Онлайн чтение книги Неоцен настоящий. Десять миллионов лет спустя The true Neocene. Ten million years later
Глава 3. Описание основной фауны неоцена.

При бесполом размножении родительские клетки делятся на генетически идентичные дочерние клетки. У эукариот при этом происходит митоз. Бесполое размножение имеет следующие преимущества.
1. Необходима лишь одна родительская особь. В половом размножении участвуют две особи; это сопряжено с затратами времени и энергии на поиски партнера или, у неподвижных организмов, таких как растения, специальных механизмов, например опыления, при котором напрасно гибнет множество гамет. Одно из решений этой проблемы — гермафродитизм, когда одна и та же особь производит и мужские, и женские гаметы.
...3. Расселение и распространение. Бесполое размножение часто способствует расселению вида. Например, Penicillium и Mucor — обычные плесневые грибы, которые быстро распространяются при помощи спор, образующихся бесполым путем. Благодаря ничтожному весу эти споры легко разносятся ветром, что позволяет грибам находить новые источники пищи. Растения, образующие ползучие корневища, например сорняки, растущие на песчаных дюнах или на илистых отмелях, такие как орляк или спартина, быстро распространяются с их помощью.
Биология. Том 3 - руководство по общей биологии (2004).
Примечание автора: в томе не указано главное преимущество этого поистине высшего способа воспроизводства, бесполые не вырождаются никак! В отличие от половых.

В этой главе коснёмся, наконец, того предмета, ради которого многие вообще читают жанр спекулятивной биологии и читал сам автор. Фауна! Животинки и красавицы! Они самые.

Здесь сказать можно многое, очень многое. Поскольку антропоценовое вымирание было отличным от предыдущих, то и сходство фауны до и после вымирания в данном случае будет — по отношению ко всем предыдущим массовым вымираниям — очень малым.

Во-первых, упомянем в самый последний раз редкие виды. Во многих произведениях они, почему-то,  восстанавливаются в числе до состояния видов со стандартным ареалом, чем заменяют собой более «частые» виды и переживают диверсификацию на много новых видов и семейств. Этого никогда не было и не будет, поскольку все без исключения редкие виды на Земле уже потеряли свой ареал и были вытеснены на задворки более приспособленными видами.

Это сейчас всякие гинкго и гаттерии представлены единственными эндемичными видами в своём семействе, а до того чаще всего были распространены по миру и были крайне разнообразны. То же мы можем сказать и скажем про все без исключения виды-эндемики и реликты, что часто — одно и то же!

Итак, что же осталось после вымирания вида «человек разумный» на суше и в воде? С одной стороны, всё крупнее воробья и мыши вымерло безвозвратно, но большие виды — менее 1 процента видовой доли от общего числа фауны.

Тут у людей срабатывает предрассудок, что крупных видов и их семейств намного больше, чем мелких. Это никогда не соответствовало истине. Как ни удивительно, но земная жизнь практически вся уцелела в неоцене за вычетом некоторых значимых ныне видов и семейств.

Вымерли крупные виды, потому некоторые мелкие, как это всегда бывает в таком случае, легко смогли занять их место. Пример такого удачливого отряда — грызуны (Rodenta). Да-да, те самые неистоебимые паразиты садов и домов, а именно мышевидные мелкие грызуны. Когда все настоящие деревья были уничтожены людьми на дрова со всё более упрощающимися деталями быта целиком и полностью, густые колючие кустарники, занявшие их место непроходимыми без серьёзной брони чащами, стали выжившим укрытием, где они размножились необычайно.

К слову, благодаря эволюции биохимии, вызванной питанием очень ядовитыми грибами и растениями, они сделали шаг в сторону развития новой, нн имеющей анплогов в голоцене, внутриклеточной защиты от эндопаразитов. На всей внутренней поверхности  клеточной мембраны у неоценовых грызунов и птиц появилась органелла в виде как бы густой паутины из плохо растворимых липопротеинов низкой плотности, и соединена она с ядром клетки непосредственно, через небольшое количество таких же нитей. Зовётся она, органелла, псевдолизомомальной паутиной, в ней содержатся все виды протеаз, расщепляющих общими усилиями все попадающие внутрь белки.

