Онлайн чтение книги Девятый Ninth
Вилл III. Клятвы и обещания

Когда я впервые повстречал его, то был восхищен им и одновременно возненавидел его.
Даорн был чист перед собой и миром, а взгляд его был светлее солнечного летнего дня. Казалось, что все, чего он касался взором, смущалось его искренности и открытости.
Он был одним из лучших среди своего народа, и я чувствовал, что его ждет судьба выдающегося генерала. В его ауре ясно виделся могучий благородный воин, ведущий за собой славным делом и бравым словом. Мужчина, на чьем пути лишь свет и победы.
И я решил сломить его.

Короткий свист летящей стрелы окончился четким звуком удара, но не об мишень. Стрела попала в ствол дерева, на котором эта мишень висела. Вилл промахнулся примерно на пять дюймов, послав ее выше цели.

Он недовольно цокнул языком. Диссорсерер поудобнее ухватился за потертую рукоять, наложил очередную стрелу на тетиву и попытался сосредоточиться. Он должен был думать только о предстоящем выстреле, но в его голове был хаос.

Сегодня утром он отправил четыре письма. Три почтовых голубя выпорхнули в яркую небесную лазурь и отправились в поместье де Дорде под Аллерой, дом четы Росси в Ойонне и на Сторожевую гору, в крепость Священных Клинков, неся известия о смерти и скромные соболезнования.

Вилл глубоко вдохнул, поднимая руки и одновременно натягивая тетиву, задержал дыхание и прицелился.

Четвертое письмо отправилось в Эттемилль, прямо во Флорет. Ему следовало доложить о произошедшем. Но он не написал ни слова о том, что именно застал на поляне в лесу за Белыми горами. Упомянул блокирующую способности Хикару печать, однако умолчал тот факт, что сам алхимик и является ее создателем.

«А вдруг он и впрямь опасен? Почему я такой идиот, который ни с кем не поделился своими находками? Если он окажется лжецом и хладнокровным убийцей, то, скорее всего, он попытается убрать меня. Должен ли я доверять ему?»

Рука немного дрогнула, сделав короткое возвратное движение, но Вилл снова вернул ее в прежнее положение.

«Может ли вся эта беззащитность оказаться игрой?»

Закатник отпустил стрелу, и она тоже улетела мимо мишени, воткнувшись в дерево еще выше прошлой. Мужчина удрученно вздохнул. Сейчас начнется.

— Ворон тебя побери, парень, у меня сейчас кровь потечет из глаз! — страдальчески взвыл Берн. — Даже слова «пиздец» тут мало, понимаешь? Настолько херово ты стреляешь!

— А можно услышать конкретные замечания или будешь сотрясать воздух напрасно? — разозлился Вилл.

Они стояли на импровизированном стрельбище позади таверны втроем: Вилл, Бернард и мальчишка, сын трактирщика, имени которого диссорсерер даже не удосужился узнать. Пацан довязался до Берна еще позавчера, чтобы тот поучил его немного, а хозяин таверны пообещал им за это скидку на припасы, так что во второй половине дня лучник с кислой миной ходил тренировать хозяйского сына. Сам Вилл просто не мог найти себе места, после того как этим утром повысил голос на Хикару, так что как-то незаметно для себя оказался перед мишенями, развешанными на деревьях, лишь бы не встречаться глазами с алхимиком после ланча. Стрельба его всегда успокаивала, помогала сосредоточиться, но сейчас он уже понял, что зря затеял все это, ведь он так и не мог отвлечься и выкинуть из головы утренний инцидент.

После отправки писем он сообщил Хикару, что они навестят в Аллере поместье де Дорде, и маг серьезно испугался ответственности перед семьей погибшего друга.

Ему было все еще нелегко воспринимать тот факт, что Флинна больше нет. В таверне Виллу и ему наконец-то не пришлось делить одну кровать, но все равно чуткий сон диссорсерера прерывался почти каждую ночь тихими всхлипываниями в темноте. Закатник молчал, не показывая, что он проснулся. Он убеждал себя, что поставит Хикару в неловкое положение, выдав себя, но сам сжимал край одеяла в кулаке, не зная, чем именно он может ему помочь.

В их утреннем споре Вилл немного повысил голос, и в голубых глазах сразу появились слезы.

— Вот только не надо опять реветь как девчонка! — трусость алхимика выводила его из себя. И маг стремительно выбежал из комнаты.

Обычно гнев диссорсерера утихал довольно быстро, и тогда он искал способы помириться, но с Хикару, судя по всему, не бывает «обычно». Вилл еще не остыл, но его одолевала целая буря эмоций. С одной стороны, он был решительно не согласен с позицией мага, считая, что, раз он застал последние моменты жизни братьев, то должен увидеться с их семьей, принести соболезнования и ответить на их вопросы, если у них они будут. С другой стороны, сам же антимаг переживал, что та хрупкая искренняя улыбка на лице Хикару больше не появляется, и мучался сомнениями ночью, когда алхимику было плохо, а теперь он и вовсе сам поспособствовал тому, чтобы нарушить душевное равновесие северянина. Ворон, как ему было стыдно, что он сорвался на мальчишку, и как его сознание жгло раздражением от того, что маг из-за страха отказывался уважить жертву Гая и Флинна.

«Они погибли, защищая тебя!» — звенело в его голове, когда он позволил себе закричать на Хикару.

Вилл должен был доказать ему свою правоту и убедить его, но его сердце неприятно щемило, когда перед глазами вставал образ съежившегося перед ним мага.

Ничего удивительного, что он не мог сосредоточиться на стрельбе из лука.

— Конкретные замечания? — брови Берна поползли вверх. — Ну даже не знаю, попробуй руки из жопы вытащить, может быть?

