Кажется, что вместо воздуха в мои лёгкие заливают кипяток. Он такой яростно обжигающий и одновременно тяжёлый, как свинец, что я ощущаю его каждым сантиметром языка, глотки, трахеи… Боюсь, что если сейчас я дам слабину и прислонюсь к кирпичной стене, возле которой стою, то приварюсь к ней намертво, однако всё-таки вжимаюсь всем телом в шершавую поверхность, потому что осознаю: опасно стоять на ЕГО пути сейчас, ведь в минуты абсолютного затмения, натолкнувшись на меня в этом узком тёмном переулке, он может даже не понять, кто я…
Я вижу мужской изломанный силуэт на фоне тусклого прямоугольника, сюда – в эту мёртвую кишку переулка - едва-едва попадает скупой свет нечастых фонарей с соседней улицы. Силуэт, огромный, мрачный, распрямляется, словно выныривает из совсем уж непроглядной темноты у своих ног - будто адское чудовище, превращающееся в человека. Он опирается одной рукой о стену. Спина ссутулена, плечи поднимаются и опадают в такт дыханию. И вот он делает шаг ко мне.
Из липкой паутины теней проявляется яркое, словно полыхающее, пятно белой рубашки… Только через секунду я понимаю, что она в крови. Ткань рассечена на груди и висит алыми лохмотьями… И вот, наконец, я вижу его лицо. И улыбку на нём. Мужчина улыбается мне, поднося к лицу кривой нож-керамбит так, что окровавленное лезвие будто смеётся вместе с ним.
Стена словно отталкивает меня. Нет. Это я отталкиваюсь от стены. Сердце начинает раскачиваться в груди как маятник. Бух. Бух. Бух.
* * *
Я знаю, что он опасен. Я уверена, что он может легко убить меня, если захочет. И, безусловно, убьёт, если я буду сопротивляться или как-то выкажу своё неудовольствие.
Он ведёт меня через узкий, тёмный переулок, когда я вдруг обзываю его скотом и бью по лицу со всего размаха. Нас, конечно, никто не видит, ведь это место мужчина выбрал сам, а он прекрасно знает толк в этих нехоженых тропах каменных джунглей. Он в этих лабиринтах зверь, минотавр, который сжирает свои жертвы.
И я согласна стать жертвой на несколько секунд, прекрасно помня, что даже эти недолгие мгновения кажутся длинной в вечность, когда мужчина достаёт нож, потому что – еще миг – и моя жизнь закончится.
Как только в руке у него появится оружие, мне необходимо быстрее убраться подальше…
…потому что мужчину тут же сбивает с ног, и я, вместе с ним, едва не лечу вниз, на заплёванный, мокрый асфальт. Хватаюсь за кирпичи, царапаю об острую шершавость пальцы, но остаюсь на ногах. Моего убийцу словно ветром снесло во мрак, в глубь каменного жерла переулка.
Теперь в темноте слышно, как яростно сталкиваются два тела. Как шкрябают по асфальту подошвы ботинок, как хриплое, мокрое, почти скулящее дыхание отражается от стен, подпирающих с двух сторон смертельную схватку.
Всего лишь на миг скошенный, анемичный луч света падает на изогнутое короткое лезвие, которое, словно вспышка звезды, падает во тьму… хрип, страшное бульканье – так воздух втягивается во вспоротую трахею вместе с потоками крови.
Моё сердце начинает стучать в давящей темноте и тишине, словно призывая моё тело очнуться от оцепенения, и скоро я уже слышу его болезненный бой прямо в голове. Бух. Бух. Бух.
* * *
Он победил. И даже, несмотря на рану, он – улыбается. Мне. Как победитель. Я с ума схожу оттого, как он хорош, не могу отвести глаз и желаю видеть его таким, исполненным ликования, всегда.
- Это седьмой, - шепчу я одними губами.
- Правда? – он слышит меня, и в его голосе тень удивления: неужели я тоже считаю.
Он не может без этого. А я не могу без него. Поэтому я дам ему то, что он хочет. И, возможно, когда-нибудь я перестану считать. Или погибну, превратившись из приманки для ночных хищников в настоящую жертву. Но не сейчас, не сейчас…
Я прикасаюсь к окровавленной рубашке на его груди и впадаю в истому от жара, пышущего от него, как от заведённого двигателя.
- Больно?
- Да.
- Страшно?
- Нет.
Прижимает меня к себе. Теперь явственно слышу запах крови на нём, чувствую его сердце. Сердце моего зверя. Оно яростно бьётся о мою грудь до тех пор, пока моё собственное сердце не начинает так же истово рваться к его.
В этой темноте, в тяжёлом запахе крови и страха, в эйфории от окативших нас волн адреналина, мы слышим только биение наших сердец. Теперь кажется, что они стучат вне наших тел, их бухающий ритм заполняет и сотрясает воздух вокруг нас. Но даже такое невозможно громогласное биение – лишь тень, отголосок, эхо другого сердца, дикого, необузданного, первобытного. Оно подобно туго натянутой коже на огромном бубне, на которую в животном ритме обрушивается колотушка, сплетённая из пульса недоступных нам времён и пространств.
Бух. Бух! Бух!!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления