Онлайн чтение книги Смотрящий на демонов Looking at the demons
ГОЛОС

Фразы рассыпались на слова, слова - на звуки, звуки в итоге позволяли угадать лишь интонацию.

- Тшшш… - говорила мать. – Не шуми. Укройся. Я не могу тебя защитить.

Колебание воздуха, едва слышные шаги. Мать уходила бесшумно. Если бы я пытался нарисовать тишину, то изобразил звук её шагов.

Я замирал в тесном коконе душного воздуха. И доносившиеся до ушей звуки не заглушало даже громовое биение пульса в висках. Звуки ломающей боли. Стиснутых пальцев, сжатых зубов. Задушенного дыхания. Томления, жара.

Тогда стены дома съезжались - и становилось тесно меж шероховатыми досками. Лес тёрся о крышу сухими ветвями, словно спрашивал о чём-то, а я задыхался и не мог выдавить звука в ответ.

- Тшшш… - говорила мать снова. – Твоя ярость навредит тебе. Ты не понимаешь…

Фразы рассыпались на слова. Слова - на звуки. Звуки оставляли в себе лишь интонацию тягостного стона. Если бы я мог рисовать отчаянье, то изобразил звук слёзы, крадущейся по щеке матери. Но много лет дом прятал меня в тишине от её заплаканного лица, перепуганных глаз и от слабых дрожащих рук.

От нашей беспомощности.

***

Когда в доме появился незнакомец, я опешил.

- Тшшш… - говорила мне мать. – Не злись. Возможно, мы уедем отсюда, и ты сможешь говорить…

Я не злился. Мать ходила всё так же неслышно, но если бы я хотел нарисовать надежду, то она звучала, как шорох распахнутых ресниц и прикосновение пальцев к приподнявшимся уголкам губ. Незнакомец превращался в Знакомца и появлялся всё чаще. У него были тонкие и изящные руки, которые тоже могли рисовать звуки. Они рождали улыбку на лице матери и желание выйти из тёмных беззвучных углов моей темницы. Только, видимо, возможности удержать всё это в них не оказалось… Или мать не нашла в себе силы что-то изменить, продолжая нелепо защищать меня в тишине.

И снова я услышал сдавленные стоны за стеной, мягкие удары по доскам пола, звуки неловкого, болезненного елозанья. Стены дома привычно выдерживали это постукивание, впитывали всхлипы и жесткое дыхание.

А я терял всё.

Что мать скажет, когда снова появится передо мной? Успокоит, посоветует прятаться? Сдерживать злость? Если я не подниму взгляд, то услышу ли что-то кроме этого? Смогу ли ответить?

И перестану ли всей кожей ощущать её страх?

***

Занавески едва колыхались от ленивого ветерка. Я проскользнул по деревянному полу и откинул легкую ткань. Не считая малолетства, я никогда не видел мать обнаженной. Но сейчас её отсутствующий вид, кричащий об абсолютном унижении, раздавленности и сломленности, оглушил меня сильнее, чем нагота. Краска бросилась в лицо, да так мощно, что, показалось, словно кожа оплавилась.

Именно тогда мужчина, тайно и одновременно по-свойски пришедший к матери, засек меня. Поднял голову.

И посмотрел.

Потемневшее гротескное лицо и разъехавшиеся в страшном оскале губы. Клыки с палец длиной. А над ними эти глаза. Жуткие желтые монеты в черной обводке.

Лучи садящегося солнца, припекавшие затылок, теперь превратились в огненные плети, что хлестнули по мне с головы до пят.

Мать вскрикнула и забилась под мужчиной, пытаясь прикрыться. Но руки болтались, как у поломанной марионетки.

- Волчонок? – вдруг клацнул монстр. Он распрямился, и кости захрустели. Но от матери он не оторвался окончательно, словно помнил, зачем пришёл, и готовился вернуться, как только поздоровается.

Уши заложило, и меж лопаток словно ошпарило кипятком. Но я не пошевелился.

Мужчина вскочил - и тело его взорвалось изнутри мышцами и энергией. Лицо треснуло и вытянулось, стало окончательно серым и наполовину звериным. И существо кинулось ко мне. Мать заорала и, забыв о наготе, бросилась за чудовищем. Попыталась ухватить за шерсть на спине, соскользнула.

Взгляд ее глаз, огромных и блестящих, уже похоронил меня.

Тюль хлопал по моей голове и телу, превращался в бело-золотые сияющие полосы.

Сердце дергалось, словно скакало по грудной клетке и расталкивало лёгкие. В груди болело, невозможно было вздохнуть.

-Это твой сын! – завопила мать. – Стой!

Но монстр уже отпружинил от пола и отшвырнул мать так, что она проскользила несколько метров по доскам. К моим ногам.

Сердце остановилось. Боль вынесла его из груди. Я изогнулся и заорал.

Монстр подлетел к занавескам и разорвал их когтями. А я одним прыжком перемахнул вперёд и встал перед матерью.

- Стой! Нет! – голос. – Нет!

Я разломился, нет, разорвался в клочья. На одну терцию времени показалось, что я мертв. Кости выскочили из суставов. Треск разрываемой ткани оглушил. В один краткий миг монстр будто замер в полете, в метре от моего лица. И я посмотрел в его морду, словно в отражение себя.

Я – могу быть им. Но я – не он.

Я упёрся ногами в пол, загораживая мать.

Вспыхнувший свет ударил по глазам, как плеть. Я ослеп, а из горла вырвался нечеловеческий рев. И когда монстр врезался мне в грудь, я почти не ощутил боли. Клочки моей одежды разлетелись, как конфетти из шутихи. А огромные когтистые лапы – то, во что превратились мои руки – стиснули противника и разорвали на нем шкуру.

Тьма поглотила сознание, но я знал - не она дарила свободу.

***

Наш Знакомец вернулся как раз тогда, когда меня выворачивало остатками чужих кишок за сараем. В сияюще-голубом утреннем небе кружило вороньё – и пронзительные крики разносились окрест, как выстрелы.

Мужчина подошёл ко мне и похлопал по спине, участливо заглянул в глаза. Спазмы крутили живот, но я выпрямился.

- Эм…привет! Я тебе гитару купил. Подумал, что ты заинтересуешься…

Я посмотрел на его руку, что сжимала гитарный гриф, - такая тонкая и изящная. Улыбнулся. И посмотрел на свою. Похожа.

Он всё-таки не сбежал, как мне казалось.

Интонация ликования складывалась в звуки. Звуки сливались в слова, слова - во фразы.

- Спасибо, это здорово.

Мужчина глянул на меня с подозрением и некоторым удивлением, словно видел впервые.

- Я думал, ты не разговариваешь. Кстати, твоя мама там уже всё подтёрла почти, но мне кажется, ты очень круто разрисовал стены в комнате. Столько экспрессии в этих алых мазках на стенах. Даже выбоины. Определённо в этом что-то есть. Словно концептуальное искусство…

- Да, оно самое. Называется: вот и поговорили, – я поморщился, осколок кости застрял между зубами.

- Оригинально, конечно… – мужчина неуверенно хохотнул.

Я сплюнул, наконец, кровавый сгусток с обломком кости в сторону и взял гитару из рук мужчины. А затем посмотрел в затянутые мутной плёнкой глаза волчьей головы, что торчала на острие кола за поленницей, и усмехнулся:

- Ну… что сказать. Я же художник.