Онлайн чтение книги Девятый Ninth
Хикару IV. Северный Ветер

Ее глупая нелепая смерть нанесла мне удар в самое сердце. Казалось, что еще вчера моя лучшая ученица стала прекрасной женщиной, гордой и непокорной, согласной смотреть только в будущее.
Мы оба совершали одинаковые ошибки, пытаясь сотворить великое, но в итоге оставили позади себя лишь боль и разрушение.
И история нас не простила.

Хикару отметил закладкой нужную страницу и отложил книгу. Пускай срок не поджимал, но ему было нечем заняться, поэтому домашнюю работу для магистра Ринко по зачарованию он решил доделать сегодня. Строгая дама с всклокоченными седыми волосами, которые придавали ей сходство с совой, вела самый нелюбимый предмет для юного алхимика, но, ладно уж, работа была теоретической, так что Хикару смирился даже с требованием длины свитка в два фута. Все же лучше было читать, анализировать и писать, чем практиковаться, ведь практика по зачарованию была испытанием на выносливость.

Алхимик потянул к себе следующий талмуд, позволяя ему упасть с небольшой стопки книг. Книжная пыль тут же ударила в нос: труды магессы Ратекки, видимо, не пользовались большой популярностью как у учеников, так и у магистров. Хикару прокашлялся, отталкивая пыль магией воздуха вместо глупого махания ладонями перед лицом, и открыл старинный том. Ратекки, к удовлетворению мага, написала содержание к своему труду и даже включила краткое описание тезисов, но почерк у ученой был ужасно мелким.

— Флинн, дай мне увеличительное стекло, пожалуйста, — попросил маг друга, сидящего за соседней партой. Ему удалось загнать Флинна в укромный угол библиотеки и засесть за домашние задания. Эквеец не признавал над собой никаких авторитетов, но время от времени прислушивался к Хикару, и тому это льстило. Флинн корпел над собственными книжками, все же он был старше, а значит сложность его домашнего задания была выше, о чем он напоминал другу каждые пять минут, ругая сквозь стиснутые зубы Блитцтурм и собственную мать.

Хикару протянул руку к Флинну, не отрывая глаз от содержания книги, ожидая, что он передаст ему лупу, не вставая с места, но тот зачем-то поднялся, подошел и склонился над его работой.

— Нет, мы не пойдем на огненную площадку, пока не закончим задание, — тяжело вздохнул Хикару. Для него всегда было трудно быть строгим с другом, но это было для его же блага. Флинн в ответ промолчал.

На свиток, который Хикару успел заполнить едва ли на четверть, упала тяжелая капля.

Северянин вздрогнул, не успев поймать каплю магией, одновременно сердясь на друга, посадившего ему кляксу, и мысленно ища способ вывести каплю без ущерба для текста. Но, едва коснувшись капли магией, он резко отодвинулся назад.

Это была кровь.

— Ты… — фраза Хикару так и осталась неоконченной, когда он поднял глаза на Флинна. Поперек его горла над мемориумом шла тонкая полоса, из которой вниз ползли красные капли.

— Чему ты удивлен? — сипло спросил эквеец. — Ты забыл, что сделал меня таким?

— Я… я… я ничего… — замотал головой северянин. — Тебе нужна помощь, скорее, надо найти кого-нибудь из магистров.

— Да, помощь, — голос друга исказился странным бульканьем, и новые потоки крови окрасили черно-белую робу. — Мне нужна была помощь. Разве тебя не учили хорошенько зажимать раны?

Флинн приблизился, и Хикару немедленно отпрянул от него, но оказался недостаточно быстр, чтобы отшатнуться от протянутых к нему рук. Ладони Флинна, ледяные, как воды Севера, сомкнулись на горле северянина.

Эквеец прохрипел что-то еще, исторгая из раны тонкие потоки крови, и вцепился в Хикару холодными руками и жестоким взглядом.

Голова Хикару словно взорвалась от боли, а в глазах быстро потемнело от нехватки воздуха, но тяжелее всего было переносить то, с какой силой пальцы Флинна стискивали его шею: будто он собирался не задушить его, а сломать позвонки. Они оба упали, с грохотом повалив книги со стола, и северянин скосил глаза, ожидая, что шум привлечет внимание других учеников, но все они сидели и занимались своими делами, ничего не замечая вокруг. Сам он тоже пытался бороться за свою жизнь, пытаясь отодрать ледяные пальцы от своего горла, однако Флинн был нечеловечески силен. Хикару из последних сил сплел пару заклинаний, но оба они моментально потухли в его разуме: боль активировала правило Эйлы, а значит магия была для него под запретом. Он отчаянно попробовал снова. Хикару прежде слышал, что многие маги превозмогали правило Эйлы, когда их жизнь была под угрозой, и были способны сплетать сущности, даже испытывая ужасную боль. Но у него ничего не вышло. Хикару задыхался, отчаянно царапая руки Флинна, а кровь эквейца капала прямо на его лицо. На секунду его сознание прояснилось — момент ясности перед смертью — и отпечатало в памяти искаженное гневом лицо того человека, что был ему лучшим другом.

«Ты прав. Я убил тебя, согласившись бежать с тобой».

Темнота поглотила его.

Лба коснулась холодная влага, и Хикару с трудом разлепил глаза. Прохлада словно освободила его от тяжести в голове, и перед глазами медленно сфокусировалась более-менее четкая картинка: темный бревенчатый потолок, с которого вязками свисала коричневая сухая трава. В нос тут же ударил тошнотворный пряно-горький запах, от которого маг поморщился.

— Па, он очнулся! — возбужденный девичий голос слева привлек его внимание, и алхимик повернул голову. Настойчивый запах и жара кружили голову, мешая связно думать. Он с трудом перевел взгляд на находящуюся рядом девушку. Она сидела рядом с ним на стуле у его кровати и держала в руках мокрый кусочек ткани, тревожно переводя взгляд с его лица на дверной проем за ее спиной, завешенный пыльной занавеской из тяжелой ткани.

— Кто ты? — прохрипел запаниковавший Хикару. Ее узкое румяное лицо, обрамленное вьющимися волосами, не было ему знакомо. Глазами он обежал маленькую комнату, в которой очнулся: здоровая мягкая кровать, на которой он лежал под теплым одеялом, камин напротив нее, сундук у стены да стол рядом с постелью. Здесь было очень душно, а неприятный запах трав сочился отовсюду, вызывая в голове сонливость и дурман.

Плотная занавеска откинулась в сторону, и внутрь зашли еще два человека, отчего в комнате стало невообразимо тесно. Первым оказался невысокий косматый мужчина в возрасте, похожий внешне на угрюмого зверя. За ним следом в комнату вошел Вилл, которому пришлось пригнуться на пороге, чтобы не удариться головой о притолоку. Под его глазами залегли тени, а выглядел он настолько изможденным, словно не спал несколько дней.

— Кыш! — косматый мужчина шикнул на девушку, и та подорвалась, освобождая ему место у кровати больного. — Иди приготовь того, что с ногой. Все промой теплой водой, чтобы никакой грязи не не было, поняла меня?

— Да, пап, — кивнула та в ответ.

— И, Нэнка… — мужчина остановил дочь словом, не оборачиваясь и возясь с чем-то на столе. — Дай ему той настойки. Его ждет невеселая ночка.

Нэнка тяжело вздохнула, кинула напоследок тревожный взгляд на Хикару и скрылась за занавеской. Алхимик слышал удаляющийся топот ее ног, когда она быстро сбегала вниз по лестнице.

— Вот, — косматый протянул больному магу глиняную грубую чашку. — Пей. Простая вода.

Хикару с трудом приподнялся на локтях, чувствуя, как жара сводит его с ума, и вопросительно воззрился на мужчину.

— Кто вы такой? — сипло спросил он. Как бы плохо ему не было, он не собирался принимать что-то от незнакомца.

— А, принципиальный значит? Ненадолго только, — мрачно хмыкнул мужчина.

— Это Оллер, старейшина деревни Эрдинг. Он знахарь, что-то вроде клерика из местных, — Вилл устало опустился на громоздкий сундук у стены.

— Клерики водятся в Долине, где могут взмахом руки поднимать смертельно раненых, а мы — простой горный народ, привыкший выживать без вашей магии белоручек, — взъярился Оллер, фыркнув в сторону Вилла.

— Моей магии? — антимаг пожал плечами и невесело усмехнулся.

— Ну, ты-то не в счет. Ты из черных, а это еще хуже, — на тонких губах знахаря появилась недобрая улыбка, а лицо Вилла потемнело, и перепалка бы явно продолжилась, если бы Хикару не зашелся тяжелым кашлем. Оллер сунул ему в руки кружку, и он послушно проглотил все, что в ней было. Вода была довольно теплой, но в сравнении с собственной температурой, она показалась прохладной, и каждый глоток словно успокаивал обожженные лихорадкой внутренности и возвращал уму ясность.

— Я уже сказал, — Вилл спонтанно заговорил по-эквейски, обращаясь к Оллеру, — любые деньги.

— А я уже сказал тебе, что не буду лечить его, — выплюнул мужчина, тоже переходя с штерского на язык Долины. — Дело тут не в желании. И даже не в деньгах.

— Должен быть способ, — не сдавался Вилл. — Ты же знахарь, ты немало встречал таких случаев.

— Встречал, — жестко кивнул тот. — Но все они померли наутро, что бы я ни делал с ними. Даже моя собственная жена. Нет, черный, я больше не играю с Северным Ветром.

Хикару вздрогнул всем телом, словно его обдали ледяной водой. Он зажмурился, желая, чтобы все это оказалось очередным кошмаром.

— Тогда я увезу его из гор немедленно. Его смогут вылечить в Старом Костре, если мы пройдем Железный Спуск?

— Северный Ветер уже вцепился в его душу, а он не отпускает свою добычу никогда. На моей памяти не было ни одного чудесного выздоровления, и мать моя, что врачевала в Эрдинге до меня, никогда о таком не говорила. Разве ты никогда не слышал легенду? — проворчал знахарь.

— Слышал краем уха, но это всего лишь легенда, — возразил диссорсерер.

— С той поры каждый, кто вторгнется на территорию гор, — медленно произнес Оллер, — будет найден Северным Ветром, и если он окажется слабым…

— То Северный Ветер вырвет его душу из тела и унесет к высоким пикам, — закончил Хикару на эквейском, открывая глаза. — Я всегда считал, что в легендах есть доля правды, но все же это всего лишь история, что передается из поколения в поколение.

— Ты говоришь по-эквейски? — удивился Вилл, помрачнев.

— Я блитцурмский алхимик, — к гордости в голосе Хикару примешалась и грусть. — Нас учат языкам.

— Тогда ты, похоже, уже все понял, — махнул рукой косматый знахарь.

— Как вы определили, что это Северный Ветер, а не обычная простуда? — требовательно спросил алхимик.

— У всех унесенных душ всегда есть один признак — особенный жар, — спокойно пояснил Оллер. Северный Ветер был смертельной болезнью, но все же в глазах горного лекаря не было ни капли сожаления или сочувствия. — Сами они воспринимают его как обычную лихорадку, но другому человеку дотронуться до заболевшего — все равно, что сунуть руку в печь. Я затаскивал тебя сюда в перчатках, чтобы не обжечься об твою кожу. Причем жар этот разгорается постепенно и чувствует его только человек, иначе одеяло на тебе вполне могло бы загореться.

Вилл коротко кивнул, подтверждая сказанное, и опустил голову, уткнувшись взглядом в пол.

Хикару судорожно втянул воздух и попытался выдохнуть как можно ровнее. Вот и все. Его история закончится здесь, в крохотной комнатушке в деревянном доме знахаря деревни Эрдинг, что в Белых Горах.

— А теперь выпей это, — Оллер протянул алхимику откупоренную фляжку. Маг молча приложился к ней, оглушенный своим горем, и вмиг осушил ее. Вкус у напитка был отвратительно горький, и он закашлялся, борясь с тошнотой.

— Что это? — на языке остался мерзкий привкус.