— Ох, и всего-то? — наигранно всплеснул руками Вилл. — А я-то переживал…

— Язви сколько хочешь, — отмахнулся лучник. — Но, если опустить тот факт, что лук этот является полным говн…

— Это лук моего бати, — обиженно вставил мальчишка из трактира.

— …то все равно ошибок много, — проигнорировал того мужчина. — Не вцепляйся ты в рукоять так, удерживай, но не надо ее ломать!

Пацан многозначительно закивал. Видимо, он был серьезно озабочен судьбой отцовского лука.

Вилл тяжело вздохнул и открыл было рот, но Берн мгновенно перебил его.

— Думаешь, что это все? — фыркнул лучник. — Стрелять надо на полувыдохе, а не задерживать дыхание на вдохе! А что это было за движение рукой такое перед выстрелом? Что за нафиг передергивание стрелы? Дома будешь передергивать, понял?

— Теперь все? — уточнил закатник. — Высказался?

— Хера с два! — на лице лучника появилась неприятная улыбка, которую диссорсереру захотелось стереть кулаком. Берн оседлал любимого конька — начал критиковать чужой выстрел — и превратился в самодовольного зануду. — Ты даже не сосредоточился на выстреле! Чем твоя голова забита? Вон, даже пацан лучше тебя стреляет, пусть и благодаря тому, что у него там попросту пусто.

— Пасиба, — сын трактирщика шмыгнул носом, видимо, не догадавшись, что едва ли это было похвалой.

— Ладно, тут я соглашусь, — сдался Вилл и протянул лук ребенку. — Дело в алхимике.

— Да тут и без слов твоих понятно, я слышал, как вы с утра собачились. Парень, ты бы того… полегче с ним.

— Не ожидал от тебя такого услышать, — удивился антимаг, но понял, что сейчас и есть тот момент, когда ему стоило поделиться своими опасениями насчет Хикару. — Нам не стоит обманываться его невинной внешностью.

— Ты тут единственный, кто обманывается его внешностью, — эта фраза, в которой Берн интонацией сделал намек, мол, ты знаешь, что я имею в виду, заставила Вилла вскинуться.

— О чем ты? — недовольно спросил он.

— Ты бы со стороны себя видел, — ехидно протянул Бернард. — Ты же глаз от него не отводишь, того и гляди дыру прожжешь.

— Заткнись.

Было некое странное чувство, захватывающее его с головы до ног, когда они с Хикару встречались глазами, и оно одновременно пугало и увлекало Вилла. В повисавших паузах он был просто не в силах отвести от него взгляд, и эта пугающаяся связь не обрывалась, пока маг не отворачивался в смущении. От этого у диссорсерера оставалось мерзкое послевкусие, будто он откровенно пялился на Хикару, но не мог отрицать, что ему это нравилось. Встревоженный новым для себя состоянием, в коем прежде он никогда не бывал, Вилл ответственно подошел к этому вопросу и присмотрелся к алхимику более тщательно, пытаясь понять происходящее между ними. Через десяток смущенных отворачиваний мага мужчина пришел к простому выводу: «На красивых людей приятно смотреть».

Например, многие очарованно застывали, увидев впервые принцессу Эллиссон, Золотую Розу Эттемилля, и не могли отвести от неё взгляд. Уже в свои восемнадцать лет она сияла красотой ярче своей матери — Её Величества — и только дурак не желал бы её руки.

Вилл был одним из этих дураков, но и менять свои пристрастия вроде бы не планировал. Как ему может нравиться другой мужчина?! С другой стороны, упрямый маг не только владел всеми внешними качествами, что привлекали Вилла в женщинах, но и был хорошим другом и интересным собеседником. При всем этом трудно было называть Хикару мужчиной, и это должно звучать не в ущерб ему, ведь определенно Вилл прежде не встречал еще настолько красивого… существа. В лучшем смысле этого слова. 

«И всё же это не отменяет того, что он солгал мне».

До сих пор ему было трудно поверить, что при всей той близости, возникшей между ними, Хикару врал ему в лицо. Закатнику точно следовало предупредить кого-то еще, но Берн явно не воспримет сейчас его слова всерьез, так что пришлось оставить все как есть.

До вечера Вилл был занят договоренностями насчет лошадей, оставив своих людей в Старом Костре и отправившись в эквейскую крепость под Железным Спуском, чтобы лично выбрать скакунов. Не то чтобы его беспокоил выбор лошадей для них интендантом крепости, скорее, он просто хотел отвлечься и занять себя чем-то другим. Всю прошедшую декаду он коротал вечера с алхимиком, но сегодня это не было возможным, так что диссорсерер решил не слоняться без дела в поисках повода поговорить или тени вины в голубых глазах мага.

Завтра они поднимутся рано, когда солнце едва покажется из-за холмов на востоке, и отправятся пешком в крепость, чтобы выдвинуться на юг по дороге, ведущей в Аллеру. Согласно карте они прибудут к вечеру в Крессу, первый небольшой городок, пропитанный эквейской культурой, чего нельзя было сказать о Старом Костре. Старый поселок в предгорьях скорее походил на поселение северян, чем на маленькие живописные села жителей долины: повсюду лежал грязный снег, а высокая темная чаща плотно обступила покосившиеся дома, будто желая поглотить их и упрятать в своем чреве навеки. Конечно, тут уже были булыжные мостовые, а в таверне была большая чугунная ванна, но ни о брусчатке, ни о водонапорных башнях, ни о освещении улиц магическими фонарями даже и разговоров не было. Зато эквейские предрассудки цвели во всей своей красе. В первый же вечер в общей зале таверны Вилла оторвал от ужина молодец, что был его выше на полголовы и шире в плечах.

— Ты из черных? — с презрением выплюнул он.

