Онлайн чтение книги Снег на глазах его Snow on his eyes
Глава первая. Молния средь бела дня. (Сергей)

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

                        Шарль Бодлер.

***

Почему я проснулся, не знаю. Будильник на «стенке» показывал четыре пятнадцать. А возле кресла сидел Мурч, заворожено таращась в прихожую. Пришлось оправдать пробуждение: сходить в туалет и попить воды на кухне. А потом снова лечь спать. Но перед этим я натянул свои цветастые семейки. На случай, если мама придет раньше обычного. Бывало. Хорошо, успевал если не трусы надеть, то в халат завернуться. А если однажды не успею? От одной этой мысли я покраснел и юркнул под простыню.

Вчера ходил в качалку. Тягал железки и смотрел на окружающих. На их блестящие от пота тела в темных от влаги майках и боксерских трусах. А потом душ. Я всегда долго моюсь. Иду среди первых, выхожу среди последних. Смыть с себя усталость так приятно... Постоять под теплым водопадом шуршащих струек, жмурясь от удовольствия, мне нравится до безобразия. А еще эти люди вокруг. Парни, мужчины всех возрастов. Моются шумно, весело. Бывает, даже намыливают друг друга, кидаются мочалками, попадая то по голове, то по заднице, то по...

Воображение нарисовало будоражащую картину – вехотка из сетки от картошки, истекающая мыльной пеной, скользит по телу, рисуя круги вокруг сосков, пупка. И переходит ниже, трет бережно, даже нежно. Мнет, играет, моет. Пальцы оттягивают крайнюю плоть, убирают грязь, ласкают.

В истоме я засунул руку в семейки и нащупал полунапряженный пенис. Он сразу ответил на невесомое касание – набух, выпрямился, превратился в жесткий «нефритовый столб» из «Кама-Сутры». Пальцы сжались в кулак и скользнули вниз, вверх, вниз. Простыня задергалась, сбиваясь в сторону. Медовая истома тугим валом поползла от паха к лицу. Перед глазами застыли голые тела в душевой, на которые я три раза в неделю жадно смотрю, держа в узде руки, тянущиеся сбросить напряжение. Уже года два, как я хочу, нет – мечтаю, слиться с мужчиной. Любить его и быть любимым. Наконец, пламя двинулось вверх по фаллосу, готовясь извергнуться белым фонтаном. Я тут же перестал мастурбировать. Встал с кресла, стянул трусы и на дрожащих ногах добрался до ванной комнаты. И уже там начал все снова. Теперь все пошло быстрее. Еще быстрее... Когда семя наконец пролилось в ванну, я даже застонал от остроты ощущений. Постоял, отдышался и залез мыться, понимая, что больше не засну сегодня. Возбуждение так и не прошло полностью. Плескаясь под душем, я кончил еще два раза. В итоге мелкая приятная дрожь охватила меня всего. Вернувшись в постель, расслаблено потянулся.

Как бы хотелось прижаться сейчас к теплому телу. Все-таки тяжело решиться на первый шаг. Смотришь порой на человека, понимаешь, что влюбляешься в него, но подойти, заговорить просто невозможно. При одной мысли, что он пошлет куда подальше, да еще расскажет всем вокруг, чего я захотел, желание превращается в тугой нервный ком. Становится откровенно страшно. Жизнь сразу превратится в кошмар.

Я умудрился заснуть. Потому что в следующий миг меня подорвал с кресла трезвон старого будильника. Половина седьмого. И начался обычный утренний ритуал – умывание, завтрак, одевание. Сунув ноги в кроссовки, нашарил в кармане куртки-безрукавки ключи, открыл дверь, закинул за спину «бэг» и вышел в коридор. Я всегда на ночь закрываюсь на замок, а ключи вытаскиваю. На случай, если мама придет раньше, чем я проснусь. Она работает сторожем, сутки через двое, и бывает, возвращается домой часов в шесть утра. И мы решили: чтобы не будить меня звонком в дверь, закрываться, а ключи вытаскивать. Несколько раз это действительно понадобилось.

Сбегая по подъездной лестнице, я вспоминал, что же у нас сегодня в школе. Первое сентября обычно легкий день. Но в расписание нам, одиннадцатиклассникам, поставили алгебру и начала анализа. Зная учителя, а у нас этот предмет преподает Герр Бур, директор школы, можно ожидать загруза по полной программе. Прозвали мы его так именно за то, что Мартин Эдуардович готов расколоть наши головы, но вложить туда хоть каплю знаний. В общем, сегодня можно было ожидать многого, но только не легких часов за партой.

Я выскочил из подъезда и замер, вбирая в себя прохладное солнечное утро. Легкий ветерок тут же пробрался сквозь ткань парусиновых штанов, раскидывая по коже скопище мурашек. Эти создания сразу расползлись по всему телу, забрались под черную футболку с оскалившимся волком, завелись даже среди нерасчесаных темных волос. Блин, хорошо-то как! Поежившись, я обошел торец дома и двинул к школе. Через весь район пришлось идти. Впрочем, как всегда. Сколько лет уже бегаю среди пятиэтажек с одной сопки на другую. Через пятнадцать минут я был на крыльце нашей школы. Народ клубился везде и во все стороны. До начала праздничной линейки оставалось еще с полчаса. Пока все доберутся до alma mater, пока братва накурится до одури, пока учителя остограмятся для храбрости перед выходом в наш зоопарк...