— Снотворное. Мы не настолько жестоки, чтобы заставлять тебя страдать от лихорадки. Те, в кого вцепился Северный Ветер, тихо не уходят, — поморщился старейшина.

— Сколько у меня времени? — собственный хриплый голос казался чужим, слишком равнодушным для разговора о смерти.

— До сна час или два, а вообще — до рассвета. Ну, я тебя оставлю, — Оллер встал на ноги. — Тебе остается только молиться.

— Я понял, — кивнул Хикару. — Позаботьтесь о ноге Юджина.

Знахарь покинул их, и алхимик понял, что именно сейчас он окончательно осознал и принял тот факт, что Северный Ветер заберет его. И что будет дальше? Что произойдет после того, как снотворное украдет его сознание? Темнота продлится вечность? Когда-то блитцтурмский алхимик читал, что человек не способен представить мир без себя самого, и теперь, когда он пытался, то ему становилось очень страшно. Он чувствовал себя пустым, словно из него изъяли все внутренние органы. Мечты, мысли, желания — все оказалось разрушено в одно мгновение. В то самое мгновение, когда он услышал это страшное словосочетание — «Северный Ветер».

«Поверить не могу, что я помышлял о самоубийстве, когда хотел сбежать от власти лорда Керраса. Я больше не смогу мыслить и осознавать себя, а все, о чем я когда-либо думал, мои воспоминания, знания и чувства, канет в забвение».

— Тебе есть кому помолиться? — негромко спросил Вилл, подняв голову.

— Я же ученый, Вилл. Верю только в то, что вижу, — слабо ответил Хикару. — А что предлагает эквейская Небесная Леди своим последователям?

— Место на небе возле себя, откуда ты будешь взирать на мирские дела, — воин пожал плечами.

— А ты сам веришь в это?

— Нет, но я и в Северный Ветер никогда не верил, — Вилл повысил голос, резко поднялся и нервно прошелся до камина и назад. — Я думал, что эта воронова сказка про ветер, забирающий душу, существует всего лишь для того, чтобы детей пугать!

Он с силой пнул громоздкий сундук, срывая злость, и снова сел на него, рывком откинувшись назад и запрокинув голову назад. Хикару понимал, в чем причина такого поведения закатника.

— Гай и Флинн погибли, защищая меня, а теперь я умираю от болезни из детской сказки, потому что оказался слабаком, — хрипло прокомментировал его действия алхимик. — Вот о чем ты сейчас думаешь.

— Да, — жестко ответил он. Они встретились взглядами, и глаза Вилла оказались едва ли не черными от вскипающего в нем гнева.

— Пока я был в бреду в дороге, мне снились сны о… о нем, — голос мага дрогнул, и он первым отвел глаза. — Каждый сон начинался как-то обыденно: то мы были на площадке для практики, то в башне, то в библиотеке. Но потом я замечал, что у Флинна разрезано горло. Я пытался помочь, но он винил во всем меня, а потом… Потом он меня убивал.

Хикару выдавил из себя фальшивую улыбку и смело взглянул на Вилла снова, чтобы ответить вызовом на его ненависть.

— И он был абсолютно прав. Я убил их всех. Они погибли по моей вине, так что я тоже заслужил смерть, — маг произнес эти слова твердо и уверенно, но когда замолчал, то ощутил, что по его щекам бегут слезы. Ему стало очень больно и обидно. Он не хотел такой жизни. Он желал учиться и преподавать в Блитцтурме, путешествовать и быть свободным. С детства Хикару мечтал стать исследователем и ученым, как магистры, рядом с которыми он рос. У него даже появился замечательный друг, хотя он никогда не просил об этом. Но с появлением лорда Керраса все перевернулось с ног на голову.

Северянин коротко всхлипнул. Он не хотел учиться ментализму и убивать королеву, не желал смерти Флинна, Гая, Ниссе и даже северян, обернувшихся против них. Не хотел ненавидеть себя за то временное кровавое помешательство, он не должен был становиться убийцей Линса. Хикару сейчас больше всего на свете боялся умереть, но сам он в гневе отнял жизнь младшего Кронфорда с такой легкостью и жестокостью, что был отвратителен самому себе. Кровавая картина снова встала перед его глазами. Слезы капали на рукава его когда-то белой робы, которая теперь была покрыта засохшими каплями чужой крови. Он не просто не мог защитить себя и других магией, теперь он даже очистить эту кровь не мог без нее.

«Абсолютно бесполезный и жалкий слабак. Я ни на что не годен без магии и без Флинна».

Взгляд Вилла мгновенно изменился: в глазах появились стыд и сожаление. Он поспешно подошел к Хикару и сел, но не на стул рядом, а на край кровати.

— Я вовсе не то имел в виду, — быстро произнес он. — Я расстроен таким стечением обстоятельств, извини, я не хотел обвинять тебя. Мне больно, что мои друзья погибли напрасно, если для тебя уже нет надежды. Но это был их выбор — защищать тебя. Твоей вины тут нет.

— Не все в отряде думают так же, верно? — тихо спросил маг.

— Да, — Вилл поморщился каким-то неприятным воспоминаниям или мыслям, и Хикару окончательно сорвался в слезы, упиваясь собственной никчемностью. Он вполне заслуживал их ненависть.

Неожиданно диссорсерер придвинулся ближе и привлек его к себе. Алхимик оторопел, глотая слезы, но все же осторожно прижался щекой к шерстяной ткани теплой зимней рубашки, ощущая чужое неровное сердцебиение.

— Мне очень жаль, что я не могу ничего для тебя сделать, — мягкий усталый голос Вилла словно окутал мага каким-то новым для него чувством, утешая и успокаивая.

Поток слез и жалости к себе сразу исчез вместе с несвязными тоскливыми мыслями, и Хикару просто молчал и думал, околдованный ощущением защищенности.

Северяне хотели устранить Флинна и Гая, чтобы маг не осел с ними в Аллере, а добрался до столицы. Лорд Керрас и те, кому он подчиняется, явно знали о составе отряда и скормили информацию о местонахождении Хикару наиболее заинтересованному в ней человеку — Флинну. Даже если предположить, что Флинн сам разузнал о нем в Блитцтурме и загорелся идеей о встрече старых друзей, то все равно это значит, что у лорда был шпион в Башне Молний. Этот вариант хотя бы исключал возможность, что у Керраса руки доставали до самого Эттемилля.

«Тогда это значит, что меня растили и учили под взором моих будущих хозяев. Кто-то из моих учителей является предателем, следовательно, вернись я в Блитцтурм, где есть соглядатай лорда Керраса, меня бы однозначно снова отправили в Давик».

Если предположения Хикару были верны, то это значило, что его побег был спланирован заранее самим лордом, ведь в тот вечер все прошло подозрительно гладко, даже стражи у двери в башню загадочно испарились. Менталист пытался принудить алхимика к своей науке, но, не встретив никакой отдачи, лишь сопротивление, обратился к старому методу. Хочешь научить кого-то плавать? Брось его в воду, и он утонет или научится держаться на поверхности. Отрицающий свое предназначение Хикару внезапно оказался на пути в Эттемилль, и события упрямо тащили его к его судьбе.

«Лорд ожидал, что я смирюсь и сориентируюсь, на ходу обучившись самостоятельно? Я бы посмеялся сейчас над тем, как провалились его планы, не будь у меня в груди этого проклятого огня».

— Забавно, что Эйла создала меня и уничтожила, — тихо произнес Хикару.

Ведьма Эйла была для Севера легендарным персонажем, а ее жизнеописание было одной из самых запомнившихся Хикару книг. Эту женщину почти никто не восхвалял и не почитал, а некоторые штерские историки и вовсе называли деяния Эйлы шрамом на лице Севера. Только для алхимиков она была великой героиней, и Хикару питал к ней особенные чувства с первого взгляда на ее каменное изваяние в старейшей из башен Блитцтурма.

— Северная королева-ведьма из далекого прошлого? Почему? — спросил Вилл.

— Королева? — Хикару поморщился. — Это слово для Экветерры. В крае северных лордов мнение женщины никогда не имело веса. Даже жены короля. А уж Эйла и вовсе считается преда…

Его рассказ прервал стон боли с нижнего этажа.