Альфа-амантин, яд поганки, больше им не страшен, как и аналогичные ему. Как стали не страшны древние враги жизни, вирусы. Капсид вируса просто расщепляется, а прикреплённая снаружи - липидная часть у паутины снаружи, чтобы рабочие протеазы при активации саму паутину не расрушили, - к паутине РНКза-4 и ДНКаза-5 расщепляет всякую чужую наследственную информацию. Судьба бактерий вроде палочки Коха и лепры, а также малярии и аналогичных кровепаразитов аналогична вирусам. В неоцене лидеры в экосистемах этим больше не болеют никогда. Только более стандартными бактериальными инфекциями, намного реже - грибком.

Но у этого случился нежданный побочный эффект. Пока вирусы и клетки неоценовых грызунов с птицами вели гонку вооружений в течение пяти миллионов лет, ряд мутаций, сформировавших псевдолизосомальную паутину, сделал геном несколько более изменчивым, что увеличило число мутаций впятнадцатеро. Это сказалось на эволюции этих видов принципиально, тем более, тесные кустарниковые леса по факту изолировали популяции друг от друга. С понятным побочным эффектом инбридинга а большинстве случаев. И выиграли те, кто сделал тот же шаг, что скальная ящерица в голоцене. Да, начался отказ от столь неудобного полового размножения, правило 3000 особей ушло для них в историю. Теперь даже одна особь могла заполонить потомками ареал, если все прочие погибнут! Величие бесполого размножения, помните это, в отсутствии вырождения и грызни за статус и разделения вида на разных и потому неспособных к истинно разумной деятельности самцов и самок. 

Разумеется, к сожалению, по этому пункту даже в неоцене полной трансформации пока что не случилось, из-за роста числа мутаций и тот, и иной способ работает в плане  биоразнообразия равноценно. Но у животных уже появилось два режима жизни: когда долгое время особей своего вида рядом много, и они строго неродственные, всё идёт по старинке, так сказать. Если мало, половой режим скоро отключается, и самки переходят в т. н. режим амазонки, меняясь даже внешне в нечто среднее между самцом и самкой с целью успешной охоты в одиночку и прокорма потомства. Число потомков зависит от условий и, что важнее, количества всего съеденного за сезон корма. С такими самками-амазонками немногочисленным самцам быть рядом чревато, и они собираются в большие стаи в поисках самок всех типов. Если неродственных или пришлых самцов становится при прибытии такой холостяцкой стаи много, бесполый режим вскоре сменяется обычным. 

В связи с защитой потомства пары неоценовых птиц и грызунов чаще моногамны, и самка в паре амазонкой при любом числе сородичей пости никогда не станет, но при потере партнёра у любого из выживших включается режим поиска новой пары или режим амазонки, если неродственных сородичей мало. Логично.

Скоро появилось первоначально огромное по числу видов семейство кустарниковых мышей (Venatimurinaceae). Они жили мало, плодились обильно и питались обильными плодами кустарников и насекомыми, тоже охочими до таких мест. Поэтому они не покидали кустарниковые чащи довольно долго.

Там они легко вытеснили, раз и навсегда, своего древнего конкурента в данной экологической нише — землеройковых и ряд их потомков. Когда они, всё же, вышли из зарослей, без конкурентов и опасных хищников на равнинах из сероватых сушильных трав, они сами заняли место крупных животных, и всякие насекомоядные стали погибать и там тоже. Обитание большими и не очень группами, равно как и большая всеядность, в итоге позволила грызунам победить насекомоядных совсем. Тем более, вирусы и эндопаразиты грызунам и инбридинг больше  не страшны, что даёт им перед отсталыми инсективорам  преимущество.

Одно семейство последних спаслось бегством из тёмных кустариниковых чащ в растущие степи сушильной травы, сменив, как уже бывало, образ жизни. Они, как ранее в эоцене, повторили классическую трансформацию в ежей. Неоценовых ежей (Neoerinaceidaceae).

Но эти ежи отличаются от своих голоценовых аналогов-собратьев. Во-первых, они обрели не одну, а две основные формы, давшие жизнь большому роду бронированных ежей (Armaterinaceus) и не меньшему — ежей-дикобразов (Hystrixerinaceus). У первых, самых крупных неоценовых ежей — размером с крупную голоценовую дикую кошку — нет типичных для ежей игл. Их мех отвердел и стал родоначальником бронированных, заострённых на конце чешуек, немного перекрывающих друг друга, образуя собой как бы сплошной гибкий щит, панцирь. Причём, у консервативных представителей ставка идёт на остроту и подвижность чешуй, а у более прогрессивных — на значительную толщину и слабую выпуклость.

Такая адаптация помешает хищникам, произошедшим от грызунов, прокусить мощными резцами броню ужасно медлительного неоценового ежа. Пользуясь такой тихой защитой, бронированные ежи легко заняли нишу вымерших броненосцев и свою как бы собственную, заселив всю Лавразиоафрику. Во всей африканской части и на островах Лавразиоафрики, а также в Южной Америке с Австралией эволюция шла аналогично. Там были местные аналоги бронированных ежей, они пошли в адаптивной радиации ещё дальше своих северных родичей. Наклонность питаться насекомыми вскоре позволила им освоить нишу, которую занимали панголины и намбаты, муравьеды, и они стали муравьиными ежами или ежами-муравьедами (семейство Myrmecophagerinaceae).

Ежи-дикобразы пошли по более «ежиному» типу развития. У них есть зазубренные длинные иглы, которые отобьют охоту лезть в драку даже у самого настырного хищного грызуна. Метать иглы, как дикобраз, ёж-дикобраз не умеет, но он и без этой способности опасен, а ещё благодаря этим иглам, максимум, трёхкилограммовый зверёк кажется вдвое крупнее, чем есть на самом деле. Светлые полоски и пятна на тёмном фоне предупреждают всех вокруг о выше упомянутой опасности и служит брачным окрасом для ежей-самцов. Число видов неоценовых ежей превзошло аналогичное за все времена существования семейств насекомоядных прошлых периодов.

Куторы, щелезубы и выхухоли, и без того очень редкие ещё в голоцене, разделили участь реликтов при всяком массовом вымирании, а разделившие с ними одну нишу водные и не очень грызуны добили оставшихся водных насекомоядных полностью. Все тенреки на суше разделили их судьбу. Из древнего отряда остались лишь неоценовые ежи и мелкие кроты созлатокротами, причём, последние два семейства в неоцене ничуть не

изменились из-за неизменного образа жизни.

Собственно рассмотрим упоминавшихся вскользь хищных и не только грызунов. Когда природа стала

восстанавливаться, часть грызунов вышла на равнину сушильной травы, а оттуда распространилась по миру. Появился подотряд крупных неоценовых грызунов — неоценовые маусы (семейство Neocenomyomorphaceae, а разговорное название пошло от названия убогого, но масивного танка «маус»). Как до них огромный рак пальмовый вор произошёл от крошечного рака-отшельника, так и крохотные мыши стали крупными. Они заняли места почти всех — которые уже не заняли все неоценовые ежи, — крупных вымерших животных суши, а часть перешли в воду на манер голоценовых бобров и ластоногих. Морская ежевика прекрасно утоляет аппетит последних в плане растительной пищи, такого прикорма у морских млекопитающих эпох до неоцена не было, так что в неоцене морская живность с сухопутным происхождением сытые и крепче прежнего.

Появились различные семейства неоценовых маусов: хищников предатормаусов (семейство Myomorphоpredaceae), растительноядных маусобар (семейство Myomorphchoeruaceae). А их предки, неоценовые суслики (семейство Myomorphobobakaceae) — просто средние и крупные по размерам грызуны с нишами вымерших сусликов, байбаков, ондатр и бобров с нутриям. От последних в этом списке вскоре произошли истинно водные лиманомаусы (семейство Hydromyomorphaceae), кои вытеснили своих «бобриных» предков и заняли всю их нишу целиком, и даже крупные пелагиамаусы (семейство Pelagicamyomorphaceae). Занявшие все ниши голоценовых ластоногих — это первое семейство из морских маусов. Аналоги древних ламантинов с дюгоневыми — второе семейство. Но из-за зубной специализации самих грызунов ниша китообразных для них закрыта, поэтому мышей-китов в неоцене не будет. Зато коллективный образ жизни грызунов позволит им эксплуатировать прибрежные районы моря много более эффективно, чем всем прочим жившим до них в таких местах животным. И океанская ежевика помогает восполнять нехватку витаминов, коих отнюдь не всех в морепродуктах много.

У маусов неоцена появился новый витамин в меню, витамин Н, он - чуть изменённая форма аскорбиновой кислоты, но вместо водорода и кислорода на циклическом кольце там гидроксильные группы. Это делает этот витамин не кислотой, а слабой щёлочью с pH = 7,35, благодаря чему участвует в детоксикации крови. Вырабатывается бактериями из витамина С в кишечнике маусов, делая их на 7-9 % устойчивее к ядам растений и водорослей при цветении воды.

Дело в том, что хищники и растительноядные прошлого были узко специализированы по типу питания и зубному аппарату, поэтому были сильно привязаны к своему образу жизни. У грызунов же, несмотря на их специализированный ротовой аппарат, есть постоянно реализуемая возможность быть всеядными.

Редкий случай, специализация даёт животным возможность быть истинными генералистами! Благодаря этому грызуны — самый многочисленный отряд млекопитающих в истории мира, и это также пригодится им в будущем суровом неоцене. Также это означает, — это очень важно! — что разница между собственно хищными и растительноядными видами не будем такой большой, как бывало у животных, живших ранее. Это даёт большое

эволюционное преимущество им всем, ведь всеядный может прокормиться всюду.

Кстати, благодаря истинно климатически незональному, повсеместному распространению кустарниковых лесов с обильными плодами необычайно размножатся самые разнообразные симбионты этих деревьев. И среди них появится семейство мышевидных грызунов, давших начало эквиваленту белок, белколисов (семейство Sciurvulpuaceae). Они в густых тенях кустарниковых лесов стали приспособлены ко мраку леса, — глаза их увеличились, а мех стал намного светлее и резко пятнистым для эффекта мерцания против глаз хищников, — в дальнейшем разделились на два специализированных семейства: общественных белок (семейство Sociosciuraceae) и наземных общественных белколисов (семейство Sciurvulpuaceae). Они разделили между собой нижний и верхний ярусы тёмных и сочных кустарниковых лесов. Белки — вверху, белколисы — внизу. Причём последние стали ненамного более расположенными именно к хищничеству, а первые — к питанию плодами и их косточками. Они все, как бывало и в голоцене, плетут огромные или мелкие — и при этом соединённые узкими тоннелями — коллективные гнёзда, укрепляемые землёй и вездесущими живыми корнями кустарниковых деревьев, а также их же нижними защитными ветвями, если это терновые деревья и кустарники. Последнее важно также и в степи, где это помогает и кустам с деревьями, и их обитателям. Все они обитают группами, что отличает их от одиночных

лесных охотников прежних пор. В том числе, и чуть большим интеллектом со сложной стратегией охоты — и выработанной у их жертв стратегией защиты от неё. Число видов тоже крайне велико, хотя размер у крупных белколисов не больше овчарки, а у белок — от габаритов прежней рыжей белки голоцена до голоценовой же мелкой зелёной мартышки.

Другое дело равнина. Там габариты не сильно стеснены кустариниковыми ветвями, и в итоге некоторые животные достигли размеров около голоценовых красных оленей и мелких бурых медведей. Но почему не больше? Тут природа «подставила ножку» грызунам. У них процесс пищеварения из-за грубой с богатой на растительные составляющие идёт, в основном, путём бактериального брожения, и поэтому они потребляют относительно очень много пищи в сравнении с прочими животными аналогичного размера. Если бы неоценовый маус был крупнее оленя или лося, — как слон, бегемот или носорог, — он не смог бы добыть для себя достаточно корма. Но имеющиеся аппетиты маусов с лихвой заменяют их крупные аналоги из голоцена, и поэтому в неоцене ниша очень крупного животного исчезла навсегда.

Рептилии были уничтожены, кроме слепозмеек, о чём шла речь ранее в предисловии. Их видовое разнообразие стало расти на радость златокротам, кротам и тёмным кротовым маусам (семейство Myomorphotapidaceae). Последние, родичи типовых неоценовых маусов, потомки похожие своим видом и размерами на голоценового суслика, оказались одним из четырёх семейств, на которые в неоцене разделились неоценовые сурки. Первое, собственно неоценовые байбаки (семейство Neobobakaceae), мало отличаются от голоценовых и ведут на равнине аналогичный образ жизни.

Второе и третье, известные ранее предатормаусы и маусобары.

И четвёртое, кротовые маусы. О них тут речь пойдёт отдельно. Будучи самыми мелкими из неоценовых сурков, они спаслись от предатормаксов, как спасались ранее — рыли норы. Но, поскольку все стали умело рыть норы, хорошо вентилируя и удобряя почву по всему миру — один отряд диких животных, всё-таки! — то это перестало спасать их, как в прошлые периоды. Поэтому кротовые маусы стали рыть норы дальше и глубже на манер кротов, заняв место и их, как и слепышей голоцена. И также практически ослепли! Но, так как у всех грызунов раньше была плоховато развита эхолокация, — в отличие от тех же кротов и златокротов, — то сами кроты не были уничтожены маусами полностью, хотя и немало пострадали от «новичков» подземной жизни. В неоцене они даже по этому показатель превосходят насекомоядных. И даже глушат их ультразвуковой системой, чтобв съесть, пока они в отключке. В жарких пустынях златокроты, наоборот, из-за пустяков вроде меньшего аппетита и нелюбви грызунов к пескам что вытеснили кротовых маусов и стали немного более распространены, чем в голоцене.

Из сумчатых уцелели лишь одни опоссумы, и то в малом числе полупустынных видов. Грызуны в этом постарались на славу, ведь кустарниковый лес и его верные защитники вытеснили прочие виды чащи, а коллективность общественных белок и белколисов не оставляла древним сумчатым шансов на любую адаптацию там. Лесные воины всегда защищают свою территорию насмерть. 

Вообще гиперагрессия маусов - ответ на аппетит, у них всех есть режим боевой ярости, как у тех самураев - пока не убьёт даже более сильного и тяжёлого врага, не остановится. Понятие отступления после прямой атаки у них в инстинктах нет, в отличие от фауны голоцена. Нередко маус волчьего размера со страшными ранами может добить вдвое более крупного и крепкого врага, и лишь потом упасть.

К слову, хвост у крупных маусов - острый на конце хлыст. Используется балансиром и орудием боя, когти у маусов невтяжные и потому острые лишь на концах, как у орла. 

Регенерация у них всех соответствует нраву, равна таковой у рептилий. Только утраченные части не отрастают, просто заживает быстро всё. Причина - вырабатываемые симбионтами антибиотики нескольких классов и модернизация системы свертывания крови. Полостная жидкость и подкожная клетчатка тоже имеют факторы свёртываемости, так что рана до кости вся покроется гипертромбом, пропитанным антибиотиками, чего не было у млекопитающих прошлого. Убить мауса быстро можно лишь потерей крови из распоротых вен и артерий, либо переломом шеи.

У столь же агрессивных и живучих воробьиных птиц неоцена своих антибиотиков нет, но свёртываемость сильнее, чем у всех за всю историю мира. Тоже тканевая вкупе с кровяной, а обеззараживание идёт за счёт поедания крови и мяса маусов, обязательно живых, и бактерии в них держатся в зобу некоторое время, снабжая птицу живым лекарством. Это опасно: маус даже мелкий смертелен в бою. Но сепсис опаснее.

