Онлайн чтение книги Снег на глазах его Snow on his eyes
Глава десятая. Капли крови на щеке. (Матвей)

"Ночь, улица, глаза, прикосновенья...
Темно. Кто прикасается к тебе?"
А. Чернявин

***

Середина октября не обманула моих ожиданий. Хоть Серый и пророчил дожди и полное уныние природы, всё было в меру. Конечно, без слякоти осенью никуда. Но и солнечных деньков хватало. Правда, сегодня для меня было не очень-то солнечно. Серёга этим вечером торчал дома – мама попросила его помочь по хозяйству. После школы я поторчал у них, немного помог переставить что-то из мебели, а потом ушёл домой. Тоже дела-с…

А потом позвонил Толик, сосед, с которым уже не раз общались во дворе, и позвал в кино. Пообещал что-то сверхкомпьютерное и дорогое. Я с надеждой позвонил Серёжке:

- Ты в кино пойдёшь?

- Нет, - ответил он в трубку, вздыхая, - Тут ещё ворочать и ворочать.

На заднем фоне раздалось привычное:

- Это кто там?

- Это Митька, мам, - голос друга удалился.

- Привет ему передавай. И иди помогать.

- Сам слышал, - фыркнул мне в ухо через сотик Сергей, - Завтра увидимся.

И всё сожаление в голосе не помешало ему отключить связь. Я сумрачно посмотрел на свою трубу, словно это она в чём-то виновата. Оставалось только вздохнуть. Сегодня нам с Серёжкой явно не светило вместе посмотреть на звёзды. Бывает же так… И я позвонил Толику. Мы договорились встретиться возле его дома через полчаса.

Какую-то дурную фантастику мы смотрели впятером. Толькина компания не пожелала расставаться с ним и тоже напросилась в кино. Когда вышли из cinema, улицами уже владела ночь.

Бродить по тёмным дворам мне всегда нравилось. И в компании, и в одиночестве. И так, и так есть своя прелесть. Друзья идут рядом, то разрушая тишину ночного города смехом, то примолкая под светом звёзд высоко в небе. Можно остановиться и вместе посмотреть на дорогу и фонари, или на чёрные кроны деревьев над головой. Можно поглазеть на припоздавших пешеходов или таких же созерцателей, как мы. Правда, в основном эти созерцатели смотрят на ночь через призму пивного настроения. Но это же не мешает им видеть всё вокруг… Или мешает? Кто его знает. Я ночью по улицам всегда хожу трезвый.

И постепенно ночь забирает из компании друзей одного за другим. Попрощавшись и помахав рукой, очередная тень растворяется в жёлтом проёме очередного подъезда. И вот ты уже один. А идти ещё не один квартал. И это уже совсем другое настроение, другой взгляд на ночь. Иначе горят фонари, строже и пристальней светятся пятна окон. Более вкрадчивым становится шелест автомобильных колёс по асфальту. И ты начинаешь больше смотреть не на небо, а вперёд. Не мелькнёт ли где тень, которой быть не должно. Если покажется, что ты её увидел, сердце замирает на миг, а затем кубарем скатывается по организму в пятки. Ты прямо чувствуешь, как оно прорывается с испуганным писком сквозь живот и пах, буравит ногу и затихает, как мышка, которая забилась под колесо, думая, что вот здесь-то она в полной безопасности. Но нет… Тень лишь померещилась. Тени только могут, что мерещиться. Иначе они уже не тени, а те, кто их отбрасывают. И тогда уже нет смысла судорожно прятаться. Надо идти вперёд. И будь что будет.

Жёсткая большая ладонь грубо сжала лицо, вжимая губы в дёсны. Я дёрнулся было, аж светло стало в глазах от страха. Но вторая сильная рука зверски обхватила за торс и приподняла над тротуаром. И хрипловатый мужской голос просипел в ухо:

- Тихо, щенок… Дёрнешься, прибью.

Куда меня поволокли, я даже не понял. Во дворе какого-то дома похититель нырнул со мной в один из подъездов, а затем в подвал через проём, дверь в котором болталась на одной петле. И снова тот же голос:

- Никшни, козлик. Вякнешь, закопаю в говно.

Через пару минут я очутился в обжитом закутке. Одна из секций подвала когда-то, видимо, стала обиталищем бомжей. В патроне тускло светилась жёлтая от пыли лампочка 40 ватт. На земляном полу валялся матрас, хоть и дырявый, но спать можно. Старое красное одеяло валялось рядом прямо на гравии. Похититель швырнул меня на матрас словно котёнка. И в моей голове что-то взорвалось. Когда темнота прошла, я понял, что получил по скуле чем-то тяжёлым. Глаза слезились, не позволяя хоть что-либо рассмотреть. Жёсткие пальцы сдавили моё горло стальным капканом:

- Тихо. И уйдёшь отсюда живым.