Возле дверей меня выловил одноклассник Кешка, долговязый зубоскал и курощатель наших преподов. До высот его воображения по части курощения не смог бы дотянуть даже сам Карлсон. С возвышенности своего роста он выдал:

- Привет, Серый! Как дела?

Будто мы вчера не виделись возле моего подъезда, где он тусуется со своей гоп-компанией. Я усмехнулся:

- Лучше всех.

- Новость слыхал? У нас новенький будет. Вроде, Матвеем зовут. Мне тут по секрету шепнули, что он переехал из Хабары. Маман, папан и всё такое.

- Здравствуй, Сергей, - к нам подошла рыжая Натали, любимица всех учительниц. Вроде и не на отлично учится, но зубы заговорит любому. И всегда в тему.

- Привет, Натали, - Кешка изобразил подметание асфальта невидимой шляпой. На что рыжая довольно фыркнула:

- Паяц.

- Рад стараться, мадам. Ну, я пошел. Еще наших поищу, - Иннокентий растворился в толпе. Наташа поинтересовалась:

- Ты как, съездил в Благу, как хотел?

- Не, - я пожал плечами, - Не получилось. То одно, то другое.

Не буду же я ей рассказывать, что дома просто нет лишних денег на всякие поездки. А то, что зарабатывал на базе, промышляя грузчиком, уходило на одежду и книги. Прокатиться в Благовещенск хотелось уже с полгода. Народу говорил, что хочу сконтачиться с тамошними ролевиками. Конечно, это тоже нужно бы сделать. Но главное, потаенное – моя переписка с неким Олегом по мобильнику. Очень хотелось его увидеть. И не только.

- Когда вы снова начинаете собираться? – спросила рыжая, имея в виду наш ролевой клуб.

- Сегодня и будем решать, - я снова пожал плечами, - Не знаю только, чего порешаем.

Каждую неделю, по пятницам, наш клуб собирался в мастерской, где когда-то была районная слесарная мастерская. Когда слесаря перебрались на другой адрес, начальник участка милостиво пустил нас на житье в свои пенаты, за символическую арендную плату. Как раз сегодня нам и надо было решить, по каким дням будем собираться на тренировки в этом учебном году. И конечно, предстояло попрыгать с ролевыми кинжалами. Каждый ролевик у нас делал себе оружие сам. Вытачивал из клюшки или палки. Кто как.

- У себя будете? – Натали задумчиво вздохнула, - Я приду сегодня.

Ха, думает – осчастливила. Появляется у нас раз в пятилетку, а гонору как у старожила движения. Даже Толкиена не читала. А уж эту книгу надо бы знать. С нее когда-то все и началось по стране. Впрочем, на этой книге свет клином не сошелся. Просто, есть разница между тусовкой и клубом. Несколько разные цели и задачи. К нам тянутся люди, которым смертельно надоело обсуждать у подъездов шмотки, тачки и баб-с.

Мысли отскочили во времени. Вспомнилось прошлое лето, когда мы всем клубом выехали на игру под Комсомольск. И попали в нудный затяжной тайфун с сильным ветром. Игра, конечно, скисла на корню. Мы, да еще народ из Хабары, пытались порезвиться своими силами. В общем-то, получилось. А потом напились так, что до сих пор вспоминать стыдно. И отправились искать добавки. Прошлись по всем палаточным лагерям. Бесцеремонно лезли к людям и требовали спиртное. Вот и нарвались. В одной из палаток застали «нелицеприятную» картину. В спальнике дрыхли два парня, очень уж крепко обнимая друг друга при этом. Именно эти двое и дали нам искомое, когда поняли спросонья, чего мы хотим. Двигаясь по мокрым кустам обратно в свой лагерь, мы ржали, смеялись и смаковали этих «педиков», попивая водку. И я тоже ржал, смеялся и смаковал, внутренне готовый удрать куда глаза глядят, забиться под куст и вновь и вновь переживать то чувство, что охватило меня при виде геев. Но я смог унять эту дрожь. И даже на время забыть о виденном. Но где-то в глубине души появилась уверенность, что для меня еще не все потеряно. Может случиться еще много чего.

Вернувшись из воспоминаний на грешную землю, я понял, что Натали гордо удалилась, знакомая с моей привычкой впадать в прострацию всегда и везде. Так и дожил до линейки среди коловерти разноклассников. А там нашел всех своих, перездоровался, с кем-то даже погрызся, чего обычно себе не позволял. В общем, жизнь входила в свою колею.