Закатнику к такому было не привыкать. В небольших селениях учение веры вкладывали в головы очень фанатично и страстно, и его не раз и не два просили «выйти, чтобы кое-что прояснить», мол, черные бездушные ублюдки им тут не нужны в обеденной зале, так как единственное, чем они достойны питаться — это «грязь с сапог эквейских господ». Вилл лишь тяжело вздохнул и молча поднялся, но вот Хикару видел такое впервые и вскочил, недоуменно переводя взгляд с паренька с претензиями на своего спутника и обратно и мямля что-то о недоразумении.

— Сиди, сейчас вернусь, — диссорсерер положил тогда магу руку на плечо, усилием усаживая его назад, и вышел на задний двор таверны.

У мордоворота оказалось на выходе еще два дружка, но своими значительными габаритами никто из них пользоваться не умел. Почему-то каждый сельский парень, способный поднять своими ручищами теленка или вырубить человека с одного удара, после участия в паре деревенских драк считал себя гордым мастером рукопашного боя. Обычно Виллу не требовалось много времени, чтобы объяснить таким парням, что они в корне неправы, и в этот раз он справился довольно быстро. Диссорсерер зашел в залу, попросив хозяина трактира позаботиться о тех, кого он оставил отдыхать снаружи головой в сугробе, перевел дыхание и вернулся за свой стол. Хикару угнетенно молчал, будто это его оскорбили, а не Вилла, стараясь не смотреть на покрасневшие костяшки пальцев воина. Больше к антимагу никто не совался, пускай и неприязненных взглядов местные ему стали дарить больше, но их он уже давно привык не замечать.

Как и проигнорировал их сейчас, когда на входе в таверну ему попались те самые ребята, видимо, успевшие выпить после долгого трудового дня. Один из них харкнул Виллу под ноги, а его друг перегородил вход своей широкой спиной, скрестив руки на груди. Их неприкрытая ненависть источала запах гниения тысячелетних обид между Экветеррой и Закатной империей.

— С дороги, — велел диссорсерер, отбрасывая в сторону полу плаща и демонстрируя меч, висящий на поясе. Сегодня у него не было настроения для усмиряющего мордобоя, поэтому он пошел на прямую угрозу. Безусловно, закатник не стал бы нападать с оружием на этих ребят и калечить их без причины и опасности для собственной жизни, но сельские парни купились на этот блеф и расступились, давая ему дорогу: все же у них были на руках мозоли от работы с топором и киркой, а у Вилла — от упражнений с мечом.

Тепло помещения приятно огладило холодную кожу и проникло внутрь с первым же вдохом, пока диссорсерер осматривал сидящих за столами. Вечер собрал немало народа в таверне: многие хотели отдохнуть после работы и пропустить стаканчик эля, а заведение такого рода было единственным на весь Старый Костер. Вилл заметил кое-кого из своих ребят за столом, где раскидывали карты для очередного круга, но Хикару там не было.

— Доброго вечера, вернулись, значится? Отужинать изволите, сэр? — Фестер, хозяин таверны, как всегда услужлив и рад гостям.

— Спасибо, откажусь, — из крепости под Железным Спуском голодным его не отпустили. Везде отряд должен был закупать провизию на выделенные деньги, но в крупных городах Экветерры, в столицах небольших провинций, на которые была раздроблена страна, Вилл имел право продемонстрировать письмо с королевской печатью и получить все необходимое даром. Форт, защищающий подход к подъемникам, тоже относился к государственным структурам, так что диссорсерер воспользовался письмом, чтобы получить нужные отряду припасы. В небольших городах и селах это, конечно, не дозволялось: нечего портить местный товарооборот — такой была логика министров королевы. Само собой, когда перед глазами управляющего крепостью появилась бумага верже с подписью и печатью в виде голубя, то Вилл моментально стал для него дорогим гостем.

— Дайте мне знать, если чего-то пожелаете, сэр, — раскланялся Фестер, но Вилл не дал ему уйти, жестом велев остановиться.

— На самом деле я ищу остальных членов своего отряда, не видели их? — спросил он.

— Кого конкретно вы ищите? — уточнил трактирщик, окинув взглядом помещение.

— Парня ростом мне по плечо, белые длинные волосы, черно-белая одежда, — понизил голос диссорсерер.

«И эти голубые глаза… Что?! Соберись, идиот!»

— А, этот! — Фестер на секунду задумался. — Он с остальными вашими друзьями в гостиной для постояльцев.

— Спасибо, — сквозь зубы процедил Вилл, раздраженный тем фактом, что из него выудили, кого именно он ищет. Зачем уточнять, если они все в этой вороновой гостиной?!

Однако он все-таки благодарно кивнул и направился туда. По дороге в крепость и назад закатник кое о чем поразмыслил и решил, что ему следует поговорить с Хикару.

То ли он проник в комнату бесшумно, то ли его товарищи были слишком увлечены беседой, но Виллу удалось подобраться к ним на расстояние, с которого он слышал все, что они говорили, и не привлек ничьего внимания.

— То есть все же опыт состоит из наших убеждений и ошибок? — уточнил Хикару, сидящий за столом спиной к диссорсереру.

— Можно сказать и так, — на лице Патриса появилась снисходительная улыбка. — А чужой опыт — это еще и средство предостережения. Родители и наставники учат нас тому, чему стоит следовать и чего избегать, уберегая нас от своих ошибок.

— У меня от вас двоих голова болит, — пожаловался присутствующий тут же Берн. Его скучающий взгляд был устремлен на потрескивающие в камине поленья.

— Не могу согласиться с тобой, — алхимик мотнул головой, и его волосы, собранные в хвост, качнулись из стороны в сторону. — Каждый человек — это индивидуальная личность, и, стало быть, чужой опыт не может дать для него истины в поисках своей правды.

— Но тогда люди вольны избрать себе любую мораль! — всплеснул руками Патрис. — Как такой человек, не получивший человеческого воспитания, сможет отличить добро ото зла? Как он поймет ценность чужой жизни, познает, что убивать нельзя?