— Я надеюсь, что знахарь поможет ему, — отвлекся алхимик, заметив, что сердце Вилла забилось быстрее. — С такой раной и всеми его ухудшениями он все равно не поддался Северному Ветру.

— Я верю, что Юджин выкарабкается, — ответил диссорсерер, и некоторое время они молчали, прислушиваясь к приглушенным голосам Оллера и его дочери.

— Могу я рассказать тебе эту историю на штерском? — через несколько минут спросил Хикару. — Не уверен, что помню все подходящие эквейские слова. Оригинал был на штерском.

— О. Конечно, — антимаг, похоже, уже успел забыть, о чем они говорили, отвлекшись на мысли о ране Юджина, и северянин уже не был уверен, стоит ли возвращаться к начатому разговору.

— Исторически об Эйле сложилось не самое лучшее мнение, — тихо начал Хикару по-штерски, — но для блитцтурмских алхимиков она является самой важной исторической фигурой. Она была родом отсюда, с Белых гор. Говорят, что она в юности попала в страшную бурю и смогла покорить природу, чтобы выжить. Эйла была первым в мире элементалистом, и именно она основала и построила Блитцтурм, воздвигнув все башни за одну ночь. Ее ученики, первые выпускники Блитцтурма, запомнили ее мудрейшей женщиной, которая помогала каждому, кто прибывал к ней на остров в поисках знаний. Есть легенда, что она меняла Источники людей, делая их магами, но, скорее всего, речь идет о ее невероятном умении развивать чужие магические таланты. Ты знаешь, что не все алхимики владеют всеми четырьмя элементальными стихиями?

— Да, вроде как надо иметь талант к ним, — ответил Вилл, задумчиво поглаживая мага по спине. — Принцесса случайно пробудила в себе дар к управлению водой, а, например, Флинн был наиболее искусен с огнем, так?

— Да. А еще алхимики отличаются от остальных магов тем, что они способны создавать сущности, то есть стихии, буквально из пустоты, — произнес северянин. — Заклинатели воды и земли с юга могут работать только с готовыми элементами. Эйла оставила нам уйму знаний о самой сути вещей и мира вокруг и назвала эту науку алхимией, а мы, ее последователи, разобрали эти знания по кусочкам и за века углубили ее исследования. Все шло хорошо, пока король северных земель не решил, что Эйла собирает армию, чтобы свергнуть его.

— Могу себе представить, — тихо сказал Вилл. — На остров у твоих границ прибывают люди и становятся вдруг способными в одиночку уложить целый отряд силой стихий.

— Он потребовал этих магов себе, но Эйла твердо настаивала на независимости Блитцтурма. У нее был горячий нрав, и она и впрямь едва не развязала войну против Севера, но вдруг изменила свое мнение, хотя, стоит заметить, что часть свобод она отстояла. Алхимики не стали боевой силой Севера, а Блитцтурм сохранил свою суверенность и по-прежнему принимал любого: южанина, северянина или жителя долин. Взамен король добился, чтобы завершившие обучение служили ему и его лордам, а сама Эйла стала его личным магом и супругой. Последним требованием было наложение ограничения на всемогущих алхимиков.

— Правило Эйлы, — догадался Вилл. — Когда алхимик испытывает боль, он не может колдовать.

— Да, есть такой ритуал, который называется «Правило Эйлы», — алхимик поежился.

— Ты помнишь его?

— Нет, мне было всего года три. Но «Правило Эйлы» не только дает такой запрет, который, кстати, некоторые маги со временем превозмогают, но еще и усиливает любую боль. Я однажды едва не потерял сознание от болевого шока, всего лишь порезавшись, — признался Хикару. — Теперь даже страшно к острым предметам прикасаться.

— Поэтому ты сказал, что она тебя уничтожила? — спросил диссорсерер.

— Нет, — маг отстранился, разрывая кольцо рук Вилла, и посмотрел на мужчину снизу вверх. — Она создала Северный Ветер.

— Что? — не поверил своим ушам воин. — Серьезно?