Последовал второй удар. Теперь под рёбра. Было очень больно. Так больно, что замутило, и закружилась голова. Маньяк перевернул меня на живот, вдавил лицом в матрас так, что почти перекрыл дыхание, и неловко, но уверенно, рванул с меня джинсы с трусами. «Ну, блин!» - пронеслось в голове, - «Вот урод! Сейчас трахать будет…»

В глазах опять потемнело – воздуха не хватало. Что-то брякнуло, мужик выругался, и стало немного легче. Словно он приподнялся. А потом чей-то голос почти шёпотом спросил:

- Ну что, дядя? Чего замер-то?

- Ах ты сучара! – рыкнул маньяк, отпуская меня совсем. Но, словно опомнившись, он тяжко врезал по моей голове ещё раз. Сознание померкло.

Кто-то тебя любит очень-очень,
кто-то без тебя скучает дни и ночи,
без тебя кому-то плохо от чего-то!
Догадайся кто же этот КТО-ТО?

Именно эти строчки прозвучали в голове, когда сбежавшее сознание невесомой лаской вернулось ко мне. Голова дико болела. А рядом шёл разговор.

- Ты чё, вапще опух, фраер? Вали на хуй отсюда!

Это маньяк. Да?

- У тебя есть то, что мне надо, дядя.

- Ну ты попал, козёл! Да я тя щас…

Я рискнул чуть-чуть повернуть голову на голоса. Двое стоят, мило общаются… В глазах всё плыло, так что я не смог толком разглядеть ни того, ни другого. Один из мужиков чуть качнулся и сказал:

- Всё, те хана.

Его рука чёрной рыбкой метнулась ко второй тени. Но дальше всё смешалось. Не правильно пошло, странно. Второй шагнул вперёд, словно хотел принять в себя руку первого. Потом что-то сделал руками, раздался резкий хруст, а затем по подвалу потянулся визг, тут же захлебнувшийся от нового движения тени.

- Так, значит ты не только чужие ножи любишь? Ты ещё и чужих мальчиков уважаешь?

- Ты чё? Ты чё? – заскулил маньяк. - Я же пошутил…

- А я нет, - тень издала смешок. - Это мой клинок. И только я им режу. Понимаешь?

Новая волна боли в голове вырубила меня окончательно. Когда я очнулся во второй раз, то даже не понял, где нахожусь. Почему-то лежал на лавочке во дворе, под каким-то деревом. Дом, судя по всему, был тот самый, куда меня затаскивали. Голова всё ещё болела, но на удивление мягко. Да лицо было почему-то мокрое. Дождик, что ли? Я провёл ладонью по правой щеке и уставился на потемневшую руку. Не вода. Встал с лавочки и, пошатываясь, добрался до подъезда, где горела лампа. Ладонь была красная от крови. А ещё кровь была под ногами… Целая полоса крови, которая тянулась от подвала куда-то прочь, теряясь на тёмном асфальте. Меня стошнило.

К Серёжке отсюда добираться было раза в два ближе, чем до моего дома. И я решил, что надо идти к нему. Надо было видеть глаза его мамы, когда она открыла мне дверь:

- Боже… Митя, что с тобой?!

Серж высунулся в прихожую, увидел меня и кинулся к двери:

- Митька! Что случилось?

Они втащили меня вовнутрь. И усадили на лавочку. Вовремя – ноги уже не слушались. Вся последующая суета прошла как-то мимо меня. И звонки моим родителям, и приезд скорой, а там и приход участкового. Куда ж без него-то. Рассказывать что-либо я был просто не в состоянии. В гудящей голове плавали ошмётки боли, свет резал глаза, тошнило и всё такое. Решили, что завтра с родителями приду в отделение. Сотрясение не сильное, так что в больницу забирать не обязательно. А вот на словах отвезти меня домой я очнулся, словно сорвали с сознания вуаль:

- Не хочу. Здесь останусь. А утром домой пойду.

Мария Степановна только глянула на меня, а затем сказала всем этим людям в халатах и без:

- Завтра Сергей его отведёт. Да и я тоже схожу. Ничего страшного.

Потом они все ушли. Нет, не все… Меня загнали мыться. Серёга помог раздеться и залезть в ванну. Душ немного прочистил мозги. Стало даже как-то легко. Напялив на себя серёжкины трусы и треники, я выполз из ванной на кухню, где передо мной тут же поставили большую кружку с морсом. Мария Степановна строго сказала:

- Тошнит, не тошнит… Выпей всё. Потянет вытравить, ничего страшного. Потом ещё попьёшь.

Пришлось послушаться. Не потянуло. И меня отправили укладываться спать на диван. Серёжкина мама сказала, что парням придётся спать вместе, а она уж как-нибудь на кресле-раскладушке поместится. Уже на грани сна я прижался к Серому как можно плотнее, закрыл глаза и провалился в темноту, успев почувствовать, как его руки крепко обняли моё безвольное тело.