— А ты хочешь сказать, что, если человеку не сказали, что убивать — это плохо, то он будет это делать и не станет испытывать никаких чувств по этому поводу? — предположил северянин, и эквеец пожал плечами, явно сомневаясь. — Вопрос морали — это одно, но опыт точно не может быть ее движущей силой. Даже в рамках конкретного города для одного человека что-то может быть благом, а для другого — нет, но, если есть третий, который передает им знание, что данное деяние является злом, то он может навредить мировоззрению и счастью первого, пускай он и поможет второму. А что уж говорить про разные страны, про культурные различия?

— Более того скажу вам, уважаемые моралисты, — спонтанно повернулся к беседующим Бернард. — Человек и его убеждения склонны к переменам: есть мнение, что жизненная позиция полностью обновляется примерно раз в семь лет. Вы еще молоды, но я могу вам по своему опыту сказать, что так оно и есть. Скорее всего, у нынешнего меня и прошлого, что был семь лет назад, есть много общего, но и различий, думаю, немало.

— И это значит, что ты поддерживаешь мнение Хикару в данном вопросе? — уточнил Найдер, недовольно тряхнув кудрями. — Опыт не имеет морального значения?

— Я скажу тебе больше, Патрис, — выражение лица лучника стало серьезным. — Те грехи, которые мы однажды совершили с содроганием, мы можем повторить позже — но уже с удовольствием.

Вилл оторопел от такого заявления, и Найдер был шокирован, похоже, не меньше. Он возмущенно хватал ртом воздух, но Берн смотрел на него прямо и открыто.

— Пошел ты к Ворону, Берн! — прошипел он, краснея и подрываясь со своего места. — Доброй ночи, сэр.

Последнее было адресовано закатнику, мимо которого прошмыгнул молодой рыцарь веры. Хикару немедленно обернулся и наткнулся взглядом на Вилла, и диссорсерер с жадностью впитал его реакцию, желая понять по ней, что происходит у мага на душе. Щеки алхимика слегка покраснели, и взгляд в момент опустился к полу.

— Нам нужно поговорить, — тихо и мягко произнес северянин, несмело подняв глаза на короткий миг.

— Пойдем наверх, — внешне невозмутимый Вилл прилагал большие усилия, чтобы убить в себе неясное смятение. Маг кивнул и прошествовал мимо, не смея взглянуть воину в глаза. — А что касается тебя, Берн… Какого Ворона?! Что это было сейчас вообще?

— Богиня, за что мне вся эта херня?! — лучник немного сполз вниз по стулу, заламывая руки и впиваясь пальцами в свои короткие темные волосы. — Ничего мне не говори, бля, ясно? На эту тему я буду готов пообщаться, только если ты ужрешь меня в говно. Причем за свой счет.

— Ладно-ладно, — примирительно отступил к дверям Вилл, увидев такую впечатляющую реакцию. — Ночи, Берн.

— Пиздец, — антимаг идентифицировал данное выражение как ответное пожелание крепко спать и ретировался, зная, что Хикару ждет его. Позже нужно будет убедиться, что его отряд не разваливается по кускам из-за разногласий и поговорить с Берном и Патрисом, что бы там между ними ни происходило, пусть даже ему придется напоить не только лучника, но и праведного рыцаря. Но пока Виллу было необходимо навести порядок в собственной голове, так что он поднимался наверх, подбирая слова для разговора с алхимиком.

«Я все еще чувствую себя правым, пусть я и немного перешагнул рамки приличия. Должен ли я сейчас быть с ним строгим?»

Худая фигура нервно переминалась с ноги на ногу возле их дверей. Вилл немного сник: не очень-то и приятно, когда ты вызываешь у людей страх или хотя бы дискомфорт. Вполне может так случиться, что их хрупкое доверие окажется разрушенным, и Хикару станет одним из тех, кто тихо проклинает диссорсерера в спину.

«Если буду давить на него, то он замкнется в себе. Может попытаться убедить его?» — дважды повернув ключ в замке, закатник отворил дверь, пропуская северянина вперед. Не успел Вилл прикрыть за собой створку, как тот с ходу выпалил:

— Позволь мне начать наш разговор, — голубые глаза сверкнули решительностью.

Диссорсерер медленно кивнул, приглашая мага продолжить. Тот глубоко вдохнул, пытаясь себя успокоить, и опустился на свою постель.

— Ты абсолютно прав, — твердо заявил Хикару. — Я должен принять на себя ответственность и сообщить семье Гая и Флинна о произошедшим лично. Я отправлюсь в поместье де Дорде под Аллерой. Даже если мне придется сделать это в одиночку.

— Даже не обсужда…

— Я не закончил, — маг поднял ладонь, призывая Вилла к молчанию. — И насчет… моих слез. Клянусь, что больше никто и никогда не увидит их. Теперь все.

— Не нужно быть настолько строгим к себе, — успокаивающе произнес антимаг, которому стало немного не по себе от того, сколько силы было в обещании Хикару. Будто это было заклинание, сотрясшее воздух.

— Я должен повзрослеть, — пальцы алхимика вцепились в одеяло, на котором он сидел. — Иначе мне не выжить.

— Эй, не стоит быть таким категоричным, — обеспокоенно заметил диссорсерер. Еще не хватало, чтобы маг эмоционально загнал себя. — Хикару…

— Давай ложиться спать, — тяжело вздохнул он, перебивая Вилла. — Меня клонит в сон после долгого сидения у очага внизу.

— Как скажешь.

«Нормально ли оставить все сейчас вот так? Проявить настойчивость или дать ему немного свободы? Ворон, да я еще утром подозревал его, а сейчас утешить готов? Да что со мной такое?» — руки действовали сами по себе, расстилая постель.

— Хочешь лечь со мной? — вырвалось в продолжение его мыслям. Диссорсерер замер, пораженный собственным словам. Он неуверенно оглянулся через плечо и встретился взглядом со смущенным магом. — Я имею в виду… Когда мы спали в одной постели, тебе не снились кошмары.