Звонок на урок застал нас уже в классе. Привычно рассредоточившись по партам, кто с кем хотел бы сидеть в дальнейшем, мы принялись обсуждать фильмы, виденные за лето. Минут через пять дверь в класс распахнулась и вошел Герр Бур, как всегда прямой, ни на грамм не пополневший и окончательно поседевший. Некоторые девчонки жалостливо заохали. Директор пристально рассмотрел нас через стекла очков в массивной костяной оправе, тяжело вздохнул и сказал:

- Добро пожаловать в ад, молодые люди. Настал последний год вашего пребывания в этих стенах. Не надейтесь пройти его на авось. Лично обещаю вам, что не раз потом вспомните наш коллектив теплым и громким речитативом.

Мы рассыпали по классу хохоток. Герр Бур нам нравился. Как своей строгостью, так и тем, что был внимателен к нашим проблемам. Когда-то мы думали, что это просто панибратские замашки. Но с годами он убедил нас в том, что считаться с ним стоит. Было как-то даже жалко сознавать, что через десять месяцев мы расстанемся навсегда.

Он кашлянул и продолжил:

- Вижу, вы прониклись серьезностью момента. Рад за вас. А теперь позвольте представить вам... Войдите, пожалуйста, молодой человек.

В дверь легким шагом проник русоволосый парнишка. Наш одногодок. Обычный такой. Нормального сложения, спокойный и уверенный в себе. Встав у доски, он  посмотрел на нас. Мое сердце тяжело бухнуло в ребра.

Герр Бур махнул рукой в пространство:

- Перед вами Матвей Бриз, ваш новый одноклассник. Правда, на один год. Прошу любить и жаловать. Он переехал в наш город из Хабаровска вместе с семьей. Остальное расскажет сам. Надеюсь.

Новенький улыбнулся, в меру открыто, но и с предупреждением – не лезьте, успеется еще. Его взгляд наткнулся на меня. Наверное, что-то такое было в моих глазах, что заставило новичка на миг сбросить улыбку. А потом его губы растянулись в совершенно другой улыбке. И я понял, что пропал. Что, наплевав на чье-то там мнение, не побоявшись злого ответа, подойду и признаюсь в любви. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц, через два, год... Но не позволю ему просто так уйти из моей жизни следующим летом. Обмершее сердце стукнуло раз, другой. И заколотилось, разгоняя жар по телу. Черт! Я глубоко вдохнул, выдохнул, и повернулся к Андрею, с которым уселся за парту с намерением списывать весь год. Наш отличник-выручалочка вопросительно глянул в ответ. Я шепотом обронил:

- Пересядь.

Он покрутил пальцем у виска, хмыкнул и неторопливо прошествовал к другой парте, где очутился вместе с Маринкой, интересовавшейся больше парнями, чем учебой. Герр Бур проследил за всеми движениями по классу с непроницаемым видом, а потом обратился к Матвею:

- Присаживайся, где тебе удобнее.

Все внутри меня обмерло. Делая вид, что внимательно изучаю учебник, я взмолился всеми фибрами души, чтобы новенький выбрал мою парту. И спустя пару секунд услышал, как он садится рядом, раскрывает «бэг» и бухает на столешницу книгу и тетрадь. Затем Матвей толкнул меня плечом и шепотом спросил:

- Ты кто?

Стало понятно, что ответить я смогу только после дождичка в четверг. Горло перехватило. Достаточно оказалось просто сглотнуть. И ответить:

- Сергей. Белов.

- Ты не против, если я буду сидеть здесь?

- Нет, - пробормотал я, едва не закашлявшись.

И начался урок. День пролетел для меня как одно мгновение. Только присутствие рядом Матвея ощущалось непрерывными волнами жара. И била в голове искренняя благодарность всему на свете, что меня не вызывали к доске ни на алгебре, ни на литературе, ни на химии. Потому что встать означало показать всему свету возбуждение, царившее во мне. Такое сильное, что было больно.

Пришлось после последнего урока усиленно делать вид, что увлечен решением домашнего задания. Дождавшись пока все уйдут, в том числе и Матвей, что вызвало щемящую пустоту в животе, я собрал бумаги в «бэг», неуклюже вылез из-за парты и, прикрываясь сумкой, добрался до туалета. Окатив горящее лицо ледяной водой из-под крана, понял, что этого мало, и сунул под струю голову целиком. Холодные потоки ослепили, рванулись по спине и груди, окатили всего. Казалось, вот-вот пар повалит. Наконец, возбуждение спало. Правда, я и сам был мокрый насквозь, с головы до пяток. Впрочем, на улице меня встретило такое летнее пекло, что одежда почти мгновенно нагрелась и принялась сохнуть.

Добравшись до дома, первым делом полез под душ. Воображение и руки все сделали сами. И с таким накалом, что потемнело в глазах. Едва не падая, простоял в ванне минуты три, приходя в себя. И понял, что уже завтра расставлю все точки над «ё». Терпеть такую муку не было сил.

Я влюбился. Влюбился в парня, которого видел всего ничего. Втрескался по самое «не хочу». И меня это заворожило.