— Ее биография дальше рассказывает о том, как она переехала в столицу Севера тех времен, в Трогар, где была крепость короля. Амбициозная Эйла вмешалась в политику, — Хикару удрученно покачал головой и хрипло продолжил, — и это ее погубило. Она пыталась добиться мира с Экветеррой, с которой Север бесконечно враждовал. Эйла понимала, что им никогда не выжить без торговли с югом: южане не только были источником ценнейшего зерна, но и могли многому научить отставших в развитии северян, погрязших на века в междоусобных войнах. Эйла просила о зеленых полях за Белыми горами, где все лето нет снега и можно вырастить достойный урожай. Просила она и о строительстве торгового пути через перевал. Королева Экветерры и ее советники выдвинули жесткие условия для северного народа, и Эйла приняла их, не спросив совета мужа, уверенная, что сможет убедить его. Среди северян поползли слухи: не обезумела ли Эйла соглашаться почти на добровольное рабство ради куска хлеба? Неужели Север будет поставлять горный хрусталь в обмен на картофель? Кто-то шепнул, что сама Эйла родом с Белых гор и что вид зеленых полей под горами смутил ее разум еще девчонкой. А может она решила их всех продать злейшему врагу?

Рассказ алхимика прервался небольшим приступом кашля, и Вилл, не задавая лишних вопросов, поднялся и налил ему воды из кувшина на столе.

— Тебе, должно быть, тяжело говорить, — произнес он, пока Хикару жадно глотал воду.

— Лорды надавили на короля, — упрямо продолжил маг, и воин, покачав головой, принял чашку из его рук, поставил ее на край стола и снова вернулся на свое место, — и он вывел свое войско втайне от жены, пребывавшей в Блитцтурме. Они решили силой забрать то, что Эйла получила для Севера с таким большим трудом с помощью дипломатии. Тайными тропами северный король провел своих людей через Белые горы и подверг земли ненавистных жителей Долины жестокому разорению. Эквейская королева разорвала в ярости все мирные бумаги. Северные послы отправились в тюрьму, элитная конница — к подножью горного хребта между странами. Северяне славились своей боевой свирепостью, но она вдребезги разбилась об железную дисциплину эквейцев. Сколько бы ран не наносили северные варвары солдатам Экветерры, вновь исцеленные, они кидались в бой, разделяли отряды, окружали и уничтожали. А вот дальше в книге начинаются странности.

— Какие странности?

— У нас в Блитцтурме хранится оригинал биографии Эйлы. И там последняя страница написана на староэквейском… И явно не историком, что писал книгу.

— Другой почерк? — предположил Вилл.

— Именно, — Хикару кивнул и перешел на эквейский. — В копии все перевели на штерский, кстати. Там говорится, что король смог сбежать, но эквейцы вторглись на территорию Белых гор. До Эйлы дошли слухи о поступке мужа, и она немедленно выдвинулась к нему навстречу. Когда она добралась до горной гряды, то узнала, что король велел жителям горных деревень защищать его отход. Полностью оказалась вырезана родная деревня Эйлы и многие другие, а король все же был сражен морозом и болезнью. Разгневанная Эйла воздела руки и навела на Белые горы заклинание такой силы, что оно отняло ее собственную жизнь. Все эквейцы, что возвращались домой, попали в ужасную бурю той ночью и оказались больны неизвестной лихорадкой. Северный ветер вырвал их души из тел и унес к горным пикам. С той давней поры смертельная хворь носится по горам, и если случайный путник, что вошел во владения Эйлы, слаб духом, северный ветер унесет его жизнь за крутые склоны.

— Это куда большее, чем простая детская сказка, — заметил Вилл.

— Я думал, что это легенда. Но похоже на то, что Северный Ветер все еще правит в этих землях, — алхимика вдруг потянуло в сон, и он зевнул.

— Снотворное начало действовать, — в серебряных глазах диссорсерера было сожаление.