Амфибии же уцелели, но лишь в виде мелких пустынных жаб, и умножили так число своих видов по всему миру, дав миру семейства: бочонковых жаб (Bufonidolioae) по всему миру и квакш в Австралии (Litoriaceae). Некоторые переселились в степи и даже пресные водоёмы, а сильный яд спасает их от хищников. Принципиально не

изменились, разве что некоторые виды стали более ядовитыми и нарочито яркими для защиты против свирепых предатормаусов.

Водные организмы. О них здесь речь будет подробной, но не очень. Дело в том, что все те организмы, бывшие в мелком размерном классе среди рыб и водных беспозвоночных, после исчезновения крупных конкурентов по вине человека, очень «обрадовались» этому и сами стали крупными. Так как в воде во все времена после вымираний численность особей и видов восстанавливается намного быстрее, чем на суше, то мелкая живность быстро стала крупной. Новые креветки и рыбы, головоногие, полипы, медузы и черви-аннелиды, — всё это в водоёмах неоцена процветает повсюду. Прочие черви вымерли совсем из-за креветок семейства сталкеров (Stalkertarkaceae), уничтоживших плакозои и большинство полипов. Все мшанки тоже вымерли их старанияси за редким исключением. Да, нематоды и плоские черви остались лишь как паразиты, свободных форм нет. Мелкие морские ежи и двухстворчатые моллюски от человека пострадали в немалом числе видов и почти вымерли, но оставшиеся мелкими и незаметными потом размножились и заняли все прежние ниши.

Но есть в океане и некоторые изменения.

Первое, больший уровень кислорода в степях и у пресных водоёмов от активности сушильных трав делает именно пруды и реки с озёрами куда более разнообразными по числу видов, привлечённых чуть большим содержанием

кислорода в воде, чем в морях. Нерест стал повсеместным явлением. Как и появление рыб со стригущими челюстями для питания океанской ежевикой. И появление факультативных защитников, очень бодливых  полуметровых рыб-пастухов (Cetophoxinus mosheus). Они едят водоросли и мелкую живность, что прячется в корнях нового мореплавателя. Новое растение им по вкусу, как пища, так и спрятаться в его зазубренных шипах от голодного морского мауса можно косяком.

Есть и второе изменение. После вымирания кораллов и всех их аналогов - на миллион лет, за три милоиона лет до описанной в книге эпохи неоцена, мшанки были основой рифа, но их быстро доели маусы - появились и без труда распространились по миру куда более обширные и богатые видами водорослевые рифы. Они, а также морские течения, охватывающие весь океан, — без преувеличения, весь! — делают сам видовой состав всего мирового океана относительно однообразным. И очень обильным.

Впрочем, такая «глобализация» видна и на суше, что делает неоцен крайне динамичным временем. Тем более, что и до неоцена вся эволюция шла и идёт по пути прямого уменьшения зависимости самой жизни от факторов неживой природы! И эта тенденция не исчезнет.

В итоге мир станет более однообразным в видовом плане, но виды эти будут распространяться всюду и

занимать максимум ниш в природе.

Отсутствие усатых китов дало возможность ряду рыб, что бывало редко в истории Земли, тихо занять эту природную нишу. И теперь весь океан бороздят, от полюса до полюса, быстрые китовые гольяны (семейство Cetaphoxinaceae), чаще весом в один килограмм, но есть и виды массой до десяти тонн размером с кита минке и

— правда, изредка — серого кита. На них с радостью охотятся как морские маусы, так и хищные рыбы, легко занявшие место окончательно вымерших акул и прочих хищных рыб. На всех уровнях водоёмов от самой поверхности до дна живут крайне разнообразные по форме и образу жизни стрелы-гольяны (семейство Belonephoxinaceae), хищные предки китовых гольянов и не только.