И каждое утро Вилл просыпался и ощущал, как Хикару прижимался к его в спине в поисках тепла. Чувствовать, как тот упирается лбом ему между лопаток, он уже даже привык, но, когда они получили раздельные спальные места, начались проблемы — постоянные нервы от плохих снов и подавляемые всхлипы, будящие его посреди ночи.

— Мы же вроде только что говорили о том, что мне нужно повзрослеть, нет?

— Но разве я ошибаюсь сейчас? Со мной ты спал спокойнее, — уверенно сказал Вилл.

— Достаточно того, что мы всегда разговаривали перед сном, — тихо произнес Хикару, вернувшись к возне со своим одеялом. — Думаю, осознание того, что я не один, или засыпание под твои истории действительно нагоняет на меня некое чувство безмятежности и защищенности от собственных темных мыслей.

«Его откровенность… такая искренняя. Это точно не может быть игрой. Почему я вообще подозреваю его в чем-то?»

— Хорошо, — и они легли, больше не пререкаясь. Закатник задул свечу и откинулся на подушку, заложив руки за голову.

— У тебя есть жена? — маг повернулся на бок, подложив ладони под щеку. — Дети?

— С чего такие вопросы вдруг? — поперхнулся воздухом диссорсерер.

— М-м, — Хикару на момент задумался. — Мне показалось, что истории о местах, где ты побывал, ты уже рассказывал кому-то. Ты очень ладно повествуешь.

— Рассказывал, — удивленно признался Вилл, вспомнив давние теплые отношения с подругой детства, который сейчас стали невозможными. Ей он всегда рассказывал о своих путешествиях. — Но почему сразу жена и дети?

— Ты довольно-таки взрослый, — пусть закатник не мог хорошо видеть лицо Хикару в темноте, он ощутил в его голосе немного зависти.

— Моя служба не подразумевает возможность обзавестись семьей.

— Обзаве… что? — эквейский мага очень хорошо обрастал новыми словами, но сейчас он попал впросак.

— Обзавестись семьей. Завести семью, — пояснил Вилл.

— Как собаку? — хихикнул в темноте северянин.

— Ну, а что? Кормить тоже придется, — съехидничал мужчина. — К слову, у нас большая разница в возрасте?

— Не знаю, лет восемь? — предположил Хикару. — А что насчет возлюбленной? Она у тебя есть?

— Я же из закатных людей, ни одна эквейка в здравом уме в меня не влюбится, — хмыкнул Вилл. — А сам я мог однажды по-настоящему полюбить. Но, если представить, что моя любовь была бы цветком, то я мог бы сказать, что ее поместили в такие условия, где бутон никогда не раскроется. Когда я был подростком, я чувствовал себя несчастным из-за этого, мол, я теряю нечто важное. Но сейчас я знаю, что это было к лучшему. И даже благодарен, что этот цветок не расцвел.

«Бутон розы. Прекрасной золотой розы», — невольно уточнил он мысленно.

— Это звучит очень печально, — тихо произнес маг. — И поэтично. Для простого воина.

— Ох, извини меня, я же все-таки умею читать, — ответил диссорсерер. — А что насчет тебя?

— Насчет меня?

— Ага. Ты влюблялся когда-нибудь?

— Что?! Нет! — возмутился Хикару. — Это ведь иррационально!

— Почему это? — искренне растерялся Вилл. Такой реакции он не ожидал от обычно сдержанного мага.

— Твой разум — твой главный ресурс, — жарко заспорил парень. — Крайне нелогично тратить значительную его часть на всякую ерунду вроде душевных метаний, когда ты поссорился со своей парой. Ваши взаимные обвинения забивают всю голову и мешают заниматься повседневными делами, заставляя нервничать и снова и снова обдумывать собственные слова. Кстати, это также мешает смотреть на ситуацию объективно и сохранять душевное спокойствие! Сплошной вред от чувств вроде влюбленности.

И тут Вилл понял, что именно этим он и занимался целый день.

---

— Успокойся, Берн. Это просто птица, — пробормотал Вилл, когда лучник вскинулся всем телом и резво потянулся к колчану. Хлопанье крыльев стихло вдали, и мужчина вяло опустил руку. Как ни странно, маленькая паника Бернарда не посеяла в его сердце тревоги, наоборот, Вилл подбодрил себя тем, что его отряд начеку даже в предрассветное время. Сегодня им пришлось подняться раньше обычного, так как они желали достигнуть города до поздней ночи. Однако Вилл и Хикару вчера проболтали допоздна, и диссорсерер желал лишь одного — доспать положенные для полного отдыха часы.

Сейчас Хикару, снова делящий с ним одно седло, как раз этим и был занят. Капюшон опущен на глаза, чтобы солнечный свет не тревожил его сон, тонкие руки обвивают торс друга, а пальцы впиваются в ткань одежды, стягивая дорожную теплую рубашку на спине. 

«Я могу слышать, как он сопит», — усмехнулся про себя Вилл.

Обычно в периоды бодрствования маг также делил седло с Виллом, но сидел обычно, как положено ехать верхом, но сегодня он ради собственного удобства предпочел сидеть боком, но тоже впереди воина, уткнувшись лицом ему в грудь. Прежде он себе такого вовсе не смел позволить, однако то, что случилось в Белых Горах и прошедший ночной разговор, сблизило их, и присутствие маленького северянина в личном пространстве диссорсерера стало естественным и…необходимым? 

«Я подсел на него. Пристрастился к нему. Если так можно было сказать о человеке», — подумал Вилл, приязненно потеревшись щекой об скрытую капюшоном макушку алхимика. 

Все это было для него ново и странно, но не неприятно. Маги всегда говорили, что прикосновение диссорсерера к их ауре подобно прикосновению смерти, и винить их было трудно — Флинн и сам утверждал, что из него словно высосали душу и лишили магии навсегда, когда ради дружеского эксперимента он попросил Вилла прикоснуться к его Источнику антимагией. Услышанное действительно ужаснуло диссорсерера, и хотя Флинн ободряюще хлопал его по плечу и просил не принимать его сказанные второпях слова всерьез, Вилл еще нескоро смирился со своими пугающими способностями. Эту стену он смог сломать лишь тогда, когда один маг-наемник посмел покуситься на жизнь его подопечной, напав на нее и её свиту прямо на улице. Свой гнев и своё желание исполнить долг Вилл обрушил на него, и маг безвольно повалился, держась за горло и задыхаясь, лишь от того, что рыцарь-протектор направил свои силы на него. Такое публичное спасение любимой народом принцессы подарило ему уважение всех жителей столицы и окрестностей, и впервые в его жизни его страшная сила стала предметом всеобщего восхищения. Вилл научился вежливо отрицать все похвалы и запирать в себе все человеческое, когда усмирял магов. Множество молящих голосов, слез и криков осталось в его памяти навсегда, но очевидную пользу его способностей нельзя было отрицать — ослабленные маги, неспособные колдовать, а некоторые и двигаться в безопасном от него направлении, становились легкой мишенью для острого черного клинка.При всех этих фактах его действительно удивляло спокойное сопение молодого алхимика на собственной груди. Вилл фактически постоянно держал жизнь Хикару на краю пропасти — одно намеренное желание, и маг будет страдать от безумной боли. Нельзя отрицать, что закатник отлично умел контролировать свою разрушительную силу, но алхимик ласково жался к нему во сне и старался быть ближе, несмотря на осознание постоянной угрозы для собственной жизни.

 «Либо это потрясающее доверие, либо неосторожная глупость», — решил диссорсерер для себя.

Казалось бы, Кресса была прямо под их носом, если судить по карте, но спуск в долину занял едва ли не целый день. Отряд торопился, но не только по причине приближения зимы, делавшей каждый день короче, а каждую ночь — холоднее: для всех, исключая северянина-мага, от границ этого удела простиралась на юг их родная страна. Сначала этот маленький город, следом — безопасное путешествие до Аллеры по тракту, а там уже мир и покой, друзья и боевые товарищи в каждом встречном городе до самого Эттемилля. Они торопились столь сильно, что позволили себе сделать лишь один привал, когда солнце было в зените, и их труды дали о себе знать: еще до заката они увидели каменную крепостную стену, окружающую небольшой городок, раскинувшийся на двух берегах узкой реки.

Маг уже час как бодрствовал и сидел в седле как подобает, но все еще был молчалив после сна, и Вилл решил, что следует пробудить его разговором, раз цели своего путешествия они уже достигли.

— Крессат, — неожиданно промолвил алхимик, кивнув на что-то справа, и Вилл повернулся в ту сторону, куда смотрел маг. У дороги стоял накренившийся тонкий столб с медной табличкой, позеленевшей местами от времени.

«Cressat», — прочитал он полустертую надпись.

— Кресса, — Вилл не мог упустить возможности поддеть мага, когда дело касалось эквейского. Но его произношение действительно оставляло желать лучшего, так что это же… было из добрых побуждений, верно? Совсем неважно, что это еще и доставляло ему такое удовольствие, и так забавно сердило Хикару.

— Кресса. Но разве мы не должны были прибыть в Аллеру? — он полуобернулся, чтобы угостить закатника недовольным взглядом, да и в голосе была заметна нотка легкого раздражения.

— А не в Аллейрат ли? — непринужденно спросил Вилл, продолжая давить на больное место северянина.

— В Аллеру, — медленно и с нажимом произнес маг, сузив глаза.

Вилл легко выдержал их кратковременный бой взглядами, и Хикару моргнул первым, отвернувшись.

«И как эти северяне читают все буквы подряд, не задумываясь о произношении?»

Ворота они миновали в молчании. Стража на воротах впустила их безо всяких препятствий, но на маленькой площади за воротами их тут же обступили люди.

— Пошлите за мэром, — пошел шепот по толпе, и какой-то юнец сорвался с места, бегом направившись к мосту через реку.

В северных землях они бы не попали так легко за ворота города: там было в порядке вещей держать путников за крепкими створками, пока командир гарнизона не прибудет взглянуть на странников. И если он дозволял вход в город, нередко разжившись звонкой монетой за свое «стремление к сотрудничеству», то жители немедленно прятались в своих домах и избегали даже встречаться взглядом с чужеземцами. Досуга в их жизни было мало, и в свободное время от работ в поле, кузне или шахте они напивались в местном трактире, где внимания трактирщика путешественник мог добиться с трудом: сначала хозяин обслужит своих земляков, а потом уже неохотно предоставит тебе свои худшие комнаты. Гостеприимство на севере докупалось за двойную цену к счету за ночлег.

То, что происходило сейчас вокруг отряда, лишь подтверждало, что они, наконец, добрались до Экветерры. Их впустили за ворота, и теперь они обязаны были дождаться мэра или его заместителя. При матриархальном укладе страны эту должность занимали мужчины, задачей которых было управлять, но не править. Жены мэров обычно возглавляли местную глубоко верующую диаспору и носили статус жрицы городского храма. Избиралась главенствующая семья горожанами, если те были угодны своей стране. Мэр принимал на себя всю ответственность за поступки путешественников перед жителями своего города и брал на себя право судить гостей по законам страны. Но все же путникам оказывался достойный прием: трактиры стремились возвести свое гостеприимство едва ли не в легендарный статус, а жители охотно приходили туда вечером послушать иноземные байки. Даже при въезде в город взгляд уже радовали мощеные дороги взамен размытой грязи в городах Севера, улицы были освещены магическими лампами — стеклянными шарами, полными белого света, подвешенными на металлические столбы высотой примерно в три ярда. В центре площади, где они вынуждены были остановиться, возвышался старый фонтан со скульптурой каменной девы с кувшином на плече, а вот в северных землях чужеземцев приветствовала виселица, стоящая посреди дороги у ворот. Эквейцы из-за этого любили шутить, что «Добро пожаловать!» на северном наречии будет «Чтоб ты сдох!», но, когда в действительности сталкивались с таким, то им становилось не по себе.

«Хм, один не горит», — заметил Вилл, глядя на пустой стеклянный шар фонаря у выезда с площади.

— Прошу вас, отведите её в храм, — услышал он голос позади себя и оглянулся. Патрис скинул с головы капюшон и говорил с двумя мужчинами, склонившимися над припавшей на колени женщиной. Леди тяжело кашляла и, казалось, была готова лишиться чувств, и оба ее сопровождающих растерялись, не зная, как помочь ей.

— Миледи нужна помощь нашей Святой Госпожи, пусть ее исцелят! — взмолился Найдер.

— Анна, я отведу тебя домой, — пробормотал один из мужчин, поднимая больную женщину на ноги и поспешно уводя её прочь.

— Постойте! — молодой рыцарь потянул поводья на себя, но его остановили.

— Оставь их, Патрис, — мрачно произнес Берн, кладя ему руку на плечо. — Не видишь? Тут что-то нечисто.

Берн во всем вечно видел дурное, но сейчас Вилл почему-то был согласен с ним. В королевстве практически не было больных из-за невероятно широкого распространения магического искусства исцеления в храмах. Послушницей в храме могла стать лишь женщина, способная исцелять наложением рук, а мужчины с подобным даром отправлялись в армию клериками. И способность эта не была такой уж редкой. 

— Небесная Леди помогает всем… — начал горестно Патрис.

— …кто не держит при себе злых помыслов и обид, — раздалось из-под погасшего фонаря. Толпа там разошлась, пропустив вперед высокого худого мужчину с залысинами, опирающегося на трость. Это была известная фраза, которую часто употребляли люди, принадлежащие к так называемым «Благочестивым». Они особо рьяно чтили церковные законы и были консервативно настроены ко всему, не терпя перемен. Они верили, что они — хранители порядка, установленного еще королевой Катаржиной многие века назад. В знак своей верности Благочестивые носили на своей груди брошь в виде белой голубки, расправившей крылья, и эта брошь виднелась на жилете этого мужчины, пристегнутая у воротника рубашки. Вилл знал, что Патрис Найдер носит такую же на своем шарфе.

— Имя моё — Квинт дю Морье. Я мэр Крессы, и я прошу вас назваться. Кто из вас главный и кто будет держать слово? — мужчина тяжело оперся на свою трость.

— Говорить буду я, — согласно обычаям следовало говорить с непокрытой головой, ведь сокрытие лица вредит доверию, и Вилл неохотно снял капюшон. По толпе прокатился испуганный шепот, и Хикару беспокойно заоглядывался. Но остальной отряд держался в угрюмом молчании. Все хорошо понимали суть проблемы.

«Еще и Благочестивый. Будет трудно», — собрался с мыслями Вилл.

— Мы — отряд сэра Гая де Дорде, отправившийся на север по поручению Её Величества королевы Джезебелль. Мы сопровождали принцессу Элларию в земли Севера, в Блитцтурм. Наш отряд отправился из столицы на северной «Копьеносице», возвращавшейся домой, но назад мы путешествовали через северную тундру из-за опасностей осенних штормов на море. Люди за моей спиной прошли через тяжелую битву, потеряли своего командира и своих друзей и пережили переход через Белые Горы. Прошу предоставить нам кров и защиту.

— Ты думаешь, что упоминание королевы в своих речах заставит меня дать кров черному человеку? — зло прорычал мэр, постепенно повышая голос. — Черные волосы и пустые глаза! С какой поры добрые люди должен оказывать почтение проклятым?

— Тогда окажите почтение хотя бы остальным, — нахмурился Вилл. — Дайте кров моим людям, за себя я просить не буду.

— В моем городе нет мест друзьям нечестивой вороны! — взвился Благочестивый. — Уходите! И без вас тут хватает бед!

И тут маг резко ожил. Он скинул руку диссорсерера с поводьев и ловко спешился без дозволения мэра, нарушив одно из самых строгих правил гостеприимства в культуре эквейцев. Вилл попытался остановить его, но тот проворно извернулся, проскочив под рукой диссорсерера.

— Хикару, стой!

— Вы можете выгнать нас, и это в вашей привилегии, но никто не давал вам права оскорблять его! — удивительно, как северянин доломал все остальные правила приличия, при этом обращаясь почтительно, говоря на «вы». Лицо мэра покраснело от возмущения.

— Хи…

— И вы… вы… немедленно… извинитесь! — мага едва ли не трясло от злости. В последнее слово он вложил столько силы, что все фонари в округе синхронно вспыхнули слепящим светом с громким хлопком. Это продолжалось короткий миг, но переполошило весь городок: несколько человек вскрикнули от неожиданности, а в соседнем доме громко заплакал младенец. Но свет в стеклянных сферах быстро вернулся к своему обычному состоянию. За исключением пустого шара над головой мэра — тот заполнился серебряными, не белыми как в других фонарях, искрами, похожими на снег, кружащийся в буране.

Мэр дю Морье поднял голову, и серебряный свет Хикару резко оттенил все морщины и шрамы на его лице. Мужчина не казался злым, скорее усталым, желающим, чтобы его оставили в покое. В жестких чертах таилась не неприязнь, а изнеможение. Он некоторое время тяжело смотрел на хаотичный танец крошечных серебряных огоньков, и люди на площади молчали вместе с ним, ожидая его ответа. Некоторые тихо роптали на Хикару, да и тот уже был не рад, что высунулся. Он вовсе не всеобщего осуждения добивался, и Вилл видел его раскаяние по его опущенной голове и покрасневшим кончикам ушей.

