исчезновениями — декада или около того, если вам любопытно. Лиллас ходила сама не своя и пыталась докопаться до правды.

— Вы помните пропавших? Вы хорошо их знали?

— Нет, что вы, — покачал головой мэр. — Какой-то бродяжка и местный рыбак, живущий на отшибе. Моя жена все ходила и спрашивала всякий сброд о них, собирая сведения. Я страшно злился на нее, когда она задерживалась, ведь я боялся, что с ней может что-то случиться. И случилось. Я помню, что в тот день шел дождь, и после ужина, когда распогодилось, она решила выйти по делам. Когда я спросил ее, связано ли это с исчезновениями, то Лиллас засмеялась и сказала: «Я не исчезну», после чего вышла из дома, пообещав вернуться через полчаса. Но она не пришла ни через час, ни через два. Я бросился искать ее, но никто не видел ее, стража ворот подтвердила, что она не покидала город. Моя жена испарилась в моем собственном городе. И это не самое мистическое.

— Вы что-то обнаружили позже? — предположил Хикару, заинтересовавшись рассказом мэра.

— Именно. Мы нашли ее следы. Когда я вернулся домой под утро, я заметил их на грязи. Моя жена вовсе не спускалась в город. Она дошла до ближайшей городской стены, а там ее следы теряются. В округе ее следы больше не появлялись, но и невозможно различить ничего у стены — все размыло. Одна ли она была там или кто-то похитил ее… Мы не знаем до сих пор. Но она так и не вернулась домой живой.

— Это она похоронена на холме под деревом? — спросил Вилл.

— Эта могила пуста, — нахмурился мэр. — Но это было нашим долгом, и мы попрощались с ней таким образом, когда все фонари в городе вдруг погасли на третий день после ее исчезновения. После того, как я потерял жену, исчезновения людей прекратились. Однако недавно они начались снова. Представьте себе мой ужас, когда я узнал, что Юнона захотела расследовать их.

Хикару почувствовал охвативший его холод, даже несмотря на то, что его роба была зачарована на сохранение тепла. Ему даже стало жаль черствого и жесткого мэра, на долю которого выпало такое.

— Расскажите о дочери поподробнее, — попросил диссорсерер.

— Да, конечно, — грустно откликнулся лорд дю Морье. — Вы, наверное, видели портрет в холле? Это Лиллас, но Юнона очень похожа на нее. Внешне она копия своей матери: невысокая, темные длинные волосы… Она прилежная домашняя девочка, выращенная под крылом Небесной Леди. Юнона — жрица нашего храма и городской алхимик. Пусть Лиллас и не успела передать ей все, что знала, но моя дочь все равно достигла успеха, обучаясь по книгам, оставшимся от жены.

— К вопросам о Юноне, — кивнул Вилл. — Сколько вашей дочери лет?

— Двадцать один год.

— О, старше меня всего на один год, — невольно вырвалось у Хикару.

— Серьезно?! — с недоверием воскликнули мэр и диссорсерер.

— Вполне, — обиделся маг. Не хватало еще того, чтобы его считали ребенком.

— Но ты сказал, что у нас разница в возрасте лет в восемь! — искренне возмутился Вилл. — Я думал, что тебе лет шестнадцать.

— Ты же не хочешь сказать, что тебе двадцать четыре? — оторопел Хикару. Он думал, что диссорсерер куда старше.

— Именно, — в тоне Вилла сквозило недоумение.

— Не может быть! — на этот раз была очередь Хикару удивляться.

— А сколько ты бы мне дал?

— Лет двадцать восемь, — вмешался мэр, и маг кивнул, глядя, как хмурится его спутник, растерянно почесывая пальцами щетину. Возможно, что она и придавала ему более зрелый вид.

— Ладно, — сердито пробормотал Вилл. — Расскажите о последних событиях.

— В последнее время Юнона отдалилась от меня, — поморщился неприятным воспоминаниям лорд дю Морье. — Она влюбилась в какого-то безродного юнца, и я не одобрил ее выбор. Дочь стала больше доверять свои повседневные дела своему возлюбленному, нежели мне, родному отцу. Потом впервые за много лет вновь стали пропадать жители окрестностей города, люди маленькие и незаметные. Охотник и травник — мы не сразу хватились их. Но потом моя дочь вернулась домой ужасно рассерженной, и Марта призналась мне позже, что Юнона поругалась со своим избранником. В тот же вечер он пропал. Я запер в доме порывающуюся броситься на его поиски дочь, и мы сильно разругались в ту ночь, ведь я боялся, что она повторит судьбу своей матери.

— Но она пропала не сразу после этих событий? — спросил Хикару.

— Да, дня через четыре, — подтвердил лорд дю Морье. — Она злилась, но потом нашла в себе смирение, ведь я дал ей слово, что городская стража сделает все, лишь бы найти пропавших. Я позволил ей выходить в храм, но три дня назад она просто не вернулась после вечерней службы. Предупреждая ваши вопросы, скажу, что никто не видел, как она пропала. Все твердят, что она говорила, что собирается идти домой. Собственно, это все.

— Спасибо, этого пока достаточно, — вежливо кивнул Вилл, поднимаясь с места. — А с Мартой, вашей домоправительницей, мы можем поговорить?

— Конечно, но прошу оставить это до завтрашнего утра, — настоял лорд дю Морье. — У Марты сегодня еще будет работа по дому, а потом она отправится помогать своей сестре Лоре в «Рыжей кошке».

— Как скажете, — кивнул диссорсерер. — Завтра мы приступим к расследованию.

— Надеюсь на ваше содействие, — сухо произнес мэр. — Хорошо отдохните после дороги. Видит Богиня, в темные времена мы готовы принять любую руку помощи, какой бы грязной она ни была.

Хикару решительно вскочил со своего стула, но теплая рука Вилла легла на его плечо, призывая остановиться и перебивая застрявшую у него в груди гневную реплику:

— И вам доброй ночи, милорд.

Может быть, лорд дю Морье и был когда-то чутким семьянином, проводящим вечера у камина с умницей-женой и любимой дочерью, но, похоже, все светлое, что когда-то жило в его душе, он давным-давно оставил в могиле под маллеротом.