— Возможно, что тебе это будет неинтересно, но знаешь, что меня всегда интересовало? — Хикару дождался от Вилла знака говорить дальше и продолжил. — Кто же все-таки забрал книгу у биографа Эйлы и закончил ее? Я ведь уже видел его почерк. В библиотеке хранились все письма, присланные Эйле, в том числе и послания на староэквейском именно этой рукой. Кем бы ни был тот человек, но из тех писем ясно, что именно он убедил Эйлу пойти на условия северного короля. Он писал, что для алхимиков контроль будет лучше, чем уничтожение, а еще просил ее не повторять его ошибок.

Маг качнулся и упал головой на грудь Вилла, не найдя в себе сил бороться с подступающей слабостью.

— Тебе пора отдыхать, — тихо сказал диссорсерер, помогая алхимику лечь в постель и укладываясь рядом поверх одеяла. — Я побуду с тобой до утра, если ты не против.

— Конечно, я против, — пораженно пробормотал Хикару. — Кто захочет просыпаться в одной постели с мертвецом?

— Хикару…

— Уходи, Вилл, — настойчиво попросил северянин.

— Ты меня прогоняешь, а сам вцепился в рукав рубашки, — заметил антимаг. — Лучше я останусь. Поговорим еще?

— Да, — тихо ответил алхимик, недолго подумав. Хикару напоследок хотел рассказать диссорсереру о самом важном: о своей невыполнимой миссии, о ментализме, об угрозе для королевы Экветерры. Вилл заслуживал доверия.

— Хочешь я расскажу тебе о местах, где я бывал? — неожиданно спросил тот.

Это напомнило ему, как магистр Гартинг откладывал книги и поворачивался к нему, видя, что он, маленький будущий алхимик, стоит у высокого стола пожилого профессора и ждет его внимания.

— Снова ты? Опять хочешь послушать историю? — мягко спрашивал старик.

— Хочу, — ответил ребенок из прошлого, и то же произнес вслух Хикару в настоящем и закрыл глаза.

Вилл говорил сначала скованно и не очень уверенно, но потом его рассказ полился рекой. Хикару засыпал и видел роскошный Эттемилль с его цветущими садами, Аллеру посреди голубого озера, Сторожевую гору и величественную крепость Священных Клинков на ее склоне, алые рощи на западе Экветерры, быстрые реки. Торговые корабли бороздили Золотое море, зеленые поля раскидывались до самого горизонта, а над ними висело черное небо, полное ярких звезд. Стада диких лошадей поднимали клубы пыли, во весь опор несясь по Спорным землям, а вдали древние ступенчатые пирамиды Измира рисовали картины прошлого. Гран Нотос встречал его запахом моря и пряностей, а красные апельсины перезревали и падали на мощеные улицы Аркастраса, лопаясь и распространяя вокруг приторный сладкий запах.

Голос Вилла постепенно исчезал.

Последняя картина запомнилась Хикару особенно сильно. Он стоял в абсолютной тишине перед старинной эквейской часовней с резной дверью, оплетенной лозой. За этой дверью его ждало что-то невероятно важное, и он чувствовал, что вот-вот познает истину. Дрожащей рукой он потянул тяжелую дверь на себя, но внутри оказалась лишь мягкая первородная тьма. Почему-то магу это показалось правильным, и он вошел внутрь.

А потом все исчезло.

Вилл замолчал, услышав очередной стон Юджина внизу, и повернул голову к Хикару. Тот мирно спал рядом. На щеках были видны дорожки от слез, но на лице застыла умиротворенность. Диссорсерер перевернулся на бок, поближе к нему, и осторожно, стараясь не потревожить его сон, обхватил пальцами тонкое запястье мага, чтобы чувствовать его пульс. В груди неприятно защемило, и снова появилось это вороново предчувствие, что он теряет нечто очень важное. Они были едва знакомы, но непредотвратимая смерть алхимика почему-то невероятно задевала его. Вилл видел немало смертей, но даже остекленевшие глаза Флинна не вызвали у него таких эмоций, как медленная гибель Хикару.

Впервые в жизни он молил всех богов, каких знал, о том, чтобы они не отнимали у алхимика жизнь: Небесную Леди Экветерры, Ильму и Артессо Гран Нотоса, северных духов предков и даже проклятого Ворона.

Собственное бессилие медленно отравляло его.