Хищные рыбы неоцена и рвбы-пастухи — тоже все из этого семейства. Впрочем, все свирепые морские маусы охотно охотятся на них, когда они сами проплывают без шипастой ежевичной защиты недалеко от больше не скалистых берегов. У морских маусов с эхолокацией не хуже китовьего, но они на слух полагаются больше. Но их крики, как и крики сухопутных маусов, никак на привычный мышиный писк не похожи. Скорее, шум ветра в каминной трубе или смесь хрипа какого-то астматика со скрежетом от ржавого механизма. Такой звук легко дезориентирует и мешает жертве понять расстояние до опасности. Некоторые маусы на суше и в воде активно используют ультразвук для глушения как сочной рыбы, так и наземной добычи.

Морские птицы голоцена, за исключением самых мелких и незаметных, вымерли, и эти мелкие сами заняли их ниши. Теперь эти потомки снежного буревестника и малой качурки, образовавшие большие по числу видов семейства бурезовов (Neoprocellariidae) и морских плясунов (семейство Oceanodromaceae), активно процветают во всех морях и океанах, даже на льдах неоцена.

Нелетающих птиц больше нет и не будет нигде, так как везде есть те, кто может добраться до них. Эта экологическая ниша умерла навсегда.

А воробьинообразные птицы типа полевого воробья и других его аналогов заняли ниши всех остальных вымерших птиц, основав многочисленные семейства общественных, развитых птиц всех габаритов, дублирующие ниши вымерших птиц. Кроме ниши сов и птиц полуводных и водных. Водную нишу быстро заняли лиманомаусы, и пресноводных птиц в неоцене нет нигде. Ночную часть суток птицам занять не удалось — это сделали за них крупные, с ворону, агрессивные летучие мыши нового, повсеместно распространённого семейства лезвиекрылых (Pteroferrumaceae). У них относительно слабая эколокация, но чернильный окрас, злой нрав и очень острые глаза, обычный и крайне острый слух на манер ушанов, средняя манёвренность при полёте и жёсткие концы острых, как бритва, крыльев с лихвой возмещают этот недостаток. Лезвия на крыльях — их оружие самозащиты и ненамного реже — охоты и нападения в воздухе при столкновении с кем-либо.

Питаются они не только насекомыми с плодами отдельных кустарниковых деревьев, но и мелкими птицами, а также зазевавшимися зверьками на верхних ветках этих кустарниковых деревьев. Но даже они не всесильны,

предпочитают для проживания скалы и степи, практически не селятся в самих кустарниковых лесах, где они совершенно беспомощны в колючих ветвях перед свирепыми белколисами и не менее свирепыми общественными белками. Белки не допустят, чтобы лезвиекрыл улетел от них живым и невредимым. Лишь бронированный ёж изредка может жить с ними в относительной безопасности.

Не изменились, в отличие от выше названных, обитающие на скалах рукокрылые, питающиеся всеми мелкими насекомыми в ночной выси, разве что стали чуть более маневренными и быстрыми.

Насекомые и брюхоногие моллюски с червями пострадали относительно мало от этих перипетий, кроме полностью вымерших тропических и лесных разновидностей, но все термиты остались лишь в полупустынных и пустынных районах, бабочки с мухами значительно уменьшились в разнообразии, изрядно уступив пчёлам и осам функцию основных опылителей и падальщиков. А они, в свою очередь, проигрывают мелким серо-красным и сине-красно-фиолетовым коллективным - до 1000 птиц в каждой колонии! - невероятно агрессивным и прожорливым птицам из новых воробьиных семейств могильщиков и цветочников и (Passerfloraceae и Passertatanaceae соответственно). Пчёлы, осы, шмели, муравьи и жуки, все стрекозы и прямокрылые, изначально не привычные к зарослям кустарниковым лесам в частности, стали из-за птиц вытесняемые видами повсюду. В степи насекомым проще.

К слову, вся степная фауна проникла и в недоступные до появление темнового пырея непроглядные подземелья, породив подземные семейства с огромным числом остроглазых или, наоборот, слепых видов.

Такова в целом фауна Земли в эпоху неоцена.