«Он вступился за меня? Какой дурак! Нарушил кучу эквейских обычаев, связанных с гостями, но это все равно чертовски… льстит мне?»

— Алхимик, выходит? — мэр перевел взгляд на притихшего мага, который очень старался не выглядеть напуганным. — Северянин, плевавший на наши традиции. Такой магией нас тут не удивить, юноша. И не запугать тоже.

«Вот оно! Хорошая зацепка для расследования. Как бы теперь потянуть время?»

— Прошу простить невежество моего друга, господин мэр, — Вилл почтительно склонил голову перед главой города. — Он еще не успел познакомиться с традициями Экветерры.

— Но он назвал… — снова зажегся гневный огонек в голубых глазах.

— Нет, — твердо прервал его Вилл, пресекая все попытки алхимика продолжить этот ненужный скандал. — Помолчи.

Тот метнул в ответ едва ли не ненавидящий взгляд и быстро отвернулся.

— Вы, северяне, все-таки ужасные варвары, — недовольно пробурчал мэр дю Морье под одобрительный гул толпы.

— Но южане сильно отличаются от них, — осторожно потянул за нужную ему нить диссорсерер. — Если милорд не изволит дать нам приют в своих крепостных стенах, так хотя бы позвольте моим людям помолиться в храме.

— О да, милорд! — с жаром вмешался Патрис, понуждая своего коня поравняться с лошадью Вилла. — Наши друзья погибли, но мы до сих пор не имели возможности молить нашу Богиню на истинно святой земле, чтобы она вознесла их храбрые души к себе на небо.

«Один клюнул. Теперь мэр. Давай, заметь его брошь», — мысленно подначивал Вилл.

Словно по указу кого-то свыше мэр оценивающе посмотрел на рыцаря веры и задержался взглядом на его шарфе.

— Ликующая Голубка! — удивленно воскликнул милорд дю Морье, увидев знак Благочестивых. Вилл мысленно передернулся: каждый раз, когда разговоры эквейцы касались религии или веры, он словно слышал, что они говорят все эти слова с большой буквы. — Весьма почетно стремление к святости своих дел для столь молодого юноши!

«Ну просто чудо свыше, что вы нашли друг друга!»

— Конечно, вы можете посетить наш храм. На закате солнца начнется вечерняя служба. Увы, из-за вашего общества я не могу оставить ваш отряд в Крессе, но в получасе езды на юго-восток вы найдете несколько ферм — на эти земли все еще распространяется мое слово. Там есть трактир, заведение маленькое, но в вашем отряде не так уж много людей. Вы сможете заночевать в нем. Добро пожаловать, но лишь при условии, что после вечерней службы черный человек покинет наш город, и вы отправитесь вместе с ним, — строго подытожил глава города.

— Мы обещаем, что не нарушим ваше условие, — Вилл вздохнул свободнее. Утром он сможет отправить Патриса до города снова, чтобы закупить провизию. Он наверняка обрадуется возможности и утреннюю службу посетить.

— Храм лежит у подножья холма по другую сторону моста. Я принимаю вас в Крессу до окончания вечерней службы, — эти слова были знаком, что им позволено ступить на эту землю. Отряд с облегчением спешился и неторопливо потянулся в сторону моста. Большинство жителей утратило к ним интерес, но некоторые дружелюбно подошли с вопросами.

— Вы правда пересекли Белые Горы в такое время года?!

— Храбрость это или отчаяние? — донеслось до него.

Эти и подобные им слова звучали отовсюду. К Виллу, конечно, никто не осмелился подойти.

«Как будто бездушием можно заразиться как простудой».

— Идем со всеми, — он поспешил к магу, едва соскользнув с лошади.

— Я не собираюсь говорить с вами, сэр, — Хикару даже не обернулся на его голос.

— Ха? «С вами, сэр»? Ага, обиделся, — подтвердил очевидный факт Вилл. — И ты прав. Да, ты абсолютно прав в том, что злишься, — маг удивленно обернулся на эти слова. — Я не должен был обрывать тебя так резко, но в этом городе не все ладно, и я собираюсь выяснить, что именно тут происходит. Мы должны были получить расположение мэра хотя бы на малое время, а это довольно трудно сделать, учитывая мое происхождение.

Черты лица алхимика смягчились после этих слов, теряя ту остроту, которая возникала мгновенно, когда он злился. Вилл мысленно назвал это «кошачьими чертами», ведь, когда Хикару сердился, то становился похожим на кошку: глаза прищурены, зрачки внимательно следят за твоими движениями, губы сжаты в тонкую линию, плечи напряжены. Будто стоит зазеваться — он набросится и покусает тебя. Сейчас все это стремительно таяло под мягкой грустной улыбкой.

— Вот только не надо меня жалеть, — тихо возмутился диссорсерер, отводя взгляд. От нежности и сожаления в глазах мага почему-то щемило в груди.

Теплая маленькая ладонь неожиданно оказалась в его руке.

— Они несправедливы к тебе и каждый раз совершают ужасную ошибку… — шепотом пожаловался алхимик, подходя ближе. Ему явно не терпелось высказать все, что у него было на уме.

— Мы поговорим об этом позже, если ты желаешь, — Вилл ободряюще сжал его ладонь и погладил ее большим пальцем. — Но спасибо.

Пускай это слово не могло выразить в себе всего того, что он чувствовал сейчас к алхимику, но Вилл ощутил, что ему словно стало легче дышать.

«Столько лет я защищаю кого-либо, и впервые за долгое время кто-то защитил меня. И чувствую, что Хикару еще удивит меня не раз…»

— А теперь готов к охоте за правдой? — в ответ на это маг просиял и кивнул.